№ 8 ВЫСТУПЛЕНИЕ Н.С. ХРУЩЕВА НА СОБРАНИИ ПАРТИЙНОГО АКТИВА ЦЕНТРАЛЬНЫХ УПРАВЛЕНИЙ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ, МОСКОВСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, МОСКОВСКОГО ОКРУГА ПВО[114]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

№ 8 ВЫСТУПЛЕНИЕ Н.С. ХРУЩЕВА НА СОБРАНИИ ПАРТИЙНОГО АКТИВА ЦЕНТРАЛЬНЫХ УПРАВЛЕНИЙ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ, МОСКОВСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, МОСКОВСКОГО ОКРУГА ПВО[114]

23 октября 1957 г.

ХРУЩЕВ. Товарищи, я могу заявить от имени членов Президиума Центрального Комитета, что актив, который сейчас заседает, очень многое сказал нового, но самое главное даже не в новом, если человек говорит, а вы знаете, не всегда можно что-то новое говорить, а если нового нет, то и говорить нельзя. Это неправильно. Повторение многого из жизни и деятельности нашей партии это значит лучшее запоминание. Повторение, как говорится, — мать учения. Потому что люди обмениваются мнениями, сплоченность получается, единая точка зрения вырабатывается, и вот на этом активе отрадно следующее. Центральный Комитет в этом уверен, но одно дело — уверенность, а другое дело проверка этой уверенности на практике, на деле. Обсуждение решения, которое было принято Центральным Комитетом, на данном активе подтверждает полную уверенность Центрального Комитета, что решение правильно будет понято нашими партийными организациями, нашими членами партии, работающими в военной области. (Аплодисменты.)

Тут товарищ Кузнецов Федор, мой старый приятель, я его знаю, наверное, с 1932 или 1933 года, когда он еще работал парторгом на строительстве автомобильного завода. Черт его попутал с этими пузырями. Зачем ему эти пузыри нужны? Всегда, когда человек теряет твердую опору, — а он был крепкий человек и хорошо работал, старый партийный работник, — вот толкнул его черт на позиции подхалимства, вот его и понесло с пузырями. И с пузырями не удержался. (Смех.) Когда человек чувствует неуверенную почву под ногами, онявно сбивается на подхалимство. Его выражение насчет бонапартизма — это другая крайность, которая совершенно не требуется. Во-первых, это слишком преувеличено, а, во-вторых, думаю, что времена для бонапартизма прошли. Это ясно не только умному, но и дураку, по-моему, ясно. (Смех.)

Теперь, товарищи, на некоторые вопросы надо ответить. Я тоже хочу по примеру т. Желтова спросить вас насчет вопросов, но не знаю, что среди вопросов есть один вопрос, по которому вы не захотите, чтобы мы подумали, поэтому я сразу на него отвечу. Это вопрос о квартирах.

Самый острый вопрос в стране, вы это знаете, это вопрос жилья. Центральный Комитет и Совет Министров приняли специальное постановление, сейчас идет развертывание жилищного строительства очень успешно. Мы уверены, что задача, которая поставлена Центральным Комитетом, будет решена, может быть, даже раньше тех сроков, которые названы Центральным Комитетом. Я вовсе не хочу вас обнадежить и на этом закончить, потому что вопрос конкретно стоит.

10 % мы отменили. Я считаю, что это правильно, что отменили. Что это за 10 %, от какой цифры? В 1947 году мы строили 4000 кв. метров, 10 % это одна цифра, в этом году будем строить 1800 тыс. кв. метров, тоже 10 %, на будущий год — 2 млн. и опять 10 %. Откуда эти 10 % взялись? Они несостоятельны. Но что же нужно? Надо офицеров обеспечить квартирами. Надо гарнизонам развивать собственное строительство.

Но этого мало. Сейчас мы подсчитали, Иван Степанович Конев занимался, и военные предъявляют свои претензии на 60 тыс. кв. метров к Моссовету в этом году в счет этих 10 % и чтобы на будущий год тоже были бы эти опять же 60 тыс. кв. метров и на третий год, говорит Иван Степанович.

Давайте на второй и третий год обсудим, а на этот год, мы совещались среди членов Президиума и говорим: 60 тыс. кв. метров жилья вы получите для ваших офицеров. (Бурные аплодисменты.)

