«Честный маклер»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Честный маклер»

«Я словно упал с неба!» – воскликнул Гитлер, получив 14 сентября телеграмму Чемберлена, в которой тот изъявлял желание прибыть в Германию для переговоров. К этому времени обстановка в Европе необычайно накалилась, За два дня до этого на съезде нацистской партии в Нюрнберге «фюрер» произнес речь, полную угроз в адрес Чехословакии. Назвав Прагу центром коммунистической угрозы, он заявил, что третий рейх всеми своими силами станет на защиту судетских немцев и обеспечит им «право на самоопределение». Речь явилась прямым призывом к мятежу судетских немцев. В ночь на 13 сентября генлейновцы организовали новую серию кровавых столкновений в пограничных с Германией районах Чехословакии и предъявили правительству 6-часовой ультиматум. Они требовали отмены чрезвычайного положения, введенного в Судетах, отзыва полиции и передачи ее функций генлейновцам. Затем переговоры были прерваны, и Генлейн бежал в Германию. Считая, что долгожданный момент настал, Чемберлен приступил к осуществлению «плана Z».

Получив телеграмму английского премьера, Гитлер и его ближайшее окружение в первый момент не верили своим глазам. Возникла мысль – не следует ли «фюреру» сделать ответный шаг и организовать встречу где-либо на полпути? Например, на берегу Рейна или в открытом море на яхте «Грилль»? Оба варианта отпали. Чемберлену предоставили выпить полностью чашу унижения. Ему придется пересечь всю Германию и у бывшей австрийской границы подняться по ступеням лестницы горной виллы Гитлера.

Утром 15 сентября, получив благосклонное согласие Гитлера, Чемберлен в сопровождении Хораса Вильсона и ответственного сотрудника Форин оффиса У. Стрэнга вылетел в Мюнхен, оттуда в обществе встретившего его Риббентропа премьер-министр проделал путешествие в специальном поезде до Берхтесгадена, Состав тянулся медленно, и хозяева позаботились, чтобы гостям не было скучно; на протяжении трех часов Чемберлен наблюдал за широкими окнами вагона-ресторана мелькавшие один за другим встречные составы с эшелонами войск в новом обмундировании и при оружии. Ему продемонстрировали и достаточное количество зениток, спешивших на север с устремленными к небу стволами.

Из Берхтесгадена на автомашине английский премьер был доставлен в резиденцию Гитлера в Баварских Альпах «Бергхоф». Главной достопримечательностью виллы являлась большая зала, где Гитлер принимал высокопоставленных визитеров. Громадные прямоугольные окна, занимавшие почти всю стену, открывали вид на заснеженные горы, поросшие хмурым лесом. Внизу яркой зеленью выделялись альпийские луга. «Фюрер» спросил, какую процедуру переговоров предлагает премьер Англии.

– Я желал бы говорить с вами наедине, – заявил Чемберлен.

Два государственных мужа уединились в небольшом соседнем помещении. При беседе присутствовал только личный переводчик Гитлера П. Шмидт. Итак, желанная минута для английских «умиротворителей» наступила. Премьер Великобритании говорит с глазу на глаз с Гитлером. Чемберлен полон надежд: эта встреча должна положить начало новой эпохе во взаимоотношениях Англии и Германии. Он горит желанием устранить все недоразумения, объяснить «фюреру», сколь велико стремление влиятельных кругов Британской империи к сотрудничеству с фашистским рейхом в целях «спасения» западной цивилизации. В первых же фразах он спешил выразить «фюреру» свое «величайшее уважение» и восхищение. Он предлагает посвятить беседу обмену мнениями по общим вопросам.

«Он надеется, – говорится в записи беседы, – что в результате этого обмена мнениями с фюрером обе стороны будут точно информированы в отношении взглядов друг друга и что на основе точного знания позиции фюрера он сможет с удвоенным доверием продолжать свои усилия, направленные к достижению англо-германского сближения».

Гитлер смотрел на вещи иначе. Позиция западных держав в связи с аншлюсом и ряд других фактов убедили его, что Англия и Франция уже давно «списали Чехословакию со счета».

