Лекция 5 Волнения работных людей и приписных крестьян

Лекция 5

Волнения работных людей и приписных крестьян

Одним из наиболее ярких проявлений классовой борьбы в России XVIII в. были волнения работных людей. Им присущи многие характерные особенности, свойственные крестьянским движениям вообще. Объяснение этого явления следует искать в том, что подавляющее большинство рабочих, занятых на промышленных предприятиях, по своим социальным чаяниям и стремлениям, по своей идеологии оставались крестьянами. Вместе с тем следует отметить, что все более теряя связь с землей, переставшей быть «кормилицей», и все чаще попадая в положение, при котором заработная плата, получаемая на предприятиях за труд, превращалась в главный, а порой и единственный источник существования, навечно врастая в заводскую жизнь, работный люд России середины XVIII в. вносил в свою классовую борьбу нечто новое, отличное от обычных требований восставшего крестьянства, что свидетельствовало о появлении в стране предпролетариата.

Волнения работных людей имели место и в предшествующем, XVII, веке, в частности, когда поднялись в 1672 г. приписные крестьяне Соломенской волости, работавшие на Ведьминском железоделательном заводе. Но работные люди времен «Тишайшего» стремились только «хоромы сжечь и пепел развеять и заводы разорить». Социальные их чаяния не шли дальше возвращения в деревню, к крестьянскому хозяйству. Они хотели — и желаемое ими выдавалось за действительное, — чтобы «государь нас пожаловал от заводов», и только.

Во времена «казанской помещицы» социальные чаяния и требования рабочих промышленных предприятий, сохраняя в основном стремление к возвращению в деревню, нередко носят характер профессиональных требований, обусловленных и заработной платой, и условиями жизни и труда на заводе и т. д., а это свойственно предпролетариату.

Во второй четверти XVIII в. в результате концентрации работного люда и роста его эксплуатации сопротивление работных людей растет и ширится. Прежде всего работные люди протестуют против потери ими той известной независимости, которая была обусловлена прежним их состоянием, не связанным с подчинением предпринимателям. Крестьяне, приписанные к заводу, вначале отвечают на рост эксплуатации просто бегством, а затем их сопротивление активизируется. Отказ от работ и требование изменения условий и оплаты труда становятся массовым явлением.

Характерным для того периода является волнение посессионных крестьян деревни Маскиной Темниковского уезда, переросшее в вооруженное восстание. Деревня когда-то была дворцовой, затем стала собственностью князя Хилкова, а позже была у него куплена заводчиком Миляковым. Крестьяне наотрез отказались от заводской работы, многие разбежались. В 1727 г. они подали жалобу в Сенат, требуя возвращения деревни в число дворцовых.

Усмотрев в действиях жителей Маскиной «бунт и неповиновение», власти начали с ними расправу. Мирского челобитчика Родионова схватили и били батогами. Но крестьяне не смирились. Через два года «мир» вторично послал Родионова и еще трех крестьян с челобитной на Милякова. Волнение крестьян переросло в восстание, в ход пошли «огненный бой» и «всякое дреколье». Обе стороны — и восставшие, и усмирители — имели потери убитыми и ранеными. Но и «огненный бой» не смирил крестьян. В 1731 г. крестьяне Маскиной встретили воинскую команду хорошо подготовленными и вооруженными. Деревня была окружена рогатками и завалами, стояли две чугунные пушки, в руках у крестьян были ружья, сабли, луки, рогатины, цепы, вилы, дубины. С большим трудом войскам и властям удалось подавить движение крестьян деревни Маскиной. В данном случае мы сталкиваемся едва ли не с самой первоначальной формой социального протеста работных людей: они просто хотят вернуть свой социальный status quo, и отказ побуждает их взяться за оружие.

