Военное ателье Норденстрёма

Военное ателье Норденстрёма

Существовали два вида мужских портняжных мастерских: цивильные портные шили гражданскую одежду и гражданские мундиры, а военные изготавливали армейские мундиры, но также и партикулярную парадную униформу. Лидваль был портным гражданским. Придворным поставщиком военных мундиров была другая шведская фирма — Норденстрёма, находившаяся на Невском проспекте, 46. Норденстрёмы тоже происходили с севера Швеции.

Первым Норденстрёмом, странствия которого в качестве подмастерья завершились в российской столице, был Нильс. В 1821 г. он из Сундсвалля отправился в город Васа, а спустя несколько лет записался в петербургский приход Св. Екатерины.

В Финляндии — особенно после того как страна в 1809 г. была включена в состав Российского государства — существовала традиция перебираться на работу в Петербург; часть шведской иммиграции в этот город может рассматриваться как некое побочное явление — опосредованный результат притока самодеятельного населения в Финляндию. Возможно, ни Лидваль, ни Норденстрём поначалу не намеревались ехать в Россию, но уже в Финляндии они, подобно многим финляндским коллегам, выбрали «петербургский путь». Статистика показывает, что портные составляли большую часть ремесленников, в середине XIX столетия решивших искать счастья на берегах Невы. Например, в 1840 г. они являлись одной из самых многочисленных групп среди ремесленников в шведском приходе: 28,5 процента от общего их числа. Из портных 21 человек родился в Швеции, и 170 —в Финляндии. Это сопоставимо с золотых дел мастерами и граверами (28 процентов), а также с наибольшей по численности группой — мастеровых, занятых в металлургической (и металлообрабатывающей) промышленности (36 процента).

Кавалергард Г. Маннергейм

Лейтенант, а впоследствии генерал-лейтенант барон Густав Маннергейм в кавалергардском мундире. Родившийся в 1867 г. в фамильном имении Вилльнес близ Або, Маннергейм в 1887 г. начал «российскую» часть своей военной карьеры юнкером Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. Это было учебное заведение с традициями; его в 1834 г. окончил поэт Михаил Лермонтов, позднее композитор Модест Мусоргский, а также отцы Александры Коллонтай и Александра Скрябина. Будучи произведен в 1888 г. в офицеры, Маннергейм несколько лет служил в Польше, после чего в 1890 г. был назначен в петербургский Кавалергардский полк.

Командиром кавалергардов согласно традиции была императрица, поэтому полк носил официальное название: «Ее императорского величества Марии Федоровны Кавалергардский полк». Гвардия, подобранная из высоких и статных офицеров, после ее учреждения в 1724 г. несла почетную службу по случаям коронаций и других торжественных церемоний, и когда Николай II в 1896 г. короновался в Москве, Густав Маннергейм шел в составе почетного караула прямо перед императором.

Кавалергардская служба была желанной и лестной, но обходилась она весьма недешево. Надо было иметь не менее семи разных мундиров: парадные для повседневного и праздничного ношения, парадный мундир для торжественных случаев, обычные повседневные и праздничные мундиры, а также служебную и повседневную форму. Мундиры шили, разумеется, у придворного портного Карла Норденстрёма на Невском проспекте, 46.

Уроженцы северной Швеции Лидваль и Норденстрём в Петербурге часто общались. Есть анекдот, повествующий о том, как Лидваль, прогуливаясь по Невскому проспекту, вдруг почуял знакомый запах — квашеной салаки. Он последовал за этим запахом и таким образом познакомился с Андреасом Норденстрёмом. На фотографии стоит Андреас Норденстрём, справа от него сидит Юн Петтер Лидваль. Сидящий слева — Карл Рейнхольд Виберг. Государственный архив Швеции

Подобно Ю.П. Лидвалю, Нильс Норденстрём быстро обосновался в Петербурге. Он уезжал на родину в связи с кончиной отца в 1833 г. и матери — в 1837-м. К этому времени он, спустя всего десяток лет после прибытия в Петербург, уже был российским «придворным портным» и состоятельным человеком.

Из второй поездки на родину Норденстрём привез шестнадцатилетнего сына своей сестры Андреаса, который стал обучаться у него портняжному делу.

После того как Нильс в 1844 г. уехал в Финляндию, где и окончил свои дни в 1848 г., предприятие возглавил Андреас; вызвав из Швеции младших братьев, он обучил их своему ремеслу. Андреас руководил пошивом военной формы до 1877 г., когда вместе со своей русской экономкой уехал в Стокгольм и там через четыре года скончался.

