Внешняя политика: младенцы в джунглях

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Внешняя политика: младенцы в джунглях

К моменту обретения независимости Украина была практически неизвестна миру. Украинская ССР имела свое Министерство иностранных дел и даже представительство в ООН (как самостоятельное государство), однако ее «самостоятельный» международный статус был фикцией, формальным атрибутом «социалистической государственности». Новому государству еще только предстояло занять свое место в международной политике.

После референдума 1991 г. первыми Украину признали Польша и Канада, за ними — Венгрия, Латвия и Литва, следом — Россия и ряд других стран. В течение декабря Украину признали 68 стран, в том числе США, в 1992 г. ее признали 132страны. К середине 1990-х годов Украина установила дипломатические отношения с большинством стран мира. Формальное признание Украины в мире на уровне дипломатии не означало узнавания — практически все 1990-е годы украинцы, прибывавшие в страны далекого зарубежья, поневоле становились учителями географии, объясняя, где находится Украина и как она появилась, — аудитория этих уроков была весьма широка: от почтовых и гостиничных служащих до бизнесменов и политиков.

Новое государство сразу же столкнулось с целым рядом проблем, связанных с самоутверждением в мировой политике. Как выяснилось впоследствии, наиболее легкой из них оказалась та, что поначалу казалась наиболее сложной. В первые же месяцы независимости выяснилось, что новое государство не имеет технических возможностей достойно обеспечить свое представительство даже в тех странах, которые являлись стратегически важными для его международной политики. В этом смысле легче всего было с установлением дипломатических миссий в странах СНГ — поскольку еще в советское время во многих столицах советских республик, в том числе в России, были созданы представительства Украины. В далеком зарубежье ситуация была намного сложнее — поскольку Россия взяла на себя долги бывшего СССР и в качестве компенсации оставила в своей собственности имущество зарубежных представительств Союза, Украине пришлось выстраивать свои дипломатические и торговые миссии с нуля. Точно так же возникла проблема кадров: в первые годы независимости Украине катастрофически не хватало кадровых дипломатов, поэтому дипломатические представительства (в том числе в качестве послов) заполнили писатели, журналисты, преподаватели, ученые, политики и даже бывшие диссиденты. Отсутствие опыта, базовой подготовки, часто — незнание языков придали украинской дипломатии определенную специфику, явно не работавшую на престиж нового государства.

Впрочем, эти проблемы имели больше технический характер и постепенно были разрешены. Гораздо более серьезной была проблема выбора внешнеполитического курса и совмещения его с одновременным утверждением суверенитета — при отсутствии единства между главными политическими силами внутри страны. Многовековая дилемма — Украина между Востоком и Западом — актуализировалась уже не на теоретическом, а на конкретно практическом уровне. Геополитическое положение Украины, находящейся на стыке между Западом и Россией, да еще с выходом на стратегически важный Черноморско-Средиземноморский регион, Кавказ и Ближний Восток, отсутствие экономической самодостаточности, зависимость от импорта энергоносителей и экспорта стратегически важных для экономики видов продукции, наличие на территории страны ядерного оружия, не контролируемого ею, присутствие в ее границах устаревшего и громоздкого Черноморского флота, который в одночасье стал «флотом СНГ», оставаясь, по сути, инструментом политического влияния России, разногласия с последней по целому ряду стратегических вопросов — весь этот комплекс проблем обрушился на руководство Украины буквально с первых дней ее существования.

1990-е годы прошли для Украины под знаком постепенного втягивания в европейские и евро-атлантические структуры и выстраивания новых отношений с Россией. Поскольку сближение с «Западом» было одновременно удалением от России, отношения с последней превратились в постоянный кошмар украинских политиков. Отношения с Россией осложнялись и тем обстоятельством, что она превратилась для Украины в одного из самых крупных заимодавцев. После повышения цен на энергоносители в 1993 г. долг Украины перед Россией неуклонно рос и к 1995 г. достиг $ 4,2 млрд, а в 1997 г. составил умопомрачительную цифру — $ 8,8 млрд.

