Глава 2 Первый период Крестьянской войны. Осада Оренбурга

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Первый период Крестьянской войны. Осада Оренбурга

Слухи о том, что на Таловом Умете скрывается государь, ползли по Яику. Они нашли благодатную почву: по приговору Военной коллегии яицкие казаки — участники восстания — должны были быть жестоко наказаны, а на все казачье войско накладывалась громадная контрибуция. К Пугачеву стали тайно стекаться казаки. Пришли Иван Зарубин-Чика, Тимофей Мясников, Максим Шигаев, Борис Караваев и др. Пугачев показал им «царские знаки» — шрамы от перенесенной болезни. Обещая восстановить казацкие права, он просил «подправить сизому орлу крылья». Пугачев «жаловал» казаков «рекою Яиком и всеми притоками, рыбными ловлями, землею и угодьями, сенными покосами безданно и беспошлинно; я распространю соль на все четыре стороны, вези кто куда хочет, и буду вас жаловать так, как и прежде государи, а вы за это мне послужите верою и правдою».

Близкие к нему казаки знали, что Пугачев простой казак, но продолжали уверять других в противоположном и выдавали его за государя Петра Федоровича. Караваев говорил Зарубину-Чике: «Это не государь, а донской казак, и вместо государя за нас заступит, — нам все равно, лишь быть в добре». Мясников и Горшков впоследствии показали, что решили назвать Пугачева «покойным государем Петром Федоровичем, дабы он нам восстановил все прежние обряды…» Цель их была — «бояр всех истребить». Они надеялись, «что сие наше предприятие будет подкреплено и сила наша умножится от черни, которая тоже вся притеснена и вконец разорена».

Выступив против феодалов, казаки во главе со своим предводителем с самого начала понимали, что успех их борьбы за старые казацкие права и «обряды» заключается прежде всего в той поддержке, которую они надеялись получить со стороны «черни», т. е. широких масс трудового народа. Пугачев знал, что «во всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения», и говорил: «Для нее-то я хочу теперь показаться, и она ко мне пристанет».

В судьбе Пугачева произошел перелом. Он уже не был скитальцем, упорно, но в одиночку боровшимся с крепостнической системой, с царскими властями. Теперь он чувствовал за собой силу народа и готовился к решительной борьбе. Ему помогали казаки: русские — Иван Почиталин, Иван Харчев, Кузьма Фофанов, Сидор Кожевников и др.; башкиры, татары, туркмены, калмыки — башкир Идыр Баймеков, его приемный сын туркмен Болтай, калмык Сюзюк Малаев, татарин Барын Мустаев и др.

Старики казаки из «войсковой стороны» советовали Пугачеву подождать с выступлением до начала багренья (рыбной ловли).

Но не дремали и власти. Комендант Яицкого городка полковник И. Д. Симонов усиленно разыскивал самозваного «государя». Пришлось уехать с реки Усихи, где одно время обосновались Пугачев и его сподвижники. По дороге Пугачев приказал своему первому секретарю казаку Ивану Почиталину составить манифест: «Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенько». Неграмотный Пугачев не мог подписать манифест, но обычная находчивость не изменила ему. Он приказал Почиталину подписать манифест, так как ему, «государю», «подписывать невозможно до самой Москвы», а почему — «в этом великая причина» (секрет). Тут же Почиталин зачитал манифест. Всем казакам он «пондравился больно», и они в один голос говорили, что «Почиталин горазд больно писать».

В ночь на 16 сентября прибыли на хутор Толкачевых. Здесь утром перед казаками выступил Пугачев. Он призывал казаков послужить ему верой и правдой, обещал «восстановить их вольность» и обеспечить всем «благоденствие».

Пугачев приказал Почиталину прочесть манифест. Все слушали «весьма прилежно». В манифесте выражались основные социальные чаяния и стремления яицкого казачества. Пугачев жаловал казаков «рекою с вершин и до устья, и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом». Сила этого, как и последующих пугачевских манифестов, заключалась в том, что он знал стремления народных масс и обещал им то, о чем они мечтали и за что вели ожесточенную борьбу.

Пугачев спросил: «Что, хорошо ли?». Казаки хором ответили, что хорошо, и обещали служить верно.

Утром 17 сентября на хутор Толкачевых собралось человек шестьдесят казаков, калмыков и татар. Снова зачитывали манифест. Этот манифест, помеченный 17 сентября 1773 г., дошел до нас. В этот день войско Пугачева двинулось на Яицкий городок.

Началась Крестьянская война.

Поражает та исключительная смелость, с которой действовали Пугачев и его соратники. Надо было свято верить в правоту своего дела, в активную поддержку со стороны казачества, трудового люда нерусских народностей, «всей черни бедной», для того чтобы с таким малочисленным отрядом бросить вызов всей крепостнической России.

Восставшие двинулись на Яицкий городок. Впереди ехали знаменосцы. Отряд Пугачева быстро рос: через день он насчитывал уже 200 человек.

Пугачев вел переговоры с казахским ханом Нуралы (Нур-Али), просил помощи, но хитрый хан выжидал.

К вечеру 18 сентября пугачевцы заняли Бударинский форпост (5 верст от Яицкого городка). Навстречу восставшим комендант Яицкого городка полковник Симонов выслал отряд пехоты и казаков под командованием секунд-майора Наумова и казацкого старшины Окутана. Пугачев избегал кровопролития и приказал Почиталину написать новый именной указ, в котором жаловал казаков «крестом и бородою, реками и морями, денежным жалованьем и всякою волностью». Старшина отказался прочесть его, и в ответ более 50 казаков, в том числе Андрей Овчинников, Яков Почиталин, Кузьма Фофанов, ускакали к Пугачеву.

