Галифакс: «Держать Россию в игре»
Галифакс: «Держать Россию в игре»
Чемберлен не нашелся, что ответить на высказанную в палате общин критику в адрес правительства в связи с ходом московских переговоров. Секретный меморандум Форин оффиса, датированный 22 мая 1939 г. (тремя днями позже описанных дебатов), дает возможность понять, почему премьер уклонился от откровенного изложения своей точки зрения и ограничился несколькими невнятными фразами.
Происхождение меморандума, как можно судить, связано с тем, что переговоры с СССР к рассматриваемому моменту достигли такой стадии, когда правительству Англии следовало либо согласиться наконец с предложенным советской стороной трехсторонним пактом, либо рвать переговоры. Чиновникам Форин оффиса поручили «подсчитать», каковы для Англии плюсы и минусы участия в пакте.
Нетрудно заметить, знакомясь с документом что составители были проникнуты духом вражды и недоверия к СССР, столь характерных для правящих кругов Великобритании накануне войны. Несмотря на это, в числе «плюсов» содержится весьма важная констатация. Заключение предложенного Советским правительством пакта, говорится в документе, возможно, является «единственным средством предотвращения войны» (курсив мой. – Авт.). Казалось бы, чего же лучше? Но авторы тут же находят еще более весомые «минусы».
Если будет заключен подобный договор, отмечается в меморандуме, то может сложиться впечатление, что «правительство его величества окончательно отказалось от всякой надежды добиться урегулирования с Германией».
В приведенных строках – вся потрясающая близорукость и косность английской дипломатии. На пороге войны Форин оффис все еще цеплялся за свою «идефикс» – создание «Пакта четырех», объединение Европы «без России и против России». Предлагавшийся Советским Союзом договор, оказывается, не нравился потому, что лишал Чемберлена возможности договориться с Гитлером против СССР!
Другой «минус» трехстороннего пакта составители меморандума усматривали в следующем. После его заключения, говорится в документе, может возникнуть ситуация, когда Англия
«в результате неспособности Польши или Румынии оказать сопротивление германскому нападению или в результате нападения Германии на Советский Союз морем или через прибалтийские государства может быть втянута в войну не с целью защиты независимости какого-либо малого европейского государства, а для оказания поддержки Советскому Союзу против Германии» (курсив мой. – Авт.).
Классовая ненависть английских правителей к социалистическому государству в приведенных строках бьет фонтаном. Они еще согласны (так и быть!) получить помощь от СССР, но самим помогать ему – ни в коем случае!
Какой вывод делали составители меморандума? Для Англии желательно заключить соглашение, которое отвечало бы таким условиям:
а) В случае нападения на Англию Советский Союз должен прийти ей на помощь, вынудив Германию воевать на два фронта.
б) В случае возникновения войны соглашение должно непременно втянуть в войну и СССР, «ибо в противном случае в конце войны, когда Англия и Германия будут лежать в развалинах, Советский Союз, имея нетронутую армию, стал бы господствовать в Европе».
Вооружившись этими соображениями, британское правительство заявило о своем согласии заключить трехсторонний пакт. Новые англо-французские предложения были вручены Советскому правительству 27 мая. В тексте документа содержался неожиданный сюрприз. Обязательства участников договора предлагалось подчинить Уставу Лиги наций. Это значило, как показали события в Эфиопии, лишить пакт всякой эффективности.
Настораживала редакция 4-го пункта нового проекта, определявшего порядок выполнения сторонами обязательств.
«В случае возникновения обстоятельств, которые могут потребовать выполнения их обязательств о взаимной помощи и поддержке, три правительства немедленно приступят к консультации относительно создавшегося положения. Методы и объем такой консультации станут тотчас же предметом последующего обсуждения между тремя правительствами…»
Итак, вместо конкретных действий, в случае угрозы агрессии, предлагались консультации по вопросу о консультациях.
Существенным пороком проекта являлся и тот факт, что он оставлял неприкрытым район Прибалтики. Здесь для агрессора имелась лазейка. «Если Латвия или Эстония подвергнутся нападению со стороны Германии, – пояснил ответственный сотрудник французского МИД Роша советнику посольства США в Париже Вильсону, – и не будут защищаться или воздержатся от того, чтобы просить Россию о помощи… обязательства о взаимной помощи не вступят в силу». Проект Форин оффиса, таким образом, оставлял в Прибалтике коридор для германской агрессии против СССР.