Но тогда же имели место волнения работных людей иного порядка. Одним из наиболее характерных проявлений специфической классовой борьбы работных людей явились волнения на Московском суконном дворе. Снижение расценок и установление новых форматов сукна в 1737 г. послужили причиной забастовки. Остановились и бездействовали с 22 марта по 17 мая более 200 станов. Работал только 21 стан. Более тысячи рабочих из 1700 занятых на Суконном дворе прекратило работу. Заводские выборные Родион Дементьев и Петр Егоров подавали челобитные в разные инстанции, адресовались к императрице, наивно веря в «царскую милость» и считая причиняемые им убытки ущербом государству. Власти грозили рабочим всякими карами, а хозяева Суконного двора не давали им работы, подвергали наказаниям, обрекали на голодовку. В петербургской тюрьме умерли их ходоки Дементьев и Егоров. Но рабочие не сдавались. Приходили к властям «многолюдством», «с великим криком», отказывались подписывать новые условия, диктуемые предпринимателями. Их борьба привела к известным уступкам со стороны властей. Сенат признал вину фабрикантов, самовольно снизивших зарплату, и потребовал от них уточнения размера удержаний.

Волнения все же продолжались. В июне 1749 г. они приняли особенно острую форму. Свыше 800 человек работных людей прекратили работу и разошлись. Волнения на Московском суконном дворе и на этот раз были вызваны «обидами, чинимыми от фабрикантов», «непрестанными жестокими наказаниями» и нежеланием властей рассматривать их жалобы. С большими трудностями разыскали и вернули на мануфактуру 381 человека, но 127 человек из них отказались приступить к работе, а 586 работных долгое время числились в бегах.

В 1762 г. работные люди Московского суконного двора снова выступили, жалуясь на некачественное сырье, снижавшее их заработок, на несвоевременную выдачу платы за работу, вычеты и т. д. И на этот раз свое выступление они мотивировали тем, что некачественное сырье («негодные хлопья») не только снижает их заработок, но и наносит прямой вред государству. Они не отделяли себя от государства и свято верили в то, что, защищая себя, преследуя свои интересы, они беспокоятся об интересах государства. Вот почему один из работных людей — Федор Андреев, считая действия предпринимателей государственным преступлением, заявил «государево слово и дело».

Волнения работных людей Московского суконного двора свидетельствуют о том, что профессиональные требования (оплата труда, выдача заработной платы, вычеты, условия работы и т. д.) выступают на передний план, и это вполне понятно, если учесть то обстоятельство, что заработная плата была единственным источником существования московских суконщиков и Суконный двор определял условия их жизни и быта.

Аналогичное движение имело место в Казани. Волнение работных людей на суконной мануфактуре Дряблова началось в 1737 г. Причиной выступления рабочих в Казани, как и в Москве, послужило снижение расценок и повышение вычетов за инструменты. Волнение началось с подачи челобитной, а кончилось тем, что работные люди забастовали, отказываясь и от работы, и от заработанных денег впредь до расследований их жалоб. Мануфактура остановилась на несколько месяцев. Рабочие собирались «многолюдством», «кричали необычайно и невежливо». Так продолжалось длительное время. Только в 1741 г. после ареста 100 человек движение на Казанской суконной мануфактуре пошло на убыль.

Такой же профессиональный характер носили требования, предъявленные работными людьми и мастеровыми Липецкого, Козьминского и Боринского заводов, расположенных близ Воронежа. Эти заводы когда-то были казенными, затем в 1755 г. казна передала их князю Репнину. Как обычно бывало в таких случаях, передача государственных заводов частному владельцу резко ухудшила положение работных людей и мастеровых. По своему происхождению большинство из них были мещанами и однодворцами. Они не могли смириться не только с ухудшением своего материального положения, но прежде всего с потерей той известной независимости, которая характеризовала их былое социальное положение. Они упорно отказывались признать себя в «вечном владении» Репнина, настаивали на возвращении «в казну» на старых правах однодворцев. Эти требования составляли основное содержание челобитной, поданной ими в 1760 г. Но, кроме того, работные люди жаловались на снижение расценок в два раза, выдачу заработной платы за труд не деньгами, а продуктами, изделиями и товарами, на вычеты, сдачу в рекруты, запрещение уходить в отхожий промысел в период остановки заводов и т. д.

