Уроки Крымской войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Уроки Крымской войны

Начало Крымской войны – первой большой войны после 40-летнего мирного периода – совпало со временем переоценки всех ценностей во флотах мира, как относительно материальной части, так и личного состава. Это была эпоха, в которой старое и новое смешалось, и одно быстро сменяло другое: парусные суда, колесные и винтовые пароходы; деревянное, железное и броненосное судостроение; ядра, гранаты и нарезные орудия; наемные, насильно забранные на службу и, наконец, профессиональные команды. Изменения и реформы быстро следовали друг за другом.

Пароходы сразу показали свое превосходство над парусными судами – их применяют для всех родов службы: для разведки, посыльной службы, подвоза войск и материалов, конвоирования транспортов, буксирования парусных судов и часто для самостоятельных активных действий. С другой стороны, колесные машины настолько уступали винтовым, что со времен Крымской войны во всех флотах стали строить исключительно винтовые суда. Имевшиеся старые суда переделывались и снабжались вспомогательными машинами.

Бомбические орудия впервые показали свое разрушающее действие при Синопе, в морском бою, у Одессы, при бомбардировке берега флотом, и у Севастополя, при стрельбе с берега по флоту. Времена круглых ядер прошли безвозвратно. Даже первые нарезные орудия Ланкастера с их эллиптическим дулом, оказываются эффективны, хотя еще и несовершенны.

Впервые появляются броненосцы и доказывают свою целесообразность. Правда, мореходные качества их невелики, но все-таки они благополучно пересекают Средиземное и Черное моря. Таким образом было положено начало созданию броненосных флотов. В этом деле Наполеон III проявил глубокое понимание вопроса и много энергии. Личное вмешательство императора было необходимо потому, что у флотских офицеров и инженеров, упрямо придерживавшихся старого, не было ясного понимания и достойной оценки даже громадного значения пара, не говоря уже о нарезных орудиях и броне.

В Англии укомплектование судов личным составом встречало громадные препятствия из-за совершенно негодной системы набора по вольному найму и еще более допотопного способа набора людей обманом и силой. К тому же развивающаяся техника предъявляла все более высокие требования к личному составу. Новая система службы личного состава усиленно внедрялась: принимались юнги, готовились резервные кадры и специалисты, создавались условия, чтобы они оставались на службе. Но в артиллерийском деле обучение продолжалось по старому трафарету.

Благодаря неоспоримому со времен наполеоновских войн господству на море и отсутствию серьезных соперников, Англии казалось излишним особенно напрягать вои силы в мирное время, и таким образом она не следила за развитием военного дела и значительно отстала от новейших тенденций. У обеих старых морских держав не заметно какого-либо прогресса в тактике и в ведении войны на море, а в стратегии сделан скорее даже шаг назад, старое все позабыто. Ни у правительства, ни у адмиралов не видно понятия о самой сути ведения войны, или, что то же самое, о целесообразном и энергичном ведении боевых действий; кажется, что оно было совершенно утеряно. Отсутствовала какая-либо подготовка к войне в мирное время.

Правда, что в этой войне политика своей нерешительностью и слабостью влияла особенно неблаготворно на ведение боевых действий, создав блестящий отрицательный пример того, как быть не должно. На глубокое значение фактора времени в военных операциях совершенно не обращалось внимание, что постоянно повторялось в дальнейших действиях союзников. Заметно, каким крупным недостатком является отсутствие общего единоличного управления. Определение Клаузевицем войны, как продолжения политики другими средствами – ясно подтверждается Крымской кампанией.

На юге положение дел было еще довольно сносно благодаря некоторому взаимодействию адмиралов и генералов. Несмотря на массу разногласий, все-таки не было ни одного столкновения между морскими и сухопутными начальниками союзников.

Между тем, раньше в Англии это было почти нормальным явлением, причем, из-за серьезных столкновений часто не удавались совместные операции, например, на Шельде в 1809 г. Для достижения этого результата потребовалась масса переговоров и военных советов. Результатом такой «раздельной» ответственности являлся недостаток инициативы и энергии. Яснее всего это обрисовывается при перевозке войск в Крым. Девять дней готовились к походу, а для перехода под парами каких-нибудь 250 миль флоту потребовалось восемь суток. Будь русские предприимчивее – они могли бы расстроить все предприятие.