Англо-французские предложения, заявил народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов[96] в беседе с Сидсом и Наджиаром, наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем…
Позиция западных держав, упорно уклонявшихся от заключения честного, равноправного договора, не могла не внушать сомнений. Предлагавшиеся ими проекты по-прежнему содержали в завуалированном виде односторонние обязательства для СССР и лазейки для агрессора. «Договор был обставлен, как живой изгородью, различными ссылками на Лигу наций, на резервирование различных прав и позиций, – признал впоследствии один из участников переговоров, английский дипломат Стрэнг. – Естественно, это должно было настораживать Советское правительство». Фоном для маневров Форин оффиса и Кэ д’Орсе служили откровенные выступления реакционных кругов на Западе, утверждавших, что «цель целей» дипломатической стратегии – «дать Берлину пожрать Украину и расчленить СССР».
Несмотря на все это, Советское правительство, глубоко заинтересованное в заключении пакта о взаимной помощи, настойчиво продолжало добиваться выработки справедливого и эффективного соглашения. 2 июня 1939 г. оно передало Англии и Франции свой проект договора, лишенный каких-либо двусмысленностей и недомолвок. В нем предлагалось, чтобы совместные гарантии трех держав были распространены на Бельгию, Грецию, Турцию, Румынию, Польшу, Латвию, Эстонию и Финляндию. Предусматривалось также, что механизм взаимопомощи, в случае необходимости, будет приведен в действие немедленно, независимо от какой бы то ни было процедуры прохождения вопросов в Лиге наций. Договор должен был вступить в силу одновременно с военной конвенцией о формах и размерах взаимной помощи, оказываемой участникам» пакта.
Советский проект стал предметом новых препирательств со стороны западных держав. Ссылаясь на то, что английское правительство уже сделало ряд «уступок», Галифакс рекомендовал следовать практике коммерческих сделок и требовал, чтобы советская сторона «в свою очередь» отказалась от ряда важных положений.
К их числу относились, в частности, вопросы о гарантиях стран Прибалтики и об одновременном подписании военной конвенции, от чего продолжали уклоняться западные державы. Оба вопроса, однако, имели принципиальное значение.
Не было секретом, что страны Прибалтики являлись одним из объектов агрессивных устремлений фашистской Германии. Захват этого района предоставил бы гитлеровцам удобный плацдарм для наступления на жизненно важные центры Советского Союза, а также для операций против западных держав и района Северной Европы. Единственной силой, способной оградить народы прибалтийских государств от нависшей над ними угрозы, был Советский Союз. Это хорошо понимали трудящиеся массы Эстонии, Латвии и Литвы. «Рабочие настроены крайне враждебно к гитлеровской Германии, и своим единственным спасителем они считают СССР», – отмечалось в документах латвийской охранки. Состоятельные классы и выражавшие их волю фашистские правительства, находившиеся у власти в этих странах, ориентировались на Германию. В начале июня Эстония и Латвия заключили договоры о ненападении с третьим рейхом. Вскоре встал вопрос о военном сотрудничестве прибалтийских государств с Германией и о вводе ее войск. Летом сюда прибыли с визитом начальник штаба германской армии генерал Гальдер и начальник контрразведки рейхсвера Канарис. Вместе с ними приехала группа военных специалистов, которые составили карты пограничных с Советским Союзом районов Эстонии, сфотографировали полосу прохождения границы. Государственные и общественные учреждения оказались наводнены гитлеровскими агентами. В любую минуту можно было ожидать вступления в Эстонию и Латвию германских войск с фактического согласия их правительств.
Приведенные факты свидетельствуют, насколько обоснованным было стремление правительства СССР превратить Прибалтику в одно из прочных звеньев мира, укрепив тем самым и безопасность нашей страны на северо-западе. Это вынуждены были признавать и некоторые крупные политические деятели на Западе. «Требования русских, чтобы эти государства были включены в тройственную гарантию, хорошо обоснованы. Нет никакого смысла в том, чтобы кессон мира имел трещину», – заявил Черчилль.
Что касается заключения военной конвенции, то опыт 1938 г., когда советско-французский договор о взаимной помощи остался мертвой буквой, служил достаточным основанием для постановки этого вопроса. Его значение для Советского Союза было тем более велико, что в случае гитлеровского нападения на Польшу, а его можно было ожидать со дня на день, СССР немедленно оказался бы в состоянии войны с Германией. В чем выразилась бы тогда помощь западных держав Советскому Союзу, которому пришлось бы принять на себя главный натиск фашистских армий?
Июнь ушел на обсуждение с Лондоном и Парижем вопроса о предоставлении гарантий странам Прибалтики. Для ускорения переговоров Советское правительство предложило направить в Москву кого-либо из руководящих политических деятелей Англии, например Галифакса. Ведь и он, и Чемберлен ездили на переговоры в Германию. Британское правительство ограничилось отправкой чиновника Форин оффиса Стрэнга. Командирование второстепенной фигуры было красноречивее иных дипломатических деклараций. Кабинет Чемберлена явно не проявлял серьезного интереса к переговорам.
