Петр I в оценке современников и потомства

Петр I в оценке современников и потомства

Величественная фигура Петра, его кипучая деятельность, размах его преобразований, бранные дела — все это получило страстную и весьма противоречивую оценку современников и потомства. Для одних современников Петра он — антихрист, для других — земной бог.

«Антихрист, антихрист сидит на престоле», — с пеной у рта проповедовал раскольничий старец, и в тон ему твердили чернецы и бояре, уцелевшие от казней стрельцы и ревностно придерживавшиеся ветхозаветной старины торговые люди посадов Русской земли.

Немало находилось людей, которые не боялись говорить про государя «поносные речи», и не раз в Преображенском приказе слышался треск ломаемых на дыбе костей исступленных глашатаев «старой веры», проклинавших «пьянчужку царя».

А иной раз прямо в покой Преображенского приказа, где восседал сам великий заплечных дел мастер князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, шел безвестный старец для того, чтобы заявить: «Государево дело за мной такое; пришел я извещать государю, что разрушает он веру христианскую». И фанатизм, горящий в глубоко запавших глазах, говорил о том, что этого ревнителя старины не испугает ни дыба, ни плаха, ни дым костра раскольничьей «гари» и «за крест святой, за молитву, за свою браду честную, за свою веру христову» он готов пойти на любые муки и смерть.

Но так думали и говорили только те, кто в преобразованиях Петра видел конец родной старине, кто видел, как ведомая царем страна устремилась в новое, неведомое, страшное, кто упрямо и злобно цеплялся за старый уклад жизни.

Среди врагов Петра мы найдем представителей разных слоев тогдашнего русского общества. Тут и старица-кликуша, и юродивый, вопящие на церковной паперти об антихристе, и угрюмый, упрямый стрелец, и лукавый боярин, и, наконец, сам царевич Алексей. За ним пошло немало и всякого «черного», «подлого» люда русских сел и городов. Но если для монахов, для стрельцов, для бояр борьба с Петром была борьбой с новшествами, борьбой за незыблемость прадедовских обычаев, то посадские люди и крестьяне выступали против усилившегося при Петре феодального гнета, поборов и тягот, установленных им в целях укрепления дворянской, крепостнической державы.

Если бояре, стрельцы, староверы, тщетно цеплявшиеся за отживший старомосковский уклад, несправедливо чернили Петра, то среди сподвижников, последователей и поклонников царя личность его, его дела получили высокую, а подчас и преувеличенно высокую оценку.

Вышедший из крестьянской семьи Посошков всячески восхвалял Петра и превозносил его дела. Нартов, вышедший из посадской среды, называл Петра «земным богом». Преподнося Петру титул императора, канцлер Головкин говорил, что русские «из небытия в бытие произведены» только трудами Петра. Ему вторили Неплюев, утверждавший: «На что в России не взгляни, все его началом имеет», и Феофан Прокопович, говоривший, что Петр «всю Россию, каковая уже есть, сделал и создал» и, уйдя от мира, «дух свой оставил нам».

Один из первых биографов и историков Петра Крекшин, восторженно отзывавшийся о нем и заявляющий, что он «не достоин отрешить и ремень сапога его», обращался к Петру: «Отче наш, Петр Великий! Ты нас от небытия в бытие произвел».

Михаил Ломоносов, восхищенный размахом деятельности Петра и любовью государя к наукам, говорил о Петре: «Ежели человека, богу подобного по нашему понятию, найти надобно, кроме Петра Великого не обрести». И в одной из своих од писал: «Он бог твой, бог твой был, Россия!».

Писали свои «вирши» и «поэмы», посвященные Петру, русские поэты, составлял свой «Плач» Тредиаковский, писал «Петриду» Кантемир.

«Отец русской истории» Татищев говорил, что всем, а главным образом «разумом», он обязан Петру.

Деятельность Петра, подобно удару колокола в тихий вечер, разбудила Русь. Так говорили многие его современники. Но она произвела такое сильное впечатление не на них одних.

