ГОТЫ

ГОТЫ

Готы разграбили Рим в 410 г. н. э. Это было событие исторического значения и, возможно, одно из самых искаженно представленных в истории.

Готы не разрушали Рим и не совершали в городе массовых убийств. Напротив, варвары проявили особую заботу о мирных гражданах, предоставив им дома-убежища и не повредив общественных зданий. Гот Аларих не был диким язычником, намеревавшимся сокрушить цитадель христианства. Он и в самом деле был христианином, который восхищался Римом и пытался отыскать в римской государственности место для своего народа. Он вовсе не был чужеземным завоевателем. Аларих в действительности был одним из главнокомандующих римской армии! Всего годом раньше он с благословения сената сумел возвести на трон своего кандидата, чтобы низложить его несколькими месяцами позже!

Причины нашей приверженности ложной концепции разграбления Рима столь же интересны, как и история самого разграбления. И началось все опять в Дакии.

ГОТЫ В ДАКИИ

Траян завоевал Дакию в начале II в. н. э. и заселил ее римскими гражданами. Но одно дело — завоевать Дакию, а другое — ее удержать. Проблема состояла в том, что северные и восточные насквозь дырявые границы мешали защищаться.

Преемник Траяна Адриан всерьез рассматривал идею оставить провинцию и установить границу по Дунаю. Это имело бы смысл в экономическом и стратегическом отношении. Но возникал вопрос: что делать с огромным числом римских граждан, которых уже переправили туда для колонизации Дакии. Адриан чувствовал, что не может просто бросить их. Так продолжалось до 272 г., когда император Аврелиан официально освободил колонию. К тому времени она уже была заселена не римлянами, а варварами, среди которых было много готов.

Никто толком не знает, когда и как готы пришли в Дакию, но археологические находки показывают, что уже ко времени правления императора Филиппа Араба (247–248 гг.) большинство римлян, видимо, покинуло эти края. Там не обнаружены римские надписи, сделанные после 258 г., и, вероятно, там не стояли большие воинские контингенты после 260 г. На протяжении столетия все больше и больше мигрантов наводняло Дакию, и римляне не способны были с ними справиться ни путем дипломатических мер, ни силой оружия.

Римская империя неизбежно действовала как магнит на варваров, окружавших ее границы. Богатство Рима, перспективы торговли и трудоустройства — все это притягивало варварские народы к окраинам империи. В результате плотность населения в этих регионах часто становилась больше, чем где бы то ни было.

Большое число готов поселилось на северном побережье Черного моря, но оказалось, что их фермы и деревни стоят на пути естественной миграции скотоводов-кочевников, живущих в степях. Поэтому готы начали совершать набеги на римскую территорию в Дакии.

Римляне пытались их остановить, объявляли о военных победах, но Дакия была совершенно беззащитна. Кроме того, имелись другие, более важные, части империи, которые необходимо было контролировать. Вот почему Аврелиан, в конце концов, отодвинул границы назад к Дунаю. Однако, дабы сохранить лицо, он переименовал в Дакию другую провинцию, чтобы можно было заявлять, что она все еще римская.

Но именно в настоящей Дакии в благородном готском семействе 100 лет спустя родился Аларих. К тому времени дакские готы были оседлыми крестьянами, а их общество — грамотным, процветающим и христианским. Византийский историк Прокопий пишет, что «все готы имели белые тела и светлые волосы, они высокие и красивые на вид и пользуются такими же законами, что и мы, и исповедуют общепринятую религию»[207].

Многие готы обратились в христианство, еще когда жили за пределами Римской империи. В IV в. их епископ, Вульфилой, перевел библию на готский язык, использовав вновь изобретенный алфавит из греческих, латинских и рунических букв. Вульфилой опустил, однако, Книгу Царей, заявив, что в ней слишком много насилия. Он сказал, что готы любят войну такой, как она есть, а поскольку Книга Царей — просто повесть о военных деяниях, она может поощрить их воинственность. Они «более нуждаются в ограничении их воинской страсти, нежели в побуждении к воинским деяниям»[208].

Возможно, это был варварский подход к христианству, но совершенно точно, что не римский. Римское христианство закалялось в огне Римской империи и было пропитано ее идеологией — силы и мирового господства.

ГОТЫ ПРИСОЕДИНЯЮТСЯ К ИМПЕРИИ

В Дакии готы жили в процветающих селениях, и, что было обычным для германских народов, некоторые из них устанавливали связи с Римом. Но в те годы, когда родился Аларих, их мир разрушился с появлением на их полях гуннов. Современник так описывал всеобщее оцепенение и ужас тех дней: «Раса людей, доселе неведомых, возникла из удаленных мест земли и обрушилась, словно снежная буря с высоких гор, сметая и руша все на своем пути»[209]. Никто не мог уверенно сказать, откуда они пришли, хотя сегодня большинство авторитетных ученых считает, что они родом из азиатских степей или, возможно, из Южной Сибири. Одно было ясно: к прошлой жизни возврата нет.

Родители Алариха нашли пристанище на острове в дельте Дуная, и именно там он появился на свет. В 375 г., когда ему было примерно 6 лет, гунны нахлынули еще в большем, чем прежде, количестве. Некоторые готы оказывали сопротивление, другие присоединялись к захватчикам, но большинство бежало. Причем одна очень крупная группа предусмотрительно попросила разрешения пересечь Дунай, чтобы укрыться в империи. Эти люди теперь известны нам как вестготы — западные готы. В народной памяти их просьба обернулась вторжением орд варваров.

