Инквизиция

Инквизиция

Папы придумали инквизицию с целью подавить ересь вальденсов или катаров, которая стала популярной в народе и тем самым колола им глаза; замысел немедленно выродился вследствие рвения мирян, взявшихся осуществлять его: Робера Лe Бугра, «молота еретиков» Ферье, Конрада Марбургского, преступления которого прервала только насильственная смерть. Проявив большую тонкость, дело это перепоручили монахам, организовавшим сеть уловления подозрительных лиц. Как известно, они обладали всей полнотой власти, деяния свои творили под покровом абсолютной тайны и не давали отчета никому, кроме короля, если тот был способен держать их в узде. Редко можно увидеть столь эффективную систему подавления, позволявшую обходиться без танков и ГУЛАГов, живущую за счет своих жертв: все принадлежащие к этой системе сверху донизу занимались личным обогащением, исключая, быть может, двух-трех великих инквизиторов, наиболее приверженных аскезе, да и то сомнительно. Говорят, когда евреи — как богатые, так и бедные — скинулись, чтобы предложить Фердинанду Испанскому 600 тысяч дукатов в обмен на запрет инквизиции, великий магистр Святой конгрегации Сиснерос выплатил эту сумму королю из собственных денег. Тем легче понять, отчего столь многие подозрительные отделались увещеванием и «отпущением», тогда как других посылали на костер.

В нежном возрасте инквизиция больше занималась, как говорит Вольтер в «Кандиде», поджариванием мужчин и женщин, чем истреблением библиотек; если же возникало желание подвергнуть «испытанию огнем» какую-нибудь книгу, приходилось обращаться к Святому престолу, пока Латеранский собор 1515 г. не издал буллу «Inter sollicitudines»[17], призванную положить конец колебаниям: да, разумеется, следует уничтожать сочинения, «переведенные с греческого, древнееврейского, арабского или халдейского как на латинский, так и народные языки, книги, содержащие искажения вероучения и вредоносные догмы… равно как клеветнические пасквили против особ высокого ранга». Однако, несмотря на всю привлекательность последнего предписания, сама мера показалась столь неожиданной и суровой, что даже среди участников собора нашлись сомневающиеся: так, Алексей, епископ Амальфи, объявил, что принимает ее в отношении новых книг, но только не произведений древних авторов. Известно, что почти везде, и особенно на севере Европы, это установление не будет исполняться. И, как мы увидим, папа Лев X собственной персоной поведет себя прямо противоположным образом.

На территории весьма относительного милосердия, подведомственной не испанской инквизиции, ненависть излилась в основном не на библиотеки, более или менее уцелевшие, а на еврейские книги, «злокозненные» по определению.