В мрачные годы «бироновщины», в царствование Анны Ивановны и Ивана Антоновича, в годы немецкого засилья европеизатор Петр, одевший Россию в «немецкое» платье, стал уже символом русского, национального. Ведь иноземная форма русских гвардейцев была освящена в народном сознании Полтавой и Гангутом. Вот почему в годы бироновского лихолетья взоры народа обращаются к Петру, вот почему честные русские люди, выступая против чужеземного насилия, противопоставляют образу немецкого злого тирана образ Петра:

Ты ударь в набат, громкий колокол,

Простони кругом, мать сыра-земля,

Распахнись-ка ты, золотой покров,

Ты откройся-ка, гробова доска,

Из гробницы встань, русский Белый царь,

Ты взгляни-ка, царь, радость гвардии,

Как полки твои во строю стоят,

Опустив на грудь свои головы!

Что не царь нами теперь властвует

И не русский царь отдает приказ,

А командует, потешается

Злой тиран Бирон из Неметчины.

Встань-проснись, царь, наше солнышко,

Хоть одно слово полкам вымолви,

Прикажи весь сор метлой вымести

Из престольного града Питера.

В царствование Елизаветы, во времена Екатерины II, Павла I авторитет Петра в глазах потомства продолжает расти. Но уже тогда, в конце XVIII в. из уст представителей дворянства вырывались первые упреки в адрес его вчерашнего «земного бога».

Так Карамзин, восхвалявший Петра в «Письмах русского путешественника» позднее, напуганный Французской буржуазной революцией и первыми признаками грядущего кризиса крепостнической системы, стал отрицательно относиться к тому, что ранее хвалил в Петре, и в «Записке о древней и новой России» писал: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России. Виною Петр».

Критикует Петра за односторонность известный деятель просвещения екатерининских времен Бецкий. Болтин сетует на то, что Петр заставил Россию «сделать то в несколько лет, на что потребны века» и отчего пошло «повреждение нравов», которые «совсем переменились» в дурную сторону. С дворянских позиций раздраженно критикует преобразователя княгиня Дашкова, возмущаясь стремлением Петра заставить дворян, «белую кость», трудиться и допускать в свои ряды «чернь». Она не жалеет красок для того, чтобы обрисовать Петра как «блистательного тирана», «невежду», честолюбца, которого только по глупости или недобросовестности можно назвать создателем могучего государства. Любовь Петра к труду вызывает особенные нападки с ее стороны.

Ей вторит сильно задетый «табелью о рангах», петровским принципом превосходства службы над «породой», реакционно настроенный князь Щербатов. Он высказывается против «самовластия» царя, против отмены местничества, так как, ничем его не заменив, «никаким правом знатным родом, истребили мысли благородной гордости во дворянах». По мнению Щербатова, Петр, борясь с суевериями, затронул и религию, отчего люди русские «в разврат стали приходить».

Такое отношение к Петру было обусловлено стремлением напуганного Французской революцией дворянства сохранить общественный порядок в неприкосновенности, боязнью всяких реформ. Монарх правит, дворянство господствует, народ безропотно несет тяготы. Никаких преобразований!

Дворянская аристократия в лице Дашковой и Щербатова не только обвиняла Петра в том, что дела его вызвали «повреждение нравов» и потрясали устои дворянского быта, но, стремясь к расцвету «прав и вольностей дворянских», предъявляла такие требования к самодержавной власти, которые не вязались с обычными и особенно укоренившимся при Петре представлением о дворянстве как о «служилом состоянии». Те, кто в скором времени провозгласят своим девизом: «Дворянином нельзя стать, дворянином можно родиться», не могли простить Петру «засорения» дворянства выходцами из «черни».

Совершенно иную позицию по отношению к Петру заняли представители передовой русской общественной мысли. В «Письме к другу, жительствующего в Тобольске» первый русский революционер Радищев называет Петра «мужем необыкновенным, название великого заслужившим правильно». По мысли Радищева, главная и великая заслуга Петра заключается в том, что он привел в движение и повел за собой вперед по пути прогресса громадную Россию.