Украинско-российские отношения с самого начала строились на очень шатком равновесии. При этом обе стороны формально демонстрировали принцип равноправия, отдавая дань принципам международной системы, сложившейся после Второй мировой войны. О равноправии можно было говорить, но очень сложно его соблюдать. Будучи экономически более мощной, обладая колоссальными сырьевыми и энергетическими ресурсами и ядерным оружием, имея авторитет культуры мирового уровня, Россия с момента обретения ею суверенитета оставалась одним из наиболее известных актеров на мировой сцене, привычно, но не всегда обоснованно претендуя на роль великой державы. Украина, значительно уступая России в экономическом отношении, пребывая в прямой энергетической зависимости от нее и будучи «белым пятном» для мирового сообщества, не могла соревноваться с ней на равных.

Российские политики, находящиеся у власти, на словах признавали самостоятельность Украины, ее право на суверенитет, однако, по сути, воспринимали ее претензии на самостоятельность как трагическое недоразумение. В сознании подавляющего большинства политиков (и не только их, но и значительной части интеллигенции и рядовых россиян) Украина не существовала как нечто отдельное от России — поэтому стремление украинцев к отдельному, самостоятельному существованию казалось вызовом, результатом интриг или манипуляций недобросовестных политиков, происков внешних враждебных сил, оно встречало неодобрение, раздражение, неприятие и желание противодействовать. Отношения с Украиной вообще не воспринимались как вопрос внешней политики. В сознании российских политических элит был силен так называемый «имперский синдром», связанный с тем, что политическая идентификация россиян исторически сформировалась именно как имперская (то есть наднациональная). Славянские народы Российской империи и ее преемника, Советского Союза, не воспринимались как народы, отдельные от российского, это были те же «русские люди», только с региональными языковыми и культурными особенностями. Поэтому желание этих «русских людей» жить отдельно и претендовать на отдельную историю, культуру и самосознание, да еще и в противопоставление другим «русским», то есть россиянам, воспринималось как что-то противоестественное. К этому можно добавить и более банальные мотивы — для части российских политиков периодические обострения украино-российских отношений были просто удобным средством поддержания своего статуса и рейтинга на внутриполитической арене. Наиболее яркие примеры — мэр Москвы Юрий Лужков (установивший «особые отношения» с Севастополем) и лидер Либерально-демократической партии России Владимир Жириновский.

Начало украино-российских отношений сразу же было омрачено заявлением пресс-секретаря российского президента Павла Вощанова о возможности пересмотра границ с новыми республиками — заявление было сделано сразу же после провозглашения Украиной декларации о независимости и вскоре дезавуировано высшей исполнительной властью России. Противоречия возникли при разделе Союза и создании Содружества независимых государств. Российское руководство рассматривало СНГ как способ сохранения своего политического влияния на территории бывшего СССР и даже, на начальном этапе, как средство восстановления Союза под руководством России. Для Украины это был наиболее приемлемый способ «цивилизованного развода» — она последовательно отклоняла все попытки России превратить СНГ в транснациональную структуру с функциями межгосударственного управления, продолжавшиеся до конца 1990-х годов. Фактически победила точка зрения Украины — роль СНГ в отношениях между бывшими республиками СССР постепенно уменьшалась, возрастало значение двусторонних и многосторонних договоров и связей (заметим, что тут Украину поддержало большинство других членов СНГ, кроме Беларуси и Казахстана). Точно так же падал престиж и значение СНГ в общественном сознании — если в 1994 г. 40 % опрошенных в Украине выступали за развитие отношений со странами СНГ, то в 1999 г. — только 15 %[87], и этот показатель падал и дальше.

Настоящим яблоком раздора стал Крым и связанная с ним проблема Севастополя и Черноморского флота — при этом как в России, так и в Украине по этим проблемам возникли разногласия между президентской и законодательной властью. В России парламент превратился в трибуну для пропаганды отделения Крыма от Украины и место паломничества крымских сепаратистов, в Украине левое большинство Верховной Рады заняло весьма двусмысленную позицию с точки зрения защиты территориальной целостности и суверенности Украины.

Наиболее острый конфликт разгорелся из-за Черноморского флота. Флот, состоявший из 440 кораблей, 18 субмарин, около 200 вспомогательных суден, 300 самолетов и 70 000 персонала, в свое время должен был обозначать стратегическое присутствие СССР в средиземноморском регионе. Поскольку флот был оснащен ядер- ным оружием, при создании СНГ было решено, что он будет находиться под совместным командованием Содружества. Украина была готова уступить ядерную часть флота СНГ, однако претендовала на половину остальных боевых кораблей, о чем и было заявлено в феврале 1992 г.