Империя, в которую они вошли, с трудом пыталась оправиться от катастрофического поражения в Персии в 363 г. Валентиниан, солдат, пришедший к власти в 364 г., решил бросить все свои силы на защиту Северной и Западной Европы и поручил своему брату Валенту править Востоком из Константинополя. Валент был не в состоянии остановить массовую миграцию на Нижний Дунай. Он согласился разрешить вестготам войти и пообещал их кормить, при условии, что они разоружатся и дадут людей для его армии, а все язычники, которые есть среди них, примут христианство.

Валент даже предоставил транспорт, чтобы иммигранты смогли переплыть разлившийся из-за проливных дождей Дунай. Вестготы разбились на группы и в течение несколько дней и ночей переправлялись через реку «на лодках, плотах и выдолбленных челноках». Специально назначенные чиновники пытались их считать, но потом бросили это занятие.

Кто пожелает это узнать, пусть пожелает узнать, сколько песчинок в Ливийской пустыне…[210]

В огромной толпе находились и такие, кто пытался переправиться вплавь, но их уносило страшным течением — «и таковых было изрядно много», — пишет Аммиан Марцеллин[211].

Валентом двигали, однако, не гуманные побуждения. Он задействовал огромные ресурсы на борьбу с Персией и был убежден, что приток «столь многих юных рекрутов со всех концов света» превратит его легионы в несокрушимую армию. Была надежда, что ежегодную рекрутскую разверстку по провинциям можно будет приостановить, а сэкономленными средствами пополнить казну[212].

То, что произошло с готами дальше, никак нельзя считать «гуманитарной акцией». Беженцы были помещены в пересыльные лагеря, где условия существования быстро стали невыносимыми. В основном, как говорилось, из-за коррупции официальных лиц: Люпицина, главнокомандующего на Балканах, и некоего Максима. Эти двое извлекали выгоду из бедственного положения голодающих готов и «организовали бесчестную торговлю». Они часто задерживали поставки еды, которые, предположительно, были оплачены из казны, и вынуждали беженцев предоставлять рабов в обмен на собак, которых пустили в пищу: одна собака — один раб. «И среди таковых забирались также сыновья вождей»[213].

Независимо от того, лежала ли ответственность за такой «бартер» на тех двух генералах или же это был результат имперской политики, ясно, что на тот момент вестготы были всего лишь беззащитными беженцами — «иноземными пришельцами, чье поведение было, тем не менее, безупречным». Более того, они голодали. А затем еще большей группе было разрешено перейти Дунай.

Туго натянутый канат рано или поздно должен был порваться. Толпа беззащитных беженцев обернулась мстительной ордой, которую римляне оказались не в силах сдержать. Аммиан так пишет о случившемся: «Я настойчиво прошу моих читателей (если они у меня имеются) не требовать от меня строго аккуратного отчета о том, что случилось, или о точном числе жертв»[214].

В течение последующих двух лет вместо того, чтобы стать костяком римской армии, как на то надеялся Валент, различные группы готов, «подобно диким зверям, вырвавшимся из клетки, прокатились неистовым потоком по широким просторам Фракии»[215]. Аммиан называет те времена безумными: словно фурии подняли весь мир на восстание против римской власти. Девятнадцатилетний племянник Валента, Грациан, правивший теперь Западной Европой, успешно подавил восстание в Германии, а во Фракии генерал Себастьян уничтожил несколько «бандформирований» готов и захватил огромное количество трофеев.

ПОБЕДА ГОТОВ ПОД АДРИАНОПОЛЕМ, 378 г.

Наконец, в 378 г., решился начать действовать и Валент, хотя и не из самых благородных побуждений. По имеющимся сведениям, его терзала зависть к юному племяннику, и он отчаянно стремился совершить что-нибудь столь же славное. Поэтому Валент покинул уютную виллу под Константинополем и с огромной армией направился на запад. Недалеко от города Адрианополя он встретился с вестготами. Здесь Валент встал лагерем, который оградили частоколом, и с нетерпением ожидал прибытия племянника с галльской армией.

В этот момент неверная информация, полученная римлянами, сыграла роковую роль в их дальнейшей судьбе. Шпионы ошибочно сообщили, что численность готов — воинов и их семей, укрывшихся за огромным кругом из повозок, — составляет всего 10 000 человек. Император, стремившийся превзойти племянника, увидел шанс одержать легкую победу, которая станет целиком его заслугой. Послание юного Грациана, в котором тот настойчиво просил дядю проявить терпение, не испытывая судьбу безрассудными поступками, пришло слишком поздно.

В последовавшей битве римские легионы были окружены превосходящими силами хорошо вооруженной готской кавалерии. Аммиан оставил нам волнующее (хотя, несомненно, полностью выдуманное) описание того, как смертельно раненный варвар сражается до последнего вздоха: «Здесь можно было увидеть варвара, преисполненного благородным мужеством. Его губы сжались в свисте, раненный в ногу, или с покалеченной правой рукой, или пронзенный в бок, на грани смерти, он грозно мечет яростные взгляды»[216].