Но я могу вас заверить, что если в этом году 60 тыс., то я считаю никаких трудов не будет для Моссовета и в будущем году обеспечить эти же 60 тыс. кв. метров. (Аплодисменты.)

Но этого мало все-таки, в том смысле, что надо сделать какую-то систему. Мы поручили комиссии но до ума не довели. Мы это дело доведем до ума и надо разработать систему.

Мы склоняемся к тому, что надо, видимо, иметь квартиры офицерам при части, что надо установить порядок, что полк имеет свой штат и имеет квартиры для своего штата обязательно. (Аплодисменты.) Без этого, товарищи, невозможно жить. Надо, чтобы командир полка имел квартиру, начальник штаба, командир батальона потому, что это разный возраст и разные квартиры должны быть не потому, что по чину и рангу — это тоже иметь в виду, но раз у человека старше возраст, то у него и семейка побольше, или наоборот? Из этого надо исходить.

Это надо сделать не только для Москвы, но для всех гарнизонов потому, что это общий вопрос.

Теперь, товарищи, я считаю, что все вопросы заслуживают внимания. Если наберетесь терпения, то я отвечу на записки. (Аплодисменты.) Я хотел сказать — а если не хотите, подумаем. Но теперь думать нечего, придется отвечать. (В зале смех).

Вопрос. Принимал ли участие в разработке решения ЦК, которое нам зачитали, Маршал Жуков?

Естественно, он не мог принимать потому, что его сейчас нет в стране, он находится в командировке. Поэтому он и не мог принимать. Если это опять же вопрос в какой-то степени имеет какую-то подковырку, то я прямо отвечаю: был бы Жуков или его не было — от этого решение не изменилось, потому что тут вопрос не в персонах, а в политике. Поэтому, когда созревает вопрос, Центральный Комитет принимает решение такое, которое не всегда каждому члену Президиума нравится. (Аплодисменты.) Поэтому я не знаю, как будет реагировать после решения тов. Жуков, но решение все равно было бы таким, как оно принято.

Я думаю, что это правильно, товарищи. (Аплодисменты.) Мы должны держать нос не по ветру, а смотреть в корень, как говорил Козьма Прутков и решать вопросы так, как подсказывают нам интересы партии, а интересы партии требуют этого решения и не только решения, но и созыва активов. Может быть кто скажет, что нужно было подождать тов. Жукова, но здесь можно ответить по русской поговорке: семеро одного не ждут, и этот вопрос не ждет, этот вопрос созрел и мы должны были его решить. А если решить и довести это решение до вас путем рассылки почтой — достаточно ли это было? Нет. Мне кажется, что вчера у вас было одно настроение, а вот сегодня уже другое и поэтому считали необходимым созвать актив, изучить этот вопрос и уже принять ваше решение.

Теперь следующий вопрос: — прошу ответить — этот вопрос генерал-лейтенанта Емельянова — представлялись ли министрами доклады в ЦК о работе Военных Советов, если не представлялись, то нельзя ли сделать так, чтобы такие доклады представлялись. К сожалению, товарищи, этот порядок был нарушен и нарушен был еще Сталиным, и Сталиным был нарушен по старости, который в последние годы уже не способен был, но все же все решения выпускались с его личной подписью и на всех решениях ставилось факсимиле Сталина, а после смерти уже Центральный Комитет потерял вкус к этому вопросу и поэтому сейчас нужно вернуться к этому. Проверка — это не значит недоверие, это, так сказать для того, чтобы постоянно держать оружие в чистоте, как говорят военные, чтобы оно не ржавело, чтобы всякий знал, что если он отступит от этого, то ему будут неприятности, а может быть и другое.

Записка тов. Соколова, который пишет, что создана комиссия для отбора кандидатов на присвоение генеральских званий, и что эта комиссия бракует всех полковников, которые являются уже старыми. По существующему положению такого ограничения не существует и с партийной точки зрения это вряд ли допустимо, они не виноваты, что этот полковник длительное время работал на должности полковника… «не хорошо забывать и про нас, старых полковников…» Я здесь ничего не могу сказать, потому что нужно подумать. Не все полковники в старой царской армии выходили в генералы. Если идти по такому принципу — лейтенант, старший лейтенант, старший лейтенант — майор — то это будет схемой. Генералы — это ведь украшение страны и армии, но это дорогое удовольствие и поэтому нужно иметь генералов столько, сколько нужно армии, но если ущемляется человек потому, что он состарился, так это же не правильно, нужно взять такое мерило, чтобы не ущемлять.