Перешел к Пугачеву и отряд Андрея Витошнова из 100 казаков. Симонов пригрозил казакам Яицкого городка, что если «непослушные» уйдут, то он расправится с их женами и детьми, как с «сущими злодеями». Угроза подействовала, но уход казаков к Пугачеву продолжался поодиночке.

Гарнизон Яицкого городка более чем вдвое превышал отряд восставших. Не имея ни одного артиллерийского орудия, пугачевцы не смогли взять Яицкий городок штурмом. Повстанцы двинулись вверх по Яику, ставя своей целью захват Оренбурга. У озера Белые Берега, чтя старые казацкие обычаи, собрали круг, на котором избрали Овчинникова атаманом, Лысова — полковником, Витошнова — есаулом. Принесли присягу.

Пугачев шел по Яику, не встречая сопротивления. Казаки и солдаты переходили на его сторону, гарнизоны и жители встречали его хлебом-солью, колокольным звоном.

Вскоре восставшие овладели Илецким городком и двинулись дальше, взяли Рассыпную, Нижне-Озерную и Татищеву крепости, где захватили большое количество амуниции, провианта, соли, пороха, ядер и 13 пушек. Здесь на сторону восставших перешел отряд казака Тимофея Подурова. В Татищевой крепости Пугачев пробыл три дня. В руках восставших оказались Гниловский, Рубежный, Генварцовский, Кирсановский, Иртекский форпосты и Сакмарский городок.

Успешное продвижение отряда Пугачева в немалой степени объясняется тем, что командиры крепостей имели свои хутора, которые обслуживали солдаты. Отношения между командирами и солдатами почти не отличались от отношений между барином и крепостным. Солдаты фактически выступали не против офицера, а против барина. Пугачевцы «верстали» солдат в казаки, стригли их по-казацки.

Следует отметить, что в начальный период восстания Пугачев считал возможным компенсировать потери дворян. Пройдет совсем немного времени, и он призовет крестьян «ловить, казнить и вешать» дворян. В Илецком городке во время молебна в церкви Пугачев публично заявил: «А у бояр-де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами». Чьей собственностью должны были стать отобранные у дворян земли, было совершенно очевидно — собственностью тех, кто на них жил и их обрабатывал, т. е. крестьян.

Пугачев обращался с манифестом к казакам, солдатам, татарам, калмыкам, казахам, башкирам, награждая их «землями, водами, лесами, жительствами, товарами, реками, рыбами, хлебами, законами, пашнями, телами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали… и даю волю детям вашим и внучатам вечно». «Мухаметанцев» (магометан) он награждал «землею, водою, солью, верою и молитвою, пажитью и денежным жалованьем».

Пугачевские именные указы распространялись на русском, арабском, татарском языках. Сохранился манифест, правда, более поздний, даже на немецком языке. Десятки и сотни распространителей пугачевских воззваний делали свое дело на обширной территории от яицких степей до Башкирии, от Урала до Поволжья. Повсюду Пугачев «рассеивал листы свои» и «поколебал» множество людей. Его именные указы были обращены к «регулярной команде», «рядовым и чиновным солдатам», которым он жаловал деньги, чины и «первые выгоды… в государстве».

Первые именные указы Пугачева были обращены к казакам и солдатам регулярной армии, к татарам, башкирам, калмыкам, казахам. В них он видел тех, кто поддержит его с оружием в руках.

Придет пора, и Пугачев обратится к крестьянству — основной массе той «черни бедной», без активного участия которой он не представлял себе восстания против «бояр».

Манифесты и указы Пугачева, представлявшие собой «удивительный образец народного красноречия» (А. С. Пушкин), затрагивали у простого люда самые чувствительные струны души.

Между тем власти Оренбурга лихорадочно готовились к обороне города. 30 сентября во всех церквах было прочитано обращение оренбургского губернатора И. А. Рейнсдорпа. В обращении говорилось, что Пугачев — самозванец, что он якобы был наказан кнутом и на его лице палач выжег знаки и поэтому он никогда не снимает шапки. Эта явная ложь губернаторской канцелярии была только на пользу Пугачеву: никаких знаков на лице у него не было, и он мог смело заявлять, что генералы и чиновники императрицы лгут и вводят в заблуждение народ, уверяя, что он не император Петр Федорович, а донской казак Емельян Пугачев.

На первом этапе Крестьянской войны идет исключительно быстрый рост ее вширь: огромное пространство от Яицкого городка до Башкирии, от Поволжья до Западной Сибири оказалось охваченным восстанием. Самые важные события развернулись в районе Оренбурга. Осада города продолжалась с 5 октября 1773 г. по 23 марта 1774 г. Здесь, под Оренбургом, сражалась Главная армия восставших, заседала их Военная коллегия, сюда сходились из разных мест крестьяне и заводские работники, башкиры и татары, казаки и беглые служить «Петру III»; здесь, в слободе Берде, была ставка Пугачева.

Оренбург был оплотом царизма на юго-востоке страны, главным городом огромной губернии, большой и сильной крепостью, устрашающей казаков и башкир, казахов и калмыков. Оренбург был обнесен крепостным валом, достигавшим в высоту в среднем 12 футов (примерно 3,6 м), и рвом глубиной до 12 футов и шириной до 35 футов (примерно 11 м). Крепостные сооружения Оренбурга имели 10 бастионов и 2 полубастиона. В город можно было войти через четверо ворот: Самарские, Сакмарские, Орские и Яицкие. На крепостных стенах стояло 68 пушек, 1 гаубица и 1 мортира.

И современников и историков интересовал вопрос о том, какую роль в Крестьянской войне сыграла осада Оренбурга.