Почти во всем французы были впереди. Медлительные и неподготовленные англичане как бы предполагали, что все должно делаться само собой, и у них, особенно в начале войны, отсутствовала какая-либо система. Работу английского генерального штаба можно прямо назвать жалкой, настолько у них ничего не было предусмотрено. Впрочем, и дальновидность французов шла немного дальше в тактических вопросах, не говоря уже о стратегии. Как на новое явление в тактике можно лишь указать на применение паровых судов у Одессы. Во флоте паровые суда, даже колесные фрегаты, применялись исключительно для буксировки парусников. Подобное же повторилось под Севастополем, где пароходы только буксировали парусные суда на места по диспозиции. В последовавшей артиллерийской дуэли береговые орудия одержали верх над судовыми. Действительного же применения паровых судов для чисто боевых целей, например, прорыва в бухту, не было.

Еще заметнее непонимание требований стратегии: в удаленные и неизвестные моря посылается громадный флот со многими паровыми судами без всякого плана, то же самое повторяется с армиями. Только придя на место, начинают осматриваться, можно ли вообще что-нибудь предпринять, и что именно, приходя к печальному заключению, что посланный флот для операций на данном театре войны совершенно не пригоден. Все управление ведется издалека.

Чтобы не оставаться в Балтийском море совсем без дела, в конце лета посылаются сильные сухопутные войска для взятия маленькой крепости на островах. Зимой усиленным темпом заготовляют все недостающее. При этом английская промышленность справляется с громадными задачами – но все это делается, главным образом, для поддержания престижа правительства. Тогда, похоже, действительно господствовало мнение, будто морской стратегии, т. е. планомерно подготовленного ведения войны для принуждения противника к сдаче, не существует. И как это ни странно, такое мнение продержалось еще очень долго, хотя Крымская война во многих вопросах дала толчок к самым разнообразным и обширным изменениям во взглядах на военно-морское дело.

Все это удивительно еще и потому, что как раз эта война на редкость ясно показала, какое громадное пространство занимает театр военных действий на море – все побережье Черного моря, северо-восточная часть Балтийского, Белого и Баренцева морей – между тем, как сухопутная война разыгралась на ограниченном участке между Евпаторией и Балаклавой.

В Англии вообще, а у Нэпира в особенности, не было сознания той истины, что стратегия и тактика у слабейшего на море противника совсем иная, чем у нападающего сильного. Для первого из них выгоднее выжидательное положение. Не сознавали и того, что раз можно достигнуть цели без занятия сильных укреплений противника, то их можно спокойно оставить в стороне. А так как в данном случае достаточно было полного бездействия русского флота, то незачем было стараться занять приморские крепости.

Заслуживает еще особенного внимания перемена во взглядах на вопросы международного права, наступившая в середине столетия, так как это явление имело большое значение для морской войны. Общему распространению гуманистических идей немало способствовали ужасные опустошения в Европе, произведенные 23-летним периодом наполеоновских войн, тем более, что эти идеи совпадали с экономическими интересами политики свободной торговли. Наибольшую пользу из этого извлекли опять англичане, морская торговля которых, охватывавшая весь мир, превосходила таковую всех остальных народов вместе взятых. Благодаря этому англичане благоволили подобным стремлениям, или, по меньшей мере, не препятствовали им, хотя они и ограничивали сильно возможности английского флота. Эти начинания обещали пользу и другим судовладельцам и купцам. Их дела процветали благодаря тому, что они пользовались снисходительным покровительством британского флота. Они первыми потребовали «защиты частного имущества во время морской войны» – фраза, вскоре ставшая общим требованием во имя цивилизации.

Возможность появления таких идей опять указывает на непонимание самой сути морской войны, ибо соглашаясь на это, тем самым заранее отказывались от действенного применения флота и от использования господства на море. Господство на море победоносного флота и так уже ограничено в пространстве. Оно простирается только до неприятельского берега. Но если на всем контролируемом им пространстве флот имеет право распоряжаться только государственной собственностью неприятеля, если выдвигается требование неприкосновенности частного имущества даже в укрепленных городах, то деятельность флота, господствующего на море, стесняется этим до крайности и сводится на нет у неприятельских берегов.