Содержание челобитной свидетельствует о том, что работные люди и мастеровые Липецкого, Козьминского и Боринского заводов не просто хотят порвать с заводом и вернуться к земледелию; они сознают, что заводская работа их кормит, и поэтому, естественно, в первую очередь они озабочены оплатой и условиями труда; они не требуют «увольнения от завода», а лишь возвращения их «в казну». Обеспокоенные своим правовым и материальным положением на заводе, они полагают, что все изменится, если они станут, как и раньше, однодворцами, мещанами, т. е. людьми, зависимыми от государства, а не от «персоны».

Борьба мастеровых и работных людей Липецкого, Козьминского и Боринского заводов отличается длительностью, остротой и упорством. С особой силой она вспыхнула в 1761 г. В октябре этого года явилась воинская команда поручика Ермаковского, которой поручено было привести работных «в послушание». При первой же попытке наказать зачинщиков движения работные не только освободили арестованных, и в первую очередь Григория Куприянова, возглавившего выступление, но и расправились с поверенным Репнина. Заводы остановились. Григорий Куприянов подал челобитную на имя Петра III, но никакой «милостивой резолюции» получить не удалось. Волнение работных людей принимало все более грозную для властей форму. Восставшие объявили заводскую контору «хлевом», «воровской избой» и создали свой орган управления — «станичную избу». «Станичная изба» была органом восставших. Она собирала средства на организацию борьбы, выдавала отпускные свидетельства и письма, наказывала изменников. Во главе ее стоял Григорий Куприянов. Несмотря на все попытки подавить восстание, на массовые аресты, ссылки в Нерчинск, куда отправили и Куприянова, властям не удавалось прекратить движение. Работные люди и мастеровые категорически заявляли, что они считают себя государственными крестьянами или однодворцами, на Репнина работать не будут и требуют возвращения завода в казну. Нельзя не отметить упорство, стойкость, энергию и настойчивость восставших, сочетающиеся с попыткой создать свою организацию, свое управление. Все это дало возможность работным людям в какой-то мере достичь своей цели: в 1769 г. заводы были взяты «в казну».

Аналогичные выступления имели место на полотняной и бумажной мануфактуре Гончарова в Малоярославецком уезде. Волнения эти продолжались длительное время. Начались они в 1746 г., когда остановилось много станов «за недовольством мастеровых и работных людей». Мастеровые и работные люди состояли в основном из крестьян, купленных Гончаровым. Крестьяне не могли смириться со своим положением, и волнения нарастали. В 1748 г. рабочие собрались «многолюдством» и отказались работать. Они предъявили Гончарову ряд требований и категорически заявили, что они «вольные» и ему «не крепки». Этого же требовали рабочие гончаровской мануфактуры и позднее, во время новой вспышки волнений в июне 1752 г., когда они говорили, что они не купленные крестьяне, а «разных чинов люди»: дети солдат и матросов, посадские люди, дети низшего духовенства и т. д. Правда, эти заявления скорее относились к области воспоминаний, так как к 1752 г. работные гончаровской мануфактуры фактически уже оказались прикрепленными к ней рабочими. В той же челобитной 1752 г. работные люди жаловались на скверное качество пеньки, что снижает их заработок, на снижение расценок и оплаты труда, штрафы, на использование квалифицированных рабочих на черной работе без дополнительной оплаты и т. д.

Такого рода требования работных людей в значительной степени отличаются от требований крестьян и свидетельствуют о выработке своеобразной идеологии предпролетариата. Конечно, нельзя преувеличивать эти отличия, ибо рабочие промышленных предприятий середины XVIII в., как правило, считали себя крестьянами, силой случая и злой волей барина или властей временно превращенными в работных людей. Их идеалом являлось возвращение в исходное состояние, «во крестьянство», в деревню. Поэтому придет пора (она уже не за горами), и «набеглый царь» — Пугачев поднимет горнозаводский Урал, привлекая на свою сторону работный люд теми же манифестами и «именными указами», которые были обращены к крестьянству. В манифестах «Третьего императора» нет никаких особых «пожалований», специально предназначенных для работных людей. Но, поскольку завод «кормил» работных людей и их материальное благополучие зависело от условий и оплаты труда на заводе, они, естественно, стремились его улучшить.

