После «внезапного» нападения прошло 18 часов 15 минут. 22 июня 1941. 9 ч 30 мин вечера. Москва

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После «внезапного» нападения прошло 18 часов 15 минут. 22 июня 1941. 9 ч 30 мин вечера. Москва

Директива № 3, или Директива Ответного удара

Еще не затихло в мире эхо проникновенной речи Черчилля, а телеграфные аппараты в штабах советских фронтов уже начали принимать новую директиву Кремля. Это была Третья и последняя директива из серии Трех Исторических сталинских директив — ДИРЕКТИВА ОТВЕТНОГО УДАРА.

Большая Игра, которую Сталин вел с Гитлером все последние дни, и которая, на первый взгляд, выявила тактическую победу Гитлера, как оказалось, закончилась СТРАТЕГИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОБЕДОЙ Сталина. Мировое общественное мнение, в лице одного из самых видных своих представителей — британского премьер-министра публично признала факт германской агрессии.

Вопреки всем ухищрениям Гитлера, провокация ГЛЕЙ ВИЦЕ не повторилась, нападение Германии на Россию не удалось оправдать необходимостью превентивного удара. Гитлеровская Германия была разоблачена как агрессор, а Советская Россия признана, как и была на самом деле, жертвой агрессии! Сегодня об этом сказал Черчилль. Завтра об этом будет говорить весь мир.

Настало время нанести задуманный ОТВЕТНЫЙ УДАР по агрессору, удар, который должен стать для него смертельным. И, несмотря на кажущуюся полную катастрофу первых 17 часов войны, у Сталина, несомненно, были и силы, и средства для этого удара. Ведь именно для этой цели основные советские воинские силы — порядка 114 дивизий — были дислоцированы в таком удалении от границы.

Как известно, в двадцатикилометровой приграничной полосе, где теперь по сводкам шли бои, был дислоцирован только первый эшелон прикрытия — всего 56 дивизий. А 52 дивизии второго эшелона и 62 дивизии армии резерва располагались на расстоянии 50— 100 и даже 400 километров от границы. Эта многомиллионная армия, оснащенная новой техникой, только ждала приказа, чтобы двинуться на Запад.

Приказ поступил в войска около 10 часов вечера 22 июня 1941 г.

ДИРЕКТИВА № 3 существенно отличалась от двух предыдущих сталинских директив, и по стилю, и по содержанию. И если первые две директивы носили скорее политический, чем военный, характер, то эта директива представляла собой прямой боевой приказ, в котором были четко установленные задачи для каждого из фронтов.

ДИРЕКТИВА № 3 не была импровизированной — она во многом повторяла тщательно разработанный Генштабом план, представленный Сталину 19 мая 1941 г. Это касалось, в особенности, Юго-Западного фронта, задачей которого, как известно, было нанести мощный концентрический удар в тыл основной группировки противника.

Но главным отличием этой директивы от двух предыдущих был вопрос о границе. И если в ДИРЕКТИВЕ № 1 слово граница вообще не упоминалась, а в ДИРЕКТИВЕ № 2 категорически запрещалось переходить границу, то в ДИРЕКТИВЕ № 3 переход границы уже разрешался. Причем, это «разрешение» было настолько важным, что вопрос о границе был выделен в особый пункт директивы и слово «граница» в нем повторено трижды.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ ВОЕННЫМ СОВЕТАМ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ЗАПАДНОГО, ЮГО-ЗАПАДНОГО И ЮЖНОГО ФРОНТОВ

№ 3, 22 июня 1941

На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей.

ДИРЕКТИВА № 3 подписана, так же как и две предыдущие, Маленковым, Тимошенко и Жуковым. И, несмотря на то, что маршал Жуков после войны отрицал свое участие в подготовке этой директивы, видимо она все-таки готовилась в его присутствии. Как следует из записи в «Тетради лиц, принятых Сталиным», все соратники и военачальники покинули кабинет вождя в этот день в 16.00. Да и сам Сталин пошел отдыхать — ведь он уже больше суток не спал, не ел и только попил чаю.

В то же время документ такого рода не мог быть подготовлен без участия Сталина, а это означает, что ДИРЕКТИВА № 3 должна была быть подготовлена до 16.00! Тем более что в течение последних двух часов, с 14.00 и до 16.00, в кабинете вождя находились все необходимые для этого люди — Шапошников, Тимошенко, Жуков, Ватутин, Ворошилов и Молотов. Что касается Маленкова, которого в это время в кабинете не было, то в его присутствии и не было особой необходимости — Маленков мог поставить свою подпись под директивой и позже.

Таким образом, в 16.00, когда Жуков, Шапошников и Кулик, по приказу Сталина, отправились на фронты, а Сталин пошел отдыхать, подготовка директивы была уже закончена, и Ватутин повез ее в Генштаб.

Приказ же на передачу директивы в войска был получен от Сталина только в 21 час 30 минут вечера, после выступления Черчилля.

И в штабы фронтов ДИРЕКТИВА № 3 поступила около 11 часов.

Вспоминает маршал Баграмян: «Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил мне, что передается новая оперативная директива народного комиссара обороны.

Не дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывками по мере поступления…

Войскам нашего фронта предписывалось: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиацией фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающего на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»

У меня перехватило дыхание! Ведь это же задача невыполнимая!..

Но размышлять было некогда. Схватив документ, бегу к начальнику штаба фронта…»

Через несколько минут у командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса собрались начальник штаба генерал-лейтенант Максим Пуркаев, член военного совета комиссар Николай Вашугин и начальник оперативного отдела штаба полковник Иван Баграмян. Мнения всех присутствующих, кроме комиссара Ватутина, сходились на том, что наступать преждевременно. Причем основная проблема заключалась в дислокации войск — в эти часы все войска второго эшелона прикрытия находились все еще в удалении от границы.

Для участия в контрударе пехоте нужно было пройти около 150— 200 километров, и это должно было занять минимум 5—6 суток! А механизированные корпуса могли сосредоточиться и перейти в наступление не раньше чем через 3—4 суток! Следовало также принять во внимание, что все войска при выдвижении их к границе будут подвергаться ударам германской бомбардировочной авиации, и это еще больше усложнит перегруппировку и ввод войск в сражение.

Маршал Баграмян в воспоминаниях приводит тогдашние слова генерал-лейтенанта Пуркаева: «Получается, что подойти одновременно к месту начавшегося сражения наши главные силы не могут. Корпуса будут, видимо, ввязываться в сражение по частям, так как им с ходу придется встречаться с рвущимися на Восток немецкими войсками.

Произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для нас условиях. Чем это нам грозит, трудно сейчас полностью представить, но положение наше будет, безусловно, тяжелым».

Пуркаев предлагал доложить обстановку в Москву и просить наркома обороны изменить боевую задачу: «Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовывать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине действий фронта. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое, единственно разумное, решение я вижу в создавшейся обстановке».

Вряд ли предложение генерал-лейтенанта Пуркаева было доведено до Москвы, потому что как раз в это время в кабинет командующего вошел прибывший на Юго-Западный фронт генерал армии Георгий Жуков.