Следующая записка тов. Рягина, который говорит, что нужно поднять больше ответственности армейских большевиков и поэтому целесообразно важнейшие директивы по вопросам партийного строительства издавать от имени Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза.

Это разумное решение. Об этом нужно подумать и такую практику ввести. Это будет полезно для партии и работников-коммунистов в партии.

Записка тов. Антропова. Здесь говорится о том, что когда посылают записку или письмо с жалобой на кого-либо, то эта записка или жалоба посылается тому работнику, на кого жалуются.

Мы считаем такое положение неправильным и примем меры, чтобы пресечь его.

Записка тов. Ратникова. Здесь ставится вопрос о том, что начальник Главного Политического управления не был избран ни в какие партийные органы на XX съезде партии.

Я должен сказать, что мы этот вопрос обсуждали, это было наше упущение. Некоторые командующие также не были избраны, например, тов. Захаров. Не попал только лишь по большому недоверию. Например, ставился вопрос о том, чтобы освободить тов. Желтова от этого дела и что его не стоит избирать. Вы спросите, кто ставил? Об этом говорил Жуков. Мы советовались в Президиуме. Мы доверяли Жукову, как коммунисту, но нужно было иметь свой разум. Это была ошибка. Тут было использовано доверие не в интересах дела. Я говорю не только свое мнение, но и других членов Президиума ЦК.

Записка тт. Иванова, Федина и Барсова. Эти товарищи не согласны с выступлением тов. Москаленко, где он говорит о ликвидации салонов. Эти салоны вызывали насмешку, они устраивались за счет офицеров. Ликвидация салонов не понравилась генералам. Как только офицеру присвоено звание генерала или контр-адмирала, то он поднимает нос, а некоторые даже перестают здороваться. Я думаю, что тут немного преувеличено.

Просим вас обратить внимание на необходимость усиления воспитательной работы среди этой категории работников. Например, идет торжественное собрание или концерт, а генералы встают и уходят. Офицеры этим возмущаются.

Здесь товарищи правы, за исключением одного, что наши люди зазнаются, а в общем правильное рассуждение. Товарищи, которые пишут, не совсем правильно поняли тов. Москаленко. Он, собственно, не осуждал. Я считаю, что это полезно было сделано Москаленко.

Записка без подписи. Прошу разъяснить, почему отменено награждение военнослужащих за долголетнюю и безупречную службу?

Товарищи, для армии, флота и других категорий рабочих и колхозников было установлено, что по формальному они получают ордена. Смотрите, я другой раз выражал недовольство. Генерал или маршал он получает за выслугу лет, как положено, а когда 50 лет — давай другой орденок с опубликованием в печати, когда 60 — второй. Товарищи, это за выслугу лет. Товарищи, я согласовывал здесь и с Жуковым и с другими товарищами и мы считаем, что это неправильно. Надо видимо ввести нам какой-то знак отличия, который выдавать за выслугу лет, а ордена надо давать, чтобы прожил и свет не коптил, а что значит прожил? За то, что прожил долго и проработал честно давать орден. Я считаю это не совсем правильным. Это надо пересмотреть. Товарищи, мы крестьянам выдавали, тоннами возили эти ордена, ей богу, принизили значение этого торжественного акта. (Аплодисменты.)

Пользуюсь случаем, хотя-бы услышать вас по этому вопросу, чем объяснить, что в последние годы в кино, газетах, журналах офицерский и генеральский состав, как правило, показывается иронически, только с плохой стороны. Ведь это не соответствует выработке любви со стороны народа к нашим офицерам и генералам. Это понятно, что это недосмотр или глупость художника, литератора, или… Мне хотелось бы услышать мнение ваше по этому вопросу. Этот вопрос поднят на партийном активе давно. Надо было бы покончить с подобного рода явлениями. (Без подписи).

Я к сожалению, не могу конкретно случаев подобрать в подтверждение этой записки. Но если товарищи пишут, и если это имеет место, такая тенденция, это позорно и это надо осудить, и вы поверьте, ЦК примет меры и поставит все на свое место. (Аплодисменты.)