Но вместе с тем Радищев первый увидел в Петре крепостника, обратил внимание на такие черты его деятельности, которых не могли заметить его восторженные хвалители из дворянского лагеря, но навеки запомнил русский народ, запечатлев в своем фольклоре. Радищев подчеркивает, что Петр был бы еще славнее, а дела его — еще величественнее, если бы он «утвердил вольность частную», т. е. свободу личности, освободил бы миллионы своих подданных от уз рабства и сложил бы с себя добровольно неограниченную власть.

Вот почему Радищев так бичует тот гнев, который пал на плечи народа в петровские времена. Не «вольность частную», а угнетение народа и окончательное закрепощение крестьян утвердил царь Петр.

Высоко оценил Петра Чаадаев, полагавший, что его преобразования сняли угрозу превращения России в шведскую провинцию.

В сочинениях великого русского революционного просветителя и критика Белинского мы находим исключительно высокую оценку Петра. «Нужна была полная коренная реформа — от конечностей тела до последнего убежища человеческой мысли; а для произведения такой реформы нужен был исполинский гений, каким являлся Петр», — так писал Белинский о Петре. «Петр Великий есть величайшее явление не нашей только истории, но истории всего человечества; он божество, вызвавшее нас к жизни, вдунувшее душу живую в колоссальное, но поверженное в смертную дремоту тело древней России». «Петру Великому мало конной статуи на Исаакиевской площади; алтари должно воздвигнуть ему на всех площадях и улицах великого царства Русского».

Чернышевский отдавал должное памяти Петра, подчеркивал значение его дел и высоко оценивал его личные качества, называя его «великим человеком». «Русский должен быть патриотом в том смысле, в каком им был Петр Великий», — писал он, отмечая исключительную любовь, которую питал Петр к своей стране, и указывал на «беспредельное желание благ Родине, одушевляющее всю жизнь, направляющее всю деятельность этого великого человека».

Добролюбов говорил о Петре, что он «разрешил вопросы, давно уже заданные правительству самой жизнью народной, — вот его значение, вот его заслуги. Напрасно приверженцы старой Руси утверждают, что то, что внесено в нашу жизнь Петром, было совершенно несообразно с ходом исторического развития русского народа и противно русским интересам. Обширные преобразования, противные народному характеру и естественному ходу истории, если и удаются на первый раз, то не бывают прочны. Преобразования же Петра давно сделались у нас достоянием народной жизни, и это одно уже должно заставить нас смотреть на Петра как на великого исторического деятеля, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и народа».

Добролюбов подчеркивал, что реформы Петра, несмотря на западноевропейскую форму его преобразований, были направлены на благо России и не были насилием и указывал на значение не иноземных, а русских соратников Петра. Вместе с тем Добролюбов подчеркивал, что, несмотря на свою «матросскую куртку», Петр был настоящим самодержцем. «В матросской куртке, с топором в руке, он так же грозно и властно держал свое царство, как и его предшественники, облеченные в порфиру и восседавшие на золотом троне, со скипетром в руках», — писал Добролюбов. Петр, по мнению Добролюбова, был прежде всего государственным человеком. Он «заглушил самые нежные чувства отца для гражданского блага своей родины, предвидя в своем сыне личность, вредную для государства».

Высоко ставил Петра Герцен, писавший: «К концу XVII века на престоле царей появился смелый революционер, одаренный обширным гением и непреклонной волей — это деспот по образцу комитета общественного спасения».

Так оценивали деятельность Петра представители передовой русской общественной мысли XIX в., видя в нем не «земного бога», а человека, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и своей страны.

Большое внимание уделила Петру русская историческая наука. Выходившие в XVIII в. труды Голикова, посвященные «деяниям» Петра, представляют собой собрание материалов, опубликованных автором без проверки фактов, с многочисленными ошибками в чтении рукописей. Чувство беспредельного благоговения перед Петром лишило Голикова возможности критически разобраться в привлекаемых им источниках.

