Шведский царь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шведский царь

Борьба за берега Финского залива продолжалась с разной интенсивностью и в последующие столетия. В конце XVI в. Швеция завоевала значительные части Ингерманландии (Ижорской земли) и Эстляндии: в 1561 г. под власть шведской короны перешел Ревель, в 1581-м шведы заняли торговый город Нарва, и Юхан III к своим титулам короля Швеции, готов и вендов присоединил титулы «великого князя Финляндского, Карельского, Водской пятины и Ингерманландии в России, а также герцога эстов в Лифляндии» (пятина — название административной единицы в Новгородской республике).

По условиям Тявзинского мира 1595 г. шведам пришлось уступить России свои завоевания в Карелии и Ингерманландии, и результаты борьбы за владычество в этой части Прибалтики вновь оказались не в пользу Швеции. Но уже через несколько лет после подписания мирного договора политическая ситуация коренным образом изменилась. В России начались внутренние раздоры, угрожавшие дальнейшему существованию государства: так называемая Смута. Суть конфликта состояла в том, кому занять русский трон после кончины сына Ивана IV Грозного — Федора в 1598 г., означавшей пресечение династии Рюриковичей по мужской линии. Несколько человек и групп на протяжении пятнадцати лет боролись между собой за право занять престол, пока наконец в 1613 г. царем России не был избран Михаил Романов.

Междоусобица в Русском государстве способствовала тому, что извечные враги — Швеция и Польша, десятилетиями соперничавшие за господство над прибалтийскими землями, — стали со все большей алчностью посматривать на восток. Россия подвергалась угрозе с двух сторон: шведы оказывали на нее давление с северо-запада (Ингерманландия, Эстляндия), а поляки нажимали с юго-запада (Смоленск). Под угрозой было само существование России. Чтобы противостоять польским войскам, русские и шведские послы в 1609 г. заключили в Выборге «нерасторжимый союз» между двумя странами, направленный против короля Сигизмунда III. Шведы обязались поддержать русского царя войском численностью в три тысячи человек пехоты и две тысячи человек кавалерии; взамен Россия уступала Швеции Корелу (Кексгольм) с уездом.

16 июля 1611 г. шведы захватили Новгород и владели им шесть лет, до заключения в 1617 г. Столбов-ского мира, по условиям которого город возвращался России. Благодаря контролю над Новгородом и рекой Волхов Швеция могла, по словам Густава II Адольфа, «культивировать прибыльную коммерцию». В книге Юхана Видекинда о шведско-русской войне 1607–1617 гг. (см. подпись под предыдущим рисунком) имеется воспроизведенная здесь гравюра Падта Брюгге. Королевская библиотека (Стокгольм)

Швеция вступила в войну на стороне России, но, несмотря на некоторые первоначальные успехи, командующему шведским войском Якобу Делагарди не удалось привести объединенные силы к окончательной победе. На протяжении нескольких месяцев 1610 г. шведская армия стояла в Москве и попыталась также осадить захваченный поляками Смоленск. Здесь удача отвернулась от шведского войска — оно было наголову разбито; правда, поляки позволили ему беспрепятственно уйти при условии, что шведы разорвут союз с Россией. Вслед за этим в Москве вспыхнуло восстание; царя Василия Шуйского, с которым у шведов был альянс, свергли с престола, и поляки вступили в Москву. Новым монархом Московского государства был провозглашен сын Сигизмунда III — польский королевич Владислав.

При сложившемся положении дел Якоб Делагарди счел себя свободным от каких бы то ни было союзнических обязательств по отношению к России и осадил Корелу, которая вопреки договору так и не была уступлена Швеции. 2 марта 1611 г. крепость была взята шведским войском. Поздней осенью Делагарди вступил в переговоры с Новгородом: Швеция требовала крупные части Ингерманландии, на что Совет господ Новгорода не согласился. Между тем недовольство русских польским правлением вскоре вынудило их снова обратиться за помощью к Швеции.