Понемногу это поняли английские и французские адмиралы, даже в насыщенную гуманными идеями эпоху Крымской войны, правда не при первой бомбардировке Одессы в 1854 году, а тогда, когда они снова подошли на пути к Кинбурну к этому большому и богатому городу и увидели, что течение мирной жизни ничуть не прерывалось их приходом, который послужил жителям интересным зрелищем. Они обратились к своим правительствам за разрешением бомбардировать город, но получили отрицательный ответ. Как известно, после войны на мирной конференции в Париже приняли знаменитые положения «о действительной блокаде», «нейтральный флаг прикрывает неприятельский груз» и «нейтральный груз под неприятельским флагом свободен».

Все эти взгляды глубоко неправильны, так как войны ведутся не правителями между собой, и не правительством, а народами. Конечно, война не должна быть бесчеловечной, т. е. не должна проявляться в жестокой форме по отношению к отдельному частному лицу. Но, с другой стороны, «война – дело суровое и насильственное», и по возможности войну должна оплачивать неприятельская сторона. Нанесение ущерба подданным должно служить мерой принуждения правительств к миру, а для этого необходимо отбирать или уничтожить в первую очередь деньги (например, посредством контрибуций) и все, что может служить для ведения войны (суда и другие средства передвижения, скот и т. д.), тем более, если речь идет об укрепленном и защищаемом городе! То же относится к морской войне. Все пространство в пределах досягаемости орудий или десантов флота, весь неприятельский берег и его порты должны находиться в его власти. Отказываясь от этого, мы искусственно принижаем значение флота и затягиваем войну.

Итак все, что может служить противнику для ведения войны следует отбирать или уничтожать, что годится для собственного употребления – отбирать, конечно, в строгом порядке реквизиции, чтобы частные лица могли впоследствии получить вознаграждение за убытки от своего правительства. Если со стороны какого-либо города начнет проявляться враждебность, будто то со стороны занявших его неприятельских войск или самих жителей, то против него следует немедленно предпринять активные действия. В этой области, как и вообще в области стратегии, Крымская война еще не изменила господствовавшего образа мыслей и не дала правильного понимания сути дела. В остальном же она инициировала громадный толчок в дальнейшем совершенствовании подготовки личного состава, материальной части и тактики.

В судостроении этот прогресс проявился немедленно, еще во время войны, первым делом в постройке винтовых кораблей и переделке парусных судов. Английский флот, начавший войну с 2 винтовыми линейными кораблями, насчитывал их через пять лет уже 70, а французский – 37. Еще важнее было то, что по повелению Наполеона III и на основании опыта, добытого под Кинбурном, начали постройку не только целого ряда броненосных батарей для береговой обороны, но в 1858 году и бронированных боевых судов по проектам Дюпюи де Лома. Не желая дать себя опередить, англичане начали в 1859 году постройку своих первых броненосных судов «Уорриор» и «Блэк Принс», однако, не поняв требований нового времени, они построили их, хотя и из железа, но по образцу парусных судов, забронировав только среднюю батарею и оставив ватерлинию небронированной.

Как мы видим, французы опережают англичан повсюду в отношении материальной части: первые годные бомбические орудия, хорошо вооруженные колесные пароходы, винтовой линейный корабль, броненосные батареи, броненосец, корабль, вооруженный тараном – все впервые появляется у них.

Но какова причина такого первенства? Она в том, что французское морское министерство было целесообразно организовано по глубоко продуманному плану, офицеры и инженеры имели хорошую и основательную научную подготовку, отдельные отрасли техники не были монополией определенных личностей. Наконец, существовашая организация давала больше свободы таланту и возможности проявить себя. Французский Совет по делам судостроения был очень хорошим учреждением.

В Англии, напротив, издавна главный кораблестроитель Адмиралтейства сидел, образно говоря, за закрытыми дверями, и никого больше к этому делу не додпускали. Отсутствовало соревнование, всегда способствующее прогрессу любого дела. Впрочем, в постройке судов французы и в прежнее время всегда были учителями англичан. Но громадное преимущество Англии в области торговли и высокие качества личного состава всегда компенсировали технический перевес Франции.

