Начало процесса европеизации
Начало процесса европеизации
Первое столетие пребывания сербов под властью христианских государей характеризовалось мощной динамикой. Это особенно наглядно проявляется в сравнении начального периода переселения — на разоренную и практически пустую территорию — со случившимся в конце века демографическим и экономическим подъемом, а также усилением процесса урбанизации. В 1791 г. численность сербов, увеличивавшаяся синхронно с остальным населением монархии Габсбургов, составляла уже 650–680 тысяч человек.
За это время изменились условия жизни всех слоев общества, вне зависимости от облика власти. Перемены коснулись облика жилищ, одежды, питания, развлечений и форм социализации. Именно тогда весь мир начал стремительно меняться. Не обошел данный процесс и сербов. Импульсы к тому шли с разных сторон: сверху — от правящих кругов и аристократии, и со стороны — из других национальных сообществ; их посылали города со своим этнически смешанным населением сыграли свою роль и собственные традиции, адаптирующиеся к новым условиям.
Сохранившиеся документы того времени свидетельствуют, что сербы, избегавшие всего, что угрожало их национальной самобытности и вере, были открыты к новшествам. На примере образования и школьного дела хорошо видно, как они воспринимали, адаптировали и использовали в интересах собственного национального развития нововведения и иностранный опыт.
Язык, православная вера, исторические традиции и самосознание являлись той прочной базой, на которую сербы опирались, продолжая обучение в «немецких школах» и поступая в латинские школы и университеты. Оказалось также, что навыки и образовательные методы того времени могли с пользой применяться и для воспитания священников в богословских школах, и для распространения религиозной морали среди народных масс.
Так же как и школа, ряд других новшеств, дотоле неизвестных, был воспринят сербами и поставлен ими на службу народному прогрессу. Иерархическая структура и институции, ранее ведомые только узкому кругу иерархов, ныне пронизывали как всю церковную организацию, так и светское общество, привнося стройность и порядок в отношения между людьми и учреждениями. Даже рост бюрократии, характерный для Австрии XVIII в., оказался фактором развития сербского общества, подтолкнув составные его элементы — городские магистраты, церковные общины и школьные фонды — к артикуляции собственных потребностей и интересов, самостоятельному решению имевшихся проблем. Деятельность социальных институтов способствовала развитию чувства коллективизма, осознанию приоритета общественных ценностей по отношению к интересам отдельной личности.
Начиная с этого времени сербы, осознающие себя как «национ» или «нацию», представляли собой уже не однородную массу верующих и воинов, а сложный конгломерат, состоящий из множества элементов, которые объединены глубоким и развитым представлением о собственной индивидуальности и об отличиях от всех прочих.
К моменту, когда народное благосостояние выросло настолько, что сербы стали задумываться о строительстве и убранстве собственных церквей, они уже не могли копировать облик далеких средневековых памятников. И вскоре на смену скромным полудеревянным церквам-избам, подобным тем, что возводились при турках, пришли масштабные барочные строения. Новые храмы представляли собой в плане прямоугольник с полукруглой апсидой на восточной стороне и с высокой колокольней на западной. В центре располагалась символическая имитация купола, напоминавшая о византийской традиции. Северные сербские городские сообщества (Сентандрея, Буда, Сегедин, Сечуй) первыми восприняли новый архитектурный стиль, который получил «официальный» статус после постройки двух церквей при митрополичьем дворе в Карловцах. Этому примеру последовали города, а позже и села. Поражает количество сохранившихся с XVIII в., а также документально описанных храмов, разбросанных от Триеста и Риеки до Буды, Сентандреи, Арада и Темишвара.
Построенным ранее в Среме монастырям также придавались барочные черты. Новый стиль нашел применение не только в архитектуре, но и в иконописи, в убранстве внутреннего пространства церквей (иконостасы, церковные сосуды, мебель и др.). Развивается графика, в которой выделяются свои выдающиеся мастера — Христофор Жефарович (ок. 1700–1753) и Захария Орфелин (1726–1785). Появляется большое количество иконописцев и портретистов разной степени подготовленности и таланта. О выросших культурных запросах сербов говорит и тот факт, что нередко произведения архитектуры, графики и прикладного искусства они заказывали у иностранцев.
Существенные и быстротечные изменения, которым подверглись письменный язык и образование, а также условия развития церковной жизни, привели к отказу от некоторых традиций старины, к каковым относились старый язык древних церковных книг, а также средневековые каноны церковной архитектуры и украшения храмов. Несмотря на бедность и примитивизм наследия времен турецкого владычества, австрийские сербы старались не порывать связи с прошлым. Отказываясь от старины в повседневной житейской практике, они постоянно возвращались в духовном плане к собственным корням — своим старым святителям и правителям, церкви и государству, уничтоженному турецким завоеванием.