«Я приму… решение начать действия против Чехословакии, – говорилось в директиве для вермахта, утвержденной им 7 июля 1938 г., – только в том случае, если… я буду твердо убежден, что Франция не выступит и, следовательно, Англия также не вмешается».

Здесь же, в «Бергхофе», 3 сентября Гитлер обсуждал с Кейтелем и Браухичем детали вторжения, назначенного на 1 октября. Переброска войск, выделенных для участия в «операции Грюн», должна быть завершена под видом учений к 28 сентября. Войска должны расположиться на расстоянии двухдневного перехода от границы… Дав согласие на встречу с Чемберленом, Гитлер совершенно не собирался связывать себе руки какими-либо обязательствами. Наоборот, как можно судить, он намеревался использовать переговоры для создания предлога, который «оправдал» бы агрессию.

В ответ на заискивания Чемберлена Гитлер резко возразил, что обстановка является слишком острой, чтобы заниматься теоретическими рассуждениями. Чехословацкая проблема требует немедленного решения. Возможность сотрудничества Германии и Англии будет в решающей степени зависеть от того, сумеют ли обе стороны достигнуть соглашения на основе общей позиции по данному вопросу.

В категорическом тоне Гитлер потребовал «возвращения» в рейх трех миллионов судетских немцев, угрожая, что для достижения этого он не остановится перед риском войны.

– Исчерпываются ли требования Германии вопросом о передаче трех миллионов судетских немцев?

В ответ «фюрер» произнес пространную речь. Он добивается лишь «расового объединения» немцев и не желает ни одного чеха. Германия не будет чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока советско-чехословацкий договор не будет ликвидирован.

«Допустим, – спросил Чемберлен, уточняя желания Гитлера, – положение будет изменено таким образом: Чехословакия не будет более обязана прийти на помощь России в случае, если последняя подвергнется нападению и, с другой стороны, Чехословакии будет запрещено предоставлять возможность русским вооруженным силам находиться на ее аэродромах или где-либо еще; устранит ли это ваши трудности?»

В ответ на это «фюрер» бесцеремонно заявил: если судетские немцы будут включены в рейх, отделится венгерское меньшинство, отделится польское меньшинство, отделится словацкое меньшинство, то оставшаяся часть будет столь мала, что он не будет ломать голову по этому поводу.

Заявление Гитлера не оставляло сомнения, что речь шла вовсе не об «исправлении границ» Чехословакии, а о ликвидации ее как самостоятельного государства. Тем не менее Чемберлен не только не высказал какого-либо возражения, но поспешил заявить о своем принципиальном согласии. («Лично мне наплевать, будут ли Судеты в составе рейха или вне его», – пояснил он свою позицию в частном письме через несколько дней.) Однако он должен проконсультироваться с коллегами, а также с Парижем и лордом Ренсименом (о Праге английский премьер попросту забыл упомянуть!). Поэтому Чемберлен предложил прервать переговоры и встретиться снова через несколько дней.

Услужливость Чемберлена, несомненно, понравилась «фюреру». «Это было предложение, которое Гитлер не мог отклонить», – отмечает английский исследователь А. Тэйлор.

Британский премьер поспешил в Лондон.

Трудно, пожалуй, найти другой пример, когда престиж английской дипломатии падал так низко. Чем» объяснить столь беспомощную и жалкую роль, которую взял на себя британский премьер в Берхтесгадене?

В буржуазной историографии бытует версия, будто престарелый джентльмен (Чемберлену тогда было 69 лет), прибывший в самое «логово дракона» с «зонтиком в руках» защищать Чехословакию, был напуган военными приготовлениями фашистского рейха и ошарашен категорическим тоном Гитлера. Поэтому-де он без боя сдал позиции и «ради спасения мира» пошел на уступки.

Военный спектакль, устроенный гитлеровцами, оказал определенное влияние. Но покладистость английского премьера объяснялась не испугом. Она соответствовала заранее разработанной тактике. Еще 30 августа на заседании кабинета Чемберлен выразил сожаление, что заявление Англии в дни майского кризиса создало у Гитлера впечатление, «будто ему оказали противодействие». Считая своей главней целью достижение договоренности с Германией и опасаясь, что какие-либо возражения с его стороны вызовут вспышку гнева у «фюрера», Чемберлен при встрече 15 сентября с первых же слов капитулировал по всей линии.