5 апреля 1992 г. Л. Кравчук издал указ о строительстве Вооруженных Сил Украины, которым предполагалось создание ВМФ Украины на базе Черноморского Флота, дислоцированного на территории страны. В ответ президент РФ Борис Ельцин поставил тот же флот под свое командование. Обстановка в Севастополе накалилась до предела. На улицах появились бронетранспортеры и патрули, оснащенные полным боекомплектом. Угроза открытого конфликта заставила обоих президентов через несколько дней приостановить действие указов. 23 июня в Дагомысе они договорились поставить флот в Крыму под совместное командование и к 1995 г. разделить его. 3 августа на встрече в Ялте была оговорена процедура раздела.

В июле 1993 г. состоялось уже упомянутое решение российской Думы о Севастополе как базе российского флота и административной единице Российской Федерации. В Севастополе периодически происходили демонстрации, организованные местным Фронтом национального спасения с требованиями передать город под юрисдикцию России, нагнетавшие истерию среди населения. В сентябре 1993 г. на встрече на высшем уровне в Массандре российская делегация неожиданно выступила с требованием немедленной оплаты долга за энергоносители и предложила засчитать в качестве платежа Черноморский Флот (буквально за неделю до встречи в Массандре поставки газа в Украину были сокращены на 24 %, во время переговоров прозвучали угрозы вообще «закрыть вентиль»59. Л. Кравчук сначала согласился на это предложение, после чего стал объектом острейшей критики в парламенте (вплоть до обвинений в государственной измене) — ему пришлось взять свои слова назад.

Дальнейшие переговоры должны были завершиться 15 апреля 1994 г. на встрече глав государств СНГ — министры обороны двух стран достигли предварительной договоренности о том, что Украине перейдет до 20 % флота (164 судна). Договориться не удалось по главному вопросу — о базировании флота. Украинская сторона видела Севастополь как базу совместного размещения флотов.

Российский министр обороны Павел Грачев отказался принять идею о присутствии украинских ВМС в Севастополе и вообще в Крыму и демонстративно покинул переговоры. Заметим, что громогласная риторика о «городе русской славы», использовавшаяся новоявленными «защитниками Севастополя» из числа высшего командования и части политического руководства РФ, прикрывала куда менее возвышенные интересы: база в Севастополе представляла собой колоссальную инфраструктуру (82 % всей инфраструктуры ЧФ России), эксплуатация которой обещала солидные прибыли.

Пока шло «изучение вопроса», события развивались своим ходом. В апреле 1994 г. украинская морская пехота заняла сооружения Черноморского флота в Одессе. В мае 1994 г. на кораблях ЧФ, формально находящихся под совместным командованием, самовольно начали поднимать андреевские флаги. Понадобилась экстренная встреча 17 июня в Москве, где было решено ускорить процедуру раздела кораблей и «активов». В декабре 1994 г. началась война в Чечне. Удержание остроконфликтной зоны в Крыму было для России непосильным бременем как с военной, так и с политической точки зрения, тем более что США и европейские страны, де-факто признавая войну в Чечне внутренним делом России, к украинско-российскому конфликту в Крыму относились именно как к источнику международной нестабильности.

8 июня 1995 г. в Массандре Б. Ельцин и Л. Кучма подписали еще одно соглашение о разделе флота, которое также оставило открытым вопрос о базах. Через год была принята Конституция Украины, которая разрешала размещение иностранных войск только на переходной период. В ноябре 1996 г. Дума вновь заявила претензии на Севастополь. Тем временем «бесхозный» флот постепенно приходил в негодность, его имущество разворовывалось, а береговая инфраструктура коммерциализировалась.

