Изъяснение, каковы были некиих лиц умыслы, затейки и действия в призове на престол Ее Императорского Величества{56}

Изъяснение, каковы были некиих лиц умыслы, затейки и действия в призове на престол Ее Императорского Величества^{56}

(…) Надобно же изъяснить помянутых осьми лиц каковое в затейки сей было и намерение, и действие, и к общей ли народа пользе или к приватным некиим интересам простиралося.

Невозможно затеечного сего дела не назвать самым злейшим преступлением, хотя бы какие кто вымышлял отговорки, а то ради следующих причин:

1) Делали сие не многие и весьма число не токмо не довольное, но малое и скудное. А если бы искалося от них добро общее, как они сказуют, то бы надлежало от всех чинов призвать на совет не по малому числу человек.

2) Делалось же и весьма тайно, что надобно было всем объявить, а хотя бы не всему народу, то хотя начальнейшим духовным, Сенату, генералитету, коллежским членам; все ли сии неискательны добра общего; все ли не доброхотны и не верны своему Отечеству; одни ли они и мудры, и верны, и благосовестны? И хотя бы и прямо искали они общей государству пользы (что весьма можно есть), то, однако ж, таковым презрением всех, которые и честию фамилии, и знатными прислугами не меньше их суп., обесчестили и зело опорочили, понеже ни во что всех поставили или в числе дураков и плутов имели.

3) Делалось же то и скоро, и очень торопко. А толь важное дело требует многого и долгого рассуждения. Партикулярные дела обретаются, которых скоро рассудить и производить нельзя; а как государю царствовать и переменить форму государства – показалось дельце легкое. И невозможно так скоро пива сварить, как скоро они о сем определили.

4) Две на то сошлися фамилии: кто же не видит, что они партикулярных и приватных себе интересов искали; сие и утайки и скорости требовало: и для чего о сем не думано по смерти блаженной памяти государыни Екатерины; Петр Вторый млад был, мощно было ему как некое учение предлагать о исправлении государства. Скажут, что опасно было, если бы не послушал: если же то скажут, то является страшная их затейка, и вина следующая:

5) Что они думали о Ее Величестве Анне, уже в народ деклярованной императрице; если бы она требованию их отказала; нельзя что б не что думали легкое: а из того каковые бы в народе восстали мятения, смуты, междоусобия; и чуть не пришло бы государство к крайнему разорению.

6) Если бы намеренная свадьба смерть государеву предварила: не минуло бы скипетро оставшей по нем вдовице. А отнимали бы у ей самодержавство, о том и думать дурно.

7) Великая их дерзость, что сами собою Верховного Совета вновь членов определили, государыни не дожидаясь. А сие дело едино государей есть. И тако они уже в чин царский самозванием вступили.

8) Прибавку же тую не из стороны, но из их же фамилий сделали. И се уже не подозрение, но явный вид, что они за приватными своими интересы гонялися. Им бы и самим надлежало прочь отступить и власти себе данной лишиться или, дабы отставлены были, просить государыни, чтоб от подозрения приватных искательств чисты быть могли; а то еще от себя же себе числа прибавили.

9) Да и посольство к государыне из своих же фамилий выправили. Кто ж так туп и глуп, кто бы зде не догадался, что делалось.

10) Бегло же посольство оное скоро так, что безмерный труд понесли – для чего ж таковое поспешение и прыткость? Ведь не для чего иного, только чтоб никто не упредил собою или письмом и не донес бы государыне, кто и с чем идет к ней. А сим сами и не хотя показали, что обмануть Ее Величество хотели, как было и сделали. Говорила же им их же самая совесть, что требование их злое: понеже к доброму обманное проводить не нужда. А труд их толикий в толь жестоком бегу даровый ли; явно, что интересы их приватные так их жестоко погоняли.

11) К тому же и сие делали, что все дороги заставами осадили и заключили, и никого пропускать из Москвы, и письма обыскивать и обирать велели. Что было с великим народа удивлением. И сим опаством своим навели на государыню весьма недобрый порок, будто она, как малый отрок, что от кого ни услышит первее, тому и поверит. Да сим же своим поступком сделали всей нации Российской у иностранных народов стыд нестерпимый.

