Анонимное донесение о перевороте{91}

Анонимное донесение о перевороте^{91}

С.-Петербург, 28 ноября (9 декабря) 1741 года

Принцесса Елизавета повелела объявить иностранным министрам, что она только что провозглашена императрицей своими верноподданными и прежде всего своей гвардией. (…).

Отправившись с очень незначительной свитой в казармы Преображенского полка, она собрала роту гренадер, состоявшую тогда лишь из трехсот человек, стала сама во главе этого небольшого отряда и, заметив, что сани производят слишком много шуму, пошла пешком к Зимнему дворцу, где тотчас же отправилась в караульню и, увидя благоприятное расположение офицеров и солдат, объявила им, в чем дело, и разослала затем отряды гренадер для арестования императора, сестры его, Правительницы и ее супруга.

Гренадеры нашли их лежавшими вместе на постели. Их перевезли всех во дворец принцессы Елизаветы. Правительница, лишь только увидела гренадер, воскликнула: «Ах, мы погибли!» В санях она не говорила ничего другого, кроме: «Увижу ли я принцессу?» До сих пор она не добилась выполнения своей просьбы. Однако императрица повелела оказывать ей всяческое почтение и разрешила иметь при себе свою фаворитку. (…)

Говорят, что гр. Остерману будет отрублена голова. (…)

Е. И. В. заставила гренадер обещать, целуя крест, что они не будут обходиться жестоко с теми, кого они должны арестовать. Поэтому не было пролито ни одной капли крови. Между тем утверждают, что без такой предосторожности гр. Остерман был бы растерзан, потому что народ приписывает ему войну со Швецией, которой, однако, как уверяют, он старался избежать, сколько мог.

Радость написана здесь на всех лицах, и так как эта императрица обожается подданными, утверждение ее на престоле весьма прочно. Триста гренадер, столь отличившихся, попросили в виде награды, чтобы императрица провозгласила себя их капитаном и чтоб им позволено было принести присягу раньше всех других подданных, как гражданского, так и военного звания, на что и получили согласие. (…)

Императрица приказала также освободить Долгоруковых, малолетнего кн. Голицына и всех тех, кто верно служил императору ее отцу и императрице ее матери.

Шестого утром, после того как все было кончено, императрица велела позвать пленного шведского капитана Дидерона, возвратила ему его шпагу и подарила еще другую, золотую, сказав при этом: «Возвратись в Швецию и расскажи, что ты видел, а гр. Левенгаупту скажи, что я отправила повеление генералу Кейту не делать нападений». Немного погодя она поручила просить маркиза де ла-Шетарди, чтобы он отправил как можно скорее курьера в Швецию для уведомления министерства об этом миролюбивом решении, что он тотчас же и исполнил. (…)

Генерал Кейт написал поздравительное письмо императрице. Вся его армия изъявила повиновение. То, что рассказывалось о наступлении гр. Левенгаупта, оказалось теперь вымышленным. Генерал-фельдмаршал Долгоруков возвратился из Ивангорода, где находился в заточении. (…)