Не приходится говорить о тех рабочих, которые не имели связи с деревней и для которых заработная плата была единственным средством существования.

Волнение работных людей на мануфактуре Гончарова в 1752 г. явилось одним из наиболее значительных проявлений классовой борьбы. Оно находилось в определенной связи с выступлением приписных рабочих Ромодановской волости, которая была центром движения работных людей в 1752 г., и нашло отражение на мануфактуре Лугинина. Восставшие работные гончаровской мануфактуры захватили из амбаров оружие, пять небольших чугунных пушек и вынудили воинскую команду укрыться в барском дворе. Возглавили движение работные люди Иван Моисеев — автор челобитных, Тихон Куликов, Яков Витошников, Иван Соловьев, Захар Кувяткин, принимавший участие в волнениях еще в 40-х годах, Иван Суханов и Анисифор Хряпкин. Работные люди действовали гораздо активнее и энергичнее крестьян. «Оные люди против крестьян со многим преимуществом к дракам весьма склонны», — писали присланные на мануфактуру Гончарова в 1752 г. воевода Хвощинский и секретарь Неронов.

Весьма мощным было движение крестьян Ромодановской волости Калужской провинции. Ромодановская волость была куплена Демидовым у Головкина. На перемену владельца крестьяне ответили восстанием, вспыхнувшим вскоре после покупки в 1741 г. Доведенные до отчаяния бесчеловечной эксплуатацией и жестокостями демидовской администрации, крестьяне восстали и разгромили воинскую команду. На усмирение вынуждены были бросить целый батальон с артиллерией. В апреле 1752 г. волнения возобновились. Крестьяне прекратили работу, выпустили воду из пруда. Дугненский, Брынский, Выровский заводы остановились. Вооруженные ружьями, рогатинами, камнями и всяким дрекольем, крестьяне отразили наступление четырех рот рижского драгунского полка. 24 мая между драгунами и крестьянами, отряд которых насчитывал около полутора тысяч человек, разыгралось настоящее сражение. Несмотря на большие потери, крестьяне победили. Поле битвы осталось за ними, и их трофеями оказались 210 ружей, десятки пистолетов и шпаг. В плен к крестьянам попал сам командир рижского драгунского полка полковник Олиц. Победа воодушевила крестьян. Восставшим сочувствовали и помогали горожане Калуги, купцы, но особо активную поддержку восставшие получили со стороны крестьян окрестных деревень. Они собирались в отряды, которые официальные источники именуют «разбойными», укрывали работных людей демидовских заводов после разгрома восстания правительственными войсками. «Разбойные партии», состоявшие из крестьян, мастеровых, работных людей, солдат, матросов, были весьма многочисленными, насчитывая до 300 человек, вооруженных огнестрельным и холодным оружием. В июне 1752 г. во многих уездах, примыкавших к демидовским заводам — Медынском, Мосальском, Мещовском, Серпейском, Брянском, «умножились многолюдные воровские и разбойнические партии». Крестьянство этих уездов находилось в «непослушании». Волнения перекинулись на мануфактуры Гончарова и Лугинина. На подавление восстания было брошено несколько полков. И только 19 июня, форсировав Оку, правительственные войска приступили к усмирению Ромодановской волости.

Для движения крестьян Ромодановской волости, работавших на заводах Демидова, характерны различные формы борьбы: и подача челобитных, и уход с работы, т. е. стачка, и вооруженное выступление. Следует отметить стремление преодолеть изолированность восстания. Оно перебрасывается в среду окрестных крепостных помещичьих крестьян, в села и деревни, принадлежащие другим предпринимателям, встречает полную поддержку со стороны «разбойных людей». Выступление работных людей Демидова и Гончарова характеризуется типичным наивным монархизмом, сочетавшим как челобитные, преисполненные верой в добрую волю царя, так и восстание с оружием в руках.