Медальон с изображением юных принцев Густава Адольфа и Карла Филиппа, претендентов на русский царский трон. Королевская библиотека (Стокгольм)

В июне 1611 г. было принято решение, которое, будь оно осуществлено в соответствии с разработанным планом, изменило бы карту и историю Европы: шведскому кронпринцу Густаву Адольфу предстояло стать великим князем московским, то есть царем России.

То было для Швеции крупным и неожиданным успехом, но Делагарди, не удовлетворившись достигнутым, попытался извлечь из возникшей ситуации пользу. В июле он штурмовал Новгород и принудил его руководителей заключить соглашение, скрепленное присягой и крестоце-лованием. По условиям соглашения Новгород признавал шведского короля Карла IX своим покровителем, и один из сыновей короля — Густав Адольф либо Карл Филипп — должен был стать русским царем и новгородским великим князем. Надлежало также призвать московских и владимирских бояр согласиться с этим решением.

К тому времени, когда это известие достигло Карла IX, он уже лежал на смертном одре, и его старшего сына и наследника Густава Адольфа ждала шведская корона. Реальным претендентом на русский трон оставался Карл Филипп, которому было тогда всего десять лет. Русские сочли это обстоятельство выгодным, поскольку юный возраст принца предоставил бы отечественным сатрапам большую свободу действий, а, кроме того, сулил более гибкую позицию по конфессиональному вопросу. Обе притязавшие на русский престол страны исповедовали, с точки зрения православия, лжеучения: поляки были католиками, а шведы — протестантами. Даже если русская сторона и не выдвигала официального требования о переходе принца в православие, смена им вероисповедания была в высшей степени желательной.

Шведская сторона тоже взвешивала преимущества и возможные слабости. Вдовствующей королеве не хотелось втягивать свое десятилетнее дитя в эту русскую авантюру; в сомнениях пребывал и король, которому было всего 17 лет. В ответ на письмо новгородцев Густав II Адольф написал, что в свое время он сам посетит «господ» в Новгороде и Москве, дабы там, на месте, наилучшим образом организовать управление страной. Пока же он просил новгородцев повиноваться королевскому воеводе боярину Делагарди, вести себя, как подобает добрым подданным, и помнить обо всей той помощи, которую они получили от шведской короны при прежнем короле.

Разумеется, возможность посадить шведского принца на русский трон таким мирным способом виделась весьма привлекательной. Однако русская корона, по выражению одного историка, была «едва ли столь блестящей и многообещающей, как это могло показаться на первый взгляд». Весь план основывался на том, что либо Россия окажется под скипетром нового царя, либо в ней вскоре разразятся распри. Несмотря на заверения в обратном, все же не было уверенности в том, что родившийся шведом принц действительно сможет по восшествии на русский трон сохранить свою веру.

Для Густава II Адольфа это решение осложнялось также иными внешнеполитическими заботами. На протяжении 1612 г. он был вынужден все свое время посвящать датчанам, которые учиняли вселявшие тревогу вторжения в южную и западную Швецию. Но в Новгороде события развивались в соответствии с собственной динамикой, и в июне от Делагарди пришло известие, что Карл Филипп уже провозглашен великим князем новгородским. Благодаря успехам шведских войск его великое княжество скоро расширило свои пределы, охватив крепость Орешек (Нотебург) и несколько других укрепленных ингерманландских городов — Ям, Копорье, Ивангород.

Документ из новгородского городского архива, который шведская армия, оставляя город, увезла в Швецию. Государственный архив Швеции (Стокгольм)

Тем временем новгородское посольство, прибывшее после заключенного с Делагарди договора, уже несколько месяцев находилось в Стокгольме, ожидая ответа шведского короля. В ноябре 1612 г. риксдаг высказался в пользу ходатайства Новгорода: Россия не должна оказаться в неприятельских (то есть польских) руках, а кроме того, для Швеции было бы почетно назначить России нового правителя. Однако право окончательного решения предоставлялось королю. Но у Густава II Адольфа совсем не было времени заниматься этим вопросом до окончания войны с датчанами. Как только на новый 1613 год был заключен мир с Данией, король предоставил новгородскому посольству возможность аудиенции у Карла Филиппа и пообещал, что принц сам с делегацией прибудет в Выборг до исхода февраля.