Вернувшись в Лондон 16 сентября, премьер посетил короля и вечером собрал заседание «внутреннего кабинета», в состав которого входили министры, пользовавшиеся его наибольшим доверием, – Саймон, Хор и Галифакс. Были приглашены также X. Вильсон и срочно вызванный из Праги Ренсимен. Кратко изложив содержание беседы с Гитлером, Чемберлен высказал соображение, предназначенное для самого узкого круга лиц.

«Премьер-министр полагает, – говорится в протоколе заседания „большой четверки“, – что прежде всего следует решить вопрос, готовы ли мы в принципе согласиться на самоопределение[75], Во-вторых, нам следует обдумать, что мы должны потребовать взамен этого» (курсив мой. – Авт.).

Такова изнанка красивых фраз о «беспристрастном» посредничестве Англии в германо-чехословацком конфликте. «Честный маклер», как именует буржуазная историография Чемберлена, в действительности продавал Чехословакию Гитлеру.

17 сентября было созвано заседание британского кабинета в полном составе. Обстановка, царившая в тот день на Даунинг-стрит, 10, резко отличалась от предыдущих обсуждений чехословацкого вопроса. Когда мюнхенский курс лишь формировался, время позволяло подискутировать. Выступая с речами, министры соревновались в государственной мудрости и утонченном антисоветизме, прикрывая его ссылками на заботу о судьбах «цивилизации», на традиции империи. На этот раз все было иначе. Чемберлен привез из Берхтесгадена требования Гитлера, за которыми стояла отмобилизованная армия рейха. Члены кабинета были поставлены перед необходимостью принять решение: или капитуляция, или борьба. Им пришлось отказаться от речей «для истории», от уклончивых формулировок и обычного камуфляжа.

Процедура обсуждения вопроса, избранная Чемберленом, была довольно своеобразной. По тактическим соображениям он предпослал своему отчету о переговорах в. «Бергхофе» пространное выступление лорда Ренсимена, который осветил обстановку в Чехословакии в весьма мрачных тонах. Вывод его был таким – страна не может больше существовать в настоящем виде. Он информировал о возникших в кругах чехословацкой буржуазии планах разрешения кризиса. «Группа банкиров, – сообщил Ренсимен, – включая таких, как д-р Прейсс, полагает, что приемлемое решение может быть найдено на основе четвертого плана[76]. Предлагаемое д-ром Прейссом решение включает:

1. Восемь пунктов Карлсбадской программы, которые уже приняты чехословацким правительством.

2. Ликвидацию Коммунистической партии Чехословакии.

3. Расторжение русско-чешского политического договора.

4. Постоянное представительство судетских немцев в правительстве.

5. Создание комиссии из равного числа чехов и немцев для разрешения споров, возникающих в связи с выполнением соглашения.

6. Торговый договор с Германией».

Используя сообщение Ренсимена в качестве фона, Чемберлен подробно рассказал о своих переговорах с Гитлером и дал им оценку. Кризис к моменту его отлета в Германию достиг критической точки. Если бы он не решился на этот визит, утверждал премьер, то военные действия, очевидно, уже начались бы. Теперь же Гитлер не приведет в движение военную машину, пока будет обсуждаться данный вопрос.

И вот он вернулся в Англию для консультации с коллегами.

Весьма характерной для умонастроения английского премьера была высказанная им оценка реакции Гитлера на неожиданный визит.

Когда они вышли из кабинета, говорится в протоколе, Гитлер высказал сожаление, что «плохая погода» лишила его возможности показать премьер-министру вид, открывающийся с вершины горы. Г-н Гитлер выразил надежду сделать это когда-либо в другой раз. Сведения, полученные из других источников, говорят о том, что у «фюрера» осталось самое благоприятное впечатление. Это имело первостепенное значение, поскольку будущий ход переговоров зависел прежде всего от личного контакта.

Конечно, Чемберлен понимал, какую цену заплатил «фюреру» за обещание показать «вид с горы», но считал себя в выигрыше.

В заключение премьер обратился к коллегам с просьбой одобрить согласие Англии на «прицип самоопределения» судетских немцев. Последовавшая дискуссия обнажила подлинные корни английской дипломатии дней Мюнхена (2).