Большое волнение охватило крестьян Суздальского уезда, приписанных к полотняной и шелковой мануфактурам Данилы Земскова. «По возмущении» старосты села Крапивны Леонтия Афиногенова в ноябре 1761 г. крестьяне собрались на сход и «потаенно» решили «отбыть» от Земскова. Приписные крестьяне требовали, чтобы им, «как на прочих фабриках, без всякого задержания» и сполна выплачивали все заработанные деньги, особенно за рубку дров и за строительные работы. Связанные с землей и не желавшие порывать этой связи, они, кроме того, требовали, чтобы их отпускали с мануфактуры «для пашни». Волнения продолжались несколько месяцев. Когда весной 1762 г. Земсков попробовал вызвать крестьян из разных приписных к нему сел и деревень, те не явились, отчего на Купавинских фабриках «учинилась остановка и убытки». Оставшиеся на фабрике обученные рабочие и мастеровые, действуя весьма дружно, прибегли к иной форме борьбы: «инструменты ими умышленно все повреждены». Направленная в Крапивну воинская команда не смогла справиться с работными людьми и удалилась. Волнения на фабрике Земскова продолжались еще долгое время и улеглись только тогда, когда предприниматель вынужден был пойти на некоторые уступки.

Характерной особенностью волнений квалифицированных рабочих и мастеровых на мануфактурах Земскова является порча инструментов — своеобразный луддизм на русской почве.

Широкая волна выступлений приписных к заводам крестьян прокатилась по Северу России. В Заонежье они начались еще в царствование Петра I и, то затихая, то разгораясь, продолжались почти все 30–40-е годы. В 1749–1750-х годах волнения охватили большинство поселений приписных крестьян в Заонежье. Начало им положила челобитная от крестьян Толвуйского погоста, поданная в декабре 1747 г., в которой приписные говорили о том, что повинности в пользу завода не дают им возможности платить недоимки. Действия направленной в Толвуйский погост воинской команды привели только к тому, что многие «малоимущие» и «беспашенные бобыли» разошлись из родных поселений куда глаза глядят.

Весной 1747 г. волнения усилились в связи с требованием администрации завода заготовить огромное количество дров. Жители Толвуйского погоста категорически отказались рубить и поставлять дрова. К ним присоединились приписные крестьяне Фоймогубской, Кузондерской и Вырозерской волостей. На сельских сходах они выносили приговоры, согласно которым крестьяне сами себя освободили от заготовки дров и высылки людей на работу в страдное время. Небольшая воинская команда, посланная в район волнений приписных крестьян, ничего поделать с ними не могла и вынуждена была вернуться в Петровскую слободу. Прибегнуть к сколько-нибудь массовым репрессиям администрация завода опасалась, и дело ограничивалось тем, что челобитчиков Толвуйского погоста Василия Кириллова «с товарищи» подвергли наказанию батогами.

Подошла зима 1749/50 г. Приписные крестьяне по-прежнему отказывались заготовлять дрова и вывозить уголь из леса на заводы. В Москву был направлен челобитчик Степан Петров. Ему удалось добраться до Москвы. В начале 1750 г., подав прошение на имя императрицы Елизаветы, Петров вернулся в Заонежье. Продолжительные волнения крестьян Заонежья возымели определенное действие: в начале 1750 г. заготовка так называемых «двойных дров» была отменена. Тем не менее с целью сохранения престижа заводские власти вместе с воинскими командами подвергли аресту и наказанию 374 человека приписных крестьян, участвовавших в волнениях.