Изданный в середине XIX в. труд Устрялова носит повествовательно-описательный характер. Внимание автора обращено исключительно на факты биографии и внешней политики Петра, которым он не дает научного толкования.

В сочинениях С. М. Соловьева мы видим уже глубоко продуманную концепцию. Соловьев полагал, что реформы Петра были обусловлены всем предшествующим развитием России. Обстановку, сложившуюся в России накануне реформ, он определяет следующими словами: «Народ поднялся и собрался в дорогу, но кого-то ждали, — ждали вождя; вождь явился». Соловьев высоко оценивал деятельность Петра и полагал, исходя из идеалистических позиций, что со времен петровских преобразований русский народ стал руководствоваться не чувством, а мыслью. «Петр оставил судьбу России в русских руках», — замечает он.

В. О. Ключевский, ученик Соловьева, создал свою оригинальную систему взглядов на Петра и его преобразования. Ключевский писал, что «она (реформа. — В. М.) усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революцию». И вот это-то обстоятельство заставляет Ключевского, одного из идеологов русской буржуазии, выискивать слабые места в деятельности Петра. Ключевский, отказывая Петру в способности руководствоваться в своей деятельности продуманным планом, полагает, что реформы, первоначально всецело обусловленные нуждами Северной войны, производились на скорую руку, диктуемые только сегодняшним днем. Многое, по мнению Ключевского, не удавалось Петру потому, что народные массы были инертны и не воспринимали самое существо преобразований.

Так оценивали Петра наиболее видные представители буржуазной исторической науки — Соловьев и Ключевский.

Рост революционного движения в России в конце XIX — начале XX в. заставил идеолога русской империалистической буржуазии профессора истории П. Н. Милюкова резко отрицательно отнестись к преобразованиям Петра, так как всякая реформа, всякая ломка общественной жизни даже в дали веков казалась ему святотатством. Для Милюкова реформы Петра — это реформы без реформатора, преобразования без преобразователя, результат слепого, стихийного творчества. Да и лучше-де ничего не могло быть в России. «Страна получила такую реформу, на которую только и была способна», — говорит он.

По правильному замечанию крупного русского историка конца XIX — начала XX в. Н. П. Павлова-Сильванского, автора фундаментальных трудов по истории древней и удельной Руси, работа Милюкова — «не обвинительный акт, а желчный памфлет», не имеющий ничего общего с исторической действительностью.

Таким образом, в досоветской, дворянской и буржуазной исторической науке петровские реформы не получили должной оценки.

В советской исторической науке благодаря господству одно время взглядов М. Н. Покровского также имели место неверные представления о преобразованиях и об эпохе Петра I. М. Н. Покровский утверждал, что реформы Петра были вызваны «торговым капитализмом», который совершил «набег» на дворянскую Россию. И в то же самое время, противореча сам себе, утверждал, что в царствование Алексея Михайловича и Петра II для развития капитализма в России были более благоприятные условия, чем при Петре I. К внешней политике Петра Покровский относится отрицательно, а в самом преобразователе видит лишь неудачливого кутилу, дебошира и развратника. «Смерть преобразователя была достойным финалом этого пира во время чумы», — заявляет М. Н. Покровский, считая, что за смертью Петра последовал крах его реформ.

В современной советской историографии вопрос о петровских реформах, о его внешней политике разрешается на подлинно научной основе, на базе марксистско-ленинской теории. Нет еще пока больших сводных работ советских историков, подводящих итоги всей деятельности Петра в целом. Вышли три тома монументального исследования академика М. Богословского, посвященные детству и юности Петра I и началу его деятельности, опубликованы исследования Б. Б. Кафенгауза и Т. К. Крыловой — по истории внешней политики Петра I, академика Е. В. Тарле и Н. В. Новикова — о русском флоте петровских времен, П. П. Епифанова — о военной реформе, Б. Сыромятникова — о государственной реформе, В. И. Лебедева — о народных движениях в царствование Петра I, А. В. Предтеченского, Панова и других — о Полтавской «баталии», академика В. Струмилина, П. Г. Любомирова и Е. Н. Заозерской — о промышленности, Г. Анпилогова — о государственных учреждениях петровских времен и целый ряд других исследований, брошюр и статей.

