Инквизиция

Инквизиция

Поход хана Батыя в 1241 году очень напугал Европу.

Тогда тюркская армия подошла к самым границам Италии: к Адриатическому морю. Она разбила отборное папское войско. И зазимовала, готовясь к походу на Рим. Исход дела был лишь вопросом времени.

Конечно, не о захвате Рима думал Батый. Тюрки-католики, осевшие там, должны подчиняться правителям своего народа, а не папе. Так посчитали на Алтае, отправляя войско в далекую Европу.

Страшно представить, что творилось в ту зиму. Настоящий конец света. Всюду паника, переполох. Потомки Аттилы ждали Суда, идущего с Востока. Говорили только о нем. А что это? Толком не знали. Католиков страшили не «монголы», а порядок, который несли они.

При новом порядке римский папа становился лишним на этой земле…

Жители Готландии (Швеции), например, были настолько напуганы, что перестали ловить селедку и вообще выходить в море, боялись случайно привести за собой следом армию Батыя. Рынки закрылись. Всем было все равно. Безразличие царило кругом.

Улицы европейских городов заполняли люди, ослепленные страхом и не знавшие, от кого и куда бежать. Они словно чувствовали за собой большую вину. Но какую?.. Батыя ждали. И ждали каждый день. «Боже, спаси нас от ярости татар», — просили европейцы, поднимая к небу глаза. В Англии даже появилось выражение: «To catch a tartar» (схватиться с татарином), то есть «столкнуться с заведомо более сильным противником».

Но нападения не последовало…

К началу марта 1242 года, уже перед самым наступлением, в ставку пришло известие: на Алтае умер любимый дядя Батыя, хан Октай. И Батыя словно подменили. Он потерял себя — целыми днями метался в слезах, не находя места. Ни о каком походе не желал даже слышать.

В очень тяжелом положении оказался главнокомандующий: не отступать, не наступать он без хана не мог. Армия, созревшая для решающей победы, стояла на перепутье. Батый слезно, на коленях, молил Субутая отпустить его. Ничто не прельщало обезумевшего от горя хана. Даже скорая победа.

И он, в конце концов, уехал, бросив армию на произвол судьбы.

А главнокомандующий Субутай, чтобы обмануть неприятеля, выдвинул вперед отряд разведки, показывая европейцам, что его намерения серьезны. Отряд громил встреченные города, словом, вел себя решительно и непримиримо.

Тем временем армия медленно, чтобы избежать подозрений в бегстве, отступала. Субутай хитрил мастерски. Заявил, например, что Алтай прощает европейских кипчаков, изменивших вере в Бога Небесного…

И только тогда Европа облегченно вздохнула.

А за дело взялся папа римский Иннокентий IV. У него созрел дерзкий план: он решил обратить своих врагов в союзников.

Этот папа слыл выдающимся юристом и тонким политиком. Его предки были кипчаками — лангобардами, у них, а не у римлян, он имел поддержку: папа происходил из рода иноземных рыцарей. В 1245 году он отправил своего посла, монаха Джованни дель Плано Карпини, на Алтай. В столицу «монгольской» Империи, город Каракорум. Цель поездки вроде бы самая мирная: папа, признав Тенгри, предлагал тюркам союз для борьбы с мусульманами.

Хитрейший политический ход. И неожиданный. Не войны, а союза искал он! Чтобы Алтай и Запад встали рядом против мусульманского Востока. И — Европа спаслась бы от нового нашествия тюрков… Придумано отлично.

Посла сопровождал другой монах, толмач (тюрк-переводчик) Бенедикт Поляк. Они проехали через Великую Степь и увидели ее своими глазами — глазами шпионов! Разведка удалась на славу. О ней они написали отчет папе, а потом и книгу. То были первые католики, побывавшие на Алтае — в Эдеме.

Потом, в 1253 году, под тем же предлогом сюда ездил еще один папский шпион — Гильом де Рубрук…

В XIII веке у Церкви вызрел план, его идею подсказала Яса Чингисхана. Гениальный план, названный инквизицией. Суть его была проста и понятна: чтобы избежать новых атак Золотой Орды, надо полностью стереть следы присутствия кипчаков в Европе. Сделать так, чтобы ничто не указывало на них. А как?

Замаскировать! Ведь Яса Чингисхана обязывала вести войну не против европейцев, а только против тюрков, живущих здесь. «Идти вперед, пока не встретишь последнего тюрка», — призывала она. Дальше поворачивай назад.

Вот почему Батый не пошел на Византию! Там смолкла тюркская речь, а в Западной Европе — нет.

Папские помощники вновь оказались на высоте положения.

Об инквизиции они заговорили на церковном Соборе в Тулузе в 1229 году, после поражения русских на Калке. Потом — в Лионе в 1245 году, уже после похода Батыя в Европу.

Идею подсказал монах Доминик, предложив создать еще один орден. Самый грозный и самый могучий. Чтобы он уничтожал все тюркское, чтобы ему подчинялись суды, чтобы он вел розыск виновных и сам проводил следствие… Словом, суд и палач в одном лице.

Так появился орден доминиканцев. На его гербе красовались свирепые псы, вынюхивающие ересь. Все тюркское назвали ересью.

Конечно, не всем понравилось это решение. Кто-то из католиков не пожелал забывать тюркский язык. Не пожелал «маскировать» свои родные обычаи. Они и стали первыми жертвами инквизиции. Их объявили еретиками.

