Начало Северной войны
Начало Северной войны
Северная война была борьбой за море. «Ни одна великая нация никогда не существовала и не могла существовать в таком удаленном от морей положении, в каком находилось первоначальное государство Петра Великого», — писал К. Маркс, говоря о Северной войне, и далее отмечал: «Как бы ни оценивали ее цели, ее результаты или ее затяжной характер, мы все же будем называть ее войной Петра Великого. Все его жизненное дело зиждется на завоевании Балтийского побережья… Самый факт преобразования Московии в Россию был возможен благодаря ее превращению из полуазиатского континентального государства в наиболее могущественную морскую державу на Балтике… Петр Великий… вынужден был цивилизовать Россию. Захватив балтийские провинции, он приобрел одновременно и необходимые для этого процесса средства»[6]. Так расценивает войну со Швецией К. Маркс. Северная война составляет всю военную биографию Петра.
В 1700 г. Россия вступила в Северную войну сухопутной, отсталой «Московией», а окончила ее в 1721 г. могущественной, цивилизованной Российской империей, великой морской державой, с честью отстоявшей свое право на независимое существование и пробившейся в ряды сильнейших и влиятельнейших государств мира.
С незапамятных времен племена Прибалтики находились в тесных связях с Русью. Еще в начале новой эры славяне, носившие тогда название венедов, соседствовали с прибалтийскими племенами. Вместе с русскими племенами, словенами и кривичами, боролись в XI в. на заре русской государственности с хищными и жадными норманнами-варягами жители Чудской земли — эсты. В образовании древнерусского государства на берегах Волхова, государства, называвшегося у арабов «Славней», центром которого был Новгород, приняли участие не только русские, но и прибалтийские племена. Во времена Владимира и Ярослава Мудрого часть Прибалтики входила в состав Киевского государства. Христианским именем Ярослава (Юрий) был назван основанный им в Чудской земле город Юрьев (Тарту). Заимствования в эстонском языке из русского языка (например, taper — топор, look — лук, obruk — оброк и т. д.), находки в Эстонии древнерусских монет, украшений, крестов, развалины русских церквей — все это свидетельствует о древности чудско-русских связей.
И дальше, на юге Прибалтики, по нижнему течению Западной Двины куры, селы, летты, летьгола, ливы издавна соседствовали с русскими, проникавшими на нижнее течение Западной Двины еще задолго до образования древнерусского государства. Русские принесли в Прибалтику христианство, а вместе с ним письменность, зачатки более высокой культуры, укрепляли торговые связи Прибалтики с Востоком и Западом, способствуя таким образом экономическому развитию края и росту культуры его населения.
В земле летьголы (латгальцев), леттов (латышей), литовцев возникли русские города и княжества (Герцике, Куконойс) со смешанным населением. Верховным правителем всех земель по Двине вплоть до моря считался полоцкий князь.
Русские не насаждали силой ни своей религии, ни своих политических учреждений, ни своих порядков и обычаев, не грабили и не угнетали местное население. Поэтому, когда в конце XII в. в Прибалтике появились немецкие рыцари, а в начале следующего столетия сложился разбойничий рыцарский Ливонский орден, русские, ливы, летты и эсты начали совместную борьбу с захватчиками.
Пользуясь численным превосходством и тем, что Русь была разорена, опустошена и обескровлена Батыевым нашествием, немецкие рыцари овладели Прибалтикой. И с этого момента вплоть до разгрома Ливонского ордена войсками Ивана Грозного в представлении эстонца и латыша, латгальца и лива, литовца и русского фигура закованного в железо «божьего воина» — рыцаря-меченосца в белом плаще с вышитым на нем крестом стала символом грабителя, угнетателя, убийцы. Народы Прибалтики ненавидели своих угнетателей и поработителей, поднимали восстания, обращались за помощью к русским. Так было в 1215–1224 гг., в 1343 г. во время великого восстания эстов против немцев, когда на помощь поднявшимся в Юрьеву ночь на борьбу эстонцам пришли ратники русской земли.
Эти давние русско-эстонские связи обусловили то, что большие города Чудской земли носят русские названия (Таллин — Колывань, Тарту — Юрьев, Везенберг — Раковор, Венден — Кесь, Оденпе — Медвежья Голова, Линданисса — Леденец и т. д.).
Прибалтика была для Руси «окном в Европу» еще задолго до Петра. Здесь пролегал великий путь «из варяг в греки», тут проходили сухопутные, речные и морские пути новгородских и псковских купцов, связывавшие Русь с Западной Европой. По этим дорогам завязывались связи с Западом молодой, бурно растущей Москвы — «стольного града» складывающегося Русского национального государства. И уже при Иване III наметилась линия внешней политики Москвы в сторону Балтийского моря, к землям, издавна входившим в состав Руси, ибо без выхода в море внешняя торговля Руси была обречена на прозябание.
