ГОТЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГОТЫ

Предыстория "готской проблемы". Готы — скандинавская группа племен, поднявшихся с места в эпоху Великого переселения народов и неудержимо двинувшаяся на юг двумя потоками: вестготы завоевали огромную и густонаселенную территорию Испании, остготы — Италию и прилегающие области Южной Европы.

Однако уже к середине VIII в. готы растворились среди аборигенов завоеванных земель, оставив в обиходе раннего средневековья лишь свое имя. Ассимилируя большие и малые этносы, бывшие скандинавы неимоверно разрослись количественно, изменилась и их культура, размылся язык, запечатленный для потомков в Евангелии, переведенном готским епископом Вульфилой (Ульфилой). Лишь на востоке, на далекой периферии европейского мира, в дикой Тавриде, остался в целости нетронутый, изолированный от своих германских собратьев осколок этноса. Только готам, укрывшимся высоко в горах Крыма, — трапезитам и тетракситам — удалось при помощи оружия и хитрости уцелеть в годы нашествия гуннов, и лишь они сохранили величайшую из своих святынь — язык предков — до XVII, а по некоторым свидетельствам — и до XVIII в., т. е. на тысячу лет дольше, чем их более могущественные соплеменники, углубившиеся в мир древних цивилизованных народов.

Исследования истории крымских готов издавна осложнялись соображениями, далекими от "чистой" науки. "Готский вопрос" (суть которого сводилась к выяснению степени влияния готов на складывавшиеся причерноморские или восточноевропейские народы) получил в XX в. столько же ответов, сколько было политически заинтересованных в том или ином ответе сил. В 30-х гг. два основных политических направления в этом вопросе представляли довоенная Германия и Советский Союз.

Германские гипотезы, клонившиеся к обоснованию некоего "исторического права" немцев на крымские территории, строились на теории расового превосходства арийцев над иным народонаселением Земли.

В этом контексте представляется объяснимым то, что по закону маятника советские ученые откачну[77]лись от оси истины в противоположную сторону, отрицая какую бы то ни было культуртрегерскую роль готов в Крыму.

В послевоенной Германии немецкая гипотеза 30-х гг. давно отвергнута, ее антинаучность доказана, и дальнейшей критики с чьей бы то ни было стороны она не заслуживает, как не заслуживает ее, например, "теория" о том, что вестготы являются исконным населением Испании.

Однако при анализе современных советских трудов по "готскому вопросу" создается впечатление, что некоторые, даже весьма авторитетные, ученые-марксисты до сих пор ведут борьбу с гитлеровской пропагандой, как будто боясь признать очевидный факт, что на перепутьях истории сталкивались, ассимилировались или противостояли друг другу этносы, из живого общения которых и образовались современные народы. Степень взаимного влияния народов, их исторические истоки и судьбы — вот единственно благодарный и благородный предмет исследования.

До сих пор "готский вопрос" все еще остается "первородным грехом" советской исторической науки, поэтому автор с сожалением вынужден сделать небольшой экскурс в историю его изучения.

Важность научного ответа на "готский вопрос" чрезвычайна по причинам далеко не только политическим. По выражению известного филолога и историка Н.Я. Марра, этот вопрос — "один из основных в истории Восточной Европы. Без его разрешения или хотя бы правильной постановки его решения, думается, этногоническая проблема народов европейского Востока едва ли сдвинется с места, на котором она застряла" (Марр Н.Я., 1930, 445).

Позиция огульного отрицания роли, которую могли сыграть остготы в Крыму и Причерноморье в период складывания раннефеодальных этносов, не конструктивна. Советскими историками, кстати, отрицался и сам факт переселения в Крым готских иммигрантов как цельной группы, обладающей единым языком и национальностью. Утверждалось, что в противоположность "историческим готам", т. е. жившим в Западной Европе, "причерноморские готы автохтонно и стадиально образовались из ранее бывших здесь (т. е. в Крыму) племен путем скрещивания" (Равдоникас В.П., 1932, 87). И далее: "Для готов,[78] вторгшихся как сложившаяся германская народность откуда-то с севера, нет места в культурной истории Причерноморья" (там же, 44). Противостоя гипотезам, "подсказанным чуждой нам идеологией", сторонники этой точки зрения "отказываются" от "переселившихся из Скандинавии готов — первоначально германцев" (там же, 86).

