Государство, общество, личность: хроника отчуждения

Государство, общество, личность: хроника отчуждения

Сложившаяся в 1990-е годы в Украине система отношений между государством, обществом и гражданами была, с одной стороны, результатом распада, трансформации или реадаптации государственных и общественных институтов коммунистической системы, а с другой — следствием попыток выстроить новые структуры власти и наделить их не только юридической, но и общественной легитимностью. В идеальном варианте суть общественно-политических трансформаций, происходивших в Украине после 1991 г., можно было бы охарактеризовать как движение от авторитаризма к демократии, однако реальность оказалась гораздо более сложной и драматичной: всплеск влияния публичной политики на власть начала 1990-х годов сменился укреплением и расширением диктата государственной бюрократии, появлением одиозных форм слияния власти и крупного капитала, распространением коррупции, трансформацией принципа народовластия в принцип «разделяй и властвуй», появлением «фасадной демократии», пренебрежением элементарными правами и свободами граждан, их отстранением от реального влияния на состояние дел в стране.

В Украине удалось выстроить иерархию государственных институтов, создать государство как институт легитимного насилия, однако этот процесс быстро приобрел признаки самодостаточности, когда государство фактически стало заниматься самообслуживанием, его функции социальной защиты были сведены к минимуму, а насилие и принуждение по отношению к собственным гражданам вышли за рамки общественной легитимности, более того, стали применяться выборочно и далеко не всегда по отношению к тем, кто этого заслуживал. В результате возникла ситуация масштабного и глубокого отчуждения общества и граждан от государства, что спровоцировало серьезнейшие проблемы в построении гражданской нации. Вся шестнадцатилетняя история независимой Украины — это хроника отчуждения государства, общества и личности. Американский исследователь Кит Дарден в начале 2000-х годов охарактеризовал украинскую власть периода правления JI. Кучмы как «шантажистское государство»¹⁰¹ — к сожалению, эта формулировка своим совпадением с реальностью позволяет отнестись к ней не только как к эффектной метафоре, но и как к вполне четкому определению сути взаимоотношений государства с подавляющим большинством его граждан.

Следует упомянуть и о том, что ситуация, при которой общество в целом и составляющие его индивиды в частности вяло реагировали на процесс становления колоссальной самодостаточной государственно-бюрократической машины, подавляющей и общество, и личность, возникла не без содействия самих граждан нового государства. «Средний украинец», оказавшийся после 1 декабря 1991 г. гражданином нового государства, был вместилищем целого ряда социально-психологических комплексов и социальных привычек, отнюдь не способствовавших формированию гражданственности. Преклонение перед властью и одновременно недоверие к ней, общественная пассивность, боязнь ответственности, недоверие к интеллекту, нетерпимость, низкая бытовая культура, взаимное недоверие, пренебрежение правом на частную жизнь, почти полная атрофия чувства социальной дистанции — таков был набор общественных рефлексов, унаследованный от коммунистического режима «средним украинцем». Все это лишь усугубилось в период острого социально-экономического кризиса, способствуя, помимо прочего, отчуждению людей друг от друга, распространению общественного цинизма. Разумеется, это в свою очередь служило более чем благоприятным фоном для становления такой системы отношений между государством, обществом и личностью, которая исключала хотя бы базовый баланс между их интересами и делала возможным пренебрежение основными правами человека, зафиксированными в Конституции.

Именно в этой области — прав человека — Украина переходного периода представляла собой один из самых печальных (хотя и не наихудших) примеров постсоветской истории. Формально, согласно Конституции 1996 г., украинское государство гарантирует гражданам полный набор социально-экономических и политических прав, характерный для стран с устойчивой демократией. Согласно Статье 3 Конституции Украины, человек, его жизнь, интересы, честь и достоинство являются наивысшей социальной ценностью, а утверждение и обеспечение прав и свобод человека являются главной обязанностью государства[176]. К началу 2000-х Украина ратифицировала 16 из 25 международных конвенций, принятых ООН в области прав человека. С ноября 1995 г. как член Совета Европы она присоединилась к ряду соответствующих европейских конвенций. Граждане Украины имеют право непосредственно обращаться в Европейский суд по правам человека. Формально украинское законодательство соответствовало большинству современных критериев в области защиты прав человека.