Еще до появления книг о сербской истории, отцы церкви постоянно напоминали, посредством изображений и символов, что являются наследниками славных святых предшественников — святых Симеона и Саввы, святого мученика князя Лазаря и других святых правителей, издавна считавшихся посредниками и заступниками за свой род перед Христом и Богородицей. Многочисленные гравюры, монастырские и церковные ведуты содержали изображения святых защитников сербов. В русских книгах они не упоминались, и поэтому митрополия, дабы не предать их забвению, в 1761 и 1765 гг. опубликовала «Србляк» — агиографическое и церковно-служебное издание. О сербских святителях напоминали изображения на иконостасах, а также посвященные их памяти обязательные церковные праздники, введение которых совпало с усилиями власти по сокращению католических праздников. Согласно обычаям того времени, митрополия имела свои геральдические символы, которые, как считалось, восходили к Сербскому царству, — двуглавый орел, крест с четырьмя буквами С, корона и др.
Сербское барокко. Соборная церковь Митрополии в Сремских Карловцах, построена в 1758–1762 гг., фасад реставрирован в XIX в. Фото Д. Тасича
Ожившая история: Святой Савва окружен сербскими святыми (гравюра X. Жефаровича и Т. Месмера, Вена, 1741 г.)
Изучение истории в то время имело практический смысл, поскольку все чаще приходилось апеллировать к историческим аргументам при защите своей идентичности. Для этого уже не хватало устной эпической истории и фрагментарной агиографической традиции, поэтому даже среди иностранцев сербские иерархи искали потенциальных авторов для написания сербской истории (1711, 1728). Эти поиски увенчались успехом лишь в 1765 г., когда в Венеции было опубликовано первое краткое историческое произведение под названием «Краткое введение в историю происхождения славяносербского народа», написанное Павлом Юлинцем. В момент издания этой брошюры другой выдающийся сербский автор — Йован Раич завершал работу над своим гораздо более объемным и амбициозным произведением, получившим название «История разных славянских народов, особенно болгар, хорватов и сербов» (в четырех томах) и увидевшим свет только в 1794–1795 гг. Научная, основанная на документах работа, написанная в соответствии с историографической традицией того времени, связала сербскую историю с античностью и эпохой переселения народов, вписав ее в контекст европейской истории. Вплоть до 70-х годов XIX в. труд Раича был главным источником знаний о прошлом сербского народа[26].
Обогащение и углубление исторических знаний, переход от агиографии и эпоса к основанной на источниках научной историографии служили отражением общего процесса формирования сербской культуры Нового времени, в основе которого лежало «взаимодействие» образованных авторов, типографий и читающей публики. Облик последней вырисовывался из списков подписчиков, предварительно вносивших плату за публиковавшиеся книги.
Широкому кругу читателей предназначались выходившие с 60-х годов месяцесловы — календари с полезными и развлекательными статьями, объявлениями и практическими советами. Ту же функцию, только на более высоком уровне, выполняли периодические издания: «Славяносербский магазин» (1768, Венеция. Опубликован всего один номер); «Сербская (повседневная) газета» (1791–1792, Вена); «Славяносербские ведомости» (1792–1794, Вена. Еженедельное издание).
Такому сотрудничеству авторов и издателей сербское общество было обязано появлением важных интеллектуальных «инструментов» — грамматических справочников и словарей иностранных языков (латинского, 1765, 1766; немецкого, 1772, 1774, 1780, 1791, 1793; венгерского, 1795; французского, 1805); учебника славянской грамматики, правописания и «правоглаголенья» (1793, 1794); каллиграфии (1776, 1778, 1795). На славяносербском языке издавались различные профессиональные пособия— для священников и протоиереев (1747, 1787), учителей (1776, 1782, 1787); практические рекомендации: советы по написанию заявлений и прошений (1785, 1796), а также правила этикета (1794) и поваренная книга (1805). Выходили пособия для практической жизни: справочник сельской молодежи (1772), инструкция для сеятелей табака (1790). «Опытный винодел» (1783) вышел из-под пера энциклопедически образованного Захария Орфелина.
Ранняя периодика: первая страница газеты «СЛАВЕННО-СЕРБСКIЯ ВЕДОМОСТИ», номер от 3 августа 1792 г.