Придавая большое значение информации общественного мнения Англии и Франции, Советское правительство предприняло важный шаг. 29 июня 1939 г. в «Правде» была опубликована статья А.А. Жданова «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР». В статье указывалось, что основной причиной застойного состояния, в котором оказались переговоры, являлось нежелание западных держав пойти на заключение с СССР равного договора, на который только и может пойти уважающее себя государство.
Статья обращала также внимание на тактику затяжки переговоров, применявшуюся англо-французской дипломатией. Действительно, из 75 дней, на протяжении которых происходил обмен мнениями, Советскому правительству для подготовки ответов понадобилось 16 дней; остальные 59 дней ушли на задержки и проволочки со стороны западных держав. По многим вопросам, которые, при наличии доброй воли и искренних намерениях Англии и Франции, легко могли бы быть разрешены, английское и французское правительства нагромождали искусственные трудности.
«Все это говорит о том, – заключал А.А. Жданов, – что англичане и французы хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они тоже за „равенство“, а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдет, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками. Тем более не может пойти на такой договор СССР, сила, мощь и достоинство которого известны всему миру.
Мне кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами».
После долгих переговоров согласившись на гарантии странам Прибалтики, западные державы оговорили, что это обязательство не распространяется на случай «косвенной» агрессии. Позиция англо-французской дипломатии явно шла вразрез с логикой. Именно путем «косвенной» агрессии гитлеровцы захватили в марте 1938 г. Австрию и в марте 1939 г. остававшуюся после Мюнхена часть Чехословакии. Англо-французские гарантии Польше, учитывая этот опыт, предусматривали возможность как прямой, так и «косвенной» агрессии. Но, когда вопрос встал о прибалтийских странах, где «косвенная» агрессия была наиболее вероятной, Лондон и Париж неожиданно воспротивились.
Английский дипломат Стрэнг, прибывший в Москву в середине июня для участия в переговорах, вынужден был признать в своей переписке с Лондоном, что полученные им инструкции не открывали перспективы успешного разрешения обсуждавшихся проблем. «Тот факт, что мы создаем одну трудность за другой, – писал он, – создал впечатление, что мы к соглашению серьезно не стремимся».
Такое впечатление, уже давно складывавшееся среди политических наблюдателей, усилилось, когда во второй половине июля в западной печати промелькнуло сообщение о секретных переговорах в английской столице между министром внешней торговли Хадсоном и представителем рейха Вольтатом. Факт привлек к себе всеобщее внимание. Возникло подозрение: не ведет ли английское правительство параллельно с переговорами в Москве тайных переговоров с Берлином?
Лишь после окончания войны, когда стали известны документы секретных германских архивов, выяснилось, что подозрение было вполне обоснованным. Выяснилось также, что переговорам с Германией английское правительство придавало гораздо большее значение, чем возможности заключения пакта с СССР. Это позволяет в полной мере оценить тактику Форин оффиса. Поскольку обеспечить вовлечение СССР в войну, навязав ему односторонние обязательства, не удавалось, английская дипломатия взяла курс на затягивание переговоров. Целью этого было, говоря словами Галифакса, «держать Россию в игре». Запугивая Германию перспективой заключения англо-франко-советского договора, Чемберлен рассчитывал побудить Гитлера на соглашение с Англией.
Этот замысел не был тайной для дипломатических кругов. «Москвой получены сведения о намерениях Лондона, – сообщал чехословацкий посол в Москве Фирлингер в Прагу 25 июля 1939 г., – из которых следует, что Чемберлен не стремится к договору с Советским Союзом и намерен продолжать свои попытки к сближению с Германией, пользуясь договором с СССР только как средством давления на Германию, примерно так же, как это было во время чехословацкого кризиса».
Все более накалявшаяся международная обстановка и реальная угроза, что Лондон и Париж будут использовать затеянные ими переговоры с Москвой в ущерб безопасности нашей страны, заставили Советское правительство прийти к выводу о необходимости выяснить: думают ли западные державы заключить соглашение, которое способствовало бы укреплению мира? Пробным камнем должно было стать подписание военной конвенции. Если бы удалось договориться о совместных операциях трех государств против агрессора, было бы легко согласовать формулировки политического договора, по которым оставались расхождения. Советское правительство решило предпринять еще одну попытку договориться с Англией и Францией. 23 июля 1939 г. оно предложило немедленно начать военные переговоры. Западные державы ответили согласием. Было ли согласие искренним? (5)