Однако жизненная реальность существенно отличалась и отличается от виртуальной реальности документов: Украина не является исключением в общем списке большинства постсоветских республик — права человека нарушались и нарушаются грубейшим образом — на системном уровне. И главным нарушителем является тот общественный институт, который по закону должен эти права защищать, — государство. Следует заметить, что это было как следствием предыдущей традиции, где права и интересы индивида были второстепенными по отношению к коллективу, так и своего рода «этатистского экстаза», когда ради построения государства можно было пренебречь правами индивида. Соответственно, бюрократия, находящаяся на службе у этого государства, получала карт-бланш на произвол.

Значительная часть населения Украины пришла в независимость с устойчивой социальной привычкой видеть в государстве защиту и средство решения собственных проблем. Патримониальность и патриархальность советского образца некоторое время оставались источником доверия к государству, особенно среди людей старшего возраста. Впрочем, ситуация быстро изменилась. Очень скоро выяснилось, что государство не только не выполняет базовые функции защиты прав своих граждан, но и само эти права нарушает.

Всеукраинский опрос Киевского международного института социологии, проведенный в 2001 г., показал крайнюю неэффективность государства в решении проблем граждан. Согласно этим данным, не получили помощь в милиции 65 % опрошенных, в службах социального обеспечения — 27,8 %, в службах занятости — 63 %, в муниципальных органах — 39 %. Почти половина опрошенных заявила, что за последние пять лет процесс общения с государственными служащими «значительно усложнился»[177].

Согласно данным международного социологического исследования, проведенного в 8 постсоветских странах (Армения, Беларусь, Грузия, Казахстан, Кыргизстан, Молдова, Россия, Украина) в 2001 г. украинцы вместе с армянами занимали второе место по уровню недоверия власти в целом (75 %) и демонстрировали самый высокий (после Грузии) уровень недоверия к отдельным ее институтам — президенту, губернаторам, парламенту[178].

Более того, государство в лице его представителей превратилось в угрозу для его же граждан. При стабильном, даже по официальной статистике, росте преступности в Украине (в 1998 г., например, «на учете» МВД находилось 2,5 тыс. стабильно действующих криминальных группировок¹⁰⁵) острой социальной проблемой стало положение в правоохранительных органах. Мизерная зарплата и низкий социальный статус привели к оттоку квалифицированных сотрудников из МВД в основном в коммерческие охранные структуры. При пополнении не слишком обращали внимание на моральные качества новых сотрудников, в результате правоохранительные органы превратились в пугало не столько для преступников, сколько для лояльных и законопослушных граждан. Незаконное задержание и удержание под стражей, избиения, пытки, моральные унижения и даже убийства задержанных превратились в явление настолько масштабное, что на него обратили внимание международные правозащитные организации. Доходило до того, что грань между преступниками и правоохранительными органами стиралась: наиболее резонансный пример — дело так называемой «банды оборотней», группы сотрудников МВД, превратившейся в организованную преступную группировку, занимавшуюся рэкетом и отличившуюся зверскими убийствами своих жертв в Киеве и Киевской области в конце 1990-х годов.

Только в 2002–2003 гг. в органах внутренних дел были зарегистрированы более 32 тыс. жалоб граждан на неправомерные действия милиции. Проверки (проведенные самой милицией и прокуратурой) подтвердили обоснованность каждой четвертой жалобы¹⁰⁶ — цифра очень высокая, если учесть, что, проверяя самих себя, сотрудники силовых ведомств, конечно же, не проявляли излишнего рвения, демонстрируя корпоративную солидарность. По опросам Института социологии Национальной Академии наук Украины, удельный вес, респондентов, совсем или преимущественно не доверяющих милиции, в 1994–2006 гг. почти не изменился: он составлял 57,1 % и 54,3 % соответственно. К ним можно добавить тех, кто не мог сказать, доверяет ли он милиции или нет (26,3 % в 1994 г. и 32,4 % в 2006)[179].

Не лучшей была картина и с другими государственными институтами. За этот же период возрос уровень недоверия к Верховной Раде — с 51,2 % до 63,1 % (правда, в 2005 г. после событий «оранжевой революции» он временно снизился до 28,7 %, а в 2006 г. снова возрос — до 49,6 %)¹⁰⁸. Похожие показатели наблюдались и в отношении местных органов власти, руководителей государственных предприятий, прокуратуры, судов и налоговой инспекции. Средний балл доверия президенту Л. Кравчуку (в 1994 г.) по десятибалльной шкале составлял 2,3, Л. Кучме (в 2003 г.) — снизился с и так весьма невысокого 2,9 в 1995 г. до 2,3, В. Ющенко, через полгода его пребывания на посту президента (в 2005 г.), — 3,4 %¹⁰⁹.

