От Красной площади к школьной парте
От Красной площади к школьной парте
Таким образом, повышение статуса легенды о Павлике Морозове нельзя объяснить личным влиянием Сталина. Странным образом она шла вразрез не только с персональным вкусом диктатора, но и с общепринятыми представлениями об идеальном детстве, которые в середине 1930-х годов претерпели существенные изменения. Как и все в культуре сталинской эпохи, эти представления тесно связаны с приоритетами, намеченными в пятилетнем плане. В первую пятилетку (1928—1932) особого внимания проблемам детства не уделяли. В соответствии с идеей того времени,
образцовый ребенок должен быть юным активистом, поэтому детей вовлекали во всеобщие политические кампании, связанные с коллективизацией, индустриализацией и культурной революцией. Во втором пятилетнем плане, напротив, среди основных задач названо образование, и главное внимание уделяется преподаванию предметов в школе{193}.
В 1920-х годах образовательную политику определяли коллективные формы обучения, такие как «бригадный метод», по которому знания детей оценивались не индивидуально, а по «бригадам», или «командам», в целом. На практике это означало, что наиболее старательные и успевающие ученики избирались представителями бригады для ответа на устных экзаменах— процедуре, которая очевидным образом позволяла ленивым, стеснительным или забитым детям отсидеться в тени. Однако в 1932 году «бригадный метод» был официально отменен, и успехи учеников стали оцениваться индивидуально. В школах появились свои малолетние «ударники учебы», наподобие ударников труда на заводах и фабриках. Страницы «Пионерской правды» запестрели характерными портретами школьных звезд, которые, в отличие от детей-активистов 1920-х, в большинстве случаев оказывались девочками, а не мальчиками, и которым, как сообщалось в хвалебных статьях, удавалось совмещать приверженность к добродетельным поступкам в широком смысле с отличными показателями в учебе{194}. С 1932 года центральное место в сводках пионерского движения занимает «качество учебы». К этому времени пионерские отряды обосновались в школах, а не на рабочих местах или жилых домах{195}. Что давало возможность усилить контроль над школьной дисциплиной за счет пионерской: слабых учеников или нарушителей порядка могли подвергнуть общественному порицанию и исключить из пионеров. С другой стороны, это также означало, что академические успехи стали престижными в пионерском движении. Дух времени отражен в репортажах «Пионерской правды» за 1934—1935 годы. Так, например, 18 февраля 1934-го газета убеждала ребят: «Изучай наказ вождя, отвечай ему хорошей учебой, хорошей работой!»; а 8 сентября 1935-го появилась статья «Какой будет форма школьников?»
Такое отношение к детям в 1920-х годах считалось бы реакционным и буржуазным. Оно стало предвестником эпохи, в которой дети все больше отстранялись от серьезных политических и социальных проблем. Эта идея продвигалась также на Первом съезде советских писателей в 1934 году, где известные детские авторы утверждали: сказки, которые, по мнению многих педагогов 1920-х, включая Надежду Крупскую, наносили вред правильному воспитанию детей, отдаляя их от реальной жизни, в действительности являются идеальным детским литературным жанром. Сверх того, в 1936 году официальная идеология стала широко поддерживать ценности традиционной семьи, преданные анафеме партийными активистами 1920-х. В том же году были запрещены аборты и создан институт поддержки беременных женщин и молодых матерей, расширена сеть детских пособий и приняты поправки к закону, усложняющие бракоразводный процесс. Дети представлялись теперь не домашними бунтарями, а такими членами семьи, о которых необходимо заботиться, но которые занимают подчиненное по отношению к родителям место.