Сербы и Сербия в революции 1848–1849 гг.

Сербы и Сербия в революции 1848–1849 гг.

В последнее десятилетие XVIII в. на фоне всеобщего отторжения, вызванного абсолютистской политикой Габсбургов, особенно заметными становятся усилия венгерской аристократии, сумевшей добиться значительных успехов. Так, была упразднена просуществовавшая всего год и четыре месяца Иллирская дворцовая канцелярия, полномочия которой унаследовала Венгерская дворцовая канцелярия. Венгерское королевство вернуло себе власть над всеми входившими в его состав областями, за исключением Военной границы. Сербы отныне подчинялись венгерским сословным органам. Их права больше не опирались на дарованные абсолютным монархом «привилегии», а были облечены в форму закона, принятого конституционным органом (законодательная статья № 27 от 1791 г.). Наследие «привилегий» нашло отражение в ситуации, сложившейся в результате принятия в 1779 г. Декларатории — второй, дополненной редакции Регуламента. Символом равноправия сербов с другими подданными стало включение в состав верхней палаты Венгерского сабора православных епископов во главе с митрополитом. Те, кто олицетворял автономность жизни сербского народа, теперь вошли в структуру сословного государства. Для сербов это означало, что лишь церковные иерархи стали частью механизма государственной власти.

Центр культурной жизни сербов перемещался вслед за центром политическим. Сербские книги теперь печатались преимущественно в Буде и Пеште, а уже затем в Нови-Саде. Сербские интеллектуалы, которых в Пеште оказалось больше, чем где бы то ни было, в 1826 г. основали общество Матица Сербская. До 1864 г. в Пеште выходило его издание «Летопись» (первоначальное название «Сербские летописи»). Здесь же выпускались газеты «Сербский народный лист» (1835–1847) и «Сербская пчела» (1830–1841).Влияние сербской печати усиливалось по мере того, как с 1840 г. в разных городах стали открываться сербские читальни. Тогда многие формы общественной и светской жизни (театральные представления, балы, салоны) стали обретать национальные черты.

Росла численность сербского населения, о чем свидетельствуют уже тогда известные сведения:

1797 г. — 667 247

1821 г. — 750 379

1847 г. — 896 902

Доля сербов, проживавших на территории Военной границы, в общей численности сербского населения постоянно росла. В 1797 г. Военную границу населяло 48% всех сербов, а в венгерском Провинциале их численность составляла 51,62%. В 1821 г. соотношение было: 48,9–51,08, в 1847 г.: 53,6–46,33. Заметным было и территориальное перемещение — сербское население мигрировало в южном направлении. Имеющиеся в нашем распоряжении точные данные, а также свидетельства современников говорят о том, что количество сербов, проживавших в крупных городах на севере, сократилась: так, в Сентандрее к 1843 г. их стало меньше на треть; про Эгер и Буду известно, что здесь сербов просто стало меньше; в Острогоне в 1839 г. осталось всего 50 сербов; такая же ситуация сложилась в Дъере и Коморане. В Байе сербское население страдало от наводнений и пожаров. А вот в Мохаче и Сегеде количество сербов не менялось.

В первые десятилетия XIX в. жизнь текла по старому руслу. В 1805 и 1813 гг. были приняты цеховые законы, а Основной закон Военной границы (граничарский закон) от 1807 г. отменял прежнюю кантональную систему. После окончания Наполеоновских войн наступил период мира и стабильности. Сложились условия для восстановления экономики.

По сравнению с XVIII в. сербское общество теперь гораздо меньше занимала «большая политика». Роль соборов сводилась лишь к избранию митрополитов (1837, 1842). Гораздо больше сербов занимало то, что происходило внутри самой Сербии. Они оказывали разнообразную помощь восставшим, а после их поражения в 1813 г. приняли волну беженцев. Позднее, вправление князя Милоша, в Сербию отправились многие образованные люди, занявшие важные посты, прежде всего в школах, а также в административных и культурных учреждениях.

В первое десятилетие правления Милоша в сербских городах действовало 16 школ, число которых уже в 1835 г. увеличилось до 62. В них преподавало 70 учителей, 50 из которых прибыло из Империи. В 1835 г. в Крагуеваце открылась первая гимназия, а в 1838 г. в Белграде еще одна. Великая школа, или Лицей, начала действовать в 1838 г.; духовная семинария (так называемая Богословия) была открыта в 1836 г. А еще год спустя была основана Военная академия.

Важным культурным событием стало открытие в Белграде Княжеской типографии, оборудование для которой в 1831 г. было куплено в России. В 1833–1835 гг. типография находилась в Крагуеваце, куда на некоторое время была перенесена столица. Помимо официальных изданий, прежде всего газеты «Новине србске» (с 1843 г. «Србске новине»), а также школьных учебников в типографии печатались литературные произведения, книги на иностранных языках, в частности на болгарском. Газета «Србске новине» имела приложение «Подунавка» (1843–1848), а еще ранее выходили и другие альманахи: «Забавник» (1834–1836), «Урания» (1837–1838), «Голубица» (1839–1844) и др.