В январе — апреле 2007 г. опросы Киевского международного института социологии показали, что высокий уровень доверия к власти на всех ее уровнях готовы проявить от 10 до 16 % респондентов[180].

В общем, для власти итоги были неутешительными и в то же время вполне ожидаемыми — ей не доверяли, ее боялись, общение с ней старались свести к минимуму — последнее обстоятельство, если учесть традиционную патримониальность украинского общества, — весьма впечатляющее.

В Конституции Украины 1996 г. был зафиксирован целый комплекс прав человека (им посвящен отдельный раздел), позволяющий судить о стране как такой, что принадлежит к ряду наиболее социально ориентированных и гуманных обществ мира. Однако практически все права человека, зафиксированные в Конституции Украины 1996 г., были объектом нарушений — от права на свободу и личную неприкосновенность до права на жизнь, от права на неприкосновенность жилья до права на свободное передвижение, от права на труд до права на образование. По единодушному мнению правозащитных организаций, как украинских, так и международных, нарушение прав человека в Украине стало системным явлением. Уже сам факт тяжелейшего социального положения почти трети населения, постоянно живущего в бедности, является свидетельством этого. Перечисление прав и свобод в Конституции Украины на фоне реального положения ее граждан и особенно во взаимоотношениях с государством порой выглядят как жестокая насмешка.

Один из самых показательных примеров — право на свободу слова. Важность «четвертой власти» достаточно быстро стала очевидной как самой власти, так и тем, кто стремился контролировать умы в своих личных или корпоративных интересах. К 2002 г. в государственной собственности пребывало лишь 9 % периодических изданий и 12 % телерадиокомпаний — в основном это были ведомственные газеты и журналы, один национальный телеканал и ряд областных. Остальные стали или «коллективной собственностью» (иногда это действительно означало, что газетой владеет журналистский коллектив), или перешли в руки частных лиц, став собственностью частных лиц или компаний. К концу 1990-х редакционная политика определялась вкусами и политическими пристрастиями владельцев. Они же определяли и рамки свободы слова для журналистов и обеспечивали им благосостояние и защиту. При формальном отсутствии политической цензуры в государстве редакции имели свою внутреннюю цензуру, однако нужная власти тональность обеспечивалась также административным нажимом на редакции. До конца 1990-х годов такая практика имела спорадический характер, в основном обостряясь в период выборов.

По утверждениям исследователей истории прессы в независимой Украине, уже в середине 1990-х[181] наблюдались попытки введения цензуры со стороны администрации президента. С осени 2001 г. наблюдались интенсивные попытки внедрения прямой цензуры — практика регулярного вмешательства в работу редакций в виде так называемых «темников» — письменных указаний, как освещать (или игнорировать) те или иные события. В основном «темники» рассылались на телеканалы. Этот далеко не новый, но эффективный метод фильтрации подаваемого материала интенсивно использовался российскими «политтехнологами» М. Гельманом и Г. Павловским в 2000 г. на президентских выборах в России и был экспортирован в Украину накануне парламентских выборов 2002 г., когда упомянутые «эксперты» были наняты СДПУ(о).

С лета 2002 г. главным источником «темников» стала администрация президента, возглавленная В. Медведчуком, а сама практика их рассылки была поставлена «на поток» — они появлялись еженедельно, а в период избирательных кампаний по несколько раз в день¹¹².