О подобной крайней точке зрения также не стоило бы вспоминать, хотя бы из-за ее почтенного возраста. Однако ее гальванизировали послевоенные советские ученые, утверждающие, что в юго-западном Крыму осело некогда "три тысячи готов, служивших в наемных войсках Византийской империи" (Надинский П.Н., 1951, 43). Другими словами, это всего лищь солдаты, пришедшие в Крым довольно поздно, вряд ли какое-либо влияние на местное население оказавшие оккупанты. Но, во-первых, судя по некоторым выкладкам, число готов здесь преуменьшено минимум в 5 — 7 раз (Домбровский О.А., 1972, 24), а во-вторых, готы никогда ничьими наемниками не были, занимаясь в Крыму исключительно земледелием и скотоводством (см. ниже). Отсюда — и неправомерность следующего вывода: "Вот эту-то группу наемников-готов, осевшую в Крыму и полностью растворившуюся среди местного населения, немецкие буржуазные историки и их подпевалы пытались, грубо фальсифицируя историю, изобразить "народом"..."; "Больше того, они приписывали этой группке готов создание самостоятельного в Крыму государства, которое будто бы просуществовало здесь вплоть до XIV — XV вв. и даже далее... Советскими историками сказки о "крымских готах" полностью разоблачены" (Надинский П.Н., 1951, 43).

В отличие от подобных чисто декларативных утверждений попытки отрицать сам факт более или менее значительной миграции готов в Крым делались и на "научной основе". Так, Дебеэ сделал подобный вывод на основе обмера черепов из крымских могильников, не смущаясь малым количеством их — около 30 захоронений (см.: Кропоткин В.В., 1953, 7). Наконец, до абсурда доводится подобная точка зрения у авторов, утверждающих, что "готы" вообще этноним собирательный и означает группу племен, ничего или почти ничего общего со Скандинавией или Германией не имеющих (Равдоникас В.И., 1932, 92; ДТ,[79] 1966, 13). Однако, прежде чем воскликнуть: "А был ли мальчик-то?", обратимся наконец к трудам хоть и не столь общим тематически и заостренным политически, но написанным специалистами именно по этногенезу готов, изучившими проблему досконально.

Происхождение готов Крыма. Шведскими историками неопровержимо доказано, что прародиной их далеких предков-готов был Скандинавский полуостров, точнее — область Вестерготланд (Oxenstierna E.C., 1945, 189), откуда они где-то на рубеже нашей эры переселились на противоположный берег Балтики, в устье Вислы. Далее, приблизительно в 100 — 200 гг. н. э. готы двинулись на юг и достигли берегов Черного моря в III в. н. э.

Северные пришельцы тут же вступили в борьбу за жизненное пространство с Боспором, большая часть которого через некоторое время попала к ним в зависимое положение. По данным археологии, готы заняли прежде всего северо-западный Крым. С середины III в. там почти не остается греков и иных местных жителей по единственной причине — тому виной "готское нашествие, прошедшее по северо-западному Крыму сокрушительным валом" (Щеглов А.Н., 1978, 135). Воспользовавшись затем боспорским флотом, готы совершили ряд морских походов к устьям Днестра и Днепра, в Синоп, Питиунт (Пицунду) и далее — на острова и материковые города бассейнов Мраморного, Эгейского и Средиземного морей (Васильев А.А., 1921, 267). Походы эти намного опередили знаменитые набеги на европейские страны викингов, оставшихся на Севере; это было лишь первое предвестие их. Но народы того же Средиземноморья могли получить полное представление о грядущем furor normanorum, т. е. "ярости викингов", встретившись с крымскими готами еще в III в.

Готское государство. Уже на крымской земле в готском обществе произошли две значительные метаморфозы. В III — IV вв. свершился переход от военно-демократических институтов, свойственных родо-племенному строю, к первым государственным образованиям с соответствующим аппаратом (Буданова В.В., 1983, 1). И с середины III в. среди готов, поклонявшихся ранее древнескандинавским богам,[80] т. е. язычников, распространяется христианство. Причем, по мнению некоторых авторов, оно проникло в Крым не из соседнего Константинополя, но прямо из Иерусалима, вместе с пленными, обращенными готами в рабов. А в IV в. в Крыму уже появляются первые готские мученики за веру (Беликов Д., 1887, 30 — 32), что противоречит уверениям о гораздо более позднем проникновении новой веры в Крым — лишь в VIII в. (Домбровский А.И., Махнева О.Л., 1973, 23). Да и на Никейском соборе в начале IV в. мы встречаем готского епископа Кадма из Крыма (Tomaschek W., 1881, 10; Harnack A., 1906, 203). При этом крымских готов, очевидно, не коснулся раскол восточной церкви на арианский и афанасьевский толки — вплоть до своей ассимиляции среди других народов они оставались единственными тогда среди германцев (не считая вестготов), сохранившими приверженность древнему, ортодоксальному символу веры, утверждавшему единосущее всех лиц Троицы.