Но намного больше досталось все-таки римлянам. Сам император Валент погиб во время беспорядочного бегства. Из одного источника мы знаем, что он пробирался меж мертвых тел, «медленно шагая через груды трупов»[217], и умер посреди обычной солдатни. Его тело так и не нашли. Восточная империя потеряла две трети своих вооруженных сил, примерно 40 000 человек, в два раза больше, чем Вар в Тевтобургском лесу, и больше никогда не обрела прежнего могущества. Старомодные пешие легионы оказались бессильны против тяжелой кавалерии готов. Империя должна была привлечь их на свою сторону.

Ставший после Валента императором Феодосий заключил мир с вестготами, предложив им статус независимого народа, в составе Римской империи (на территории нынешней Болгарии), со своими собственными законами и правителями. От них требовалось поставлять империи федеральные войска в обмен на денежные субсидии. Для римлян это было тяжелой сделкой, и имперский политтехнолог объявил, что Феодосий мог бы их всех перебить, если б захотел, но все-таки лучше заполнить Фракию крестьянами, чем трупами. При этом не упоминалось, что крестьяне были варварами[218]. Однако вскоре готы обнаружили, что на этой сделке их «кинули», загнав в подобие резервации для варваров, на землях, которые их не могли прокормить.

ВОСХОЖДЕНИЕ АЛАРИХА

Все это происходило, когда Алариху было немногим больше десяти лет. Он быстро стал офицером в готских федеральных войсках под имперским командованием и был очень способным командиром. К 394 г. он, совсем еще юный, стал командующим войска из 20 000 человек.

Армию, в которой он служил, уже было трудно считать римской. Его император Феодосий был испанцем и христианином, и правителем огромного христианского города Константинополя. Когда Аларих отправился на войну в составе армии Феодосия, в ней служили, наряду с его вестготами, наемники-гунны, германские вандалы, иранские аланы и иберийцы. Всех их возглавлял имперский главнокомандующий Стилихон, сам сын вандала. Эта армия даже не выглядела римской. Легионерам выдавали кожаные штаны и тяжелые плащи, а офицеры носили здоровенные нагрудники, украшенные орнаментами, и забавные шпаги с закрытым эфесом, наподобие готских. И вся армия использовала германский боевой клич, barritus, который к началу атаки переходил от низкого ворчания к оглушительному реву, подобному грохоту океанских волн, разбивающихся о скалы.

И врагом, с которым они шли воевать, были не дикие варвары. Их противником был новый западный император Евгений, бывший учитель красноречия, которого командующий армией на Западе посадил на трон после убийства законного императора, 19-летнего Валентиана II.

Евгений был не только узурпатором, но еще и язычником, сражавшимся под хоругвями древних богов Геркулеса и Юпитера. Большинство римских сенаторов были на его стороне. Они сопротивлялись распространению христианства и надеялись спасти империю от того, что они считали фатальным разрушением устоев. Феодосий, со своей стороны, был пылким христианином, который недавно запретил всякое поклонение языческим богам (публичное или частное) и закрыл их храмы. Его имя означает по-гречески «Дар божий», и он был твердо намерен подчинить латинский языческий «Старый Рим» греческой христианской цивилизации — «Новому Риму» (Константинополю). Сейчас с помощью готов Алариха он бил языческого императора на Западе.

Христиане восприняли победу как чудо, но, с точки зрения Алариха, это была катастрофа, стоившая слишком большой крови. Говорили, что в один день погибло 10 000 готов. Возможно, цифра была преувеличенной, но существовали подозрения (видимо, вполне обоснованные), что Феодосий умышленно подвергал готов опасности, чтобы сократить их количество. Как это представлялось современному христианскому историку Орозию, Феодосий одержал две победы — одну над узурпатором, другую — над готами[219]. Готы, естественно, возмутились, и Аларих решил, что настало время получать от империи больше, чем та предлагала готам. Именно тогда войска Алариха провозгласили его своим королем (Аларих, похоже, означает «Король всех»), и он выступил в новой роли искусного дипломата и борца за права готов.

Аларих понял, что его час пробил, когда 17 января 395 г. Феодосий умер, завещав империю двум своим сыновьям. На востоке номинально царствовал 17-летний Аркадий, хотя управление было вверено регенту. Западным императором стал 10-летний Гонорий, но реально властью владел Стилихон, генерал, которому Феодосий доверял больше остальных. Стилихон заявил, что на смертном одре Феодосий назначил его опекуном обоих сыновей. Было очевидно, что начинается борьба за власть, а разве для нового вождя готского народа это не самое подходящее время, чтобы утвердить свое господство? Весной 395 г. Аларих поднял восстание и сначала повел своих вестготов на Константинополь, а затем вторгся в Грецию.

Было бы ошибкой изображать Алариха и его вестготов странствующим отрядом, восставшим против римских угнетателей, миротворцев и борцов за свободу. Вторжение готов в Грецию не было воскресной загородной прогулкой. Как только они вошли в страну, «немедленно начали грабить города и деревни, убивая всех мужчин, молодых и старых, и забирая с собой женщин и детей, вместе с деньгами», писал языческий историк Зосим сто лет спустя. «Во время этого нападения вся Беотия (район центральной Греции) и прочие области Греции, по которым прошли варвары, были столь опустошены, что следы нашествия видны и по сей день»[220].

Аларих буйствовал в Греции до 397 г. Но он не просто водил войска туда-сюда, давая им вволю пограбить. Он вел свою партию, вынуждая Римскую империю признать в готах серьезных игроков. Одновременно он настраивал Восточную империю против Западной, и делал это виртуозно.