Самой распространенной формой давления на те средства массовой информации, которые или пытались быть независимыми, или находились под контролем групп и лиц, вызывавших недовольство власти, был административный террор. Нескончаемые визиты налоговых и пожарных инспекторов, аресты счетов, штрафы, отказ в регистрации, закрытие редакций — только начало длинного списка форм административного давления на прессу. Один из наиболее известных примеров конца 1990-х — массированная атака на новый частный канал СТБ накануне президентских выборов 1999 г.: проверки налоговой администрации (районной и городской), рейды налоговой милиции, санитарно-эпидемиологической службы, отказ в предоставлении частоты вещания, вооруженное нападение на коммерческого директора телекомпании и его беременную жену в собственной квартире¹¹³ — все это было результатом того, что журналисты даже не становились в оппозицию власти, а просто взвешенно отображали позиции разных претендентов на президентское кресло…

Особо изощренным способом сведения счетов с неугодными журналистами стали судебные иски о «защите чести и достоинства» частных лиц, подаваемые лицами должностными — в соответствии с соответствующей статьей Гражданского кодекса, принятого в 1993 г. При этом суммы компенсации, выставляемые истцами, были поистине астрономическими, способными, в случае позитивного решения суда, разорить не только журналиста, но и газету.

Например, в 1998 г. по такого рода обвинениям в Украине было привлечено к судебной ответственности 123 журналиста, причем 4 из них оказались за решеткой. Наиболее скандальным стало дело «об оскорблении чести и достоинства» министра внутренних дел Юрия Кравченко против газеты «Киевские ведомости» — суд (начавшийся в сентябре 1997 г.) вынес постановление о штрафе в $ 2,5 млн в пользу истца… (Здесь, впрочем, стоить упомянуть о том, что газета стала жертвой не только утеснений свободы слова как таковых, сколько начавшейся войны между П. Лазаренко, которого она поддерживала, и Л. Кучмой.) По данным Союза журналистов Украины, 2/3 всех процессов против журналистов заканчивались в пользу истцов[182]. В периоды массовых политических кампаний количество подобных дел резко возрастало — рекорд был поставлен в год президентских выборов — в 1999 г., их количество, по данным Госдепартамента США, достигло 2250¹¹⁵. По подсчетам Комитета по культуре и образованию Парламентской Ассамблеи Совета Европы, общая сумма исков к средствам массовой информации составила сумму, равную почти трем годовым бюджетам Украины[183] (само собой, далеко не все иски были удовлетворены, однако неприятности приносили гарантировано).

Проблема имела и региональный аспект — если «разборки» с неугодными власти или мафиозным структурам средствами массовой информации в Киеве могли вызвать общенациональный или международный резонанс, то на местах пределов произволу просто не было. Один из наиболее показательных случаев — история с газетой «Информационный бюллетень», выходившей в г. Кременчуге. Исковое заявление на редактора газеты за публикацию критических писем жителей, недовольных ситуацией в городе, подал в 2001 г. мэр Кременчуга. Начальная сумма требуемой «компенсации» составляла 350 тыс. грн. В ходе судебных тяжб (редактора газеты вызывали на 54 судебных заседания) сумма возросла до 1 млн грн (около $ 200 тыс.). На ее имущество, в том числе квартиру, был наложен арест. Типографию, где печаталась газета, закрыли под предлогом «аварийности помещения». Газету отказывались печатать типографии пяти прилегающих областей Украины.

В апреле 2000 г. состоялся первый масштабный журналистский бунт против административно-судебного давления на прессу. Акция «Волна свободы» началась во Львове, когда местную газету «Экспресс» приговорили к огромному штрафу за 12-строчное сообщение. В мае 2000 г. в акции принимали участие 198 газет, 19 телеканалов, 36 радиостанций. Ее подержал Союз журналистов Украины и парламентский комитет по свободе слова. Журналисты и парламентарии требовали внесения изменений в законодательство, определяющих верхний предел материальной ответственности за моральный ущерб и устанавливающих уголовную ответственность для официальных лиц за препятствование журналистам в выполнении ими своих профессиональных обязанностей. Верховная Рада трижды рассматривала эти предложения об изменениях в законодательстве и трижды проваливала их.

В тех случаях, когда административное давление не приносило результатов, использовался подкуп журналистов. Если это не действовало, применялось запугивание и насилие — моральный террор против самих журналистов и членов их семей, нападения на квартиры, акты вандализма. Только в 2000–2001 гг., по данным Уполномоченного по правам человека при Верховной Раде, 40 украинских журналистов стали жертвами нападений и избиений. По данным Министерства внутренних дел Украины, только в 2001 г. против журналистов было совершено 72 преступления, из которых 30 не были раскрыты[184]. Если объект террора упорствовал, его физически устраняли — когда под видом «несчастного случая», когда показательно, на виду у всех.