Вполне историческим лицом был и гот Унила, рукоположенный на рубеже IV и V вв. в епископы Крыма самим Иоанном Златоустом в бытность последнего константинопольским патриархом. К этому времени православие, очевидно, стало государственной религией готов, так как по смерти Унилы они просят Иоанна прислать к ним нового епископа (Творения Иоанна, т. III, 1897, 644 — 645).

Возникает естественный вопрос о сравнительной распространенности христианства в IV — VII вв. среди крымских готов и крымских же греков. Если, как мы видели, готы сами просят себе епископа, то в это же время в Херсонесе православие, жестко внедрившееся сверху, и в V в. было "номинальным", и в VI в. повседневные традиции были языческими (Зубарь В.М., 1988, 62). Это касалось основной массы горожан, не считая, естественно, групп ссыльных монахов, оставивших после себя следы, которые иногда принимаются за подтверждение распространения христианства среди греков в IV — VI вв. Таким образом, массовым христианство стало в Крыму впервые в готской среде, причем задолго до завершения христианизации крымских греков в IX в.

В IV в. сведения о готах начинают встречаться у греческих авторов. Так, Эпифаний (314 — 403) пишет, что византийским императором Констанцием[81] (337 — 361) в Крым был сослан некий старец Авдий, который, "идя вперед, в самую внутренность Готии, огласил христианским учением многих готов, и с тех пор в самой Готии возникли монастыри" (Авдий, 1948, 246). Современник Эпифания Филосторгий упоминает о крымчанине Фравите, "который был родом гот, а по религии эллин, верный римлянам и весьма искусный в военном деле" (Филосторгий, 1948, 282). Анонимный автор середины IV в., повествуя об Александре Македонском, упоминает о том, что великий завоеватель, "перейдя Меотиду, уже на возвратном пути напал на готов и их также одолел в битве" (Дорожник Александра, 1949, 276), но, судя по всему, большого вреда готам это поражение не принесло, они не попали даже в какую-либо зависимость от веры иноземца; это можно отнести и к другим крымским племенам.

И вот возникает вопрос о количественном соотношении готов с этими племенами. Вопрос достаточно сложный; можно лишь предположить, что в IV в. скандинавы владели значительной частью Крыма, скорее всего степной, так как Керченский полуостров и Херсонес с прилежащими землями были заняты греками, а горная часть — таврами, впрочем не вся (см. ниже). Но после нападения на Крым гуннов (около 370 г.) подвластная готам территория значительно расширилась. Некоторое время готы и гунны могли сосуществовать мирно — во всяком случае материала о столкновениях между ними мы не находим ни у старых авторов, ни в раскопках. Однако после смерти Аттилы (453 г.) и начала распада его огромной державы часть гуннов, возвращавшаяся с восточных ее окраин, вторглась в Крым, чем обусловила перевес своих собратий над готами. В результате, как сообщает Прокопий Кесарийский в "Готских войнах", христиане отступили в горную часть Крыма, в так называемую "область Дори" (Procopii. De bello gothico, IV, 5).

Этот же автор VI в. описывает общее положение горных готов позже — они входили в союз с римскими колониями в Крыму, отчего находились в относительной безопасности. Готы по-прежнему славились, по его словам, как "... прекрасные воины, а также деятельные, искусные земледельцы", отличавшиеся "наибольшим гостеприимством между всеми людь[82]ми". Страна их, продолжает Прокопий, "лежит высоко, однако она не дика и не сурова, но приятна и богата наилучшими плодами. В этой стране император (Рима. — В.В.) нигде не строил ни города, ни крепости, потому что тамошние жители не терпели, чтобы их запирали в каких-нибудь стенах, но всего более всегда любили жить в полях" (цит. по: Васильев А.А., 1921, 309 — 310).

Таким образом, к VI в. крымская Готия (именно так именует готское княжество Иоанн Богослов) располагалась в установившихся границах на территории к востоку и северу от Балаклавы, доходя до Сугдей (Судак). "Область Дори", упоминаемая Прокопием, — это, по мнению многих, имя города, столицы Готии, звавшегося по-разному в различные эпохи: Дори, Дорас, Дарас и, наконец, Феодоро — имя, которым его зовут в основном ученые. Как называли свою столицу сами готы, пока неясно; ныне руины ее более известны под именем Мангуп.