12) Доехав государыни, требование свое приватное и тайное и малого факции их числа нарекли народным, будто весь народ того требует. Которая же ложь может быть вяще бесстудная да и которая большая сия дерзость быть может; так бесстудно лгать, чтоб государыню обольстить.

13) Да еще обманы то сии способ другой придумали таковою дерзостию, каковой никто век бы не наделся. Сочинили письмо в Москве от лица Ее Величества, аки бы в Курляндии Ее секретарем писанное. Преклонили же, или, паче, понудили государыню свою подданные, чтобы письмо оное своеручно подписала. Подписанное скоро прислали в Москву, и тут, созвав Народ, вслух прочтено: все же удивлялись: «И с чего писать так пришло на мысль государыне?» – а вероятно было, что письмо Ее Величества.

Еще же, и как Ее Величеству, сверх имени своего Анна, нечто пространшими речами оное письмо утвердить своеручно, по их прихотям и домогательствам, надлежало, и то сами сочинив на особливой бумажке подали Ей. И тако они господа именем народа обманули государыню в Курляндии, а именем государыни обманули народ в Москве; думай же кто хочет, что сие дело маловажное, непорочно же рукоподписание Ее Величества. Понеже она, поверив (а кто ж бы так дерзостной лжи надеялся), что того от Ее весь народ требует, не щадя славы и чести своей и много лишая себе владетельской свободы, подписалась; в чем Ее бесприкладное явилось к народу благоутробие, и от нас должное благодарение. А понеже Ее Величество по прибытии своем на престол узнав обману и подлог, тое ж письмо публично раздрать изволила, того ради и сугубо Ее Величеству благодарить мы должны.

14) Но что в оном письме написано и чего требовано; кроме их весьма тяжестных одолжений, положено и сие, чтоб она не шла замуж и по себе нарекла и оставила наследника. Видно же было из преждереченных, что приватные сих господ интересы искались: а от сего видно уже, и каковые интересы. Там же придано, что если подписанных артикулов государыня не исполнит, то была бы лишена короны Российской. О терпения твоего, боже! Кому бы и весьма пьяному сие могло взыйти на мысль, не то что дерзнуть писать, да еще предлагать именем всего народа, будто с государя содрать корону так легко, как с простого мужика мошеннику шапку схватить. Кто же не видит, куды затейки сии намерены были?

Сиричь не трудно государя подлогом навесть на погрешение, не трудно же коварным людям и доброе государево дело на преступление протолковать, и так не трудно было бы государыню на лишение короны осудить, которая казнь горшая смерти. Да и весьма опасно лишенного короны государя в живых оставлять. Вот куды шли умыслы сих отечества поборников! Да кто ж бы казни той экзекутором был; кто бы государыню с престола сводил и короны обнажал? И как бы сие могло статься без кровавого везде смущения, и придумать невозможно. Не посматривано ли где на низложение царя Василия Ивановича Шуйского? Да то таковое дело, что надобно бы оное у всех и наших и иностранных людей, если бы мощно, из памяти вынять и вечному забвению предать.

А если кто из оной факции себе исковникам своим в утверждение привел суд англичанский на короля их Карола первого, которого неслыханным дерзкой злобы прикладом окаянные подданные публично казнили смертию[73], то дабы мощно познать, как безбожный был тот у наших советник, надлежит вкратце известить, как рассуждали об оном нечестивом англичанском деле и разные народы, и сами англичане, которые ослеплены не были тьмою своих изменников.

Когда пойман и в заключении держан был король оный, а слух носился, что на смерть судят Его, многие из духовного и мирского чина лица знатные в Англии и словесно, и письменно тому спорили, яко пребеззаконному начинанию, за что многие от изменников грабления, изгнания и темницы страдали. Да некие и из темниц писали и противу богомерзкой оной затейки. Много же и от иных государств нарочно изданными книгами англичан от того отводили; и приходили из Шкоции[74] и Голландии послы, народов своих именем унимая оных клятвопреступников.