Бессильные в борьбе с Русью, ливонские рыцари пытались приостановить рост и укрепление Русского национального государства путем блокады, не пропуская через Балтику и Ливонию ни купцов, ни мастеров. Вот почему основным направлением внешней политики Ивана Грозного становится Запад, а целью — прорыв блокады, в которой держали Россию враждебные ей государства — Ливонский орден, Литва, Польша и Швеция.
Карл Маркс отмечает, говоря об Иване Грозном: «Он был настойчив в своих попытках против Ливонии; их сознательной целью было дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой. Вот причина, почему Петр I так им восхищался»[7].
Ливонская война, которую вел Грозный, была борьбой за Балтику. Она была необходима для дальнейшего развития и укрепления Руси и была продиктована экономическими и военными интересами государства, требовавшими усиления связей с Западом. Отвоеванием Ливонии Грозный восстанавливал давние естественные экономические и культурные связи народов Прибалтики и Руси.
Под ударами русских войск Орден рассыпался, как карточный домик. Но на этом война не кончилась: России пришлось вести борьбу за Ливонское наследство со Швецией, Литвой и Польшей. Теснимая объединенными литовско-польскими и шведскими войсками, русская армия вынуждена была оставить отвоеванные в Прибалтике земли.
Движение шведов на юго-восток продолжалось, и в конце XVI — в начале XVII в. им удалось захватить исконные русские земли на берегах Невы и у побережья Финского залива, овладеть старинными русскими городами — Ямом, Копорьем, Корелой, Орешком, Иван-городом. Важнейшие жизненные артерии России были перерезаны. Шведский король Густав-Адольф писал: «Нева и Нарова могут служить для шведской торговли воротами, которые легко во всякое время запереть для русских. Русские совершенно отрезаны от Балтийского моря, так что они на волны его не могут спустить даже лодки».
С середины XVII в. рост производительных сил России, расширение ее внешней торговли, укрепление дипломатических и культурных связей с Западной Европой заставили ощутить потерю Невы и выхода на Балтику особенно остро. Недаром крупнейший политический деятель XVII в., «ближний боярин» Алексея Михайловича Ордын-Нащокин стремился к отвоеванию у шведов захваченных ими земель, где бились некогда славные новгородцы Александра Невского и ратники Ивана Грозного, земель, которые были естественным продолжением великой России. Но, хотя русские войска во времена Алексея Михайловича вышли на Неву и даже осадили Ригу, однако борьба с Польшей за Украину отвлекала силы России на юг, и поэтому война со Швецией не привела к изменению старых государственных границ.
Сосредоточить все силы Русского государства для борьбы со шведами, для отвоевания прибалтийских земель, для возвращения России берегов Невы и Финского залива — вот, что стало заветным делом Петра. Вот почему он так восхищался Иваном Грозным. Вот почему он благодарно чтил память Александра Невского — победителя шведов на Неве и ливонских рыцарей на Чудском озере. Вернуть утраченные исконно русские земли, выйти к морю, «прорубить окно в Европу» — в этом был смысл Северной войны. Мощной стеной стояла Швеция у берегов Балтики. Петр понял, что он должен и может завершить вековечную борьбу России за потерянные земли, за невские берега, политые потом и кровью русских людей, за земли, экономическое и стратегическое значение которых для России бесконечно велико, за восстановление насильственно разорванных немцами и шведами древних, традиционных связей Руси с ее естественным продолжением — Прибалтикой.
Война была неизбежна.
И вот к концу сентября 1700 г. русские войска подошли к Нарве. Тяжел был их путь, тяжела была осада первоклассной шведской крепости. Из-за бездорожья, болот, осенней распутицы и грязи обозы отстали от войска. Отстали и осадные пушки. Не хватало боевых и съестных припасов, подвод и лошадей.
Несмотря на невероятно трудные условия похода, 20 октября началась бомбардировка города. Но осадных пушек у Петра было мало, а те, что имелись, были плохого качества. Не хватало ядер. Порох был скверный, приходилось класть полуторный заряд, а это нередко кончалось разрывом недоброкачественных тульских пушек, поломкой лафетов, гибелью или ранением «бомбардиров». Вдобавок дело еще осложнилось изменой любимца Петра, капитана бомбардирской роты Гуммерта, перешедшего на сторону шведов.