«Флотская эпопея» закончилась (по крайней мере на уровне международно-правовых отношений) 28 мая 1997 г. с подписанием в Киеве трех договоров о статусе и пребывании Черноморского флота РФ на территории Украины, о параметрах разделения флота и о взаиморасчетах, дружбе, партнерстве и сотрудничестве между Украиной и Россией. Флот был поделен окончательно (в пропорции 56 % — России, 44 % — Украине, причем ей достались корабли постройки 1954–1974 гг.) Было договорено, что Севастополь останется базой временного размещения Черноморского Флота России (до 2017 г.) на правах аренды — 97 млн долларов США в год (эта сумма просто шла в погашение долга за энергоносители) — при этом России досталось 90 % береговой инфраструктуры в Севастополе.

«Крымский узел» — это лишь наиболее показательный пример проблемное™ отношений между Украиной и Россией, вызванной различиями в геополитических интересах обеих стран. Для России, традиционно играющей доминирующую роль на просторах бывшего Союза, удержание Украины в сфере своего влияния было чрезвычайно важным как с геополитической и военно-стратегической точки зрения, так и по внутриполитическим соображениям — окончательный «уход» Украины из сферы российского влияния и ее вхождение в геополитические структуры, воспринимавшиеся Россией как соперники, был бы воспринят населением страны как свидетельство слабости. «Украинская карта» оставалась выгодным средством и для той части политиков, которые эксплуатировали великодержавные или националистические настроения части российского общества. В итоге все 1990-е годы российское руководство выстраивало отношения с Украиной больше на политико-идеологических основах. Средства экономического давления использовались в меньшей степени и не так открыто — не последней причиной такого выбора было то, что экономические связи в этот период выстраивались не столько по линии межгосударственной, сколько по линии сотрудничества между влиятельными группами «рантье», стремительно обогащавшимися в обеих странах под прикрытием и при попустительстве государственных структур.

Для Украины, которой, в отличие от России, необходимо было еще утвердиться в системе международных отношений и закрепиться как суверенному государству, стремление России к гегемонии в регионе было серьезным вызовом. Во внутриполитической борьбе «российская карта» также была в большом ходу. Ее интенсивно разыгрывали «левые» политики, пропагандировавшие поначалу утопическую идею воссоздания Союза, а потом эксплуатировавшие миф об украинском национализме. Для «правых» политиков российский фактор служил надежным средством поддержания политического тонуса, тем более что российская политика в отношении Украины периодически давала повод поговорить об угрозе «российского империализма». Для значительной части украинской национальной интеллигенции, игравшей в первые годы независимости довольно значительную роль, по крайней мере в идеологической сфере, сильнейшим раздражителем было присутствие России на информационно-культурном рынке — «российское присутствие» здесь было впечатляющим, а украинская культура не выдерживала конкуренции, в том числе экономической. Стоит помнить и о том, что ориентации населения внутри самой Украины были весьма противоречивы — восток страны традиционно тяготел к России (как культурно, так и экономически), запад — к Европе.

В любом случае, выстоять в соперничестве геополитических амбиций один на один с Россией Украина не могла. Курс на Запад был спровоцирован, помимо естественных устремлений войти в более широкий мир, желанием найти поддержку, контрбаланс России.

Запад, со своей стороны, занимал весьма осторожную, прагматическую (временами настолько прагматическую, что ее воспринимали как циничную) позицию относительно Украины. Поначалу Украина была объектом пристального внимания прежде всего как территория с ядерным оружием и нестабильной политической ситуацией — сочетание взрывоопасное в прямом и переносном смысле. Затем, после достижения договоренностей о безъядерном статусе Украины, она рассматривалась как потенциальный источник региональной нестабильности — как из-за напряженных отношений с Россией, так и вследствие масштабного упадка экономики и внутриполитических конфликтов. К концу 1990-х годов Украина обрела на Западе стабильную, хотя и сомнительную репутацию государства с высочайшим уровнем коррупции, масштабной теневой экономикой, всевластием бюрократии и бесправием населения. Постоянным источником раздражения для западных политиков была так называемая «многовекторность» внешней политики Украины и чрезвычайно медленный темп рыночных реформ. К концу 1990-х годов один из американских политиков высшего ранга запустил в оборот термин «усталость от Украины». Для многих западных партнеров Украина играла роль чемодана без ручки — бросить ее было невозможно, прежде всего из прагматических соображений: никому не нужен был источник нестабильности на границе с расширяющейся Европой, а слишком тесные объятия с Россией могли закончится геополитическим слиянием и чрезмерным усилением последней. Тащить же Украину за собой в европейское и евро-атлантическое пространство было крайне тяжело и неудобно — как из-за позиции украинских политических элит, лавировавших между Россией и Западом и погрязавших в коррупции, так и из-за нежелания заходить слишком далеко в перетягивании каната с Россией. Если попытаться обобщить позицию Запада относительно Украины, можно сказать, что она, с одной стороны, сводилась к лозунгу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» (когда речь шла о реформировании политической системы, вооруженных сил, изменениях в системе государственного управления). С другой — это был «риск- менеджмент» — когда речь заходила о поддержке экономических реформ (через кредиты и прямые инвестиции) или о разрешении внутри— и внешнеполитических конфликтов.