В своем выступлении т. Желтов сделал вывод, что надо поднять роль политорганов Советской Армии и Флота. Вы в своем выступлении сказали, что этот вывод Желтова неправильный. Надо поднять партийную работу Советской Армии и Флота. Правильно ли будет понимать, что поднятие партийной работы в Советской Армии и на Флоте и является поднятие роли политорганов.

Вы правильно, товарищ, поняли, потому что раз поднять работу партийную, то естественно поднимается роль каждого коммуниста, а политорганы поставлены для того, чтобы заниматься партийной работой, значит будет поднят и командир, и политработник. (Аплодисменты.)

Товарищи, я опять повторю этот вопрос. Это очень важный вопрос. Я старый партийный работник. Я всю жизнь проработал на партийной работе. Нельзя рассматривать, что мы на партийную работу смотрим как поп на службе в церкви, только он в рясе видит. Каждый коммунист должен выполнять свою святую обязанность, быть пропагандистом идей нашей партии. (Аплодисменты.)

Поэтому, товарищи, плохой политработник, если будет считать себя, что он только может заниматься политработой, он только может заниматься улучшением партийной работы, а командир в это дело не суй нос, это не твое дело, твое дело командовать. Это глупо. И плохой командир, который будет рассматривать, если политработник, занимайся партийной работой и эту партийную работу, политическую работу оттирает на какую-то второстепенную роль. Поэтому спора не должно быть. Задача общая, цель одна и средства у нас одни и те же. Поэтому мы сформулировали не поднять роль политработника, а улучшить партийную работу, а улучшение партийной работы, естественно, повышает роль партийных работников. Какой командир не заинтересован в партийной работе? Это значит иметь сознательных бойцов, не только хорошо обученных владеть оружием, но знающих цели, поставленные партией. Такой человек землей и водой будет биться с врагами, потому что толкает его не воинская дисциплина, не приказ командира, а идея влечет вперед, чтобы достигнуть цели, которая поставлена партией. Командир обучает владеть оружием, чтобы при меньшей потере сил достигнуть поставленной цели. Разве могут быть у нас споры, если говорить образно — кто из нас хозяину нужней — командир или политработник? Это глупо. Это вопрос для глупцов. У нас одна цель — служить нашей партии каждому на своем участке и командиру, и политработнику. (Аплодисменты.)

Есть приказ министра обороны о категорическом запрещении воинским частям посылать личный состав для оказания помощи колхозам, совхозам и другим организациям на местах для уборки урожая и других неотложных работ, о чем просят местные органы, даже в выходные дни, не в ущерб боеготовности. Прошу разъяснить это положение.

Недавно был конкретный случай — белорусы обратились. Мы поручили этот вопрос командующему Белорусским военным округом разрешить вместе с ЦК КП Белоруссии. Я лично высказываю свое мнение и членов Президиума, этим злоупотреблять нельзя. Если мы охотно будем принимать эти поручения, потом заставят чистить коровники. Бывают сезонные работы, ничего не сделаешь. Но надо, чтобы колхозы и совхозы справлялись со своими делами сами, а армия занималась своим делом. Но нет правил без исключения. Придется другой раз прибегать к этому исключению, но как к исключению.

Вы говорили о материальном поощрении партийных работников…

Денежное поощрение — сложный вопрос. Давайте подумаем, а потом ответим.

Несколько лет ставится вопрос об улучшении жилья, обеспечении офицеров ВВС. На этот вопрос ответил. Вопрос такой: стоит ли в настоящее время отменять награду за выслугу лет. Это уже повторение, я ответил. «В связи с принятием постановления ЦК КПСС об улучшении партийно-политической работы хочу обратиться с личным вопросом. Мне предлагают уволиться из рядов Советской Армии в запас по причине выслуги 25 лет. В 1955 году я окончил Высшую партийную академию, мой возраст 48 лет, должность начальник политотдела спецчастей г. Калинина. Я считаю что в такой обстановке такие кадры еще не следует увольнять. Имею опыт Великой Отечественной войны 4 года. Если можно, то прошу вмешаться. Полковник Алексеев».

Мне 64-й год, а ему 48 лет. Это вроде смертного приговора, но там легче, помучился и конец, а тут в 48 лет заставляют без дела жить и ждать, когда состаришься и подохнешь. (Аплодисменты.)