Местоположение столицы готов ныне споров не вызывает: она раскинулась на Бабадаге, столовидном известняковом останце, возвышающемся среди долин Джан-Дере, Адым-Чокрак и Каралез. Верхняя часть Бабадага — обширное плато, в плане похожее на кисть руки. Внизу его до наших дней сохранились готские дороги, петлей охватившие гору; одни концы этой петли выходят к селу Биюк-Сюйрен (ныне Танковое), другие — к Албату (ныне Куйбышево). Плато почти неприступно, до сих пор единственный путь на него — широкая тропа, идущая от турбазы сквозь рощу реликтового древовидного можжевельника к руинам крепостных ворот.

Величественное горное обиталище готов, как и сам Бабадаг, всегда производило на путешественников неизгладимое впечатление. Англичанин Э.Д. Кларк писал в 1800 г.: "Ничто в какой бы то ни было части Европы не превосходит ужасной величественности этого места"; ему вторит француз Дюбуа де Монпере: "... эта громадная скала, отвесная со всех сторон, возвышается как отдельный бык моста... Ни одна позиция в Крыму не могла быть более сильной, не было ни одной более важной" (цит. по: Васильев А.А., 1921, 316). До сих пор сохранились и стены этой крепости с башнями, кое-где двойные.

Здесь давно ведутся раскопки, но и на поверхности[83] земли еще целы древнехристианские базилики. Что же касается общего архитектурного облика Мангупа, то при всем разнообразии стилей менявшихся поколений специалисты прежде всего выделяют скандинавский, готский (Домбровский О.И., Махнева О.А., 1973, 21).

Готия пользовалась немалой поддержкой византийских императоров, озабоченных безопасностью своих крымских владений от северных кочевников. Поэтому Юстинианом I и были возведены на северной границе ее длинные стены, остатки которых заметны и сейчас. Естественно, готско-византийское содружество не было союзом равных: княжество имело вассальные обязанности. Но в конце VII в. мы видим его уже независимым, а готов — достаточно сильными, чтобы принимать и скрывать у себя бежавших от гнева византийских владык политиков и инакомыслящих бунтарей. Скрывался здесь и низвергнутый император Юстиниан II.

Заметное влияние на этническую ситуацию Готии оказали и результаты развернувшегося в VIII в. в далекой Византии иконоборческого движения. Православное византийское духовенство, верное устоям этой иконопочитательской конфессии, подверглось гонениям, но предпочло хранить чистоту ее в изгнании. Одним из убежищ, избранных греческими монахами и просто верующими огромной империи, стала единоверческая Готия. Влившиеся сюда значительные массы весьма образованного духовенства повлияли не только на общую культуру княжества, но и, в частности, на готские строительство и архитектуру. Иммигрантами были возведены на всей территории Готии десятки церквей и монастырей. "Житие Иоанна Готского" (см. ЗООИД, 13, 1885, 25 — 34) — памятник, созданный современником этих событий, — дает нам немало любопытных исторических сведений об эпохе. Мы узнаем, как столицей овладели, правда на краткий срок, хазары (787 г.), о восстании готов против оккупантов, о том, как был схвачен вождь восставших епископ Иоанн, о его побеге из плена и смерти далеко от Крыма, о том, как тело его было доставлено к месту рождения владыки, в Партенит, и предано земле в ограде монастыря Св. апостолов Петра и Павла, им же некогда построенного. Позже монастырь разрушился[40], но память о[84] православном епископе жила среди южнобережных татар и в 1920-х гг. "Несмотря на то, что население приняло ислам", — замечает с удивлением исследователь (Васильев А.А., 1927, 207). Впрочем, объяснить столь долгую память крымчан можно, очевидно, тем, что епископ был не только борцом за освобождение Крыма от захватчиков, но и видным деятелем культуры и просвещения (он собрал, к примеру, богатейшую библиотеку монастыря в Партените).

Впрочем, стремление хазарского тудуна захватить Дорос было не самой грозной опасностью. Южный берег Крыма, т. е. основная часть готских владений, был столь мощно укреплен, что претензии хазар на него не распространялись. Да и отношения между ними и готами вскоре сменились на более мирные ввиду новой общей опасности, надвигавшейся с севера.

Около 833 г. хазары отправляют в Византию посольство с просьбой прислать в Крым инженеров-фортификаторов для строительства укреплений на северной границе их владений. Это было вызвано недавним — первым в истории — русско-крымским военным столкновением, точнее, русским набегом. Вот как сообщает об этой кровавой драме "Житие Стефана Сурожского":

"... Прииде рать велика русская из Новаграда, князь Бравлин силен зело, плени от Корсуня и до Корча (т. е. от Херсонеса до Пантикапея. — В.В.). С многою силою прииде к Сурожу. За 10 дней бишася зле межоу себе. И по 10 дней вниде Бравлин, силою изломив железные врата и вниде в град, и зем меч свой, и вниде в церковь святую Софию, и разбив двери, и вниде, идеже гроб святаго, а на гробе царское одеало, и жемчюг, и злато, и камень драгый, и кандила злата, и сосудов златых много, все пограбише" (Василевский В.Г., III, 95). Кроме того, русский князь захватил в рабство пленников — не только взрослых, но и детей.