Тем не менее практически с первых дней самостоятельности наблюдался медленный, иногда с остановками и периодами обратного хода, дрейф Украины в сторону Запада. В основном это был дрейф идеологический и политический, со временем сюда добавились и экономические аспекты.

Отношения с Западом в 1990-е годы можно условно разделить на три основные тематические линии: Украина — НАТО, Украина — Европейский Союз, Украина — США. Поначалу главной проблемой в развитии отношений по всем трем линиям было решение вопроса о (без)ядерном статусе Украины. В 1992 г. на территории страны размещалось 176 межконтинентальных баллистических ракет (1200 боеголовок), 41 бомбардировщик (с общей способностью нести до 650 единиц ядерных боеприпасов) и более 2,5 тактических ядерных ракет. Украина, провозгласив себя безъядерной державой, добивалась от членов «ядерного клуба» — России и США — гарантий безопасности и материальной компенсации за отказ от ядерных вооружений. После несколько драматических переговоров и откровенного давления со стороны США и России Украина в январе 1994 г. подписала трехстороннее соглашение по ядерным вооружениям, а в феврале 1994 г. Верховная Рада ратифицировала договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1, на Западе известный как 8ТА11Т-1). В ноябре того же года Украина ратифицировала договор о нераспространении ядерных вооружений, отказавшись таким образом от их производства (технологически страна способна производить как ядерное оружие, так и средства его доставки). 5 декабря 1994 г. США, Великобритания и Россия подписали меморандум о гарантиях безопасности Украины. В этот же день подобные документы были подписаны Францией и Китаем.

Смысл и практическая применимость этих документов допускают разное прочтение (например обещание удерживаться от экономического давления), так что упомянутые в них гарантии являются скорее декларациями.

Ядерные боеголовки были вывезены в Россию к 1996 г., ракеты- носители и токсичное топливо к ним «утилизировались» до начала 2000-х (за счет стран-гарантов) на территории Украины. До конца 1990-х годов Украина получала из России топливо для ядерных электростанций в обмен на ядерные заряды.

Отношения с НАТО поначалу сводились к обмену формальными визитами — в феврале 1992 г. в Украине побывал генеральный секретарь этой организации Манфред Вернер. В июне этого же года в штаб-квартире НАТО отметился президент Л. Кравчук. Более предметные отношения начались после решения ядерной проблемы. В январе 1994 г. Совет НАТО обратился к странам Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе с инициативой «Партнерство ради мира», открывающей возможности для каждой отдельной страны вести двусторонние переговоры с НАТО. В феврале этого же года Украина первой из стран СНГ подписала соглашение об участии в программе (при этом военная доктрина Украины, принятая в г., определяла страны как «внеблоковое государство»). В марте 1993 г. состоялись переговоры с Украиной в формате «16 + 1». Было положено начало так называемым «расширенным и углубленным» отношениям с НАТО, которые в июле 1997 г. оформились в хартию об особом партнерстве (документы были подписаны в Мадриде). В октябре этого же года НАТО открыло в Киеве центр информации и документации, а Украина открыла свое представительство в штаб-квартире НАТО и с января 1998 г. учредила там пост военного представителя. О вступлении в НАТО до конца 1990-х годов речи не было с обеих сторон, кроме заявлений украинской стороны о такой возможности в неопределенном будущем.