Летом 397 г. Стилихон покинул Рим и отправился с армией по морю, чтобы выбить Алариха из Греции. Аларих сразу же начал переговоры с регентом Восточной империи, евнухом по имени Евтропий. Тот был не дурак и понимал, что, если Стилихон побьет Алариха, следующей целью победителя будет Константинополь. Поэтому Евтропий заключил сделку с Аларихом, предложив, видимо, тому пост magister militum — командующего римской армией — в Иллирии (регион, который большую часть XX в. назывался Югославией). Это был тот шанс, о котором вожди готов мечтали с 376 г.

Но Аларих грезил о другом.

АЛАРИХ ПОВОРАЧИВАЕТ НА ЗАПАД

Пост magister militum сделал Алариха иллюстрием (illustris), персоной высшего ранга и в сенате, и в высшей церковной ассамблее, консистории. Таким образом, он превратился в заметную политическую фигуру, и, какими бы ни были его устремления, он мог теперь лоббировать интересы готов в империи.

Правда состоит в том, что гот Аларих никогда не боролся за уничтожение Рима. Один современник описывал его как «христианина и более похожего на римлянина»[221]. Да, Аларих боролся за право примкнуть к клубу. Но он также хотел изменить его сущность. Империя больше не была плавильным котлом, в котором каждому полагалось быть частью римской культуры и цивилизации. Теперь она заключала в себе две основные культуры: латинскую на Западе и греческую на Востоке. Аларих хотел, чтобы его вестготы вместе со своей родной землей, которая их кормит, были признаны третьей силой. Он, однако, был совершенно неразборчив в средствах, сталкивая эти две силы империи друг с другом, и ему было безразлично, какая сторона даст ему пристанище — западная или восточная.

На какое-то время Аларих стал союзником Востока, но тамошняя политическая чехарда, когда регенты убивали и смещали друг друга с необыкновенной легкостью, делала ненадежными любые договоренности. Поэтому осенью 401 г. Аларих и его готы приняли эпохальное решение. Они решили собрать чемоданы и покинуть земли, которые занимали последние 25 лет, начав новое переселение: через Альпы, на незнакомое политическое пространство Италии. Это означало разрыв отношений с Константинополем и должно было создать определенное давление на человека, который до сих пор был врагом готов, — на Стилихона.

Разграбив сельскую местность, готы Алариха двинулись на Милан, где уже более ста лет находилась резиденция западного правительства. Семнадцатилетний подопечный Стилихона, император Запада Гонорий, бежал в безопасную, окруженную болотами, Равенну. Римский мир по-настоящему боялся этой бешеной готской армии. Несколькими годами позже в библиотеке храма Аполлона в Риме поэт Клавдиан декламировал поэму, посвященную победе Стилихона над Аларихом в 402 г. Даже если предположить, что поэт, как водится, привирал, чтобы возвысить Стилихона, он все равно не мог полностью выдумать тот подлинный ужас перед армией Алариха, который описан в его стихах: «Ты и только ты, Стилихон, развеял тьму, что покрыла нашу империю, и восстановил ее славу. Благодаря тебе цивилизация, которая едва не исчезла, была освобождена из мрачной темницы и может снова двигаться вперед… Мы больше не глядим через бойницы, сбившиеся в стадо, словно овцы, дрожа от страха, — как пылают наши поля, подожженные врагом»[222].

Это была настоящая паника: казалось, что империя при последнем издыхании и что свирепые варвары, окружившие ее, лишь ждут момента, чтобы послать ее в нокаут. У Клавдиана его герой Стилихон перед битвой ободряет свои войска, говоря, что все другие варвары ожидают исхода этого сражения и что, если имперские войска победят, это удержит остальных варваров от мятежей в будущем: «…Все свирепые народы Британии и те племена, что обитают на берегах Дуная и Рейна, наблюдают… Одержи победу сегодня, и ты станешь победителем во многих неначавшихся войнах. Восстанови былую славу Рима. Опоры империи качаются. Подставь им свое плечо»[223].

Стилихон атаковал готов Алариха в Пасхальное воскресенье 402 г., когда они молились в окрестностях города Полленция, к югу от современного Турина. Хотя Клавдиан и другие объявили сражение великой победой римлян, в действительности Стилихон позволил Алариху бежать, сохранив часть своих войск.

Среди римлян возникли подозрения, что Стилихон не особенно старался подавить восстание Алариха и его готов. Сообщалось даже, что Аларих договорился со Стилихоном о походе на Константинополь, и вполне возможно, что так оно и было. Ясность появилась двумя-тремя годами позже, когда Стилихон и Аларих официально стали союзниками. Аларих предоставил свои войска для помощи Стилихону в захвате восточной части Иллирии у восточного императора Аркадия. Аларих со своими готами ожидал прибытия Стилихона в Эпире (прибрежный район Северо-Западной Греции и Южной Албании). Но его союзник не явился. Он вынужден был воевать сразу на нескольких фронтах, поскольку у Западной империи проблемы возникали одна за другой.

Наконец, в конце 407 г., Аларих потерял терпение и направил свою армию в провинцию Норик (нынешняя Австрия). Отсюда он затребовал 4000 фунтов золота не только как цену за напрасное ожидание с войсками в Эпире (что было справедливо), но и как оплату его расходов на походы к Милану и затем в Норик. Это было равносильно требованию, чтобы Рим платил за право подвергнуться нападению.

В императорском дворце в Риме Стилихон убедил упирающийся сенат выделить Алариху компромиссную сумму в 3000 фунтов серебра. Один высокопоставленный сенатор по имени Лампадий пробормотал: «Это не мир, а узы рабства»[224].