Вопрос этот сложный и спорный. Одни считали осаду Пугачевым Оренбурга ошибкой, грубым просчетом с его стороны, другие придавали ей в ходе Крестьянской войны большое значение, третьи не отводили осаде Оренбурга сколько-нибудь существенной роли ни для той, ни для другой стороны. Сама Екатерина II полагала, что «можно почесть за счастье, что сии канальи (пугачевцы. — В. М.) привязались целых два месяца к Оренбургу и не далее куда пошли». Считая это признание Екатерины II отражением оценки данного события правящим лагерем, многие историки расценивали осаду Оренбурга как ошибку Пугачева. В то же самое время возглавлявший в январе 1774 г. действия правительственных войск против Пугачева генерал-аншеф А. И. Бибиков полагал, что Пугачев многое выиграл, сосредоточив свои силы под Оренбургом.

На самом деле осада Оренбурга не была ни результатом осуществления Пугачевым заранее намеченного им плана, ни ошибкой предводителя Крестьянской войны. Когда Пугачев начал восстание, он еще не знал, ни куда он двинется, ни как развернутся события. Сказывалась та стихийность, которая присуща крестьянским войнам. Намерения руководителей восстания нередко были неопределенны и противоречивы, а их поступки обусловливались объективным развертыванием войны. Еще готовясь к восстанию, Пугачев говорил, что «пойдет со своими силами прямо к Москве». В другой раз он заявил: «…надо же прежде взять Оренбург, а там будет другое дело. Пойду на Казань, оттуда на Москву, приму там царство…» Не раз он подчеркивал, что, только «взяв Оренбург, пойдет на Москву».

Пугачев — донской казак, но он был «надежей» яицких казаков в той же мере, в какой они были его опорой. Именно они в первую очередь должны были «подправить крылья сизому орлу». В представлении же яицкого казачества Оренбург был источником всех зол и бед, обрушивавшихся на Яик. Отсюда надвигалось и «регулярство», смысл которого заключался в том, чтобы казаков заставить служить так, как служат солдаты регулярной армии, отсюда исходили указы и судебные постановления, направлялись карательные войска и офицеры, долженствующие заменить выборных старшин. И прежде чем идти на Москву, а о ней Пугачев заговаривал еще на хуторе Кожевниковых и по дороге на хуторе Толкачевых, надо было взять ненавистный Оренбург. Так думали яицкие казаки, так должен был поступить Пугачев. Оставшийся в тылу у повстанческого войска Оренбург грозил восставшим ударом в спину.

Пугачев понимал свою зависимость от яицкого казачества, отчетливо сознавал, что «улица моя тесна» и сделало ее такой его ближайшее окружение — яицкие казаки. Что же касается «черни бедной», а ее было «как песку», ради которой он «поднялся», то она ждала похода своего «царя» на Москву. Но «чернь бедная» была завтрашним днем восстания, а яицкие казаки — сегодняшним, поэтому и надо было, пройдя по Яицкой линии, двигаться на Оренбург. И только оттуда «третий император» собирался идти на Казань и Москву или прямо на Москву, а потом уже двинуться на Петербург.

В Оренбурге длительное время не знали о событиях, развернувшихся под Яицким городком. Оренбургский губернатор И. А. Рейнсдорп по приказу Петербурга еще безуспешно искал бежавшего из казанской тюрьмы Пугачева, а вчерашний беглец (сегодняшний «Петр III») уже стремительно продвигался к Оренбургу. Более того, когда 21 сентября илецкий казак привез Рейнсдорпу весть о появлении «Петра III» и о переходе на его сторону казаков, это известие хочли фантазией. 22 сентября Рейнсдорп по случаю дня коронации Екатерины II устроил бал. Но во время бала пришли письменные подтверждения о продвижении Пугачева к Оренбургу. Рейнсдорп понял, что медлить нельзя. Навстречу Пугачеву направляется отряд бригадира Билова в 700 человек при 6 орудиях. 27 сентября под Татищевой крепостью пугачевцы разбили отряд Билова. Сам Билов погиб. Путь на Оренбург был открыт.

В городе лихорадочно готовились к обороне. Выделили специальные команды, укрепили вал, очищали ров, жгли мосты, кроме моста у Сакмарского городка. Гарнизон Оренбурга насчитывал 2988 человек, в том числе пехотинцев, кавалеристов, казаков, артиллеристов и саперов было 1104, остальные были «нерегулярными»: отставные солдаты, гарнизонные служители, рекруты. 4 октября в Оренбург прорвался весьма боеспособный отряд майора Наумова (около 700 человек при 3 орудиях). Продовольствия и фуража в городе было мало, губернские власти не сумели вовремя подвезти хлеб из соседних селений. Это обострило положение осажденных.

Большое беспокойство оренбургским властям причиняли пленные поляки-конфедераты. Некоторые исследователи склонны были считать их даже зачинщиками восстания Пугачева. Однако эти предположения далеки от истины. В восстании Пугачева участвовали только отдельные шляхтичи (Заболоцкий, Лунин-Барковский и др.). Конфедераты из мещан, надворных казаков и прочие, действительно, в течение всей Крестьянской войны отказывались вступать в ряды правительственных войск, действовавших против Пугачева, и нередко переходили на сторону восставших. Так, еще 28 сентября 1773 г. в Оренбурге имело место выступление польских конфедератов, которые «согласились к содействию с злодейскими шайками Пугачева». Оренбургские власти, переоценивая возможности пленных поляков и явно опасаясь их, прежде всего стремились избавиться от конфедератов. Поляков-конфедератов из числа надворных казаков, мещан и мелкой шляхты разослали из Оренбурга по крепостям и форпостам, но это не только не помешало, но помогло им перейти к пугачевцам. 22 декабря 1773 г. поляки во главе с Кульчицким, Раткевичем и Чужевским подняли восстание в Таналыкской крепости. В январе 1774 г. неоднократно переходили на сторону восставших башкир поляки из батальона, оборонявшего Кизильскую крепость. Под Оренбургом несколько поляков-конфедератов, перешедших в стан Пугачева, обслуживали орудия и стреляли по городу. Но участие поляков-конфедератов в восстании, обусловленное и ненавистью к царскому правительству, и социальной близостью к повстанцам, отнюдь не было решающим. Оно не могло оказать сколько-нибудь существенного влияния на ход восстания. Поляки, участвовавшие в восстании, по словам самих пугачевцев, «не исполняли должностей, а служили наряду с прочими казаками».