Плохо обученные русские войска оказались бессильными перед Нарвой.
Настала глубокая осень. Нарва все еще отстреливалась из своих пушек. Носились слухи, что «король датский осилен» и сам шведский король Карл движется к Нарве. Действительно, Карл успел разбить Данию и принудить ее к миру.
В русском войске началось беспокойство. Боярин Шереметев со своей конницей «старого строя» был разбит и отступил от Везенберга. Важные стратегические пути попали в руки шведов. Русские нуждались в боевых припасах, а обозы с ядрами и порохом из-за бездорожья застряли в новгородских болотах. Войско терпело недостаток и в продовольствии. Вскоре слухи о приближении Карла подтвердились. Шведы во главе с королем быстро шли к Нарве.
Поручив командование находившемуся на русской службе герцогу де Кроа, Петр направился в Новгород, чтобы поторопить русские части, двигавшиеся к Нарве, и подготовить укрепления в Новгороде и Пскове на случай, если Карл двинется на Москву.
В «Гистории Свейской войны», журнале, который редактировал сам Петр, мы находим такое объяснение отъезда царя из-под Нарвы: «…для того, чтобы другие достальные полки побудить к скорейшему приходу под Нарву, а особливо, чтоб иметь свидание с королем Польским».
На следующий день, 19 ноября Карл подошел к русскому лагерю у Нарвы. 8-тысячному отряду шведов русские противопоставили 35–40 тыс. человек. И все же перевес был на стороне небольшого, но прекрасно вооруженного и обученного, закаленного в боях шведского войска.
В русском войске иноземцы-офицеры заранее считали битву проигранной и искали случая сдаться в плен шведам. Переходили к шведам еще до битвы. Это также не могло не отразиться на исходе битвы. «Немцы нам изменили!» — кричали солдаты.
Дул сильный ветер, снежная метель била русским в лицо, слепила глаза, затрудняла стрельбу. Пользуясь этим, в десятом часу утра шведы ринулись на русских. Через полчаса они уже ворвались в русский укрепленный лагерь и опрокинули войска Трубецкого.
Неопытные и необученные русские солдаты отступали. Дворянское ополчение бежало. Почти все иноземное офицерство во главе с герцогом де Кроа поскакало сдаваться Карлу. Солдаты жестоко расправлялись с иноземцами-офицерами, не успевшими перебежать к врагу, и без офицеров кучками отбивались от наседавших шведов. Всяк действовал на свой страх и риск. Все смешалось. Русская артиллерия была захвачена шведами и замолчала.
Разгром русской армии казался неизбежным. Но честь русского войска спасли отважные гвардейцы — преображенцы и семеновцы. Грозной стеной встали они на защиту своего укрепленного лагеря — «вагенбурга», расположенного у моста через реку Нарову.
Несколько раз шведы бросались на штурм русских укреплений, но выпестованные Петром гвардейцы неизменно отбрасывали их назад.
Услышав сильную стрельбу, сюда прискакал сам Карл и взял в свои руки руководство боем. Но от этого положение нисколько не изменилось. Вокруг Карла падали убитые шведские солдаты и офицеры. Шведы предпринимали атаку за атакой, но русские гвардейцы, не отступая ни на шаг, разили и уничтожали врага.
«Каковы мужики!» — говорил Карл своим генералам, с тревогой наблюдая за ходом боя.
Стойкость полков молодой русской гвардии заставила Карла изменить свое мнение о боевых качествах «московских мужиков».
Сражение затихло лишь с наступлением темноты. Мужественное сопротивление гвардейцев вынудило Карла утром 20 ноября вступить в переговоры с русскими.
Русские войска получили право перейти через мост за реку Нарову. Преображенцы и семеновцы пропустили мимо себя все русское войско, которое они защитили грудью, и с распущенными знаменами, с барабанным боем, в полном вооружении последними перешли мост.
Под Нарвой войска Петра потерпели жестокое поражение. Карл был глубоко убежден в том, что Россия от этого поражения не оправится, и даже не стал преследовать разбитых русских. Карл полагал, что с «московскими мужиками» покончено. В Западной Европе также были уверены в том, что с Петром покончено навсегда, что никогда России не выйти из «варварства» и не разбить своего «цивилизованного» соседа и врага.
Но не так думал Петр. Карл считал, что война закончена, а Петр только начинал ее. В своем «Журнале» Петр писал о Нарве: «Какое же удивление старому, обученному, практикованному войску над таким неискусным сыскать викторию!?».
Петр тяжело переживал «конфузию» под Нарвой. Но разбитые армии хорошо учатся. Без Нарвы не было бы Полтавы.