Лампадий был не единственным, кто считал, что вся эта история дурно пахнет. Стало трудно отстаивать политическую необходимость сделок с варварами, и Стилихон начал терять свое влияние на Гонория. В мае 408 г. умер восточный император Аркадий. Наследником трона был его 7-летний сын Феодосий II, но Гонорий к тому времени был одержим идеей, что Стилихон метит в императоры. Он уничтожил его сторонников и отдал приказ об аресте временщика. Стилихон укрылся в церкви. Однако солдаты императора поклялись епископу, что они пришли не убивать Стилихона, а только отвести его в тюрьму. Как только генерала выдали, ему был зачитан смертный приговор, и Стилихона повели на казнь. Оставшиеся в живых его сторонники пытались помешать палачам, но Стилихон запретил им вступать в бой и принял смерть в лучших традициях старого римского стоицизма. По происхождению он был вандалом, его называли варваром, но Стилихон желал показать: он последнее, что осталось от прежнего Рима, и с его смертью умрет и Рим.

Судя по тому, что последовало, мысль была верной. Двадцатитрехлетний Гонорий казнил единственного генерала, способного отвести угрозу, которую представлял собой Аларих. Казнь вандальского генерала спровоцировала в Вечном городе страшный антиварварский погром. Его жертвами стали жены и дети варваров, союзников армии Стилихона.

Словно по заранее назначенному сигналу, убивали каждого из них по отдельности и забирали все, им принадлежавшее. Когда об этом узнали родственники убитых, они собрались вместе из всех кварталов. Крайне разгневанные тем, что римляне столь нечестиво нарушили обещания, данные богам, все они решили присоединиться к Алариху и помогать ему в войне против Рима[225].

Говорили, будто 30 000 солдат-варваров дезертировали из римской армии, чтобы присоединиться к войскам Алариха. Кроме того, тысячи боеспособных мужчин, проданных в рабство после поражений других групп готов, воспользовались общей неразберихой и бежали из плена, пополнив армию Алариха.

АЛАРИХ ОСАЖДАЕТ РИМ, 408 г.

Для Алариха наступил самый подходящий момент, чтобы добиться от Рима нужного ему соглашения. Чтобы придать своим требованиям вес, он выступил в долгий поход на Рим. Аларих приказал присоединиться к его войскам своему шурину Атаульфу с большим числом готов и гуннов. Армия быстро продвигалась на юг без затруднения. Как писал Зосим, атмосфера была даже в чем-то праздничной.

Единственной реакцией Гонория была активизация «охоты на ведьм», преследованиям подвергались все, кто имел какие-то дела со Стилихоном. Император приказал доставить в Рим и казнить сына генерала. Затем он наградил двух евнухов, которые исполняли этот приказ, пожаловав им посты императорского камергера и вице-камергера. Потом он расправился с командующим войсками в Ливии за то, что тот был женат на сестре Стилихона, и назначил на этот пост человека, его убившего.

В этом безумии участвовал и сенат. Вместо того, чтобы заниматься мерами практического противодействия приближающимся готам, сенат проголосовал за смертный приговор жене Стилихона, Серене. Благородные сенаторы были убеждены, что именно она и только она виновна в том, что варвары шли на Рим. Их аргументы звучали примерно так: «Аларих уйдет от города, когда Серены не станет, потому что не останется никого, на кого он мог бы надеяться, что тот передаст город в его руки». Серену казнили[226], а это лишний раз доказывает, что политический идиотизм не является специфической особенностью наших дней.

К удивлению сенаторов, смерть Серены нисколько не помешала продвижению готов. Аларих взял в осаду Рим и начал контролировать Тибр, перекрыв поставки в город через порт Остия. Сенаторы приготовились держаться до конца, полагая, что император, находящийся в Равенне, пришлет войска им на выручку. Они были либо слишком большими оптимистами, либо слишком плохо информированы о системе ценностей своего императора. Никакой подмоги из императорской ставки не пришло.

Обитатели Рима столь же плохо знали о том, кто их осаждает. В параноидальной обстановке гонориевских чисток распространился слух, что варварами у ворот города командует вовсе не Аларих, а некий родственник Стилихона, пришедший, чтобы отомстить. Ситуация в Риме становилась отчаянной, и горожане «были в страхе, что начнут есть друг друга»[227]. Святой Иероним пересказывает услышанную им историю о матери, съевшей своего новорожденного ребенка.

В конце концов, римляне направили к Алариху послов, чтобы сообщить, что они готовы сражаться, но предпочтут переговоры о мире. Зосим рассказывает, что послам было стыдно за то, что они толком даже не понимают, кто их атакует. Аларих вел себя высокомерно. Он рассмеялся парламентариям в лицо и отвечал на их предложения с «заносчивостью и самонадеянностью». Он потребовал, чтобы римляне отдали все золото и серебро, какое есть в городе, все домашнее имущество и всех варварских рабов. Один из послов спросил: «Если мы отдадим все это, что же останется горожанам?» Аларих ответил: «Их души»[228].