После многочисленных попыток было создано в 1841 г. Общество сербской словесности, цель которого состояла в развитии языка и науки. Однако свою деятельность оно начало только после смены династий. Руководителями всех вышеперечисленных учреждений культуры, а также преподавателями Лицея и членами Общества являлись сербы из Габсбургской монархии. Среди них были выдающиеся писатели: Йован Стерия Попович (1806–1856), Димитрие Тирол (1793–1857), Атанасие Николич (1803–1882), Йован Стеич (1803–1853), Сима Милутинович-Сарайлия (1791–1841). В то же время известный путешественник Йоаким Вуич (1772–1847) заложил основы сербского театра. В 1813 г. в Пеште он организовал первое сербское театральное представление, а в 1834 г. стал директором Княжеского сербского театра.

Деятельность образованных сербов из Австрии, способствовавшая усилению связей между отдельными частями разделенного народа, имела и свою обратную сторону. Сербов-пречан было много среди армии непопулярных чиновников режима уставобранителей. Отторжение, испытываемое жителями Сербии к ним, нашло отражение в оскорбительном прозвище немачкари.

Процесс распространения культурных достижений из одной среды в другую не осуществлялся автоматически. В атмосфере своеобразного диалога культур выбиралось то, что могло быть адаптировано к условиям Сербии. Показательным примером служит литературно-языковой вопрос. Так, в Сербии отсутствовала традиция употребления славяно-сербского (русско-славянского) языка, привносимого выходцами из Австрии. Ставший официальным язык вызывал полемику и возражения, со временем становившиеся все более острыми. В последние десятилетия XVIII в. громко зазвучали голоса в пользу языка, который понимали бы все, а не только образованная элита общества. Появились альтернативные проекты, авторство которых принадлежало в основном выходцам с периферии сербского ареала. В первую очередь следует упомянуть Савву Мркаля (1783–1833), в одной из своих работ (1810) критиковавшего действовавший алфавит и предлагавшего его заменить в соответствии с принципом: «Пиши, как говоришь». Наиболее активную роль в движении за реформу языка сыграл выходец из повстанческой среды Вук Стефанович Караджич (1787–1864)— писатель, знаток народной жизни, языка и фольклора, составивший грамматику и словарь народного языка. Находившийся под влиянием европейских филологов, прежде всего, венского слависта Йернея Копитара (1780–1844), Караджич выступал с критическими работами, посвященными языковой проблеме. В результате он настроил против себя церковь, образованных людей и многих современных ему писателей, а также власти Княжества. Караджича поддерживала лишь образованная европейская профессура и сербская молодежь, понимавшая, что демократический потенциал, заключенный в народном языке, послужит превращению его в общедоступное средство коммуникации.

Полемика по языковому вопросу все более приобретала политическое значение благодаря распространенному в то время представлению о том, что язык является критерием национальной принадлежности. Сумев добиться успеха в своем сопротивлении абсолютистской политике венского двора, венгерские правящие круги всеми силами стремились превратить многонациональное по своему характеру, как и сама Империя, Венгерское королевство в национальное государство венгров. С 1830 г. это стремление выразилось в принятии так называемых языковых законов, на основании которых венгерский язык получал статус официального. Употребление венгерского языка стало обязательным как в общественной жизни, так и в школьном образовании. Даже церковно-приходские книги надлежало составлять по-венгерски, что тем самым должно было отразиться на выборе имен для новорожденных. Подобные меры вызвали жесткий отпор со стороны всех невенгров и зарождение Иллирийского движения в Хорватии, в котором участвовали сербы не только из Хорватии, но и из Южной Венгрии.

^{Карта 6.2. Сербская Воеводина 1848 г. и 1849–1860 гг.}

^{1. Границы Воеводины, заявленные в мае 1848 г. 2. Воеводина и Банат 1849–1860 гг. 3. Территория военной границы.} 

В отношении сербов языковая проблема имела еще одну сторону. Было очевидно, что употреблению языка, усвоенного в процессе образования, можно было легко воспрепятствовать, перекрыв доступ к источнику этого образования. С народным языком, на котором говорило двухмиллионное население, справиться подобным образом вряд ли бы удалось. В то же время, согласно распространенному еще в XVIII в. представлению, сербская народная идентичность была защищена «привилегиями», которые получила на только сама церковь, но и ее паства. Это обстоятельство подкрепляло тезис консерваторов о том, что отказ от церковного алфавита и языка церковных книг равнозначен предательству. Подобных обвинений удостаивались сторонники языковых реформ, которые подвергались особой критике за заимствование латинской буквы j. Отказ от русско-славянского языка грозил отдалением от православной России, что также считалось весьма опасным.