За сближением Украины с НАТО ревниво следило российское политическое руководство (одновременно разворачивая свою программу сотрудничества с блоком): для России втягивание Украины в НАТО было серьезнейшим геополитическим вызовом. В самой Украине НАТОвский вектор вызывал весьма неоднозначные реакции. Подавляющее большинство населения имело смутные представления о НАТО, в основном сформированные еще советской пропагандой и холодной войной. Согласно социологическим опросам, от 31 % до 36 % респондентов позитивно относились к идее вступления в НАТО, в то время как до 19 % были против и еще 19 % говорили о своем недоверии к НАТО. Не добавляла позитива и роль НАТО в войне в Югославии. Для политической верхушки отношения с НАТО были настоящим испытанием по многим причинам: из-за прямого и скрытого противодействия сближению с блоком со стороны России, из-за собственной неготовности принять окончательное решение, из-за сложной социально-экономической ситуации в стране, из-за катастрофического состояния украинской армии, находившейся в состоянии не столько реформирования, сколько создания (по оценкам экспертов, на середину 1990-х боеспособными были не более 30 % подразделений), из-за активного сопротивления значительной части политических сил, прежде всего «левых», и, наконец, из-за явной неготовности украинской власти придерживаться базовых демократических норм во внутриполитической жизни. В любом случае, сближение с НАТО для Украины было прежде всего одним из способов сближения с Европой и США, легитимации страны в международном сообществе и способом балансирования между Западом и Россией.

Отношения Украины с Европейским Союзом в 1990-е годы британская исследовательница Катарына Вольчук охарактеризовала как «интеграция без европеизации»[88], хотя на самом деле об интеграции в 1990-е вообще речи не было с обеих сторон. Если в отношениях с Россией и странами СНГ речь шла о «цивилизованном разводе», то в случае с Европой и Европейским Союзом можно было ожидать лишь брака по расчету, причем Украина выступала в роли бедного родственника. Для украинских правящих элит «европейский вектор» был важным средством их легитимации как внутри страны, так и за ее пределами. Для населения Европа представлялась образцом высоких жизненных стандартов и упорядоченности. При этом Западная Европа стала одним из главных объектов трудовой эмиграции из Украины.

После провозглашения независимости Украина довольно быстро установила двусторонние дипломатические отношения со всеми европейскими странами. Сотрудничество с ЕС на политическом уровне также стало одним из первых успехов украинской дипломатии. На следующий же день после референдума о независимости ЕС опубликовал меморандум о необходимости открытого и конструктивного диалога с Украиной. В сентябре 1992 г. состоялась первая встреча «Украина — ЕС» на высшем уровне. В этом же году открылась программа технической помощи ЕС Украине. В июле 1993 г. Верховная Рада утвердила внешнеполитическую доктрину страны, где членство Украины в ЕС было названо перспективной целью внешней политики. В октябре 1993 г. в Киеве открылось представительство ЕС.

Наибольшим успехом в развитии сотрудничества с ЕС стало подписание в июне 1994 г. соглашения о партнерстве и сотрудничестве (на его ратификацию всеми странами-членами ЕС ушло четыре года). Соглашение давало Украине статус наибольшего благоприятствования в отношениях с ЕС в экономической сфере. В соглашении, помимо прочего, оговаривался целый ряд условий, которые Украина должна была выполнить, прежде чем могла пойти речь об ассоциированном членстве в ЕС. Кроме этого, по соглашению был создан ряд совместных координационных и мониторинговых органов для реализации соглашения.

Начиная с 1994 г. Украина несколько раз поднимала проблему ассоциированного членства в ЕС (как первый шаг на пути к членству) и получала уверения в «понимании» этих устремлений, а одновременно с ними — вежливый отказ с предложениями более последовательно проводить реформы в экономике, государственном управлении, о внедрении принципов демократии и соблюдения прав человека.

В 1995 г. Украине удалось подписать важное временное соглашение с ЕС о режиме торговли, приоткрывшее ей европейские рынки. Тогда же ЕС присвоил Украине статус страны с переходной экономикой, также создававший по крайней мере формальные благоприятные условия для торговых отношений. ЕС превратился в одного из наибольших торговых партнеров Украины — доля украинского экспорта в страны ЕС к концу 1990-х достигла 35 % от общего объема торговли. В то же время сама Украина оставалась малозаметной в торговых балансах Евросоюза — доля импорта из нее в общем балансе колебалась в рамках 1 %.