Римляне наконец согласились уплатить 5000 фунтов золота, 30 000 фунтов серебра, 3000 выкрашенных пурпуром овчин (готы, должно быть, имели очень хорошо одетую армию) и 3000 фунтов перца (к которому они были, конечно, уже приучены). Чтобы быстро выплатить дань, римлянам пришлось забрать все серебро и золото из храмов и даже переплавить золотые и серебряные статуи. Среди них оказалась статуя «Мужество», или «Стойкость». «После того как она была уничтожена, окончательно пропало все, что еще оставалось от римского мужества и неустрашимости», — пишет Зосим[229].

Когда деньги были переданы, Аларих открыл горожанам свободный проход к порту и приостановил взимание налога с продаж и пошлины на три последующих дня. Когда вождь готов узнал, что некоторые варвары не дают горожанам пройти к порту, «он приложил все усилия, чтобы предотвратить подобные действия, если они совершались без его ведома или согласия»[230].

Аларих, казалось, вот-вот должен был получить все, что хотел. Преторианский префект Италии, Иовий, составил от имени Гонория мирное соглашение. Аларих и готы получали ежегодно некоторое количество золота и зерна. Им было позволено селиться в Венето, Австрии и Хорватии. Такой договор обеспечил бы гармоничное существование новой трехнациональной латино-греко-готской империи. Это была единственная возможность продолжать идти вперед, и Иовий отправил договор императору, сопроводив его письмом, в котором советовал Гонорию назначить Алариха командующим обеими его армиями, поскольку Рим нуждается в его войсках, а без назначения Алариха на этот высокий пост не будет мира.

Император, однако, был из тех, кто больше доверяет плохим советам, чем хорошим. Он сделал Иовию выговор за «преждевременную опрометчивость» и сказал, «что никаких высоких или командных постов не получит ни Аларих, ни кто-либо из его семьи»[231]. Не добившийся своего Аларих не смог придумать ничего лучшего, чем продолжать угрожать Риму. От безысходности Иовий направил к Гонорию депутацию епископов «посоветовать императору не подвергать столь благородный город, который более тысячелетия правил огромной частью мира, опасности быть захваченным и разрушенным варварами, а его великолепным строениям сгореть от вражеских факелов, но заключить мир на неких разумных условиях»[232]. Далее он представил мирные предложения Алариха, которые тот сделал настолько умеренными, насколько смог: он убрал требование особого обращения, относившееся только к двум областям на Дунае, «подвергающимся постоянным налетам и дающим в казну очень малый доход». Кроме того, «он потребовал лишь столько зерна, сколько император сочтет нужным даровать, и отказался от золота. А также предложил заключить союз между ним и римлянами против всякого, кто встанет на пути империи»[233].

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кто в здравом уме мог отклонить такие предложения? Действительно ли Аларих так страстно желал, чтобы его народ нашел место для поселения? Или же он понимал, что Гонорий не собирался соглашаться ни с какими условиями, а потому выдвигал самое что ни на есть приемлемое мирное предложение, чтобы снять с себя ответственность за все, что случится дальше? Если пострадает Рим, будет ясно, что в этом виноват император.

Но Гонорий в очередной раз поступил как круглый дурак: он отверг предложения. Аларих снова пошел на Рим и занял порт. Вечный город кормился зерном, поставляемым из обширных владений империи в Северной Африке, и горожане, столкнувшись с угрозой голода, капитулировали. Алариху было разрешено войти в Рим.

АЛАРИХ НАЗНАЧАЕТ ИМПЕРАТОРОВ

Ситуация была необычайной, почти фантастической. Вождь варваров стал хозяином Рима. Он мог раздавать должности и звания по своему усмотрению. С согласия сената Аларих даже возвел на трон нового императора. Его избранником стал префект Рима, язычник по имени Аттал, и жители были этому только рады, так как в городе сразу стало больше порядка. Аларих был назначен одним из командующих римской армией. Перспективы выглядели многообещающими. За исключением, конечно, того, что Гонорий так не считал. А поскольку он контролировал Африку, являющуюся источником зерна для Рима, задачей номер один для Аттала было взять Карфаген.

Но Аттала постигла неудача. Какой-то прорицатель предсказал ему, что он подчинит Карфаген и всю Африку без боя, поэтому он попросту отправил в имперскую армию в Африке своего командующего, который был убит немедленно по прибытии. Тогда Аттал переслал в Африку уйму денег в надежде, что это как-то поправит дело. И вот тут у Алариха возникло ощущение, что он посадил на трон человека, «который задумывал свои проекты с глупейшим безрассудством, без оснований и перспектив на исполнение»[234]. А Гонорий, чьим приказам беспрекословно подчинялись в Африке, добился того, что в Рим не отправлялись ни зерно, ни масло. Голод в городе был даже сильнее, чем год назад. На ипподроме в ходу была шутка: «Почем человечина?»[235]

В конце концов, Алариху надоело терпеть глупые выходки своего протеже. Он отправился на Адриатическом море в Римини, где в это время Аттал принимал солнечные ванны, и там у всех на глазах сорвал с императора диадему и пурпурную мантию. Аларих, вождь готов, мог назначить римского императора, а мог и снять. Совсем как сейчас. Неплохо для скромного варвара из дельты Дуная. Привлекательность Алариха ни в чем не проявляется так ярко, как в его обращении с вконец распоясавшимся Атталом. Уволив Аттала, готский вождь забрал его в Рим и посадил неудавшегося императора вместе с его сыном под домашний арест в реквизированном дворце. Аттал был там в безопасности, пока наконец не заключили мир с Гонорием[236].