С отъездом Андреаса фирма перешла к среднему брату Нильсу Магнусу — Николаю, как его звали в России, и он еще более расширил предприятие. Родившийся в 1838 г. Николай Норденстрём был женат на Фанни Юханссон, дочери балетмейстера Пера Кристиана Юханссона (Иогансона, см. главу «Танцовщики и балаганные артисты»), В его времена носить форму, сшитую в мастерской Норденстрёма, стало среди русских офицеров престижным. Николай зарабатывал много денег, но большую часть своих доходов жертвовал на благотворительные цели — в частности через «Скандинавское благотворительное общество», в создании которого участвовал в 1877 г. С его кончиной в 1903 г. газета «Нюа Даглигт Аллеханда» сообщила: «Сегодня шведская община в Петербурге… проводила в последний путь одного из своих самых достойных мужей — придворного портного Николауса Норденстрёма. Среди присутствовавших на заупокойной службе отмечены пребывающий здесь министр Швеции и Норвегии Гюльденстольпе, а также множество русских, по преимуществу офицеров, и многочисленные работники покойного. На Смоленском кладбище у открытой могилы государственный советник Нюрён от имени общины и особенно от имени „Скандинавского благотворительного общества“ сказал об усопшем несколько идущих из сердца прощальных слов».

В это время фирма насчитывала сотню работников, среди которых были и приехавшие в Петербург представители младшего поколения Норденстрёмов.

После Николая дело перенял его самый младший брат Карл Улоф, наследник покойного, приехавший в Петербург в 1856 г. в четырнадцатилетием возрасте. Подобно Николаю, Карл Улоф Норденстрём был одним из «столпов» скандинавской колонии и одним из главных жертвователей средств в «Скандинавском благотворительном обществе». Когда в конце 1916-го — начале 1917 г. гельсингфорсская газета «Фюрен» напечатала несколько репортажей, посвященных шведскому Петрограду, «Карл Иванович» был естественным объектом для интервью:

«Мне стало известно, что старый руководитель фирмы был шведским подданным, — мне поведали об этом уже сами портреты шведских королей в позолоченных и увенчанных коронами рамах, которые я видел на стене; вот почему я начал нашу беседу на шведском языке.

„А вам как подданному Российской империи не стыдно приезжать сюда по делам и не уметь говорить на языке этого государства?“ — сурово обратился ко мне старик, но мне показалось, что в испытующем, пронизывающем взгляде из-под кустистых бровей мелькнула улыбка. Поэтому я с полушутливой укоризной возразил, позволив себе, в частности, высказать свое удивление тем, что шведский подданный не говорит по-шведски. Похоже, в разговоре с этим почтенным стариком я взял верный тон, ибо лукавый взгляд обратился в добрую улыбку, а ее обладатель перешел на шведский язык. Суровость скоро словно ветром сдуло, и мой собеседник проявил приятную общительность».

«Почтенный старик» не был среди тех, кто бежал с поля боя в связи с переворотами 1917 г. Возможно, он надеялся, что политические передряги прекратятся. Но ход истории принял другой оборот, и 78-летний Карл Улоф Норденстрём умер от лишений в 1919 г. Это означало и конец фирмы. На протяжении восьмидесяти лет она в качестве придворного поставщика обслуживала четверых российских императоров — Николая I, Александра II, Александра III и Николая II. Однако вознаграждение в виде ордена или пожалования дворянского достоинства, которое сулил император в преддверии столетнего юбилея фирмы, по понятным причинам получено не было.

Николай Норденстрём (справа) со своим зятем Александром Аксютичем, женатым на сестре Николая — Юлии. Государственный архив Швеции

Пауль Лидваль о великом князе Михаиле и дядюшке Калле

В нашей портняжной профессии… за некоторыми исключениями, касающимися военных и, как ни странно, дамских портных, работают лишь считанные русские; иностранцев в нашем деле находят более умелыми, и главной причиной этого, возможно, является меньшая склонность и предрасположенность русских к такому ремеслу.

Больше всего здесь работало немцев, шведов, финнов, французов и англичан. Многие не столь умелые мастера, закройщики и работники приехали из прибалтийских краев, где преобладающим языком является немецкий, а посему в портняжной профессии, особенно в Петербурге, был широко распространен именно он. Сами русские и российские власти были очень терпимы ко всему иноземному и без какой-либо неприязни общались с чужаками. Поэтому иностранец мог сохранять свою национальную самобытность и чувствовать себя — возможно, более, нежели в какой-либо другой чужой стране, — непринужденно и как дома. К тому же эта страна предоставляет предприимчивому, умелому и трудолюбивому человеку большие возможности для достижения успеха.

* * *

Мой отец, Юн Петтер Лидваль… приехав в С.-Петербург, успешно трудился и стал уважаемым человеком. И постепенно фирма Лидваля, которая помимо штатского платья и униформы специализировалась на пошиве ливрей, стала в целом крупнейшей в стране в сфере своей деятельности…

В русском придворном штате из прислуги униформу носили, в частности, камердинеры, камер-фурьеры, гоф-фурьеры, лакеи и другие. Императорских дворцов в С.-Петербурге с окрестностями насчитывался десяток, и в каждом был свой штат служащих в униформе. В самом большом— Зимнем дворце — примерно 500 человек обслуживающего персонала в ливреях. Каждый из них, кроме повседневной ливреи, должен был иметь парадную униформу, шитую золотом и галунами. Далее, в императорских конюшнях, к примеру, было приблизительно двести служителей, тоже одетых в униформу. (Кстати, я помню, как столь ныне прославленный фельдмаршал Маннергейм в чине ротмистра служил при императорских конюшнях.) Помимо императора, императрицы и вдовствующей императрицы, которые имеют по собственному придворному штату, дворы есть и у каждого из великих князей и прочих членов императорской фамилии, а также собственные дворцы с соответствующим обслуживающим персоналом.