1990-е годы прошли под знаком расширения сотрудничества с ЕС в экономической сфере и в области технической помощи. Европейский Союз стал одним из главных доноров Украины — с 1991 по 1998 гг. объем помощи Украине составил 1 млрд 288 млн евро (из них половина — в виде кредитов)61. Параллельно Украина постепенно находила свой вариант отношений с европейскими странами на уровне двухсторонних связей, в частности экономических, хотя здесь ситуация крайне осложнялась нестабильностью украинской экономики.

В декабре 1996 г. ЕС принял План действий по Украине. С сентября 1997 г. начали работу регулярные саммиты Украина — ЕС. В июне 1998 г. Л. Кучма своим указом утвердил стратегию европейской интеграции Украины, в которой членство в ЕС определялось долговременной стратегической целью. План предусматривал углубление сотрудничества в таких областях, как энергетика, торговля и инвестиции, наука, технология и космос, транспорт и т. п. Практически это была развернутая программа вхождения Украины в европейское пространство. Объем работы и сложность задач можно проиллюстрировать на примере адаптации законодательства Украины к законам и правилам ЕС: Украине нужно внести изменения более чем в 4 тыс. законодательных актов, а законодательство ЕС насчитывает более 80 тыс. страниц, которые нужно было по крайней мере перевести.

К концу 1990-х годов очевидным стало нарастание евроинтеграционной риторики украинских государственных деятелей со все более осторожными и выверенными заявлениями руководства ЕС относительно евроустремлений Украины. Ситуация была спровоцирована как минимум двумя обстоятельствами. Во-первых, начались активные переговоры со странами бывшего коммунистического блока о вступлении в ЕС. Большинство этих стран, граничащих с Украиной, должны были в недалеком будущем стать членами Евросоюза. Украина оказывалась на его границах. Это означало, что с введением в этих странах стандартов ЕС в трудовом и торговом законодательстве, визовом режиме Украина теряет как рынки сбыта продукции, так и возможности для трудовой миграции, что создавало дополнительное напряжение внутри страны. В какой-то степени страны Восточной Европы могли вновь превратиться в своего рода «санитарный кордон» с Украиной. Во-вторых, для Л. Кучмы и его окружения евроинте- грационная риторика и возможности продвижения на Запад была, с одной стороны, средством укрепления своих пошатнувшихся позиций внутри страны, с другой — методом сдерживания России, отношения с которой по-прежнему оставались неровными.

В декабре 1999 г. евроинтеграционный нажим со стороны Украины достиг высшей точки. В декабре 1999 г. во время заседания Совета Европы в Хельсинки украинская сторона надеялась на то, что Украина получит четкие и недвусмысленные заверения в признании ее устремлений к членству в ЕС. Ответ был крайне разочаровывающим: украинское руководство получило «общую стратегию» и предложения углублять и развивать курс реформ, особенно в экономике и государственном управлении. Послание было недвусмысленным — украинскому руководству дали понять, что страна с таким уровнем развития экономики, социального обеспечения, демократии и прав человека не может претендовать на скорое вхождение в ЕС. Впрочем, несмотря на явное разочарование этим результатом, нельзя было не заметить, что впервые за 1990-е гг. европейская риторика украинских «верхов» не была воспринята «верхами» европейскими как экзотика, она уже воспринималась как должное.

Начало украинско-американских отношений в 1990-е годы было почти анекдотическим — в историю Украины навсегда вошла знаменитая речь американского президента Джорджа Буша-старшего в украинском парламенте 1 августа 1991 г., получившая название «котлета по-киевски» (chicken-Kiev speech). Американский президент заявил, что поддерживает стремление Украины к свободе, но не поддерживает ее намерение выйти из СССР. Он также предостерег украинцев от «самоубийственного национализма».

СШАпризнали самостоятельность Украины25 декабря 1991 г. — позже, чем Норвегия, но раньше, чем Германия. В мае 1992 г. состоялся первый визит президента Украины в США. Тогда Украина получила статус страны «наибольшего благоприятствования» со стороны США — жест, имевший больше символическое, нежели практическое значение.