Между тем жителей Оренбурга охватывало все большее и большее волнение. Немалое «смущение» внес в их умы пугачевец сержант Иван Костицын, пробравшийся в Оренбург, чтобы склонить его жителей на сторону восставших.

Рейнсдорп, в свою очередь, послал в лагерь Пугачева А. Т. Соколова — Хлопушу. Полагая, что за обещанные свободу и деньги скитавшийся по тюрьмам и каторгам, битый плетьми и клейменный Хлопуша сделает все, Рейнсдорп дал ему указы, адресованные яицким, илецким, оренбургским казакам и самому Пугачеву, и приказал, если удастся, схватить Пугачева и доставить его в Оренбург. Но опознанный своим старым знакомым — яицким казаком Максимом Шигаевым, с которым он вместе сидел в оренбургской тюрьме, Хлопуша сам все чистосердечно рассказал и отдал Пугачеву указы Рейнсдорпа. Пугачев пожаловал его деньгами. Как «бедного» и «проворного» человека Пугачев приблизил к себе этого будущего «над заводскими крестьянами полковника».

Замысел Рейнсдорпа не удался. Пугачев с отрядом в 2460 казаков, солдат, башкир, калмыков и татар при 20 орудиях приближался к Оренбургу. Пугачев отправил Рейнсдорпу письмо, предлагая сдать город без боя, но получил отказ. 5 октября пугачевцы стояли уже у слободы Берды, в 5 верстах от Оренбурга. Началась осада города.

Современник — свидетель осады Оренбурга П. И. Рычков писал, что если бы Пугачев, «не мешкав в Татищевой и Чернореченской крепостях, прямо на Оренбург устремился, то б ему ворваться в город никаких трудностей не было, ибо городские валы и рвы в таком состоянии были, что во многих местах без всякого затруднения на лошадях верхом въезжать было можно».

Пугачев не был достаточно осведомлен о подготовленности города к обороне и действовал нерешительно. Посланные тайно Пугачевым в Оренбург разведчики поручения не выполнили: один был схвачен, а другой, после возвращения, ввел Пугачева в заблуждение, заявив ему, что город будет стойко обороняться, так как жители не хотят переходить на сторону восставших. Пытаясь избежать кровопролития, Пугачев 5 октября направил в город манифест. В ответ со стен Оренбурга грянули первые орудийные выстрелы. Пугачевцы не ответили и отошли. На следующий день отряд под командованием майора Наумова предпринял вылазку. После двухчасового боя солдаты отступили. Пугачев решил штурмовать город. В ночь с 6 на 7 октября восставшие открыли по городу сильный артиллерийский огонь, пытаясь калеными ядрами вызвать пожар. Пугачевцы подъезжали к валу и открывали частый и меткий ружейный огонь. Однако ответный артиллерийский и ружейный огонь вынудил пугачевцев отойти.

7 октября военный совет, собранный Рейнсдорпом, решил сочетать оборону с вылазками, которые должны были подорвать силы осаждающих. Со своей стороны Пугачев принимал меры к полной блокаде города. Крепости и редуты вокруг города занимались восставшими, гарнизоны их присягали «Петру III». Положение осажденных ухудшилось, что не могло не отразиться на настроении гарнизона. Среди солдат наблюдались недовольство и ропот, что заставляло Рейнсдорпа неоднократно переносить срок большой вылазки. Наконец, 12 октября отряд оренбургского гарнизона попытался прорвать кольцо осаждающих. Но пугачевцы, заранее получившие сведения о готовящейся вылазке, заняли высоты, окружавшие город, установили на них орудия и сильным артиллерийским огнем расстроили ряды отряда Наумова. Отряд вернулся в город, потеряв 150 человек убитыми, ранеными и перебежчиками. В результате Рейнсдорп окончательно перешел к обороне, ожидая помощи извне. Инициативу захватили пугачевцы. Правда, им не удалось полностью изолировать Оренбург, и осажденные посылали из города фуражиров под охраной немногочисленных разъездов. Стычки между ними и пугачевцами не прекращались. Но они не могли повлиять на ход военных действий под Оренбургом, все больше и больше принимавших характер артиллерийской дуэли.

Зима наступила рано. Морозы начались уже с середины октября. 18 октября Пугачев приказал разбить лагерь повстанцев между Бердой и Маячной горой, в 5 верстах от Оренбурга, людей разместить по домам и сараям и вырыть землянки.

Зная, что на выручку оренбургскому гарнизону идут правительственные войска, Пугачев спешил. 22 октября начался сильный артиллерийский обстрел города. Осаждавшие произвели более тысячи выстрелов. Крепость ответила интенсивным огнем. И на этот раз действия артиллерии восставших не дали должного результата: вызвать пожар в городе, который должен был послужить началом общего штурма, не удалось. Сказалось неумение повстанцев штурмовать крепости. Восставшие стремились плотнее блокировать город. Они вступают в решительные схватки с фуражирами, открывают по ним артиллерийский огонь. Интенсивно готовится штурм города: подвозятся лопаты, кирки, топоры, возводятся укрепления. Пугачев в случае успешного штурма обещает всех щедро одарить.

2 ноября начался штурм. Вел восставших на приступ Пугачев, и его храбрость служила примером для наступавших. Пугачевцы ворвались на вал. Началась рукопашная схватка. Штурм сорвала егерская команда: меткие стрелки-егеря зашли в тыл к пугачевцам и открыли убийственный огонь. Одновременно осажденные ринулись с вала в штыковую атаку. Пугачевцы отошли.