Беда обрушилась не только на готов — "большая часть полуострова испытала ужасы этого грабительского похода", а "к тридцатым годам (X в. — В.В.) русская опасность являлась уже реальным фактом" для всего Крыма (Васильев А.А., 1927, 226). И в 944 г. русские вновь пришли сюда с мечом в руке. Херсонес с его уникальной культурой от разграбления[85] и, возможно, уничтожения спасло лишь то, что князь Игорь не смог одержать победы в "Корсунстей стране, елико же есть городов в той части..." (ПСРЛ, т. I, 1926, стлб. 50). Поскольку же "города той части", т. е. вблизи Херсонеса, были почти сплошь готскими, ясно, что русские воевали не только с херсонеситами и что отражением набега Крым обязан также и скандинавским мечам.

В том же X в. хазарское господство в Крыму начинает слабеть по той же причине участившихся нападений сначала русских, а затем печенегов. Воспользовавшись этим, Византия снова стала приводить готов под свое владычество. В этом длительном процессе были и положительные стороны — империя брала княжество под свою защиту. О том же, что опасность с севера становилась после первых походов русских все более грозной, говорит договор князя Игоря с Византией.

После набега на Константинополь, в котором князь потерпел поражение, он был вынужден подписать такой пункт трактата: "А о Корсунстей стране, елико же есть град на той части, да не имать власть кънязь Русьскый, да воюет в тех странах, и та страна не покоряется вам" (ПСРЛ, там же). Отсюда следует вывод: готские владения, т. е. не только греческий Херсонес, но и "находящиеся в той части (Крыма. — В.В.) города", подвергались, как и ранее, набегам русских, отчего победительница Византия обязала Игоря эти нападения прекратить на вечные времена ("дондеже солнце сьяет и весь мир стоит").

Однако договор 945 г. вряд ли мог действенно защитить Готскую епархию — хотя бы по причине общего ослабления Византии. Поэтому и готы были вынуждены взять дело обороны своей страны в собственные руки. Как им это удалось, мы можем судить по современной описываемым событиям "Записке готского топарха".

Здесь повествуется о встрече послов топарха (готского князя) в 962 г. в Киеве с неким могущественным князем Севера (судя по всему, Святославом или Владимиром). Готское посольство было вызвано не прекратившимися после похода Игоря набегами русских (Домбровский О.И., Михнева О.А., 1973, 39 — 40), но еще более — "варваров", очевидно хазар[41]. Избрав из двух зол меньшее, готы решили остаться под покро[86]вительством одного из врагов, естественно более сильного.

Киевский князь принял предложение топарха, наградил и утвердил его власть над Готией. Но русский протекторат продлился недолго. Через 10 лет Святослав был побежден императором Иоанном Цимисхием, отказался от покровительства над Готией, после чего она вновь попала в сферу политического влияния Константинополя.

История готов с середины XI до начала XIII в. весьма темна, так как не сохранилось о ней ни достоверных источников, ни свидетельств современников необходимого объема и подробности. Лишь в записках миссионера Людовика IX Святого монаха Гийома де Рубрука встречается обширное описание Готии середины XIII в.: "На море, от Херсона до устья Танаида, находятся высокие мысы, а между Херсоном и Солдайей существует сорок замков; почти каждый из них имеет особый язык; среди них было много готов, язык которых немецкий (teutonicum). За этими гористыми местностями к северу тянется по равнине, наполненной источниками и ручейками, очень красивый лес, а сзади этого леса простирается огромная равнина... она суживается, имея море с востока и запада, так что от одного моря до другого существует один большой перекоп (forsatum). На этой равнине до прихода татар обычно жили команы и заставляли вышеупомянутые города и замки платить дань" (Рубрук, 1910, 68).

Команы (куманы), или половцы, появились в степном Крыму в XII в. Рубрук же говорит о знаменательном событии — смене половецкого влияния татарским, начавшейся с 1233 г., когда татары впервые совершили набег на Судак. Итак, готы платили дань половцам, но здесь подтверждается и факт продолжавшегося обладания готами Южным берегом. О тяжести половецкого ига для крымских германцев говорит и "Слово о полку Игореве": "Се бо готские красные девы въспеша на брезе Синему морю (т. е. Азовскому. — В.В.). Звоня рускым златом, поют время Бусово, лелеют месть Шаруканю".

