Павел I. Рыцарь, экуменист и Дон Кихот из Гатчины

Павел I. Рыцарь, экуменист и Дон Кихот из Гатчины

Первым русским императором-фантазером, выстроившим свою политику не на расчете, а на идее, мечте и благородном жесте, можно по праву считать Павла I.

Русские историки и литераторы, как правило, отказывали Павлу в большом уме. Впрочем, как известно, очень многое в официальной истории (как в русской, так и в мировой) построено на мифах либо на умолчании, а потому и четыре с половиной года правления Павла заслуживают объективного анализа. Тем более что именно этот император, реформатор и фантазер, кое в чем сумел продвинуться на Запад гораздо дальше всех своих предшественников и последователей.

Да и отзывы западных исследователей о Павле куда более благожелательны, чем воспоминания русского дворянства, которому сын Екатерины за короткий срок своего правления действительно сумел изрядно насолить, урезав их льготы.

Известно также, что Наполеон, узнав об убийстве Павла, пришел в неимоверную ярость и воскликнул: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге». Наполеон имел в виду покушение, которое было совершено незадолго до того: он сам чудом избежал смерти в результате взрыва «адской машины».

Убийство российского императора действительно изменило всю европейскую историю. Одного этого уже достаточно, чтобы заинтересоваться царствованием Павла и его необычной личностью.

Если Павел и был безумцем, то его безумство было сродни безумству Дон Кихота из Ла-Манчи. Легко представить себе, что стало бы с Испанией, если бы на несколько лет этот рыцарь получил абсолютную власть над страной. Сколько благородных поступков было бы совершено на Пиренейском полуострове! И одновременно сколько ветряных мельниц уничтожено. Это и есть история царствования Павла в России.

В этом утверждении нет ни большого преувеличения, ни большой иронии. Достаточно представить себе, в какой обстановке рос Павел, что читал, на каких примерах воспитывался. Если верить дневнику его воспитателя Порошина, с раннего детства среди любимых книг мальчика помимо Сервантеса, Расина и Мольера было множество книг по истории рыцарства, Тевтонского ордена и братства тамплиеров.

Особое пристрастие Павел питал к мальтийским рыцарям. Самая любимая книга детства будущего российского императора — это «История ордена Св. Иоанна Иерусалимского», написанная аббатом Верто. Плюс к этому бесконечное число рыцарских романов, с которых начались все неприятности и у знаменитого идальго. Известно, как мало в этих книгах подлинной, порой кровавой и жестокой истории крестоносцев и как много романтизма, благородной позы и жеста. Отрывая же глаза от книги, Павел видел далеко не рыцарский двор своей прагматичной и фривольной матушки, где доминирова* ли не благородные менестрели, а не в меру развязные фавориты. Контраст чрезмерный. Убийственный.

Было бы странно, если бы в подобной обстановке в голове и душе Павла постепенно не сформировались взгляды, диаметрально противоположные материнским. Формулу этих сложных и запутанных воззрений, где трезвая оценка сосуществовала с воспаленным воображением, расшифровать совсем не просто. Во-первых, объективные пороки екатерининской эпохи многократно умножались Павлом с учетом его личной обиды на мать. Не будем забывать, что Павел — рыцарь, неоднократно лишенный матерью наследства. Во-вторых, сама по себе не вполне объективная уже реальность причудливо преломлялась Павлом в масонском духе (причем явно не «по Новикову», а скорее в утопическом духе «Путешествия в землю Офирскую»). Наконец, полученный таким невообразимым образом результат, как на эталонно точном инструменте, поверялся благородными рыцарскими традициями и правилами в стиле фэнтези.

При таком подходе отделить важные и реальные вопросы от второстепенных и надуманных было практически невозможно. В итоге у наследника вызывала отвращение вся эпоха Екатерины. Павлу не нравилась внешняя и внутренняя политика императрицы, его оскорбляла коррупция ее режима, он презирал сибаритство ее гвардейцев, аморальность двора, его раздражало все — вплоть до формы шляпы или каблука на сапоге екатерининского вельможи.

Как у Петра I в юности было село Преображенское, так и у Павла I (только уже в зрелые годы) появилась своя собственная «земля обетованная» недалеко от Петербурга — Гатчина. Это бывшее имение своего любовника Григория Орлова Екатерина подарила сыну в 1783 году, разрешив Павлу на этом небольшом кусочке русской земли отводить душу, всласть экспериментировать над подданными, создавая в миниатюре тот мир и то общество, что он хотел бы в идеале выстроить в масштабах всей империи.

В отличие от петровских потех, гатчинские эксперименты Павла историки обычно описывали с нескрываемой издевкой, подчеркивая главным образом прусский казарменный дух, царивший там. Это правда. Но не вся. Можно посмотреть на гатчинские опыты и несколько иначе. Некоторые нынешние российские исследователи это уже пытаются делать, объективно отмечая и положительные социальные эксперименты Павла на этом клочке земли. Простому человеку там жилось совсем неплохо. Было и где работать, и где учиться, и где лечиться. Да и с «казарменным духом» все было гораздо сложнее, чем описывается в официальной дореволюционной и советской истории. Шагистики в Гатчине хватало. Но было и другое.

Вот красноречивая цитата из труда историка Сергея Цветкова:

...У гатчинцев была одна несомненная заслуга перед русской армией, а именно — в организации артиллерийского дела. В конце XVIII столетия ведущими русскими полководцами было официально признано, что артиллерия не может играть решающей роли в победе. Это было тем более опасно, что в далекой Франции при осаде Тулона уже блестяще заявил о себе один молодой артиллерийский поручик по фамилии Буонапарте. Именно в Гатчине была опробована та система организации артиллерийского дела - создание самостоятельных артиллерийских подразделений и новых орудий, повышение подвижности полевых орудий, широкое применение стрельбы картечью, превосходное обучение артиллерийских команд, — без которой русская артиллерия не смогла бы совершить свои славные подвиги в 1812 году.

Наконец, именно Павел, начиная опять же с Гатчины, где царил дух экуменизма, осуществил прорыв на Запад на самом, может быть, трудном для человека — духовном и религиозном — направлении. Этот прорыв так и остался неоцененным ни его современниками, ни его потомками. Между тем Россия и Ватикан во времена Павла находились гораздо ближе к взаимопониманию, чем в начале нынешнего, XXI века. Папа Пий VI, давший Павлу и его супруге аудиенцию в ходе их заграничной поездки, назвал их «моими дорогими раскольниками» и поцеловал великого князя.

Ни один из русских государей не обладал столь либеральными взглядами на религию, как Павел, стремившийся максимально сблизить, если не воссоединить, православную и католическую церковь. Ранее уже говорилось о его хлопотах в пользу ордена иезуитов — это было одно из тех редких направлений, где он последовал за матерью. Позже, в период, когда Наполеон угрожал Ватикану, Павел приглашал римского папу на жительство в Петербург. Он же стремился стать гроссмейстером мальтийского ордена, напрямую подчиненного папе.

Религиозная веротерпимость может произрастать на разной почве. Павел, довольно долго пребывавший под влиянием масонов, являлся мистиком, человеком, безусловно, глубоко верующим, но в этой вере церковь была делом второстепенным, на первом месте стоял Господь Бог или, выражаясь масонским языком, Архитектор Вселенной. А при такой вере церковные разногласия неизбежно отступают на задний план, становятся несущественными.