С другой стороны, принятие народного языка в качестве образовательной и литературной основы упростило бы задачу взаимоотношений и оказания влияния на сербов, остававшихся под властью турок. Тем самым открывались бы пути и для южнославянской интеграции, в частности для сближения с хорватами. Политические аспекты языковой и орфографической проблемы редко обсуждались открыто, но влияли на побудительные мотивы каждой из сторон, участвовавших в полемике. О победе реформаторского направления возвестило появление молодых авторов — поэта Бранко Радичевича (1824–1853) и филолога Джуры Даничича (1825–1882), которые народным языком и в соответствии с орфографией В. Караджича создали произведения, оказавшие влияние на их современников и потомков. В печатавшихся книгах появились новый алфавит и орфография, хотя официально они будут утверждены лишь после смерти Вука.

В самый разгар обсуждения сербами литературно-языковых проблем революционная волна, прокатившаяся по всей Европе, захлестнула Вену, а затем и всю страну. Уже 15 марта 1848 г. в Пеште была сформулирована венгерская революционная программа, состоявшая из двенадцати пунктов. Содержавшиеся в ней требования гражданских свобод, упразднения крепостной зависимости и феодальных повинностей встретили всестороннюю поддержку. В разных местах и с разной степенью силы революционные волнения охватили сербов, не имевших своей столицы. Поначалу выступления носили социальный характер. Сербские крестьяне восставали против власти монастырей, а в некоторых городах (Земуне и Панчево) низложение ненавистных административных органов сопровождалось насилием и грабежами. Повсюду выдвигались характерные сербские требования. Наиболее важные, хотя тогда еще умеренные, были сформулированы в Пеште и Нови-Саде. Главное внимание уделялось защите уже достигнутых завоеваний. Речь шла о гражданском равноправии, свободе вероисповедания, свободе употребления языка, самостоятельности в деле школьного образования. Сербы небезосновательно опасались лозунгов о политически едином народе и о единственном — венгерском — «дипломатическом» языке. Со своей стороны венгры, особенно националисты-радикалы во главе с Лайошем Кошутом (1802–1894), испытывали беспокойство по поводу любых центробежных устремлений, прежде всего территориально-автономистских. Переговоры венгерских революционных властей с сербами, тогда еще не выдвигавшими требования автономии, не только не устранили, а, наоборот, усилили взаимное недоверие. В начале апреля 1848 г. в разговоре с делегацией новисадских сербов Кошут в ответ на предостережение о том, что сербы могли бы потребовать автономии и у противоположной стороны, заявил: «В таком случае нам придется скрестить мечи».

Слухи о разногласиях с венграми и прежний печальный опыт навязывания венгерского языка стали причиной жестокого сопротивления. Во многих городах (Нови-Сад, Кикинда, Бечей, Бечкерек, Вршац) сжигались церковные книги и документы, написанные по-венгерски. Громко зазвучали требования о предоставлении сербам собственной территории и о назначении воеводы. Возбужденная толпа, которой предводительствовала студенческая и школьная молодежь совместно с прибывшими из княжества сверстниками, заставила митрополита созвать Народную скупщину в городе Сремски-Карловци, хотя власти соглашались только на проведение народноцерковного собора в Темишваре в присутствии королевского комиссара.

Двенадцатого — четырнадцатого мая (1–3 мая по Юлианскому календарю) на Карловацкой скупщине, которая вылилась, по сути, в массовый митинг, были приняты решения, повлекшие за собой серьезные последствия. Провозглашалось создание Сербской Воеводины на территории Срема, Бараньи, Бачки и Баната (включая часть Военной границы и дистриктов). Как говорилось в манифесте, новосозданная Воеводина вступала в «политический союз… на основе свободы и полного равноправия с Триединым королевством Хорватии, Славонии и Далмации». Формировался Народный комитет как орган, подотчетный скупщине. Признавалась валашская народная идентичность, что должно было предотвратить проявления недовольства со стороны многочисленных румын, проживавших на территории, которая была подчинена в церковном отношении Карловацкой митрополии. Митрополит Иосиф Раячич (1785–1861) провозглашался патриархом, а полковник Стефан Шупликац (1786–1848), находившийся в это время на фронте в Италии, — воеводой.

Решения Майской скупщины носили революционный характер, поскольку в них были озвучены требования низов общества по переустройству монархии. Без санкции законодательных органов был создан новый административно-территориальный элемент в сложной структуре пошатнувшейся Империи. Однако поскольку в то время венский двор во всем попустительствовал венгерскому правительству, решения Майской скупщины не были признаны.