Роль печатного слова для сербов, живших во второй половине XVIII в., может быть оценена по его использованию в деле распространения официальной информации, с одной стороны, и по присутствию в области бытовой литературы — с другой. Публикуются не только тексты «привилегий» правителей, но и законы, многочисленные постановления, касавшиеся как всей страны, так и Военной границы, в частности: регламенты, монастырские кодексы, урбарии отдельных поселений и др. Все вышеперечисленные документы печатались на славяносербском языке, а зачастую и на двух языках одновременно — по-сербски и по-немецки. Печатный станок использовался даже для распространения приглашений на публичные школьные экзамены!
С другой же стороны, выпускалась развлекательная литература. Во второй половине XVIII в. сербам стали доступны романы: «Велизарий» Жана Франсуа Мармонтеля (1776) и «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо (1799); позже «Кандор, или Откровение египетских тайн» (1800), открывшие целую череду сентиментальных романов, появившихся в следующие десятилетия. В то время рождалась и литература, адресованная детям, в частности: «Назидательный магазин для детей» Жанны-Марии Лепренс де Бомон (1787, 1793. В четырех частях). Публиковались и театральные произведения: «Торговцы» Карло Гольдони (1787), «Трагедия Уроша V», написанная для школьного театра Козачинским и обработанная Йованом Раичем (1798). В течение столетия вышло более 400 печатных единиц, среди которых помимо церковно-обрядных книг, христианских религиозных наставлений, молитвенников была и сербская поэзия, написанная различными размерами и стилями.
Объемная и разнообразная издательская деятельность, продукция которой во многом состояла из переводов и адаптации, была бы невозможна без переводчиков и авторов, рожденных в сербской среде и претендовавших на то, чтобы оказывать на нее влияние. Эти своеобразные интеллектуальные посредники, как, впрочем, и другие образованные сербы, воспринимали современные идеи, в том числе те, что оспаривали правомочность современного государственного устройства, призывая к переменам и даже переворотам. Так, в последнее десятилетие XVIII в., посредством солдат и офицеров, в сербскую среду проникали из Франции революционные лозунги «свободы, равенства, братства». Но все-таки идеи просвещения, которые популяризировались в сочинениях сербских авторов, оказывали гораздо большее воздействие на общество; с радикальными же взглядами Вольтера и Бейля был знаком узкий круг образованных лиц, не исключая иногда и митрополитов. Широкую известность снискали произведения Захарии Орфелина, Досифея Обрадовича (ок. 1740–1811), Алексия Везилича (1743–1792), Йована Мушкатировича (1743–1809), Атанасия Стойковича (1773–1832) и др.
Они переносили на сербскую почву немецкий вариант просвещения, в котором акцент делался не на революции или перевороте, а на исправлении мира в процессе духовного самосовершенствования и просвещения личности. Сербские просветители, и в первую очередь Д. Обрадович, с позиции разума и добродетели обличали не только недостатки отдельных людей, но и общественные институты, дурные обычаи и суеверия. Критические стрелы направлялись и в адрес монастырей, алчного духовенства, безграмотных монахов. При этом основы веры оставались неприкосновенными. Идеалом считалась умеренная набожность и добродетель в сочетании с просвещенностью, которую возвеличивали даже епископы и православные богословы, подобно Йовану Раичу.
Однако к концу века сербская элита разделилась. Раскол произошел не только по вопросу об отношении к реформам, осуществляемым абсолютистской властью, но и в связи с актуальными политическими проблемами. Проявлением культурной зрелости и выросшего самосознания следует считать дискуссии и выступления на Темишварском соборе 1790 г., показавшем, что во время антиабсолютистского восстания, вспыхнувшего после смерти Иосифа II, сербы не желали мириться с участью объекта спора и дележа между Веной и венгерскими сословными институтами. Единодушные в стремлении быть активным субъектом политики, они разделились на две группы — одни, апеллируя к «привилегиям», требовали признания Баната своей территорией, другие же выступали за придание «привилегиям» статуса закона Венгерского королевства и за право сербов быть представленными в Венгерском саборе. Анализируя свое положение, первые полагали, что являются народом «в идейном смысле», ибо не имеют своей территории. Вторые считали главным недостатком отсутствие «благородного» дворянского правящего класса. Однако общее соотношение сил не изменилось. Что хорошо видно на примере Иллирской дворцовой канцелярии, основанной вначале 1791 г. по настоянию сербов, но уже в июне 1792 г. упраздненной под давлением венгерских сословных институтов.
В XVIII в., в результате соприкосновения с христианским миром, сербы создали богатую и разностороннюю культуру, доставшуюся в наследие следующим поколениям. Многочисленность и институциональная организованность, а также образовательный уровень сербского населения в империи Габсбургов позволили ему воспринять и развить это наследие. Постепенно оно становилось доступным и жителям собственно Сербии, вступившей в 1804 г. на путь освобождения.