Возможно, Аларих уже достиг соглашения с Гонорием о снятии конкурента в обмен на мир. Так или иначе, он послал диадему и мантию Аттала Гонорию и отправился в Равенну сам, чтобы утвердить мирный договор. Однако, когда он достиг города, на него напали явно с благословения Гонория[237]. Аларих, обнаружив, что вопрос о мире вновь снят с повестки дня, опять прибег к крайнему средству. Он вернулся и разграбил Рим. Разграбление Рима не было триумфом готской военной мощи. Это был со стороны Алариха акт отчаяния, что и привело его к краху.

АЛАРИХ ГРАБИТ РИМ, 410 г.

В разграблении Рима Аларихом все необычно: и как и когда готы вошли в город, и что они там делали, и как ушли… Все происходило так, что трудно поверить.

Аларих в третий раз оказался пред вратами Рима, но на этот раз долгой осады не было. Готы появились в городе ночью 24 августа 410 г. Римляне все еще помнили легенды о кельтах, захвативших город 800 лет назад. С того прискорбного случая главной целью римских завоеваний было предупредить повторение случившегося. Распространять свое могущество во всех направлениях, романизовать или убивать варваров, окружающих страну, и тем обезопасить город. И вот эти многовековые усилия пошли прахом.

В Вифлееме Святой Иероним писал, что у него нет слов от горя: «Целый мир погиб в одном городе». Еретик Пелагий, находившийся в то время в Риме, мог сравнить происходящее только со Страшным Судом, когда всех людей уравняет страх.

Рим, повелитель мира, дрожал, сокрушенный страхом при звуке ревущих труб и воя готов. Где было тогда благородство? Где было тогда предполагаемое неизменное деление в обществе? Все смешались в кучу и тряслись от страха. В каждом доме было свое горе, и всепроникающий ужас охватил нас. Рабы и нобили — все стали равны. Один и тот же призрак смерти маячил перед всеми[238].

Не очень похоже на правду. Странное дело, стоило Алариху и его готам оказаться внутри города, как они повели себя так, как не поступала ни одна захватническая армия в мире ни до ни после того.

Перво-наперво Аларих издал приказ ограничить кровопролитие. Орозий, пока память о разграблении была еще свежа, сообщает, что Аларих «отдал приказы, согласно которым тех, кто укрылся в святых местах, особенно в базилике святых апостолов Петра и Павла, не следует трогать»[239]. Возникло несколько пожаров, но город не был сильно поврежден.

Конечно, Аларих при этом разрешил своим людям грабить, но и здесь были некоторые ограничения. Один из готов, христианин, спросил старуху, где бы ему найти золото и серебро, на что она вынесла икону апостолов Петра и Павла и подала ее солдату, сказав: «Теперь ты должен смотреть за ними, потому что я уже не могу». Узнав об этом, Аларих приказал организовать большой крестный ход через весь город, участники которого несли над головами названную икону под защитой «двойной линии вынутых из ножен мечей. Римляне и варвары дружно затянули гимн Богу»[240].

Золото и серебро, используемые в религиозных целях, непременно оставляли в домах, а потенциальные насильники со стыдом отходили, когда их начинали бранить римские дамы. Среди добычи, захваченной готами, была сестра императора Гонория, Галла Плацидия, с которой Аларих обошелся «со всеми почестями и вниманием, полагающимися принцессе»[241]. Не такое уж это было варварское «разграбление», правда.

Гонорий в Равенне, похоже, сумел ухватить суть случившегося. Когда один из евнухов, заведовавший домашней птицей, ворвался к нему и сообщил, что Рим погиб, император вскричал: «Но он только что ел из моих рук!» Евнух, сообразив, что император имеет в виду огромного петуха по прозвищу Рим, объяснил, что это городу Риму пришел конец. Император с облегчением вздохнул и сказал: «А я, понимаешь, решил, что Рим, который мой петух, погиб». Что лишний раз доказывает, что Гонорий понятия не имел, как сочиняются хорошие анекдоты[242].

В целом это был довольно странный штурм города, а его финал был и вовсе необычным. После трех дней размеренного избиения Аларих попросту смылся. Было очевидно, что готы не смогут жить в голодающем городе, и Аларих, похоже, решил теперь переправиться морем в Африку и обосноваться там. Но этому не суждено было случиться. После успешного перехода в Калабрию и куда менее успешной попытки организовать морскую экспедицию через Мессинский пролив Аларих заболел и умер.

При всех его положительных качествах Аларих был в сущности неудачником. У готского народа по-прежнему не было постоянного пристанища, а все, что Аларих сделал, — это разграбил город, частью которого он так хотел стать.

ЧТО ОЗНАЧАЛО РАЗГРАБЛЕНИЕ РИМА

Несомненно, разграбление Аларихом Рима произвело на всех сильное впечатление. «Что останется, если Рим падет?» — причитал святой Иероним. Но значение 410 г. для тех, кто жил в те времена, было не таким, как для нас сегодня.

Главной темой разговоров среди современников Алариха были не экономические или политические трудности, которые принесла с собой катастрофа, а поиск виновных в этих ужасных событиях: были ли это язычники или христиане. К 410 г. империя была официально христианской менее 100 лет. Прошло всего 86 лет с момента запрета языческих жертвоприношений и всего 19 лет, как было наложено вето на поклонение языческим богам. Когда Аларих показался у ворот Рима, язычники в городе «слетелись вместе… и вопили, что город брошен и скоро погибнет, потому что в нем не осталось богов и их священных обрядов, — писал Орозий, — а имя Христа публично оскорблялось, словно оно было проклятием времен»[243].