В конце 40-х — начале 50-х годов опубликованы «Законодательные акты Петра I», хрестоматии, составленные в научных и учебных целях.

Советские ученые по-новому, смело и остро, ставят вопросы, связанные с оценкой деятельности Петра, воздавая ему должное, но в то же время указывая на ограниченность его стремлений и возможностей.

Мы говорили о том, как расценили деятельность великого преобразователя его современники и соратники, «птенцы гнезда Петрова», вельможи и «пииты», почитатели и хулители.

Мы ознакомились в самых общих чертах со взглядами на Петра представителей различных течений русской общественной мысли и исторической науки.

Но как отнесся к Петру сам русский народ, как оценил он деятельность царя, запомнил ли Петра, добрым или худым словом поминает его в своих песнях и сказаниях? Как писал Байрон,

Порой историк вводит в заблужденье,

Но песнь народная звучит в сердцах людей.

Памятен русскому народу царь Петр, памятен его облик, не забылись дела его. Петр — это целый период в истории русского народного творчества. С его именем связано возникновение солдатской песни. И пусть переносит она на петровские «баталии» черты древних битв русских воинов, но важно, что народ воспел в своем творчестве рождение регулярной русской армии.

Суров и строг царь Петр, но не чуждается он простого народа и слушает его советы.

Воинские дела, «славные баталии» Петра вызывают одобрение народа. В русском фольклоре Петр — «первый император на земле».

Простой инвалид, один из многих, деливших с Петром и трудности походов, и лавры побед, держал портрет Петра среди икон и зажигал перед ним свечу. Уличенный в этом архиереем, инвалид ответил, что Петр защищал страну от врагов, ел солдатскую кашу, обращался с солдатами, как равный, как отец. «Сам бог прославил его победами, не допустя коснуться до него смерти и раны, а ты говоришь: не должно образу его молиться!». Для этого инвалида Петр был одновременно и «полковником», с которым он вместе «ломал» службу солдатскую, и «великим государем».

Особенно ценит народ в Петре его уменье слушать простых людей и приближать их к себе. Героями былей петровского цикла выступают именно простые люди — солдаты, крестьяне, «голь кабацкая». И царь Петр хорош и умен, и дается ему все, и во всем он одерживает верх, в любом «бореньице» именно потому, что умеет ценить народную мудрость, совет простых людей. И спасает царя на чужбине простой человек — то «Бутман Колыбанович, голь кабацкая», то крестьянин.

Слушает царь Петр солдата, ибо солдат — его «силушка», ибо «брана шведская пашня солдатскими ногами», полита «горячей солдатской кровью». Любят солдаты матушку-Россию, и хоть труден их подвиг ратный, но стоят они насмерть, бьются с ворогом «не на живот, а на смерть». Послушал царь Петр солдат, которые, «как пчелы, зашумели», услышав о том, что генералы советуют Петру снять осаду Шлиссельбурга, и только поэтому овладел неприступной крепостью.

Нет в Петре злости-зависти. Справедлив царь Петр. «У дворца государева» в «великом бореньице» одолел царя простой драгун. Всяк бы на месте царя осерчал и наказал бы дерзкого, но не таков Петр. «Благодарю тебя, молодой драгун, за бореньице», — говорит он своему победителю. Так повествует о Петре былина «Царь Петр и драгун». Народ отмечает, что чувство справедливости иногда берет верх в Петре даже тогда, когда речь идет о борьбе народа с обидчиком-дворянином. В былине «Жалоба солдата Петру I на князя Долгорукого» поется о том, как выдает Петр солдатам их обидчика князя Долгорукого.