Движение приписных крестьян Заонежья возобновилось спустя 20 лет, и на этот раз оно приняло характер вооруженного восстания. Центром волнений стал Кижский погост. Возглавил движение Клим (Климентий) Алексеевич Соболев. Грамотный, бывалый, не раз ходивший на отхожий заработок в Петербург, общительный, деятельный, стойкий Соболев был очень популярен среди своих земляков — олонецких крестьян. Приписные крестьяне Кижского погоста отказались работать на заводах и ломках мрамора. Работы прекратились. Волнения перебросились из Кижского погоста в Великогубскую, Кондопожскую, Вырозерскую и другие волости, в Остреченский и Шуйский погосты, охватили селения Карельской трети, Святозерской и Сямозерской волостей. Крестьяне собирались на «всенародные» собрания, на «суемы» и обсуждали челобитные. Работы прекратились повсеместно. Мирские челобитчики были арестованы, но олонецкие крестьяне продолжали борьбу. Крестьяне Кижского погоста и других мест двинулись на Петровский завод. 9 июня начались сходки приписных крестьян у Петровского завода.

Следует отметить, что на этом этапе движение олонецких крестьян, направленное против заводских властей, в то же самое время оборачивалось против местных богатых крестьян, выступавших в роли подрядчиков, поставщиков рабочей силы и т. д. Богатые крестьяне на сходках, «суемах» пытались уговорить крестьян возобновить работы, сообщали властям о намерениях крестьян, помогали заводскому начальству и т. д. Их деятельность, направленная против односельчан — простых, рядовых приписных крестьян, привела к тому, что в начале 1771 г. все они были отстранены от «мирских постов». В январе 1771 г. Клим Соболев, бежавший из тюрьмы Петровского завода, пробрался в Петербург и сумел вручить челобитную самой императрице. Вернулся он из Петербурга в феврале и сразу же развернул кипучую деятельность. Этот «всенародный возмутитель» разъезжал по погостам и селениям Заонежья, выступал с речами на «суемах», заверяя, что будет стоять за общее дело до последней капли крови. 9 февраля его попытались арестовать, но крестьяне, вооруженные рогатинами и дубинами, разгромили команду и освободили Соболева. Через некоторое время 30 крестьян-челобитчиков во главе с Соболевым ему одному известными тропами глухих лесов пробрались к Петербургу. Уходя в столицу с очередной челобитной, Соболев наказывал крестьянам не слушать старост, ни на какие работы не ходить, оказывать вооруженный отпор воинским командам. Крестьяне готовились к боям, вооружались дубинами, рогатинами, ружьями, колами, устраивали засеки и завалы, ставили караулы. В земской избе установили круглосуточное дежурство конных крестьян. Более ста человек вооруженных крестьян находилось в распоряжении старосты Кижской трети Семена Костина.

Особое значение на этом этапе Кижского восстания приобрели крестьянские сходы, «суемы». Они составляли и обсуждали челобитные, выбирали старост, направляли их деятельность, отклоняли распоряжения властей, боролись с их агентами, устанавливали контакт между отдельными погостами и волостями и собирали межпогостные и межволостные «суемы». Часть богатых крестьян, тяготившихся заводской работой, мешавшей их хозяйственной и торговой деятельности, примкнула к движению, как и жившие в Петербурге «прожиточные» земляки — заонежцы, у которых скрывался Клим Соболев, но в основном местные богатые крестьяне выступали против своих мятежных земляков.

Заводские власти спешили принять меры с целью прекращения волнений приписных крестьян. Отменены были работы на мраморных разработках, многих крестьян запугали, и территория, охваченная движением, сокращалась. Центром волнений продолжал оставаться Кижский погост. 30 июня в Кижи вступила многочисленная воинская команда с двумя пушками. Утром 1 июля в Кижах сосредоточилось около 2 тыс. крестьян, поднятых ходоками и направившимися из Кижей в соседние погосты и волости. Артиллерийский огонь, открытый воинской командой, сделал свое дело. Восстание кижских крестьян было подавлено, а его руководители арестованы. Соболев, Костин и другие руководители движения были сосланы в Нерчинские рудники на каторгу.

Этим движение кижских крестьян не закончилось. Сыновья Клима Соболева — Григорий и Анкудин, выбранный восставшими старостой Родион Марков ушли в леса и здесь возглавили отряд «разбойных людей», состоявший из крестьян заонежских погостов и беглых солдат, действовавший вплоть до 1775 г. против властей, купцов и богатых крестьян.