Большинство из этих великих князей были статными и элегантными господами и добрыми клиентами для портного. В последние годы в этой стране я имел удовольствие и честь шить для многих из этих высочеств и вспоминаю об этом исключительно с приятными чувствами. В качестве курьеза могу сказать, что самая узкая талия по сравнению с шириной груди, какую мне приходилось видеть за долгие годы профессиональной практики, была у брата российского императора великого князя Михаила — человека исполинской физической силы и к тому же с либеральным складом ума…

Кроме офицерского корпуса, который вообще во время пребывания в пределах собственной страны всегда носил мундиры, и уже упомянутых выше дворов с их огромными потребностями в униформах, в России было еще бесчисленное множество других людей, носивших мундиры. Так, большинство чиновников в часы исполнения государственной службы были в них облачены, а также школьники в государственных учебных заведениях и студенты. Эти униформы, приблизительно напоминавшие мундиры наших шведских морских офицеров, называются штатскими, или, в буквальном переводе, гражданскими.

Русский военный носил мундир, в основном похожий на мундиры современных ему военных в Европе, и в России было много великолепных мундиров — кирасирских, гусарских, драгунских, уланских, пехотных гвардейских и т. д. Специфически российскими являлись казаки и черкесы. У последних были мундиры с патронами на груди и кинжалом сбоку. Штаны были широкими — как говорили, такими же широкими, как Черное море. Кафтан был особого покроя — очень узкий в талии, так что мужчина напоминал красавицу конца прошлого века. Сапоги были из мягкой кожи, словно бы специально предназначенные для национального кавказского танца лезгинки.

У обычной солдатской шинели имелась одна особенность, а именно: она была снабжена в середине петлями, и ее запа?х был также велик, как у двубортной шинели, и имел по всему краю крючки и петли. Дело в том, что русский крестьянин, в противоположность мужчинам других стран и подобно нашим женщинам, всегда застегивает одежду справа налево. Вот солдатскую шинель и снабдили таким приспособлением, чтобы сделать невозможным этот не по-военному выглядящий способ застегивания.

* * *

Норденстрёмы имели монополию на пошив и владели очень большой портняжной мастерской. Ведь только представьте себе, какой в России был спрос на их изделия, если в одном только С.-Петербурге и его окрестностях стояли примерно тридцать гвардейских полков и во всех них был корпус самых знатных офицеров. Среди портных, шивших военное обмундирование, в этой связи можно назвать одного немца — Брунста, а на третьем месте русского Доронина. Но, как уже было сказано, у Норденстрёма была самая крупная фирма по пошиву военного обмундирования, и его качество пользовалось большим и заслуженным уважением. Довольно забавно, но даже название фирмы отчасти способствовало ее успеху, ибо фамилия «Норденстрём» благородно звучала для русского уха. Мы-то, шведы, понятно, знали, что они были простыми крестьянскими портняжками с севера Швеции. Однако все они были дельными, умелыми людьми. Один из них, Николаус, ставший по-русски Николаем (и, замечу в скобках, он был моим крестным отцом), обладал статной внешностью и исполненными достоинства манерами, и это тоже способствовало его большой популярности…

Однажды я получил заказ от одного из великих князей на мундир цвета хаки с бриджами по английскому образцу, новый для того времени. По тогдашним представлениям это была штатская одежда, и Норденстрёмы такую не шили. Придя снять мерку, я встретил Карла Норденстрёма, которому на тот же час была назначена примерка сюртука для великого князя. Тогда я попросил дядюшку Калле (Николауса. — Б. Я.) записать нужные мне размеры. И вот что услышал: «Я стану записывать размеры для тебя? Постыдись, мальчишка! Я за вторую половину дня порой снимаю мерки с полудюжины офицеров и никогда не записываю ни одной цифры. Потом я могу выйти из дому и полночи просидеть за картами, а придя наутро в мастерскую, по памяти записываю в книгу все мерки. И ни разу не допустил ни единой ошибки. Я ведь портной или кто?» То были коллеги старого закала, и честь им и хвала. Не получив сколько-нибудь приличного образования, они обладали дарованием, феноменальным глазом, интуицией и памятью.

Пауль Лидваль.

Родившийся в 1882 г. Пауль Лидваль — самый младший из пятерых сыновей Юна Петтера Лидваля — помимо деятельности на портняжном поприще был еще и выдающимся легкоатлетом. Архив Ингрид Лидваль

Николаус Норденстрём, «дядюшка Калле», последний из возглавлявших фирму Норденстрёмов. Он скончался в Петрограде в 1919 г., не пережив последствий революции. Рисунок Эрика Васстрёма