Почему же французы ни разу не попытались использовать это преимущество в технике для низвержения своего исконного врага? Материала на это хватало. Но флот был разрушен в моральном отношении. Бурбоны ведь тоже ничего не делали для флота, бюджет которого упал до 44 миллионов франков. Причин было много: страна была истощена революциями, династии не чувствовали под собой надежной почвы, монархи не обладали энергией. Наполеону III мерещилась судьба его великого предшественника, потерпевшего крушение благодаря английскому владычеству на морях. Коренной же причиной было отсутствие у французов понятия о том, чего можно ожидать от флота, и об энергичном ведении морской войны, т. е. они не постигли смысла морской стратегии. Вредное влияние кабинетной стратегии особенно сильно проявилось в ходе данной войны. Не только правители и правительства, береговые военно-морские учреждения и руководители внешней политики постоянно вмешивались в управление войсками и флотом, но также парламенты, общественное мнение и печать. Поэтому полководцы и начальники флота действовали самостоятельно лишь в самых критических случаях.

Русским часто ставят на вид, как грубую ошибку то, что они затопили часть судов для заграждения входа в Севастополь. Даже упуская из вида то обстоятельство, что число этих судов вначале было невелико, и что все они были старые и негодные для боя, надо заметить, что эта мера только увеличила силы обороны, так как орудия и команды этих судов нашли хорошее применение на берегу. Самой крупной ошибкой, конечно, следует считать отказ от активного выступления флота вообще. Но раз она была сделана, то затопление судов и заграждение прохода к концу обороны можно назвать вполне удачной мерой.

С этого момента чрезвычайно затруднялась, если не становилась совершенно невозможной, атака и взятие судов, стоявших на шпрингах и защищавших проход. Для последнего периода обороны эту меру можно признать даже мудрой, но она была принята слишком рано. Ее следовало привести в исполнение лишь тогда, когда не было бы ни малейшей возможности к активному использованию флота.

Только достигнутая, благодаря флоту, безопасность тыловых сообщений позволила союзникам довести длительную осаду Севастополя, получившуюся вместо захвата его с хода, до успешного конца. Все попытки России разбивались о господство на море ее противников. Даже на Кавказе русские добились только одного успеха – взятия у турок Карса, после чего они выказали большую склонность к заключению мира. То, чего не мог достичь Наполеон I в сухопутной войне с полумилионным войском, здесь было достигнуто в три раза меньшими силами благодаря содействию флота. И в данном случае это было не только то давление, оказываемое флотом, даже без активных действий, какое он продемонстрировал, например, в той же войне на Балтике, где одно его присутствие приковывало к месту большие массы войск.

Характерным для этой войны является то, что главной задачей ее было взятие приморских крепостей, правда, потому, что в них находились сильные неприятельские эскадры. Ни в одной из других морских войн это обстоятельство не выступает так ярко, но и здесь высказалось влияние коалиционного характера этой войны.

Выводы, которые можно сделать, сводятся к следующему: флот союзников был недостаточно силен для большой войны; технически он не бы подготовлен к особой обстановке данной войны. Отсутствовала рациональная и, с военной точки зрения, дальновидная судостроительная политика; общая подготовка была совершенно неудовлетворительна, сведения о театре военных действий и о силах противника весьма недостаточны; офицеры совершенно не умели составлять донесения и доклады; как инструкции центральных учреждений, так и самый метод командования были очень несовершенны. Все недостатки коалиционных морских войн ясно проявились и в данном случае: отсутствие общего начальника вредно отразилось на всем ходе операций с начала до конца, часто постороннее вмешательство ставило под угрозу все дело. Экономия в мирное время всегда приводит к дорогой войне: стоимость сотни винтовых канонерских лодок равнялась стоимости десятка линейных кораблей. На степени энергии в ведении войны крайне тяжело отзывается чрезмерный возраст офицеров вообще и начальников в особенности.

На юге русский флот был доведен почти до нуля, и Россия не имела права возобновлять его, но зато она стала развивать свой Балтийский флот, который уже через три года после войны насчитывал 75 паровых судов. В этой войне довольно сильный русский Черноморский флот оказался не совсем на высоте, хотя в руках решительного человека он мог бы не допустить высадки или, во всяком случае, заставить отложить ее на год. А выигрыш во времени значил все, так как русские войска вовремя успели бы подойти в Крым и к Севастополю.