5 ноября Пугачев увел свое войско в Берду, оставив на старом месте лишь башкир и калмыков. Установилось известное затишье. Морозы крепчали. «Третий император» поселился в доме Ситникова. Караул в доме нес отряд яицких казаков, «называемых гвардией».

Во время этого относительного затишья в Берду и Оренбург пришла весть о движении отрядов правительственных войск под командованием генерала Кара и полковника Чернышева.

Получив 14 октября первые сведения о восстании на Яике, правящие круги сначала плохо представляли себе размах движения, возглавляемого Пугачевым, считая его «искрой» казацкого «бунта», «замешательством» — и не больше. Но, понимая, что искра может разжечь пламя, правительство Екатерины II старалось держать в секрете и от русских людей, и от иностранных дипломатов сам факт народного восстания. «Глупая казацкая история» (так называла восстание Пугачева императрица) выходила за рамки «оренбургских замешательств», грозя превратить юго-восточную окраину России в очаг Крестьянской войны. Вскоре по Москве пошли тревожные для дворян слухи об успехах «самозванца»; «разглашатели» распространяли «возмутительные слова» о Пугачеве на Смоленщине и под Калугой, в Воронежской провинции и Петербурге. Находившиеся в разных местах страны солдаты гвардейских и иных полков, ранее расквартированные в Петербурге и переведенные в другие районы, разглашали вести о Пугачеве. Солдаты петербургских полков, проходившие через Москву, поговаривали о «Петре Федоровиче», «настоящем государе», заявляя, что если «он сюда будет», то «они драться не станут и ружья положат».

Весть о восстании дошла до Петербурга и проникла в прессу. Правительственные круги, сначала не придававшие большого значения начавшемуся на Яике движению, потом сознательно старались преуменьшить размах движения и опасность его для дворянства. И хотя Петербург был далек от тех областей страны, где развернулось восстание Пугачева, тем не менее вельможный Петербург нервничал. По малейшему подозрению «разглашатели» попадали в Тайную экспедицию к знаменитому кнутобойцу Шешковскому, который, по выражению Екатерины II, и «возился с ними».

Английский посол Роберт Гуннинг сообщал, что в Петербурге многие арестованы за то, что пили за здоровье самозваного «Петра Федоровича» — Пугачева. Еще раньше, 23 октября, замещавший его поверенный в делах Ричард Оке писал, что восстание очень опасно для правительства. Правительство и само стало сознавать, что восстание Пугачева отнюдь не «глупый фарс», как вначале его называли в столице.

На восток стягивались войска, командование ими было поручено генерал-майору В. А. Кару, который самоуверенно считал, что восставшие «разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных». Кар предполагал, что он со своим трехтысячным отрядом легко и быстро расправится с Пугачевым. 30 октября Кар прибыл в Кичуевский фельдшанец, расположенный в 432 верстах от осажденного пугачевцами Оренбурга. По мере приближения к Оренбургу Кар все отчетливее представлял себе сложившуюся обстановку. Он видел «колеблемость» не только жителей, которые целыми семьями уходили к Пугачеву, но и солдат местных команд и все больше убеждался в том, что «весь здешний край в смятении». Войска оказались очень ненадежными; калмыки, посланные ему на помощь, разбегались, волновались мещеряки, башкиры готовы были присоединиться к Пугачеву, да и татары могли перейти на сторону восставших; солдаты из числа горнозаводских команд и поселенцы из отставных солдат, а также экономические и дворцовые крестьяне были плохо обучены. Увещевательный манифест Екатерины II не оказывал на население никакого действия, так как все были убеждены в том, что «их (восставших. — В. М.) манифесты правее». Однако, несмотря на то что «люди не тверды», Кар все еще продолжал рассчитывать на легкую победу. 6 ноября его отряд дошел до деревень Мустафиной и Сарманаевой. Кар решил дождаться прибытия артиллерии и роты 2-го гренадерского полка. К Оренбургу стягивались войска бригадира Корфа, Деколонга, фон Фегезака и других с целью окружить восставших и превратить пугачевцев из осаждающих в осажденных. К Татищевой крепости двигался отряд полковника Чернышева, он стремился отрезать пугачевцам путь к отступлению. Кар плохо разбирался в обстановке и не имел сведений не только о пугачевцах, но и о правительственных войсках. Попытки послать разведчиков к пугачевцам обычно кончались тем, что последние переходили к восставшим. Но вот Кар получил сведения, что посланный Пугачевым на Урал Хлопуша. возвращается с Авзяно-Петровского завода и идет к Оренбургу с большим отрядом и орудиями. Кар решил перехватить Хлопушу, и авангард его отряда занял деревню Юзеевку, в 92 верстах от Оренбурга.

В отличие от генерал-майора Кара, Пугачев располагал хорошей информацией. Он знал и о выступлении Кара, и о состоянии и передвижении его войск. Добровольных информаторов у него было много. «Незнаемо откудово приезжий мужик» сообщил войсковому атаману А. А. Овчинникову, что «к Сакмаре идет генерал Кар с командою». На вопрос, «велика пи команда», он ответил, что и не велика, и не мала. Овчинников немедленно сообщил об этом Пугачеву. Навстречу Кару Пугачев выслал разведывательный отряд под командованием казака Я. Пономарева. Определив численность правительственных войск, Пономарев попросил подкрепление. Навстречу Кару двинулся отряд в 500 человек под командованием Овчинникова и Зарубина-Чики. Отряд имел 4 пушки и 2 единорога. По дороге к отряду присоединились башкиры под командованием Идора Баймекова и горнозаводские рабочие из отряда Хлопуши. Вскоре повстанцы заняли Биккулову, а оттуда двинулись к Юзеевке. Здесь авангард Кара был неожиданно атакован отрядом Зарубина-Чики. В бою на сторону пугачевцев перешло много татар. Но Зарубин-Чика все же отошел, и 8 ноября в Юзеевку вошел отряд Кара. Вскоре Кар получил известие, что к нему должна присоединиться рота 2-го гренадерского полка. Но об этом узнал и Овчинников. Ночью пугачевцы окружили роту гренадер, спавших в санях. Восставшие склонили их перейти на свою сторону. Перешли на сторону Пугачева и два офицера, в том числе поручик М. А. Шванович, игравший впоследствии видную роль и выступивший в роли атамана и переводчика. Гренадер привели к Пугачеву в Берду, и здесь они принесли ему присягу. Два гренадера даже «признали» в Пугачеве «императора Петра Федоровича», что было для него очень важно, так как «мужики верят более солдатам, чем казакам».