Тем не менее до полного порабощения дело и на этот раз не дошло. Готы не только продолжали заниматься традиционными видами деятельности, но и торговали, нередко пересекая с ценным товаром половецкие степи. Так, в "Житии Антония Римлянина"[87] мы встречаем известие о прибытии в Новгород в первой половине XII в. некоего крымского гота, владевшего греческим и русским языками (Новгородские летописи, 1879, 187 — 188), из чего можно сделать вывод, что гость посещал русские земли неоднократно, т. е. между двумя единоверными государствами связи были более или менее постоянными.

Упомянутое уже начало татарских набегов пока мало что значило — разве что избавляло готов от дани половцам. Не стало над ними и византийской верховной власти — после того как на смене XII и XIII вв. могущество империи пало, ее место в Крыму пыталась занять новообразовавшаяся Трапезундская империя. Учитывая сравнительную немногочисленность ордынцев и более высокий уровень культуры готов-христиан, не кажется странным и вывод о том, что последние активно ассимилировали татар в эту эпоху, тем более что они, пришельцы, охотно принимали православие, а некоторые даже входили в состав клира Мангупа (Малицкий Н.В., 1933, 7).

В XIII — XIV вв. в истории готов все большую роль начинают играть генуэзцы, основавшие в 1266 г. колонию в Кафе и купившие у татар обширную прилегающую территорию. Они продвигались вдоль Южного берега, а с 1365 г. стали вне конкуренции в торговле и политическом влиянии в этой части Крыма. И в 1380-х гг. они договорились с ханом Мамаем о разделе Крыма; готы получили при этом территорию от Балаклавы до Алушты, за исключением ряда крепостей: Форы (Форос), Хихинео (Кикинеиз), Лупико (Алупка), Мусакори (Мисхор), Ореанда, Джалита, Сикита (Никита), Горзовиум, Партените, Ламбадие (Биюк-Ламбат и Кучук-Ламбат), Луста (Алушта), оставшихся за генуэзцами (Малицкий Н.В., 1933, 6). Новая область стала при этом называться "Губернаторство Готия" (Капитанатус Готиэ).

Ясно, что итальянцы получили лишь узкую полоску берега; горы и леса к северу от Ялты, сердце старой Готии, остались в целости и независимости. Во главе ее по-прежнему остался князь (он мог быть и греческого происхождения), обязанный данью татарам и вассалитетом Трапезунду. О сохранении им власти согласно свидетельствуют М. Броневский (1867, 343) и надпись 1427 г. на плите из Каламиты: "Князь Алексей из Феодоро воздвиг крепость и церковь[88] Св. Константина и Елены" (Малицкий Н.В., 1933, 25 — 32).

Этот же князь Алексей позднее положил начало возврату приморских земель. Умный и энергичный политик, он стал инициатором тесного сотрудничества Феодоро с крымским ханом, также опасавшимся и генуэзцев, и стамбульских турок. При нем было возвращено прежнее значение захиревшему было порту Каламите, расширены границы города. За год до смерти (1434 г.) князь вернул готам бухту Символов (Балаклавская) и крепость Чембало, отнятую у них генуэзцами за 66 лет до того.

Борьба за побережье продолжалась и позже, чему способствовал рост престижа княжеского дома — дочь князя вышла замуж за Давида Комнина, ставшего вскоре императором Трапезунда. "Сеньором Феодоро" стали итальянцы именовать уже сына Алексея, занявшего престол отца (его имя до нас не дошло, но татары именовали молодого властителя Олу-бей, т. е. Большой князь). Князем величали его и русские. Врак с членом княжеского дома, близкородственного константинопольским Палеологам и трапезундским Комнинам, отныне мог считаться честью для представителя любой христианской династии — и мангупская княжна, дочь Олубея, стала женой Стефана Великого, а Иван III вел переговоры с князем Сайком, ее братом, о браке другой княжны с московским царевичем.

Укрепив таким образом свои политические позиции, князья Феодоро могли после завоевания Константинополя турками (1453 г.) вступить в серьезный конфликт с итальянцами. Генуэзцы разработали план полного подчинения себе готов. В конфликте победили германцы, и уже в 1458 г. в официальном документе, составленном в канцелярии Кафского консулата, готский князь (Dominus theodori) был признан одним из четырех "черноморских государей" (Braun F., 1890, 34). Это свидетельствовало и о признании того важного факта, что, опираясь на мощную армию, готы, эти прирожденные мореплаватели, вернули себе значительную часть южнобережных крепостей и портов.