Я извиняюсь, товарищи, за такое вольное выражение. Но надо подумать, человеку 48 лет, что это, старик, что ли? Когда мне было 18 лет, я бы считал стариком, но когда мне 64 год, так это вроде комсомольца, а он уже должен в отставку идти и бездельничать при таком интересном моменте жизни и при таком бурном строительстве. Надо подумать, товарищи. Как вы считаете?

Голоса. Правильно.

ХРУЩЕВ. По-моему, я ответил на все вопросы, которые мне были заданы. (Аплодисменты.)

Итоги обсуждения: очень хороший актив. Это вполне понятно. Мы просто давно не встречались с военными работниками, поэтому мы другой раз немножко удивляемся незаслуженно, и это удивление может товарищей обидеть, что вот вы оторвались от нас и думаете, что мы в трусиках ходим, а мы зрелые люди, зрелые коммунисты, разбираемся и умеем правильно решать вопросы. Я с вами согласен. Смотрите, раньше была хорошая традиция. Люди кончают высшие и не высшие учебные заведения, кончают офицерскую академию. Раньше их вызывали в Кремль, выходил Михаил Иванович,[115] поздравлял, какое-то напутственное слово говорил. Ведь это армия. Все мы нужные люди, но ваше положение особое, потому что сегодня вы офицеры, вам присваивается звание, а завтра вы идете в бой. Если каждый трудом платит, то вы кровью платите. (Аплодисменты.) Поэтому я считаю, что это было бы не противопоставление одних работников, полезных для коммунистического строительства, другим. Все это было, но это утрачено, и беда в том, что потребности нет у военачальников, от которых зависит возобновить эти традиции, а это очень нужно, потому что никто не поверит, что слушатели не хотят встречаться, не хотят, чтобы их поздравляли, а может быть обед устроили. В человеческой теплоте нуждается каждый человек. (Аплодисменты.)

Я помню, бывали войсковые праздники отдельных частей. Я работал здесь секретарем райкома в Бауманском районе. Сейчас не помню фамилию командира, но он приглашал меня и я ездил куда-то в лагерь под Каширу. Целый день провели мы в войсках, нам было очень интересно и, безусловно, было приятно военным, офицерским кадрам и солдатам, что к ним проявляют интерес, отмечают дату. Сейчас все это погибло, ничего нет.

Разве это, товарищи, правильно? Это неправильно. И главное, опять сами интереса не имеют и убивают. Это надо ликвидировать. Я опять повторяю: вот мы приняли решение, предложение о ликвидации военных советов в округах. Собственно «при», но это когда «при», оно не известно, куда попрет (в зале смех). Мешает ли этот совет командующему? Нет, не мешает. Если командующий понимает свою ответственность. Что же это значит? Значит нежелание слушать мнение других товарищей, так только лишь: значит я умный, а поэтому не смей перечить мне, что я сказал, то есть закон. Но это самодурство, товарищи, и это может испортить даже хороших людей.

Потом, товарищи, имейте в виду, что у каждого человека бывает также, как бывает с переполненным водой стаканом, когда она уже держится на пленке, а немножко перелили и уже прольется. И у человека также, когда он в норме держится, когда он чувствует что и общественность его тоже поддерживает, он устойчивее и на ногах держится. Почему же ликвидировать? Это не коммунисты? Мы сейчас в Президиуме ЦК решаем все вопросы, и нам не вредит, что там 15 человек. Почему же командованию фронта это вредит, если там пять или шесть человек? Что это менее ответственные или более умные люди? Почему такое положение. Говорят, что это военные. Да, верно, военные. Мы тоже решаем и военные вопросы.

Я вам вчера уже говорил о том, что идет сложная и напряженная борьба, а сегодня я уже вам могу сказать, что противник, мы получили сведения, отступает. (Аплодисменты.) Американцы начинают заметать следы, начинают отказываться, начинают объяснять, что это русские выдумали, мы никогда не толкали турок на войну. И сегодня, когда мы опубликовали, что маршала Рокоссовского назначили командующим Закавказским военным округом, это тоже имеет значение. (Бурные аплодисменты).

Я, товарищи, признаюсь, что просто не понимаю этой психологии, не понимаю.