Ночью, услышав ружейные выстрелы у себя в тылу и опасаясь быть отрезанным от Казани, Кар приказал войску утром 9 ноября покинуть Юзеевку, и идти на соединение с ротой гренадер. Генерал не знал, что гренадеры уже потеряны для него. По выходе в поле он был окружен восставшими в количестве до 1 тыс. человек при 9 орудиях и атакован. Пугачевцы под командованием Овчинникова и Зарубина-Чики действовали стремительно и умело. Их артиллерия превосходила артиллерию Кара и подавила ее метким огнем. Иван Шишка, канонир из горнозаводских рабочих, вывел из строя единственный единорог Кара. Энергичные атаки пугачевской конницы, артиллерийский огонь, переход на сторону восставших экономических и дворцовых крестьян, угрозы солдат, что и они бросят ружья, сделали свое дело. Отряд Кара был разбит и отступил. Восемь часов пугачевцы преследовали его и не добили только потому, что, по словам Овчинникова, «не достало у нас картузов» (зарядов). Кар понимал, что ему нужны подкрепления, и не в виде команд, а целых полков. Понял он и основную причину своих неудач, которую усматривал в том, что «люди не тверды». 10 ноября Кар отправил курьера к полковнику Чернышеву, но тот был перехвачен пугачевцами. О движении Чернышева к Оренбургу, кроме того, сообщил Пугачеву один казак. 13 ноября у самого города отряд Чернышева был окружен повстанцами под командованием самого Пугачева. Ставропольские крещеные православные калмыки и казаки сразу же перешли на сторону восставших, а через четверть часа их примеру последовали и солдаты. Чернышев пытался скрыться в одежде простого возчика, но был опознан и повешен вместе с другими офицерами.

Видя, что весь край в «генеральном колебании», Кар передал командование, а сам, сославшись на болезнь, уехал в Казань, а затем в Москву, чем вызвал страшное смятение и переполох среди дворян.

Правительство уже не могло скрывать всей серьезности событий на востоке страны. Так закончилась полным провалом первая попытка правительства одним концентрированным ударом разгромить Пугачева. Кар не оправдал доверия правительства и дворянства и не только не «изловил» Пугачева, но сам бежал от него.

29 ноября командование войсками, действовавшими против Пугачева, Екатерина II возложила на искусного дипломата и энергичного генерала, проявившего себя «с самой лучшей стороны» при подавлении волнений заводских крестьян, А. И. Бибикова.

Бибиков был облечен неограниченной властью. В его ведение поступала особая Секретная комиссия. В середине января в распоряжении Бибикова было: около 3 тыс. солдат и офицеров при 16 орудиях; отряд Фреймана, насчитывавший 1754 человека при 11 орудиях; отряд Деколонга, состоявший из двух полевых легких команд, трех гарнизонных, одной губернской роты и 150 казаков; 500 донских казаков под командованием Грекова; Казанское, Сибирское, Пензенское и другие дворянские ополчения и местные гарнизоны.

Правительство готовило решительное наступление.

Из Петербурга в Оренбург были направлены яицкие казаки Петр Герасимов и Афанасий Перфильев с целью уговорить казаков схватить или убить Пугачева. Но Перфильев перешел на сторону Пугачева, стал активным участником Крестьянской войны, сотником яицкого казачьего войска, пугачевским полковником и генерал-аншефом, одним из его ближайших сподвижников, который «у самозванца в полной власти был», и пошел на плаху вместе с Пугачевым.

В бессильной злобе Екатерина II приказала расправиться с семьей Пугачева. Жена и дети Пугачева, сын Трофим и дочери Аграфена и Христина, бедствовавшие и бродившие «между двор», были арестованы и отправлены в тюрьму в Казань. Дом Пугачева, купленный одним казаком и свезенный в другую станицу, перевезли на старое место в Зимовейскую станицу, сожгли вместе с плетнем и садом и развеяли пепел по ветру. Место, где стоял дом Пугачева, окопали рвом «для оставления на вечные времена без поселения». Конечно, семья Пугачева не представляла для властей никакой угрозы. Бибиков понимал, что «не Пугачев важен», важно «всеобщее негодование». А «всеобщее негодование» росло, и Крестьянская война охватывала все новые и новые районы.

Получив известие о разгроме войска Кара и Чернышева, Рейнсдорп одновременно узнал о продвижении к Оренбургу корпуса бригадира Корфа. Но об этом марше узнал и Пугачев. Рейнсдорп, беспокоясь, чтобы Корфа не постигла участь Чернышева, выслал на помощь ему отряд. Пугачев, в свою очередь, послал для разведывания численности отряда Корфа Зарубина-Чику с пятью казаками. Но весть о появлении Корфа пришла в Берду с опозданием. «Пооплошал» и сам Пугачев, дав приказ своим людям обедать. Когда спохватились, было уже поздно: отряд Корфа под прикрытием полевой гарнизонной команды, отстреливаясь от разрозненных групп пугачевцев, входил в город.

На следующий же день, 14 ноября, Рейнсдорп предпринял вылазку отрядом в 2500 человек при 22 орудиях. Он пытался захватить Берду, прорвать блокаду Оренбурга и разгромить войска восставших.