Якоб Делагарди пребывал в Новгороде в качестве шведского командующего, а в Стокгольме Густав II Адольф раздавал имения находившимся там русским. Но тем временем события в России развивались таким образом, что угрожали свести на нет планы шведского правительства.

В ноябре 1612 г. в Москве было обнародовано приглашение на съезд в столице, и в феврале следующего года состоявшееся под руководством князя Дмитрия Пожарского и при поддержке бояр собрание высказалось против избрания на великокняжеский трон отечественного государя. Но поскольку в Стокгольме затянули с отъездом Карла Филиппа, в Москве начались волнения, и в конце февраля казацкой партии удалось добиться провозглашения русским царем шестнадцатилетнего Михаила Романова. И хотя избрание состоялось в сложной обстановке, официально оно было объявлено единогласным. Со временем эта романтическая версия стала восприниматься как единственно верная — по крайней мере в России.

В Швеции избрание Михаила не воспринималось как окончательное; ситуация в России была нестабильной, за прошедшие десять лет на троне произошло много перемен, и выбор юного Романова вовсе не обязательно означал, что шведский принц уже находится вне игры. Теперь уже не медлили, и в июне 1613 г. Карл Филипп выехал в Выборг, где встретился со шведской и новгородской делегациями, которым предстояло провести переговоры об условиях его восшествия на престол. Весной московские бояре присоединились к казацкой партии и присягнули на верность Михаилу Романову. Поэтому новгородцы выдвинули предложение о том, чтобы Карл Филипп стал великим князем только в Новгороде. Однако шведского короля не прельщала поделенная таким образом русская корона, и он не усматривал никаких выгод от того, что его брат станет великим князем во враждебном Москве государстве. Когда Новгород не смог дать гарантий, что Карл Филипп станет царем всей России, шведская сторона приняла решение рассматривать его как оккупированный город. Несколько новгородских делегатов присягнули на верность шведскому королю и получили дозволение вернуться домой, между тем как другие были задержаны в Выборге, по сути дела, заложниками. Что же до Карла Филиппа, то он возвратился в Стокгольм, так и не ступив на русскую землю.

Никогда русский престол не был столь близок для Швеции. Но хотя Карлу Филиппу и не суждено было водрузить на свою голову корону русского царя, война для шведов все-таки шла успешно. После того как Якоб Делагарди и другие шведские военачальники подчинили своей власти большую часть Ингерманландии, в 1615 г. начались мирные переговоры с Россией. Заключенный спустя два года в деревне Столбово на южном берегу Ладоги мир стал самым благоприятным для Швеции за всю ее историю: русские были вынуждены уступить Корельский уезд (Кексгольмский лен) и Ингерманландию. Швеция обладала теперь всем побережьем Финского залива от Нарвы до Карельского перешейка, между тем как Россия оказалась отрезанной от Балтийского моря. Часть Новгорода тоже стала шведской — и навечно: покидая город, шведские войска взяли с собой весь городской архив — в общей сложности 30 тысяч русских рукописных текстов. Заботами Якоба Делагарди уникальный архив был доставлен в Швецию, где хранится в Государственном архиве в Стокгольме под названием «Оккупационный архив из Новгорода, 1611–1617 гг.».

С новыми границами Балтика стала едва ли не внутренним морем Шведского государства, и это означало выдающийся триумф двадцатитрехлетнего короля. В своей речи к сословиям, произнесенной на открытии риксдага 26 августа 1617 г., Густав Адольф утверждал, что благодаря новозавоеванным крепостям Ивангород, Ям, Копорье, Нотебург и Кексгольм «в Финляндии и Эст-ляндии можно жить спокойно и в безопасности от русских не только в мирные времена, но и во время открытых военных действий». Финляндия, заявлял он далее, теперь отделена от России Ладогой, которая столь же широка, «как море между Швецией и Аландами или между Эстляндией и Нюландом», — море, которое не осмелился пересечь «ни один поляк».

«Итак, я возлагаю надежды на Господа, — уверенно вымолвил король слова, которые станут крылатыми, — что отныне русскому будет трудно перебежать или перескочить через этот ручеек».