Наиболее резонансными делами, связанными с террором против журналистов, стали дела об убийстве редактора газеты «Вечерняя Одесса» Б. Деревянко (август 1997 г.), редактора интернет-издания «Украинская правда» Георгия Гонгадзе (сентябрь 2Q00 г.) и генерального директора региональной (Донецкая область) телерадиокомпании ТОР Игоря Александрова (июль 2001 г.).

Борис Деревянко был убит утром 14 августа 1997 г. четырьмя выстрелами, прямо на улице, по дороге на работу. Причиной убийства стала, по единодушному мнению журналистов, его профессиональная деятельность[185]⁸

В сентябре 2000 г. был похищен и зверски убит Г. Гонгадзе, известный своими критическими публикациями о высших государственных деятелях, прежде всего о Л. Кучме. Так называемое «дело Гонгадзе», в ходе которого вскрылись чрезвычайно неприглядные нравы на самых верхах украинской власти, продолжается до сих пор. Непосредственных убийц журналиста, двух милицейских чинов, отдали под суд только в 2005 г., заказчики и руководители преступления все еще не установлены. Самые важные свидетели в деле или погибли при загадочных обстоятельствах, или скрываются, или так и не допрошены¹¹⁹.

Игоря Александрова, известного своими разоблачительными передачами о коррупции в Донецкой области, власть начала преследовать еще во время выборов 1998 г., когда суд г. Славянска вынес беспрецедентное решение: лишил его права заниматься журналистской деятельностью на 5 лет за разоблачительную передачу о местном кандидате в депутаты, воротиле ликеро-водочного бизнеса. Постановление суда было отменено в 2000 г. Когда в 2001 г. подконтрольные «обиженному» уже депутату коммерческие структуры перекупили телерадиокомпанию и началась борьба за лицензию на соответствующий канал, несговорчивого журналиста 3 июля забили насмерть бейсбольными битами члены местного бандитского формирования. Формальных заказчиков и исполнителей убийства осудили только после «оранжевой революции», в июле 2006 г. По мнению семьи погибшего, реальные заказчики остались безнаказанными, скрывшись за депутатской неприкосновенностью[186].

Еще одной весьма характерной чертой во взаимоотношениях государства, общества и граждан в 1990-е годы стало стремительное и массовое распространение коррупции. Ее корни уходили в советские времена, особенно в эпоху правления Л. Брежнева, когда коррупция с «верхов» общества спустилась в «низы». После распада СССР на фоне масштабного социально-экономического кризиса и интенсивного государственного строительства, падения качества бюрократии и одновременного ее физического разрастания, резкого обнищания большинства населения в сочетании с быстрым расширением регулятивных, контрольных, фискальных функций государства и масштабным участием бюрократов в «бизнес-проектах» возникли весьма благоприятные условия для роста коррупции.

Она быстро превратилась в масштабное социальное явление, стала частью повседневной жизни, своего рода социальной привычкой. Более того, она настолько интегрировалась в экономику, что стала частью «естественного» перераспределения доходов. Обнищавший учитель, получающий подношение от родителей за нужную оценку в аттестате, милиционер с мизерной зарплатой, собирающий дань с уличных торговцев, чиновник, кладущий в карман приятно хрустнувший конверт, министр, получающий «в подарок» недвижимость или долю в доходах предприятия, премьер-министр, сооружающий у себя на даче бассейн за сотни тысяч долларов, президент, получающий «в подарок» яхту за $ 10 млн, «не мешающий» своему ближайшему родственнику недорого получить в собственность один из крупнейших заводов в Европе, другой президент, благосклонно взирающий на дорогостоящие подарки «друзей» членам его семьи, — все это выстраивается в единую, масштабную, всепроникающую систему, опасность которой заключается не только в экономических убытках, а в тотальной деморализации общества, последствия которой в отдаленной перспективе трудно предвидеть и просчитать, однако первые результаты, видимые уже сегодня в тотальном общественном цинизме не внушают оптимизма.

Разумеется, знака равенства (по крайней мере социального) между коррупцией в «верхах», где она служила средством обогащения, и в «низах», где она нередко превращалась в способ выживания, быть не могло. Знак равенства, поставленный законом между тем, кто берет взятку, и тем, кто дает, вызывает серьезные сомнения в стране, где вымогательство и шантаж практикуются высшими государственными деятелями, где даже справедливое судебное решение должно быть «подкреплено материально» и где как минимум треть граждан пребывает за чертой бедности. Совершенно очевидно, что начальный импульс создания этой системы исходил от высшей государственной бюрократии, сначала поставившей своих граждан на грань выживания, а потом создавшей условия, при которых любые законные попытки этого выживания становились невозможными.