По достоинству оценил народ и любовь Петра к труду. Особенно хорошо запомнил Петра не знавший крепостного права Русский Север. Трудолюбивому, суровому и стойкому помору-грамотею, крестьянину далеких северных «печиш», начетчику и сказителю внушал уважение образ «царя-плотника». «Вот царь был, так царь, — говорили о Петре крестьяне Олонецкого края, — даром хлеба не ел, пуще бурлака работал».

Даже ревнителям старины, уходившим в дремучие северные леса, чтобы сохранить свой восьмиконечный крест, свое сугубое «аллилуйя», свои церковные книги «старого письма», даже им, фанатикам Повенецких, Олонецких, Выгских и прочих скитов нравились в Петре его трудолюбие, настойчивость, стойкость. Хуля его за преследование Алексея, отстаивавшего «верушку старинную», обитатели бескрайних северных лесов да берегов «Студеного моря» отдавали должное Петру. И на чаше весов русского помора, распевавшего свои «старины» длинными зимними вечерами под вой ветра-«полуночника» при лучине, бросавшей робкий свет на суровые лица, положительная оценка деятельности Петра перевешивала отрицательную.

Вот почему бог не карает «царя-антихриста», вот почему даже в устах далеких потомков тех, кто последовал за протопопом Аввакумом и Никитой Пустосвятом, с течением времени меняется оценка Петра.

Но не слепо обольщается народ царем Петром. Знает он ему цену, знает, чьи интересы блюдет царь. Народ не забыл того, что Петр драл с него три шкуры, и не простил царю непомерной «тяготы». Даже «земля сырая» плачет от тяготы народной. Тяжело строить Петербург, трудно прокладывать Ладожский канал, горька доля солдатская, и горек хлеб его, непомерно тяжел путь солдата, велики его испытания. И пошли в петровское время гулять по матушке-России первые рекрутские «плачи».

Не мирится царь Петр с «волей», не любит он «вольного» люда. Вот уже переводит он на Волге «гулящий люд», ту волжскую вольницу, «голь перекатную», которая с Ермаком ходила в Сибирь, «дуванила» с Разиным добычу персидского похода и поднимала вместе с крестьянством «встань» в селах поволжских, грозясь идти на Москву.

Вот уже добрался царь до тихого Дона, и вольный тихий Дон осуждает Петра за то, что «разорил» он старинные, саблей завоеванные, кровью политые вольности казацкие.

И лежит на петровской песне отпечаток мрачности, суровости. Чувствуется в ней горе народное, невыплаканные слезы, затаенная печаль:

Не плачь, не плачь, трава-мурава;

Не одной тебе в чистом поле тошненько,

И мне еще того тошнее.

Разоряет царь-государь «чернят», «сподобляет» «больших господ», плачет народ. Жесток царь Петр, крут на расправу, и, не прощая царю «тяготы» непомерной, народ принимает сторону его жертв, видя в их протесте нечто, созвучное его гневу.

Различны пути народа и стрельцов, пути «черного люда» и царицы Евдокии Лопухиной, но они против Петра, и народ — за них.

В их уста вкладывает народ свой протест, заставляет их думать по-своему, поступать так, как поступили бы простые люди, составители и слушатели «старинок» и песен.

Народ идеализирует тех, кто осмелился перечить царю Петру, и если в солдатских песнях, в былинах о справедливости Петра царь расходится с генералами, князьями, боярами, то во многих былинах царь заодно со знатью, с господами, с вельможами, с «сильными людьми».

Вот почему эпос возвеличивает стрельцов, которые не согнули перед Петром свои «буйные головушки». От народа они заслужили мученический венец, а от царя — «перекладину кленовую» да «петельку шелковую». В одной из песен Голицын изображен народным заступником. Он говорит Петру:

Ох, ты батюшка, государь-царь, православный.

Ты зачем, государь-царь, чернят разоряешь?

Ты зачем больших господ сподобляешь?

В получившей широкое распространение лубочной картине осуждена издевка над народом — клеймение рекрутов, насильственное плетение лаптей. Но характерно, что собственно государственную деятельность Петра этот лубок не затронул.