Закат страны Дори. Однако этот всплеск былого величия Готии был последним перед ее окончательным падением. В 1475 г. Кафу взяли турки; осадили[89] они и Мангуп. Установив на примыкавших к главным воротам высотах легкую и осадную артиллерию, они подвергли столицу непокорных готов разрушительному обстрелу — впервые в ее истории. Тем не менее она держалась около трех месяцев и сдалась, лишь когда иссякло продовольствие. Турки, обещавшие помиловать горожан, устроили дикую резню — об этом говорят братские могилы казненных мангупцев.

Тем не менее княжеский род уцелел; сохранился и старый титул князей. Мы встречаем их имена в числе вассалов султана и послов Стамбула в Москву: князя Кемальби, его сына Мануэля, очевидно христианина (Карамзин Н.М., т. I, с. VII, примеч. 105), в Москве же проводит последние годы жизни князь Скиндер (Александр) Мангупский (там же, с. VII, 115, примеч. 233, 235, 236).

Но это уже был последний упомянутый в известных нам источниках князь, хотя линия их продолжалась в боярском роде Головиных — сын мангупского князя Стефана (ум. в 1400 г.), брат топарха Алексея (ум. в 1428 г.), стал членом этого рода (Бархатная книга, 1797, 270). Само же княжество безвозвратно пало; города Мангуп, Чембало, Каламита и все их земли вошли в Мангупский кадылык султана; Каламиту при этом переименовали в Инкерман, Чембало — в Балаклаву, столицу же — в Мангуп-Кале. Последняя сохранила свое значение лишь как крепость; торговля и ремесло здесь быстро пришли в упадок. Виной тому было ее новое, периферийное положение — вдали от турецких торговых магистралей. Город дважды выгорает — в 1493 и 1592 гг. ...

Однако в столице и других городах готское население отнюдь не представляло собой всего народа и даже большей части его. Основная масса готов-крестьян в отличие от горожан, не подвергшихся в XV в. ни эллинизации, ни тюркизации, продолжала жить в глухих горных селениях, поддерживая минимальные связи с внешним миром, сохраняя свою древнюю культуру, свой язык еще многие столетия. И это не пустые предположения.

Последние готы. В 1557 — 1564 гг. в Турции послом цесаря был некий Бусбек. Этот образованный по своему времени чиновник встречал в Стамбуле двух посланцев готского населения Крыма и имел с[90] ними длительные беседы. Перу Вусбека принадлежит уникальное описание одного из них — гота: "Он был высокого роста, и во внешности его сквозила прирожденная скромность, что делало его похожим на фламандца или голландца". Контрастом готу выглядит его товарищ: "Второй был ниже ростом, коренастый, темнолицый, судя по всему, греческого происхождения... Когда я спросил их о натуре и языке их народа, они ответили мне весьма недвусмысленно, что их народ, готы, весьма воинствен, что он и поныне еще занимает многие области и что они предоставляют татарскому хану, когда ему есть в том нужда, 800 легковооруженных солдат, составляющих ядро татарского войска, что у них есть два главных города — один зовется Мангуп, другой — Скиварин[42]"(Вгаип F., 1890, 65). Далее Бусбек сообщает, что готы — до сих пор христиане, хотя и окружены иноверцами.

Ценнейшим в сообщении Бусбека является запись нескольких десятков слов и песни на языке его знакомцев-готов. Это, без сомнения, готский язык, известный нам из Евангелия Вульфила. Небольшие различия здесь легко объяснимы погрешностями фонетической системы записи Бусбека, а также неизбежным развитием языка, ведь с эпохи готского епископа прошло немало времени — целых 12 веков! Для исследователя запись эта имеет огромную ценность и потому, что представляет собой неопровержимое доказательство сохранности крымско-готского языка во второй половине XVI в., тогда как некоторые авторы "хоронят" его веком раньше (см.: Надинский П.Н., 1951, 43) или даже в 1-м тысячелетии н. э. (ДТ, 1966, 14).