Вожди сербов могли рассчитывать только на поддержку Хорватии, которая также оказывала сопротивление венграм. Патриарх Раячич принял участие в церемонии вступления в должность Йосипа Елачича, избранного баном без согласия Пешта и не сразу признанного Веной. Сербов Воеводины призывали к сотрудничеству с хорватами и власти Сербии, у которой, как у вассального государства, были связаны руки. Однако, это не помешало ей активно участвовать во внутрисербских делах. С одной стороны, руководствуясь принципиальными соображениями, Белград выступал в роли центра объединения «сербских народов», что и предусматривала сербская политическая программа «Начертание» (1844). С другой стороны, в узкодинастических интересах следовало держать движение сербов Воеводины под контролем, дабы не допустить роста влияния Обреновичей и их сторонников.

Уже во второй половине мая были образованы окружные и местные комитеты — органы новой власти. В преддверии столкновений с венграми вооружалась «народная армия», организовывались военные лагеря. В начале июня, когда Военная граница была передана в управление венгерскому правительству, силы сербов пополнились граничарами и офицерами, не желавшими мириться с таким решением.

Первое вооруженное столкновение произошло под городом Сремски Карловци 12 июня, когда был разбит отряд, направленный из Петроварадина с целью разгона «бунтовщиков». Для переговоров венгерское правительство направило королевского комиссара — графа Петра Черноевича. Потомку патриарха удалось усмирить начавшиеся в Нови-Саде волнения. Кроме того, ему удалось заключить перемирие на десять дней — на время проводившихся венгерскими властями выборов. Однако в начале июля вспыхнули боевые действия, длившиеся целый год — вплоть до капитуляции венгров перед русскими войсками в августе 1849 г. Главной ареной противостояния были Шайкашка и Банат, в которых отдельные города по нескольку раз переходили из рук в руки. При этом главной жертвой стало гражданское население. Лишь через двадцать лет численность сербов в Бачке и Банате достигла уровня 1848 г. Большую помощь добровольцами и боеприпасами сражавшимся за Воеводину оказывала Сербия. Одновременное противостоянием на полях сражений, развивавшимся с переменным успехом, обострился конфликт и внутри сербского руководства. Последнее разделилось на сторонников патриарха Раячича и «вождя» либерального крыла сербов Георгия Стратимировича (1822–1908).

Ситуация в стране изменилась с началом осени, когда венский двор, решив вопрос с Италией и Чехией, вступил в борьбу с венгерскими властями. Бан Елачич, которому были возвращены его полномочия, сначала двинулся на охваченную новой революционной волной Вену, а затем и на Буду. Воевода Шупликац вернулся из Италии и вступил в должность, что на короткий срок приостановило внутрисербский конфликт. Двор намекал на возможность признания решений Майской скупщины, а также согласился с присвоением Раячичу и Шупликацу титулов патриарха и воеводы. Одновременно Вена взяла под свой контроль национальное движение сербов. Армия стала называться «королевским австросербским корпусом», хотя до весны 1849 г. австрийские регулярные части к сербам не присоединились. Тихой реставрации власти Габсбургов способствовал патриарх, отстранявший от руководства движением демократически настроенные элементы. Поддержку патриарху оказывал полковник Мейерхофер, бывший австрийский консул в Сербии, возглавивший армию после внезапной смерти Шупликаца.

Октроированная, то есть жалованная императором, имперская конституция, объявленная 4 марта 1849 г., предусматривала, что «Воеводство Сербия» получит устройство, «которым будет подтверждена его церковь и народность на основе старых “привилегий” и императорских указов». Таким образом, гарантией будущего становилось прошлое сего «привилегиями». Завершающий период войны — от провозглашения независимости Венгрии и свержения Габсбургов (апрель 1849 г.) до поражения венгров в августе 1849 г. — отмечен тяжелыми испытаниями, выпавшими на долю сербов Воеводины. Вытесненные из Бачки и Баната, они опять обратились с просьбой о помощи к Сербии, поскольку она уже отозвала в марте 1849 г. своих добровольцев. В июне верные венгерскому правительству офицеры, засевшие в Петроварадинской крепости, подвергли разрушительному обстрелу Нови-Сад. Не смотря на трудности венгерские власти оказывали военное давление на сербские позиции. Кровопролитные бои шли в Шайкашке и Банате даже тогда, когда в Венгрию вторглись русские войска.

Тем временем полный контроль над уцелевшим руководством сербского народного движения перешел в руки венского двора. А в апреле императорская военная администрация подчинила себе территорию Воеводины, за которую сербы пролили столько крови. Постепенно упразднялись народные органы, а еще раньше от власти были отстранены видные лидеры демократического крыла. Когда императорским патентом от 18 ноября 1849 г. была образована отдельная территориальная единица «Воеводство Сербия и Тамишский Банат», это мало кого порадовало.