В октябре 1995 г. государство официально признало масштабы и опасность коррупции, приняв специальный закон о борьбе с нею. В 1997 г. Верховная Рада в специальном постановлении признала, что коррупция достигла масштабов, создающих угрозу национальной безопасности и конституционному строю Украины[187]. Всего во второй половине 1990-х было принято 52 закона и подзаконных акта, направленных на борьбу с коррупцией¹²². Об эффективности судебной борьбы с ней свидетельствуют такие факты: согласно данным Верховного Суда Украины, в 1998 г. в суды было передано 6656 дел о коррупции чиновников и депутатов разных уровней. Из них 246 закончились приговорами, из которых, в свою очередь, только 48 были приведены в исполнение[188].

Борьба государства с коррупцией нередко сама оказывалась коррумпированной морально и политически — наиболее известные случаи преследования украинской властью официально объявленных «коррупционеров» были слишком явно связаны с политической борьбой. Достаточно вспомнить хотя бы историю с премьер-министром П. Лазаренко, коррупционные схемы которого «неожиданно» стали предметом внимания силовых ведомств именно тогда, когда он стал явно демонстрировать свои политические амбиции и вкладывать средства в политические проекты, способные подорвать шансы Л. Кучмы на второй президентский срок. Многолетнее международное расследование «дела Лазаренко» не только охватило 40 стран мира[189], но и стало образцово-показательной картиной расцвета коррупции в высших эшелонах власти. Не менее известный случай — многолетние преследования Юлии Тимошенко, также по политическим мотивам, но по экономическим обвинениям, в числе которых, конечно же, была коррупционная деятельность — усиленный интерес к ее не безоблачному деловому прошлому¹²⁵ всегда обострялся у прокуратуры именно в те моменты, когда «леди Ю» публично выступала против президента или в периоды усиления ее оппозиционной активности.

Исследование Мирового банка и Европейского банка реконструкции и развития, проведенное в 1999 г. в 22 посткоммунистических странах, показало, что по уровню так называемой административной коррупции (когда взятки являются частью дохода чиновников) Украина занимала почетное третье место после Азербайджана и Кыргызстана (следом за ней шли Грузия, Молдова, Албания и Румыния).

По опросам, проведенным центром им. А. Разумкова в 2000 г., 11,5 % респондентов выражали уверенность в том, что взятки берут все без исключения чиновники, 49,1 % — что это делают «многие», и 28,7 % — что взятки берут «некоторые» чиновники. Лишь 2,4 % опрошенных высказали мнение, что украинские чиновники не берут взяток¹²⁶. Эти представления граждан об уровне коррупции в их государстве вполне соответствовали их собственному участию в коррупционной практике. Одно из социологических исследований 2000 г. показало, что взятки давали около 30 % опрошенных¹²⁷. По другим опросам, в 2001 г. каждый пятый украинец вынужден был прибегать к взяткам для решения своих проблем в государственных органах.

Согласно Всемирному докладу о коррупции, подготовленному в 2001 г. организацией Transparency International, по уровню коррупции Украина занимала одно из высших мест — восемьдесят третье (91 место — наивысшее)[190]. В 2004 г., по экспертным опросам центра им. А. Разумкова, на вопрос «Можно ли сейчас вести бизнес, не нарушая законов?» лишь 13,2 % экспертов ответили утвердительно, в то время как 68,7 % ответили отрицательно, а 18,1 % «затруднились ответить»¹²⁹.