Между прочим, слово «еретик» — тюркское. Да, даже оно! И здесь ничего нового тюрки-католики не придумали. Так назвали того, кто отвергал взгляды Церкви. По-тюркски «ересь» — «то, что надо отвергнуть». С помощью инквизиции католики и «маскировали» Европу.

По-человечески их понять нетрудно. Люди ощущали себя не тюрками, а европейцами. Монголы — братья, десятым чувством они, возможно, и осознавали это. Но в первую очередь видели в них людей другой культуры — не европейской. Значит, уже чужой и враждебной! Чужие братья… Они отличались друг от друга, как принц и нищий.

Но каждый думал, что принц — это он.

Оказывается, чтобы быть единым народом, мало говорить на одном языке и иметь общие корни. Нужна общая культура, а ее уже не было: Великая Степь за века растворилась, размылась на Западе. Стала частью Европы. Лишь еретики, эти островки в океане забвения, указывали на былое — на тюрков…

Но что не принимали еретики? Что искали? За что держались?

Их общины в средневековой Европе считали на десятки: богомилы, катары, альбигойцы, оливиты, эвхиты, иоахимиты… Одни слыли известными и многочисленными, другие — нет. А общим у них было одно: они выступали против Церкви. Вернее, против тьмы, которая затянула небо Европы.

По-своему объясняя зарождение мира, веря в переселение душ, они упорно не признали Христа равным Богу. Считали, что Бог един, что Он на небе… Нет, они не отрицали религию Европы. Они лишь указывали на пороки, которые несли миру люди Церкви.

Их возмущало, что священники, называя себя «слугами Божьими», купались в роскоши, умирали от обжорства, а народ, который слушал их проповеди, нищенствовал.

Видимо, то были не самые глупые люди, эти еретики. Тайны исповеди они доверяли Богу, не подпуская и близко папских слуг к своей душе. И этим, конечно, тоже раздражали Церковь.

На юге Франции и севере Италии, которые, по выражению монахов, «кишели ересью», известность получили катары. Их еще называли болгарами, хазарами. И даже лангобардами. Они, потомки джентльменов-иноземцев, хранили веру в Тенгри, имели свою Церковь.

Их поддержали во Фландрии и других странах, где тоже жили тюрки, помнившие Тенгри.

Катары, например, считали, что обряды у католиков излишне богаты и пышны. «Бог любит скромность», — настаивали они. И эти слова тоже раздражали Церковь, которая, разбогатев, полюбила богатство, сытость, утехи.

Любопытно, учение о Боге, которое проповедовали катары в замках джентльменов Франции, удивительно совпадало с тем, что бытовало на Алтае или в среде северных буддистов… Это была философия Востока!

Но почему-то Церковь выставляла еретиков глупцами.

Не случайно катары первыми пострадали от инквизиции. В 1229 году им нанесли ощутимый удар: на них напали крестоносцы.

Много крови пролилось тогда во владениях герцога Раймунда Тулузского. Потомки кипчаков стояли до последнего вздоха, но силы были слишком неравными… «Выгоните его и его сторонников из их замков, — кричал папа, — отнимите у них земли, пусть правоверные католики займут владения еретиков!»

В этих словах ответ на иные тайны инквизиции.

«Занять владения еретиков»… Об этом никогда не забывала Церковь, начиная свою политику. И инквизицию в том числе.

Как в пылу страстей отличали еретиков от правоверных католиков? Проще не бывает. Папский легат Арнольд Амальрик, например, советовал: «Убивайте всех подряд, Господь отличит своих от чужих».

Настоящий разбой царил в XIII веке.

…Похоже, иные европейцы тайно желали прихода армии тюрков. Они знали о Ясе Чингисхана и своей «ересью» давали знать о себе соплеменникам с Алтая. Пусть это утверждение спорно, но оно не исключено. Не мог тюркский народ спокойно умереть, он сопротивлялся, искал новые силы в каждом новом поколении. И медленно стихал: инквизиторы «устраняли людей посредством смерти». Они делали свое дело.

Но и люди, конечно, не сидели, сложа руки, отвечали тем же… Шла борьба, жестокая и долгая — за жизнь или смерть. Во Франции, Швейцарии, Чехии, Венгрии, Польше, Англии, Германии, Болгарии… Всюду история хранит ее следы.

Волю инквизиции оглашал суд. Обвиняемый порой даже не знал, за что его судят, кто свидетель преступления. Его страшно пытали, потом на городской площади под звуки труб и рев толпы зачитывали приговор… Это был не суд и не следствие. Людей запугивали. Внушали им страх. Чтобы те никогда не противились решению Церкви. Чтобы сжимались от каждого услышанного тюркского слова, как от удара.

Наказаний было три: «примирение», «лишение имущества» и «тюрьма». Упорствующих в ереси живьем сжигали на костре.

Горели люди и книги. Целые библиотеки на тюркском языке навсегда исчезли в огне инквизиции. Для французов, англичан, немцев, швейцарцев и других народов то был свой «домашний» язык, то были свои «домашние» книги.

А иные ценные книги прятали в библиотеках Церкви. Чтобы никто в будущем не догадался о них… Вот так, что-то по воле Неба и сохранилось. Кроме того, уцелели кое-какие тюркские книги и документы в светских архивах: их инквизиторы просто потеряли из виду.

Судя по бумагам, уцелевшим совершенно случайно, графы Фуггеры из города Аугсбурга (он рядом с Мюнхеном) писали и говорили на тюркском языке еще в 1553–1555 годах. Об этом же говорит и труд венгерского историка Телегди — о кипчаках Европы и их языке, книга издана в 1598 году…

То даже не книга — стон человека, у которого умерла Родина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.