Утром 14 ноября войска под командованием генерал-майора Валленштерна вышли из города, но сразу же натолкнулись на отборные отряды пугачевцев из казаков, заводских работных людей и башкир. 40 пугачевских пушек открыли огонь по правому флангу противника. Валленштерн приказал отступить. На помощь отряду Валленштерна Рейнсдорп бросил казаков во главе со старшиной Бородиным. Замелькали копья. Началась рукопашная. Потеряв много убитыми и ранеными, Валленштерн вернулся в город. Успешное отражение всех трех вылазок окрылило восставших. 17 ноября Пугачев направил Рейнсдорпу указ с требованием сдать город. Одновременно Пугачев решил во избежание потерь больше штурмов не предпринимать, а голодной блокадой добиться успеха. Пугачевцы повели еще более решительную борьбу с фуражирами и отрядами, высылаемыми из Оренбурга. Кроме того, зная, что могут подойти правительственные войска, Пугачев приказывает укреплять подступы к городу. Прежде всего Пугачев и его Государственная военная коллегия решили овладеть Ильинской и Верхне-Озерной крепостями и тем самым отрезать Оренбург от Сибири. Кроме того, Пугачев рассчитывал на пушки, порох, ружья, ядра, продовольствие и деньги, хранившиеся в этих крепостях.

18 ноября для овладения Ильинской крепостью направляется отряд илецких казаков, заводских работных людей под командованием Хлопуши, по пути к ним присоединяются ногайские татары и башкиры. 20 ноября с ходу они овладевают Ильинской крепостью. 23 ноября восставшие подошли к Верхне-Озерной, обороняемой отрядами правительственных войск под командованием полковника Демарина, но штурм сорвался. Хлопуша сообщил о неудаче в Берду. Пугачев с отрядом поспешил к Верхне-Озерной. 26 ноября состоялся штурм. Но и на этот раз пугачевцев постигла неудача. Пришлось отступить. В это время Пугачев получает известие о движении правительственных войск. Пугачев идет им навстречу, но батальон под командованием секунд-майора Заева уже вступил в Ильинскую крепость. 29 ноября Пугачев вновь овладел крепостью. Батальон Заева потерял 200 человек убитыми, погиб и сам Заев, а остальных солдат постригли по-казацки и увели в Берду.

Победы пугачевцев имели огромное значение. Весть о разгроме Билова, Кара, Чернышева, Заева, осаде Оренбурга набатным звоном прокатилась по Прикамью, Башкирии, Уралу, Западной Сибири.

Воспользовавшись прекращением активных боевых действий под Оренбургом, Пугачев решил овладеть Яицким городком, за стенами крепости которого отсиживался полковник Симонов.

В сентябре 1773 г. Пугачеву не удалось с ходу овладеть Яицким городком, и он двинулся вверх по Яику к Оренбургу. Но яицкие казаки не могли смириться с тем, что в центре их земли, в Яицком городке, засел ненавистный им комендант полковник Симонов — олицетворение того гнета и тяжкой службы, который несли на Яик царские власти. Пугачев должен был пойти навстречу желаниям яицких казаков и овладеть Яицким городком — важным опорным пунктом Нижнеяицкой укрепленной линии, протянувшейся более чем на 500 верст на север от Гурьева, расположенного на берегу Каспийского моря. Пока Пугачев вел осаду Оренбурга, Симонов деятельно готовился к обороне. Подновили обветшалые укрепления Яицкого городка, построили окруженный валом и рвом ретраншемент, в церкви устроили склад пороха и снарядов, на особые помосты, сооруженные на колокольне, поставили две трехфунтовые пушки. В конце декабря 1773 г. на Яицкий городок из-под Оренбурга, присоединяя к себе по пути казаков и гарнизонных солдат, двинулся отряд, который вел казак Михаил Толкачев. Узнав о движении пугачевцев вниз по Яику, к ним перешли казахи. Поговаривали о скором присоединении отряда восставших башкир.

В ночь на 30 декабря произошло первое столкновение между казаками Толкачева и отрядом старшины Н. Мостовщикова, высланным Симоновым навстречу пугачевцам. Казаки перешли на сторону восставших, и только 4 человека во главе с Мостовщиковым вернулись в крепость. Симонов приказал ударить в набат, но казаки не вышли из своих домов. Симонов должен был рассчитывать только на гарнизон крепости. Рано утром 30 декабря повстанцы появились на виду у города. Их радушно встретили казаки. Яицкий городок был занят за четверть часа. Однако, несмотря на меткий огонь казаков, штурм городской крепости не увенчался успехом. Пришлось перейти к осаде. Осаждающие возводили баррикады и завалы, пристраивали к избам вторые стены, непрерывно обстреливали крепость, держа ее все время под ударом, но не хватало артиллерии. Осада затягивалась. В Яицком городке была создана особая канцелярия восставших во главе с Иваном Харчевым и Андреем Кожевниковым. Пугачев прислал на помощь Толкачеву отряд А. А. Овчинникова с тремя пушками и единорогом, а 7 января 1774 г. сам прибыл в Яицкий городок. Понимая, что артиллерии мало, Пугачев отдает приказ сделать подкоп, чтобы подложить мину. Руководили работой Я. Кубарь и М. Ситников. 20 января рано утром произвели взрыв, но он оказался неудачным: только в одном месте осел вал и засыпало ров. Отсюда и ринулись на штурм. Осажденные яростно сопротивлялись. Ядра, картечь, пули, горящая смола вынудили пугачевцев отступить. Девятичасовой штурм не увенчался успехом. Повстанцы потеряли убитыми 400 человек. Пугачев собрал казачий круг, на котором избрали атаманом Н. Каргина, а сотниками — А. Перфильева и Н. Фофанова. Осаждающие стали рыть второй подкоп, под колокольню.