В 1993 г. украинско-американские отношения обострились. Главной причиной было наличие на территории Украины ядерного оружия и ее требования гарантий безопасности — с соответствующими изменениями в договоре СНВ-1. При этом США на словах обещали любые гарантии, однако отказывались выступать посредником в получении таких гарантий от России. В апреле 1993 г. американский Сенат даже выступил с декларацией о необходимости преодолеть «кризис доверия» в американо-украинских отношениях. К осени 1993 г. совместными усилиями удалось достичь взаимно приемлемых договоренностей, особенно в части материальной компенсации. Вскоре после ратификации Украиной договора о нераспространении ядерного оружия состоялась первая встреча президента Л. Кравчука с президентом США Б. Клинтоном, который 12 января 1994 г. сделал остановку в аэропорту «Борисполь» по дороге в Москву (где через два дня и был подписан трехсторонний договор о ликвидации ядерного оружия в Украине). Вплоть до конца 1993 г. США последовательно придерживались пророссийского курса в политике по отношению к странам СНГ, признавая лидерство России в экономических преобразованиях и развитии демократии. Этот курс получил название Russia first policy. Выборы в Государственную Думу России, на которых победили коммунисты и сторонники В. Жириновского, и кровавый гражданский конфликт октября 1993 г. заставили США пересмотреть свои приоритеты. К тому же Штаты вошли в конфликт с Россией из-за вмешательства в войну на Балканах.

В сентябре 1996 г. Сенат утвердил создание постоянно действующей двусторонней комиссии на высшем уровне (так называемая комиссия «Л. Кучма — А. Гор») — наличие такого органа должно было засвидетельствовать важность Украины во внешней политике США и обеспечить постоянный контакт и обмен мнениями по стратегически важным вопросам на равноправной основе. Впрочем, «равноправность» была скорее риторической фигурой дипломатов — Украине приходилось «учитывать мнение» США, как правило, в пользу последних. Это было очевидным и в вопросе о ядерном разоружении, и в случае с прекращением участия Украины в строительстве ядерной электростанции в Иране под давлением США.

Впрочем, эти «маленькие неудобства» США компенсировали материально. Программа финансовой помощи Украине была открыта еще в 1993 г., уже тогда она составила $ 300 млн. В 1994 г. эта цифра возросла до $ 700 млн. Тогда же при активном участии США «большая семерка» приняла решение о предоставлении Украине $ 4,2 млрд на проведение экономических реформ и подготовку к закрытию Чернобыльской АЭС. Зимой 1996 г. Украина стала для США третьей (после Израиля и Египта) страной по размерам получения финансовой помощи. К 1999 г. общий объем финансовой помощи Украине со стороны США составил более $ 1,7 млрд.

Однако к концу 1990-х в этой области возникли серьезные затруднения: все более частыми становились сигналы о «нецелевом использовании» американской финансовой помощи украинскими государственными партнерами и о неблагоприятных условиях для американского бизнеса в Украине. В 1999 г. финансовая помощь Украине была уменьшена по сравнению с предыдущими годами. Весной этого же года находившийся в бегах бывший премьер-министр Украины Павел Лазаренко попросил убежища в США, и коррупционный скандал вокруг его имени крайне негативно сказался на перспективах Украины с точки зрения дальнейших финансовых вливаний.

На политическом уровне Украина к концу 1990-х годов числила США среди «стратегических партнеров» (наряду с десятком других стран, среди которых были геополитические конкуренты США, например Китай и Россия). В ноябре 1999 г. Л. Кучма заявил, что для Украины стратегическое партнерство с США является одним из ключевых внешнеполитических направлений. Для США Украина после достижения безъядерного статуса сохраняла значение прежде всего как конфликтогенный фактор в стратегически важном регионе — развитие демократии в Украине стало приоритетом для США именно в этом смысле — стабильная и демократичная Украина могла обеспечить стабильность и в регионе в целом. Кроме того, к концу 1990-х годов возросло значение Украины как баланса в отношениях с Россией, особенно в свете прямого вмешательства США в югославские события.

Итак, дебют Украины на международной арене в качестве самостоятельного государства был крайне сложным, противоречивым и временами драматичным. Тем не менее он состоялся. Украине удалось избежать острых конфликтов с крупнейшими игроками в геополитической игре и найти свою нишу в международных отношениях. В то же время ей еще предстояло добиться внешнеполитической самодостаточности и реального равноправия в отношениях с ведущими странами мира.