В начале 2000-х, когда несколько стабилизировалась социально- экономическая ситуация, налоговое законодательство стало более разумным и из теневого сектора вышла значительная часть мелких предпринимателей, возникли предпосылки для постепенного оздоровления ситуации. Однако коррупция, превратившаяся в неотъемлемую часть экономики, достигла таких масштабов, что развивалась уже по собственным правилам и законам. В январе 2004 г., выступая на Всеукраинском совещании по проблемам борьбы с организованной преступностью и коррупцией, Л. Кучма произнес блестящую речь, в которой привел поражающие воображение факты о размахе коррупции и теневых схем, о причинах их возникновения. Президент перечислил наиболее коррумпированные сферы жизнедеятельности: энергетика, агропромышленный комплекс, внешнеэкономическая и банковская деятельность, приватизация, бюджетная сфера, предпринимательство — то есть подтвердил, что коррупция есть везде. Впрочем, поражало совсем другое — президент произносил свою речь так, словно он долгие годы отсутствовал в Украине и по прибытии обнаружил все то, о чем он докладывал. «Коррупция в социально-экономической жизни неизбежно приводит к коррупции души, морали, порождает двурушничество и лицемерие»[191]^{з° ц}JL Кучма. Судя по контексту, президент не считал себя ответственным за удручающее состояние дел с коррупцией в стране.

После «оранжевой революции» в обществе несколько оживились надежды на то, что государство и «новая власть», объявившая борьбу с коррупцией одним из первоочередных приоритетов, добьются ощутимых изменений в этой области. К сожалению, эти ожидания оказались завышенными. Антикоррупционные действия «оранжевой власти» не имели системного характера, осуществлялись в режиме политической кампании. Предпринятые меры дали временный эффект, однако из-за несистемности и кампанейщины в конечном итоге даже ухудшили ситуацию.

По результатам общенационального социологического исследования, проведенного весной 2007 г. Киевским международным институтом социологии, 52 % респондентов считали, что коррупция является оправданной в большинстве ситуаций для решения различных проблем. Если экстраполировать эти данные на общество в целом, можно предположить, что для половины населения коррупционные действия превратилась в обыденную практику. Те же респонденты вполне определенно указали на сферы, где эта практика применялась чаще всего: Верховная Рада и Кабинет министров, ГАИ, милиция, медицинские учреждения, суды, университеты, прокуратура, таможенная и налоговая службы¹³¹.

Итак, взаимоотношения государства, общества и граждан, сложившиеся в независимой Украине, не предполагали не только элементарной лояльности (не говоря уже о доверии), но и цивилизованного гражданского согласия, ни уважения к закону, ни элементарной правовой культуры. Некоторые позитивные изменения, состоявшиеся во второй половине 1990-х годов (мораторий на смертную казнь 1997 г., в 2000 г. приведший к ее отмене и замене пожизненным заключением), не меняли общей картины. Весной 2003 г. четыре социологические службы Украины¹³² провели опрос населения, позволивший определить рейтинг проблем, являвшихся, по мнению респондентов, наиболее неотложными. Из тридцати проблем, сформулированных социологами, в первую десятку попали именно те, что касались взаимоотношений государства и его граждан: низкий уровень зарплат и пенсий, взяточничество и коррупция в органах власти, безработица, распространение преступности, невозможность получить качественное медицинское обслуживание, беззащитность граждан перед произволом силовых структур, возвращение «замороженных» вкладов и средств, украденных «трастами», некомпетентность власти на всех ее уровнях, резкое имущественное расслоение общества[192].

Недоверие граждан к государственным институтам, низкая эффективность последних и их склонность к бюрократическому своеволию и произволу, коррупция, начавшаяся в «верхах» и быстро охватившая все слои общества, правовой нигилизм и моральный упадок общества — таковы предварительные итоги хроники отчуждения государства, общества и личности в независимой Украине. Трудно было ожидать чего-либо иного в стране, где науськиваемые милицией уголовники насмерть забивают неугодного власти журналиста бейсбольными битами, где другого журналиста задушили и обезглавили работники «органов правопорядка», где взятка превратилась в двигатель и неотъемлемую часть экономики, где само государство превратилось в главный источник опасности, порой смертельной, для его граждан.

Неизбывная склонность к оптимизму заставляет искать нечто позитивное даже в этой сумрачной картине. Отчуждение государства, личности и общества способствовало отмиранию патримониальных инстинктов людей, привыкших к тому, что все их проблемы решает государство. Брошенные им на произвол судьбы граждане стали более самостоятельными в поисках способов решения этих проблем. Общественная и моральная нелегитимность государственных институтов, а временами и их очевидная преступность подталкивали к активным действиям, принимающим характер сначала скрытого индивидуального сопротивления, недоверия, граничащего с цинизмом, а затем и открытого гражданского неповиновения, к самоорганизации общества, что в полной мере проявилось в ходе событий, получивших название «оранжевой революции».