А когда уже о казни королевой всюды ведомости загремели 1649 года, везде по всем государствам и имя англичанское мерзостно стало, все народы не могли довольно удивиться тому и бесчисленные везде изданы книги, показуя, что злодеяние оное бесприкладное было, богомерзкое, бессовестное, безбожное и убиению Христову подобное. Сами же англичаны во вечное омерзение толикого беззакония уставили годовый праздник да печальный, в который с великим покаянием, постом и слезами богу молятся, да не отмстить им за толикий грех предков своих и за кровь помазанника своего. Празднуется то у них по всегодно, генваря в 30 день, как в их же требнике положено. Из чего мощно знать, что если в Совете наших сих затейщиков на пример заимствовано дело оное английское, равно и зде безбожная некая душа была, которая то похваляла. Но что бы ни было, то известно, что снимать корону с государя есть дело весьма подобное помянутому делу англичанскому.

15) Да надлежало же сим требователям и на себя за преступление хотя штраф какой положить. Не положили никакого. Государыню самодержавию лишив, лишить намерены и короны за преступление: а себя ни суду, ни наказанию не поддали, и потому на свою компанию самодержавие перенесли. Где такие контракты делаются и между равными, не то что между подданными и государями? Нельзя сказать, что они, как и все прочие, подлежали бы наказанию по прежним уложениям: понеже в переменной владетельства форме, не мощно бы знать, что осталось непремененное, и надлежало им о том помянуть. А если бы когда все они на некое зло согласились (а так малому числу согласиться нетрудно), кто бы их в так твердой властительской крепости достать возмог? Государыня, как то они же узаконяли, ничего важного без их соизволения делать не могла бы: то кольми бы паче не могла соцарствующих себе казнить или наказывать без их же соизволения, а на то их соизволения долго бы, чаю, дожидаться.

16) К так дерзкой и бесстудной обмане придали еще они же господа явственно тиранское насильствие. Ибо не только, слышав Ее Величества приход, опять дороги оружными заставами заключили, будто бы неприятель на нас шел, и опасаться бы, дабы кто к нему не перекинулся, но еще и всякими угрожения тем, которых думали себе в том противных, претили и знатных персон арестовали, и одного из них кавалерии обнажили. Чего как никто, кроме государей и отнимать не может. И тако они, господа, всячески в дела царской власти вступить не усумнилися. И такой по Москве страх был, что ныне, как дело их затеечное упразднилось, один другого взаим поздравляют, аки бы самих себя воскресением своим.

17) Напоследок что и се, что и в дороге везли Ее Величество, слово в слово как бы пойманную зело виноватую персону: необычною скоростию, нимало не опасаясь нарушения здравия Ее, и в одних с нею санях сидели, и, что горшее, приехав в Москву, за караулом, почитай, держали, сами во дворце дненощно, аки бы в другой свой дом переселясь, пребывая и ни с кем Ее Величество не допуская поговорить без своего их присутствия. И когда сие в государстве нашем бывало? И да помыслит всяк, для чего так делалось.

18) Слышно же, что они же, господа, формовали форму присяги иную, от показанной февраля 20-го дня; и иную форму объявить они и их секретари должны, чтоб и вяще еще умыслы их увидеть можно.

19) Не надобно и сего умолчать, что некоторыми из них же фамилий и компании превеликие скарбы из дворцовой государевой казны похищены. А прочим им не могло то быть неизвестно. А однако, к тому не оспорено, за страх или не ведомо для чего. Какого же от них ожидать было полезного обществу правления?

Сие же все видя, да рассудят прочие Ее Величества верные подданные и добра народного рачители, каковым именем толь страшное умышление и действие назвать надлежит, и чего оно достойно, и каковое впредь от таковых затейщиков подобает иметь опасение, как всем нам, так и самой Ее Величества государыне милостивейшей.