III. РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

III. РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

ГУННЫ

Во второй половине IV в. на Крым обрушивается один за другим ряд ударов полчищ, нахлынувших из степей Средней Азии. Это были гунны, центрально-азиатские тюркские племена, но с сильной примесью монголотунгусской крови. Поэтому даже чисто внешне они сильно отличались от кочевников-тюрков, с которыми европейцам приходилось иметь дело несколько последних веков. Сильное впечатление, которое произвели гунны, например, на крымских итальянцев, отразилось в записях современников: "Племя гуннов, о которых древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом (Азовским морем. — В.В.)... и превосходит в своей дикости всякую меру. Они доживают свой век без бороды, безобразные, похожие на скопцов... Члены у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо обтесанным наподобие человека чурбанам, какие ставят на концах мостов" (Аммиан Марцеллин, 1908, 236 — 237).

Судя по источникам, эти кочевники избегали селиться в городах, но свободно кочевали по просторам Тавриды, причиняя экономике ее многоязычного населения немалый вред. Ведь гунны не просто пасли свои стада, но часто грабили соседей, они "разгоняли и разоряли тавро-скифов и мирных готов и тем, что грабили караваны с товарами" (Иванов Е.Э., 1912, 63 — 64). Противостоять этим азиатским наездникам было невозможно уже в силу их многочисленности. Единственная непреодолимая для них преграда — горы Крыма стали самой надежной защитой для мирного населения полуострова. Конечно же в полной безопасности чувствовали себя тавры в своих неприступных каменных гнездах, затерянных в зарослях[105] горного леса. И если гунны смогли взять равнинный Пантикапей, то Мангуп или Чуфут-Кале при всей многочисленности осаждавших остались невредимыми.

Гуннам понадобился почти век, чтобы полностью овладеть Боспорским царством. Но как свидетельствует Прокопий Кесарийский, произошло это уже на закате истории гуннского владычества на значительной части Крыма и через два десятка лет после смерти самого выдающегося из их вождей — Аттилы (454 г.). Огромная, но внутренне рыхлая империя стала быстро распадаться, как только развернулось широкое освободительное движение среди племен и народов, порабощенных этим великим завоевателем. Кочевники медленно оставляли европейские степи; основная часть их покинула и Крым. Однако какое-то количество кочевников-монголоидов и тюрков осталось в степной части полуострова. Сколько их было — науке неизвестно (Якобсон А.Л., 1964, 9).

Закономерен вопрос: а все-таки, может быть, оставшихся в Крыму гуннов было достаточно много для того, чтобы повлиять на культуру местного населения после V в.? Ответ, очевидно, должен быть отрицательным. Ни один из исследователей нигде не упоминает о каких-либо изменениях в готском, скифском, таврском и других художественных стилях, которые можно было бы приписать гуннскому влиянию. Оно если и имело место, то на протяжении слишком краткого времени. Да и сами гунны стояли в сравнении с крымским населением своей эпохи на неизмеримо более низком культурном уровне.

Что же касается чисто антропологического смещения, то здесь вопрос сложнее хотя бы потому, что решен он может быть лишь на основе материала, относящегося к эпохе, предшествующей очередному нашествию восточных, азиатских завоевателей-монголоидов. Далее, материал этот должен быть достаточно широким, репрезентативным, чтобы делать из него какие-то выводы. Пока же такого рода анализ находок, относящихся к VI — VIII вв., проведен лишь по одному региону. Правда, регион этот весьма показателен, поскольку это была территория гуннского расселения на Южном берегу, конкретно на местности у Суук-Су и Алушты, а также близ Мангупа и Эски-Кермена.[106]

Наиболее доказательны результаты анализа краниологического материала — 70 черепов из могильника близ Алушты; впрочем, результаты аналогичных исследований и в других местах оказались сходными, а именно: во всех четырех группах захоронений основная масса местного населения типологически наиболее близка таврам, возможно, сарматам поволжского происхождения. Другими словами, и на Южном берегу, и в глубине Главной гряды в эти века по-прежнему проживало население европеоидного типа, ничего общего с гуннами не имевшее.

Впрочем, обнаружены и смешанные, монголоидно-европеоидные типы черепов, но лишь у Херсонеса и Каламиты. Но этот феномен легко объясняется близостью главных крымских портов, а в портовых центрах и близ них смешение местных и пришлых рас идет; как известно, с многократно большей активностью. Мелкие же порты, т. е. такие, которыми пользуются лишь местные моряки, такого влияния на тип населения не оказывают. Поэтому в могильниках Судака и Коктебеля, относящихся к рассматриваемому периоду, "черепов с признаками монголоидности не обнаружено" (Соколова К.Ф., 1958а, 70).

Таким образом, очевиден общий вывод об отсутствии какого-либо культурного влияния или сколько-нибудь заметного расового смешения берегового и горного населения Крыма с гуннскими завоевателями. Вопрос же о причинах столь необычной "неконтактности" гуннов пока остается открытым.