Между тем готская речь еще долго звучала под крымским небом. В 1683 г. известный путешественник, входивший в состав шведского посольства, Энгельберт Кемпфер записывает, находясь в Московском государстве, что "в Крыму еще сохранились многие немецкие слова, принесенные туда готскими колонистами. Господин Бусбек... дал в своем четвертом сочинении значительное количество этих слов, я же записал их гораздо больше" (цит. по: Adelung, 1817, 168). Таким образом, Кемпфер располагал коллекцией лексических единиц готского языка конца XVII в., но, к сожалению, этот бесценный материал пропал во время путешествия ученого в Китай.[91]

Следующее известие о готах находим в книге ученого-митрополита, члена Российской Академии С. Сестренцевича-Богуша (1731 — 1826), где он пишет, что готы, живущие близ Мангупа, резко отличаются от жителей соседних сел как внешностью, так и языком (1806, 283). Он же в письме к отцу сообщает, что в "городах, где история указывает на обитание готов, остались немалые пятна (Flecken), где местный татарский язык похож на нижненемецкий; некоторых людей в Мангупе я понимал. Но все они мусульмане и татаризованы. Они, собственно, не знают, что это за язык, на котором говорят, и сообщают лишь, что первоначально были христианами, а не мусульманами" (Adelung, 1817, 167 — 168).

Академик — последний автор, описавший живых готов, хоть и "татаризованных", но сохранивших и в конце XVII в. сознание своего национального отличия. Нетрудно догадаться о том, что позже время стерло из памяти мангупцев предание об их происхождении.

Однако не всех готов ждала судьба мангупской округи. Горцы также забыли родной язык, но сохранили при этом православную веру до конца XVIII в. В 1778 г. в числе христиан, депортированных по указу Екатерины II из Крыма на север Приазовья, были не только греки и армяне, но и потомки феодоритов, во главе которых по-прежнему стоял их духовный пастырь — митрополит Готфейский и Кафийский (тогда им был отец Игнатий) (Кондараки В.Х., 1871, 27; Херсонские епархиальные ведомости, 1862, 150).

Переселенцы основали на новом месте город, который назвали Мариуполем, как и крупнейший центр татароговорящих христиан — Мариамполь, расположенный близ Бахчисарая. Первые мариупольцы по-прежнему тесно общались с единоверцами — армянами и греками — по-татарски; на татарском звучали и проповеди в их церкви. Не исключено, что для разноплеменного прихода это был единственный способ "найти общий язык", считают специалисты (Braun F., 1896, 199). Этому имеются, впрочем, многочисленные аналогии в других странах: например, в Бразилии или Мексике масса разноязыких переселенцев общалась на чуждом всем им, но универсальном португальском или испанском языке, пока он не стал для них своим. Не исключено, что дома, в семье,[92] все три группы переселенцев Мариуполя продолжали говорить какое-то время на родном языке. И если отмечена бесспорная сохранность готского в середине XVIII в., то, конечно, последние из стариков могли помнить его и в самом начале XIX в. — но это уже чистые предположения.

Во всяком случае, когда Ф.А. Браун в конце XIX в. занялся поисками остатков готского языка в Мариуполе и окрестностях, он не обнаружил здесь ни одного слова — впрочем, он работал там всего 10 дней. Зато ученому бросилось в глаза резкое различие между двумя этнотипами населения. Представители одной из групп были типичными греками: "среднего роста, не слишком крепкого телосложения, цвет лица смуглый, волосы черные, нос большой, с горбом, губы широкие" и т. п. И почти в каждой деревне жили говорившие также по-татарски, резко отличавшиеся от них люди, которые были "ростом повыше греков, стройнее, но вместе с тем более крепкого телосложения, глаза темно-голубые, красивого разреза, но не такие широкие, как у греков, волосы золотистого цвета, с рыжеватым оттенком в кудрях (т. е. на изгибе. — В.В.), цвет лица, как у всех блондинов, нежный, щеки и губы алые, нос короткий, прямой. Одним словом, это чисто готский тип" (Браун Ф.А., 1890, 84).

Если учесть, что часть переселенцев была с Мангупа, то можно согласиться с выводом Ф. Брауна. Напрашивается и второй вывод: если потомки готов попали даже в состав горстки переселенцев, то в Крыму их, безусловно, осталось во много раз больше. Весьма вероятно, что потомки их — татары ряда селений Крыма, резко отличавшиеся от жителей соседних деревень высоким ростом и другими признаками, характерными для скандинавов. Это относилось, например, к татарам дер. Никита (Харузин А.Н., 1890а, 83).

Готия — Феодоро угасла, жители этой области без остатка растворились в массе складывавшейся татарской нации. Не осталось памятников крымско-готской письменности, и это позволяет сделать предположение, что феодориты были бесписьменным народом. Однако лингвисты с уверенностью отмечают ряд готских слов, вошедших в фонд крымскотатарского языка (Braun F., 1896, 209). Столь же уверенно[93] можно говорить и о готском вкладе, пусть относительно небольшом, в крымскотатарский генофонд.