Претила народу и «иноземщина», немецкое засилье. В лубочной картине «Как мыши царя погребают» народ с беспощадной иронией заклеймил иноземные новшества (брадобритие, курение табака и т. п.). В картинах «Как Баба-Яга дерется с крокодилом», «Немка верхом на старике» и других проявлялось отрицательное отношение к иноземке Екатерине.

Проходит время, и во многом меняется отношение народа к новшествам, введенным Петром. Пошли по Руси поговорки: «Погиб, как швед под Полтавой», «Мудрость в голове, а не в бороде», «Борода выросла, а ума не вынесла», — поговорки, осуждающие ветхозаветную старину и одобряющие петровские нововведения.

В народных песнях, преданиях и сказаниях все реже и реже слышится старобрядческое, раскольничье осуждение Петра-«антихриста», и все чаще и чаще народ посвящает свое творчество «православному царю Петру Алексеевичу», «Петру Первому Великому», «полковнику Преображенскому, капитану бомбардирскому». Военные подвиги Петра все отчетливее и отчетливее выступают на первый план.

И хоть идут солдаты

Во неволюшку — службу царскую,

Во всегдашнюю во заботушку,

тем не менее они

Рады государю послужити

И один за одного умерети.

И в солдатских «плачах» о Петре слышится задушевная печаль:

У того ли дворца государева,

У крыльца бело выкрашенного,

Молодой сержант на часах стоял.

Признобил он резвы ноженьки по сапоженьки самы

Белы рученьки по самые костыньки,

Стоючи-то он призадумался.

Призадумавшись, горько плакать стал…

«Вы подуйте с гор, ветры буйные,

Разнесите с небес снежки белые.

Растолкните, ветры, бел горюч камень

Расшатайте-ка мать сыру-землю.

Вы на все четыре стороны

Расколите, ветры, гробову доску,

Разверните вы золоту парчу,

Распахните вы бел-тонкий саван!

Уж ты встань, проснись, православный царь,

Православный царь, Петр Алексеевич!

Подыми ты свою буйную головушку.

Посмотри на свою силушку:

Твоя силушка во строю стоит,

По-военному обучается,

Во строю стоит — не шелохнется,

На войну она отлучается».

В солдатских «плачах» звучит искреннее сожаление о смерти Петра:

Без тебя мы осиротели,

Осиротев, обессилели.

Что ты крепко спишь — не проснешься,

Не проснешься, не пробудишься,

Вся наша силушка побитая,

Побитая, порастеряна.

Петр все может. Он — символ могущества.

В преданиях Северного края Петр выступает повелителем стихий. Он вызывает бурю, и буря губит его врагов, топит «лодки свейские».

О Петре в народе складывались сказки. В этих сказках «работный люд» рассказывает о пушечном мастере, который посоветовал царю снять колокола с церквей; о том, как Петр отдал в молотобойцы «жирного монаха», подчеркивая этим, что царь всех заставил работать.

Среди колодников ходил сказ о воре Барме, который, «наущаемый» переодетым Петром, отказался ограбить государеву казну, чем и вызвал благодарность царя.

Отношение народа к Петру проявилось и в том уважении, которое питал к нему Емельян Пугачев. Вождь восставшего русского крестьянства почтительно писал о «блаженном богатыре Петре Алексеевиче», который во время персидского похода якобы приказал раскопать могилу Разина, дабы узреть останки народного героя. Это высшая похвала, которую способен был воздать царю Петру вождь Крестьянского восстания.

И тем не менее в народном творчестве о Петре нет той отличительной черты, которой отмечены песни о Грозном: нет мотива борьбы с реакционными князьями и боярами, в которой народ безоговорочно на стороне царя против его социальных врагов, нет социальной симпатии к царю. Осуждает народ Петра и за приверженность к «иноземщине».

Серьезно и строго подошел народ русский к памяти Петра, справедливо оценив его яркую, своеобразную личность, его деятельность, полную внутренних противоречий, положительные и отрицательные стороны его преобразований.