Читайте также
Жак Иоахим Тротти маркиз де ла Шетарди
Шетарди (1705–1758) происходил из итальянской семьи из Турина. Матушка его (урожденная Монтале-Вильбрейль, из старинного, но совершенно обедневшего рода) была известна в основном своими похождениями, которые не раз становились
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{59}
С.-Петербург, 25 октября (5 ноября) 1740 года
(…) Герцог Курляндский, расточая, подобные милости всякого рода, утверждает, кроме того, свою власть и принудительными мерами. Внимание, которого герцог Брауншвейгский мог бы, по-видимому, ждать
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{60}
С.-Петербург, 1 (12) ноября 1740 года
(…) Полагают, что в гвардии Преображенского полка составился заговор; это первый полк, и командует им граф Миних. Цель заговора, как присовокупляют, состояла в убийстве герцога Курляндского и
Де ла-Шетарди – Людовику XV{63}
С.-Петербург, 10 (21) ноября 1740 года
Ваше величество, события только что оправдали мнение, которого я держался, что раз явится насилие, каким бы образом ни смотрели на то, что произошло 29 октября, то всякое положение, приобретенное силой,
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{74}
С.-Петербург, 7 (18) марта. 1741 года
(…) Высокомерие фельдмаршала графа Миниха, без сомнения, начало снова отдалять от него принца Брауншвейгского. Граф Остерман сумел воспользоваться тем временем, когда этот принц посещал его, чтобы
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{78}
С.-Петербург, 23 декабря 1740 (3 января 1741 года)
(…) Что удивило меня – и я не один, заметивший это, – Правительница следовала непосредственно за гробом царицы [Анны Иоанновны], принц Брауншвейгский шел за нею, а принцесса Елизавета
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{80}
С.-Петербург, 6 (17) января 1741 года
(…) Нолькен, с которым я виделся вчера вечером, как я уведомлял вас в последнем письме, представил мне вполне достоверное и точное сообщение о своем свидании с принцессой Елизаветой. Еще раньше этого
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{81}
С.-Петербург, 3 (14) февраля 1741 года
(…) Она сообщила мне, что во время пребывания ее за городом она устраивала обеды офицерам Ростовского полка-, находящегося по соседству на постое, и готовность этого полка служить ей обнаружилась
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{82}
С.-Петербург, 14 (25) февраля 1741 года
Судя по заявлению графа Гилленборга Нолькену, Швеция, по-видимому, готова сосредоточить внимание на замысле, интересующем принцессу Елизавету. По крайней мере, вероятно, что случай этот окажется
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{83}
С.-Петербург, 28 февраля (11 марта) 1741 года
(…) Хотя вы нашли уместным, чтобы я выказал несколько большую готовность по поводу первых заявлений принцессы Елизаветы, я был крайне озабочен мерами предусмотрительности, которые вы мне
Де ла-Шетарди — Ж.-Ж. Амело{84}
С.-Петербург, 21 апреля (2 мая) 1741 года
М. г., если бы опыт, приобретаемый с течением времени, и то, что принято везде в других государствах, могло найти здесь какое-либо применение, то я считал бы значительным промахом, если бы пренебрег
Ж.-Ж. Амело – де ла-Шетарди{85}
Версаль, 26 октября (6 ноября) 1741 года
Я сильно опасаюсь, м. г., чтобы так называемая партия принцессы Елизаветы не оказалась порождением фантазии. Именно теперь или никогда она должна бы проявиться. Если ей необходимо присутствие
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{86}
С.-Петербург, 14 (25) ноября 1741 года
(…) При свидании с ней[99] в прошлую среду я подвергся настойчивым расспросам с ее стороны относительно одного пункта, а именно по поводу ссуды, которую она просила Е. В. ей выдать. «Итак, – сказала она
Де ла-Шетарди – Ж.-Ж. Амело{87}
С.-Петербург, 24 ноября (5 декабря) 1741 года.
(…) Если партия принцессы не порождение фантазии (а это я заботливо расследую, обратившись к ней с настойчивым расспросом), вы согласитесь, что весьма трудно будет, чтобы она могла приступить к
Де ла-Шетарди – Людовику XV{90}
С.-Петербург, 26 ноября (7 декабря) 1741 года
Ваше величество, два обстоятельства, мало значащие сами по себе, только что ускорили наступление переворота, который, возвратив Россию самой себе и побудив ее вернуться к своему естественному