Между тем 26 января Овчинников вступил в Гурьев-городок. Он назначил атаманом Е. Струняшева. Прихватив пушки, ядра и порох, он со своим отрядом, в который влилось много гурьевских казаков, через несколько дней явился в Яицкий городок.

Пугачев отправился на несколько дней в Берду. В это время яицкие казаки, стремившиеся упрочить свое положение в настоящем и будущем, настоятельно уговаривали Пугачева жениться. Теперь «Петр Федорович» должен был стать не только их «казацким царем», но и породниться с яицкими казаками. «Ты как женишься, так войско яицкое все к тебе прилежно будет», — уговаривали они его. Выбор пал на молодую казачку Устинью Петровну Кузнецову. Свадьбу сыграли быстро. Молодые отправились на парадный обед в дом Толкачевых, где присутствующие поздравили «благоверную императрицу». Женитьбу Пугачева на Устинье Кузнецовой многие не одобряли. Осуждали Пугачева — «Петра Федоровича» — за женитьбу при «живой» жене, кроме того, сомневались, чтобы подлинный император женился на простой казачке.

17 февраля Пугачев собрал круг, на котором приняли решение произвести на следующий день второй взрыв и броситься на штурм Яицкой крепости. Но Симонова предупредили о готовящемся взрыве. Он приказал вынести порох из колокольни, разобрать кирпичный пол, прорыть бороздку. Все эти меры должны были ослабить силу взрыва. Так и произошло. Колокольня тихо осела. Штурм не состоялся. Получив сведения о движении правительственных войск к Оренбургу, 19 февраля Пугачев уехал из Яицкого городка. «Всеавгустейшая, державнейшая великая государыня императрица Устинья Петровна», сомневавшаяся в императорском происхождении своего супруга, осталась поджидать мужа в доме старшины Андрея Бородина.

Осада крепости продолжалась. Восставшие под руководством атамана Каргина выстройли новую батарею, вели земляные работы, окружая крепость окопами и завалами. Положение осажденных становилось крайне тяжелым: не было пищи, дров, свирепствовали болезни. Казаки составили письмо с предложением о сдаче и привязали его к бумажному змею и пустили в крепость. Но Симонов держался упорно. 13 марта солдаты последний раз получили еду. Пугачевцы готовились к новому штурму…

Поражение под Татищевой и снятие осады Оренбурга резко изменили обстановку. На помощь Симонову спешил генерал Мансуров. 15 апреля он разбил вышедший ему навстречу отряд Овчинникова и Перфильева. 16 апреля правительственные войска вступили в Яицкий городок.

В то время, когда велась осада Яицкого городка, продолжалась и осада Оренбурга. Положение осажденных становилось все более и более тяжелым. Приход в Оренбург корпуса бригадира Корфа усилил гарнизон, который достиг теперь 6095 человек, но скудные запасы продовольствия стали таять быстрее. С декабря, опасаясь волнений в городе, хлеб выдавали не только солдатам, но и населению. Казакам, солдатам и рекрутам, а затем чиновникам и разного рода служителям увеличили денежное жалованье, выдали мясо. Но голод усиливался. Конину ели все. Недовольство жителей и гарнизона росло. Росло и дезертирство, особенно во время вылазок за фуражом. Воспользовавшись отъездом Пугачева в Яицкий городок и ослаблением лагеря пугачевцев в Берде, откуда многие ушли к Яицкому городку, захватив боеприпасы, Рейнсдорп готовит вылазку. 13 января рано утром три колонны войск — 12 тыс. человек при 26 орудиях — вышли из Оренбурга. Их вели Валленштерн, Корф и Наумов. Кроме того, в Оренбурге поставили под ружье всех на это способных мужчин. Из безлошадных казаков, калмыков и разночинцев сколотили отряд в 400 человек под командованием атамана Могутова для обеспечения тыла всех трех колонн. Начался бой. Наумов пробился вперед, но повстанцы, установив орудия на высотах, открыли сильный огонь и бросились навстречу противнику. Валленштерн и Корф, боясь быть отрезанными от Оренбурга, приказали повернуть. Отход войск расстроил боевой порядок и превратился в паническое бегство. Гарнизон понес значительные потери. 271 человек были убиты и пленены, 123 человека ранены. Восставшие захватили 13 орудий.

Голод в осажденном городе принимал угрожающие размеры. Цены на продукты росли катастрофически быстро. В пищу пошли кожа, кора. Оренбургские власти принимали решительные меры. С середины февраля Рейнсдорп разрешил тем, кто не участвовал в обороне Оренбурга, покинуть город, но только без денег, имущества и провианта. Из города стали уходить татары, башкиры, мещеряки, калмыки, семьи казаков из Чернореченской крепости и Берды. В результате власти Оренбурга смогли удержать в повиновении его гарнизон и жителей.

Для укрепления своих позиций Пугачев отправил Хлопушу занять крепость Илецкую Защиту. 16 февраля Хлопуша с отрядом в 400 человек при 2 пушках почти без сопротивления овладел Илецкой Защитой, где присоединил к себе сакмарских казаков и каторжников, работавших на соляных копях. Трофеями Хлопуши стали порох и пушки.

Пугачев считал, что Оренбург доживает последние дни, и на 27 или 28 февраля был назначен штурм города, но штурм не состоялся. Пугачев искренне переживал несчастье горожан и говорил: «Жаль мне очень бедного простого народа, он голод великий терпит и напрасно страдает». Жалея оренбуржцев и не желая проливать кровь, Пугачев еще раз 23 февраля обратился с письмом к Рейнсдорпу, именуя его «бестией» и «мошенником», «сатаниным внуком» и «дьявольским сыном» и угрожая, в случае если он не сдаст город, повесить на мочальной веревке.

Но к Оренбургу уже двигались правительственные войска. Пугачев выступил им навстречу.