Христианам было трудно возражать против очевидного. В течение 800 лет римляне держали варваров в узде. Затем они оставили старых богов и примкнули к новомодной религии, которая принесла ее последователям лишь несчастья. И что произошло? Произошло невероятное. Повторилась история Бренна, и варварские толпы вновь хозяйничают на священных улицах Рима.

Главным же в разграблении Рима для людей того времени было то, что был нанесен сокрушительный удар по христианской религии. Возможно, именно поэтому Аларих, который был христианином, бросил этот сияющий приз. Он не мог пережить, что разрушает не только город, но и веру христиан, его населяющих.

Епископ североафриканского города Гиппон жаловался, что многие из тех, кто проклинал христиан за разграбление Рима, сами бежали, прикинувшись христианами[244]. Добродетельный епископ впоследствии был причислен клику святых и ныне известен под именем святой Августин. Его так волновал ущерб, нанесенный христианской вере разграблением Рима, что он написал для исправления этого вреда 22 книги под общим названием «Град Божий против язычников».

Главный аргумент сочинения Августина состоит в том, что разграбление Рима в 410 г. было замечательным оправданием новой религии, а не доказательством ущербности христианства (по сравнению с язычеством), поскольку Аларих, в отличие от других захватчиков, проявил к людям сострадание. В главе, озаглавленной «Ни в одной предыдущей войне победители не щадили побежденных во имя их богов», он пишет: «Это создало прецедент — подход, небывалый в истории и благородный, не в пример варварской жестокости, выбирались базилики самой огромной вместимости и охранялись указом, в качестве милосердного убежища для людей, где никого нельзя ударить, откуда никого нельзя похитить»[245]. Правда, Августин добавляет, что Бог не требует, чтобы кто-то проявил такую же терпимость к самим варварам, — конечно, нет! Это Христос, вот кто обуздал их жестокость и заставил их поступить так милосердно. Ибо, разумеется, Аларих был христианин.

КОРОЛЕВСТВО ВЕСТГОТОВ

Августин был не прав: он слишком много противоречил сам себе. На деле город пережил неполное ограбление вполне нормально и через несколько лет вновь зажил по-старому. Но Западная империя разваливалась независимо от «разграбления», а римская сущность была уничтожена христианами, создававшими свою новую цивилизацию в языческом городе. Готы Алариха поступали теперь на службу к Феодосию, уничтожив языческую армию императора Евгения.

Августин и другие теологи, ополчившиеся против язычества и «ереси», создавали новый политический порядок, которым предполагалось заменить старую империю. Рим теперь имел скорее абстрактное, чем практическое значение (в системе ценностей нового порядка).

Императоры в городе встречались редко, большинство сенаторов в нем не жили, а ко времени прихода Алариха население города сократилось примерно на две трети по сравнению с максимумом в 1 млн. человек. На Востоке новый порядок обернулся христианской Византийской империей. На Западе он воплотился в калейдоскоп христианских королевств, которые считали себя римскими, однако не признавая власти Рима, за исключением церковной. И здесь готы наконец нашли себе место.

После смерти Алариха под предводительством его шурина Атаульфа готы двинулись в Южную Галлию. Атаульф явно уже определился с иным, нежели у Алариха, отношением к Риму. Он желал изменить его, а не быть им принятым. Но сейчас он, похоже, отчаялся в своем народе и решил, что тот нуждается в твердой и властной римской руке. О его созревших политических устремлениях сообщал в 415 г. святому Иерониму один гражданин Нарбонны. Их беседу подслушал историк Орозий. Предположительно, Атаульф сказал:

В полной уверенности в мужестве и победе, я однажды устремился к изменению облика вселенной: стереть имя Рима; установить на его руинах господство готов и обрести, подобно Августу, бессмертную славу основателя новой империи. После неоднократных экспериментов, я постепенно убедился, что законы существенно необходимы для поддержания и регулирования хорошо основанного государства. И что жестокость, неискоренимая черта готов, непригодна для несения благотворного ярма законов и гражданского правления. С этого момента я выбираю другой объект для славы и устремлений. И именно сейчас я искренне желаю, чтобы благодарность будущих веков признала заслуги чужестранца, который употребил меч гота не для свержения, но для восстановления и поддержания процветания Римской империи[246].

Тем, кто заинтересуется его неоднократными экспериментами, сообщаем:

Атаульф решил жениться на Галле Плацидии, подарив ей 50 чаш золота и 50 чаш драгоценных камней, и, чтобы не попасть впросак со своей вновь обретенной преданностью Риму, самому назначить августа. Но к 415 г. Атаульфа убили. Римские армии загнали его вестготов в Испанию и ликвидировали марионеточного императора. Но преемник Атаульфа, Валья, заключил мир с Гонорием, в итоге согласившимся на сделку, в которой он так упорно отказывал Алариху.

Валья вернул Гонорию его сестру Галлу Плацидию, и в 417 г. ему была дарована Аквитания — земля, где вестготы могли обосноваться в качестве foederati — независимых римских союзников, которая впервые не была пограничной территорией. Это было то, чего с таким трудом добивался Аларих: автономная готская территория внутри империи, а не на ее окраине. Валья разместил свой двор в Тулузе, которая стала столицей христианского королевства вестготов.

Именно христиане прикончили Западную империю. И именно варвары дали нам Европу, в которой мы живем сегодня.