Теперь ликвидация военных советов, ликвидация Главного Военного Совета при Совете Обороны — это не решающий орган, но он ставит вопросы. Можетбыть поставить сейчас этот вопрос. Я не хочу повторять, но должен сказать, что вы многого не знаете потому, что засекречено. Когда мы запустили межконтинентальную ракету и спутника, то враги говорили, почему не объявили заранее о запуске, а мы этого не сказали потому, что мы не дураки. (Аплодисменты). Нам ученые сказали, что заранее если объявить, то они настроят аппаратуру и могут узнать откуда запускаем, а этого Эйзенхауэр и хочет, когда говорит о том, чтобы летать над нашей территорией.[116] Но мы должны поговорить с артиллеристами, с моряками, с авиаторами, нужно поговорить и что это должен делать министр? Министр должен знать все вопросы? Нет, такого министра нет и не будет. (Аплодисменты). Почему? Вы знаете, что такое сейчас наука и техника и потому нет и не может быть человека всезнающего, кроме абсолютного дурака. Поэтому, нужно собираться, обсуждать и внимательно слушать людей, которые работают в этой области и глубоко знают вопрос и тогда принимать решение. Командой здесь нельзя брать.

Я опять хочу сказать, чтобы вы знали, что ЦК решило, а поэтому что осознало потребность в коллективе, потребность слушать равного и слушать подчиненного, потому что если я командую, то это не значит, что умнее того, кем командую. (Аплодисменты.)

Вы, может быть, сомневаетесь, или я грубо говорю… (с места — точно, правильно). Если бы мы, руководители, думали, что мы самые умные, то это было бы смешное руководство — у нас 200 миллионов населения и наша страна обогащается умами, каждый на своем участке вкладывает свой вклад в общий фонд науки и техники и развитие сельского хозяйства и нужно уметь слушать этих людей, уметь поддержать и маленькое сегодня, может разрастись в великое завтра. (Аплодисменты.

Товарищи, вот был такой случай: я очень уважаю покойного Ватутина, это был замечательный человек, культурный, партийный человек до мозга, но, как у каждого имелись слабые стороны. Вот тов. Иванов, который тоже очень уважал тов. Ватутина. Мы поехали с тов. Ватутиным в 27 армию, там командовал Трофименко. Это было дело на Курской дуге.

Было дано задание и уже сосредотачивались войска для наступления. Потом мы переменили, сказали, что нужно глубже нанести удар. Поехали к Трофименко, я говорю, что все готово. Он говорит, что я считаю, что неудачно взято направление, что надо вернуться к старому направлению, немного восточнее. Почему? Потому, что овраг глубокий, три пруда, наполненные водой, и в центре наступления маленький городок, каменные постройки. Немцы их превратили в пулеметные доты. Он говорит, что я возьму этот населенный пункт, но крови много потеряем. Тогда Николай Федорович говорит, что есть приказ. Тогда я тактично сказал, что это наше предложение, что мы его потом изменили. Тогда он заявляет, что его Сталин утвердил. Он говорит, что вы гражданские люди, а вот у нас, у военных, раз сказано, то надо выполнять. (Смех).

Я написал шифровку Сталину, что Трофименко предлагает то-то и то-то, что план был утвержден вами, а поэтому никто не хочет брать на себя ответственность. Тогда Сталин позвонил мне, Ватутину, потом Трофименко, а после этого говорит, что действуйте по старому плану. А если бы было так, что утвердил Ватутин, подписал Хрущев, то что же мы, глупее, что ли? А сколько было бы пролито крови. Об этом знает тов. Полубояров. Он знает отлично тот или иной район. Об этом знает тов. Иванов. Нужно слушать людей. Чем больше начальник, тем больше должен прислушиваться к людям, тем мудрее будет находить решение. (Аплодисменты.)

О ликвидации Главного Военного Совета.[117] За какое ухо дернуло Жукова, зачем это ему нужно? Мы рассматриваем в этом связь с командующими, связь с армиями, знать и изучать людей и их нужды.

Теперь принижена роль политработы в армии. Это ясное дело. Тогда что же получается? Если военные советы ликвидировать, главные советы ликвидировать, то тогда принизится роль партийной работы в армии. Тогда на личности, на героя всю политику строить.

Что значит партийная работа? Партийная работа — это массы, а герой — это одиночка. Это глупость и с этим мириться нельзя.

Члены Президиума знают и я вам говорю, что тов. Жуков проявил некоторые странности. Он, например, предложил снять тов. Серова и назначить военного человека. Тов. Серов окончил академию. Нельзя на эту работу назначить военного, это же не военная работа, это политическая работа. Если партийная работа — пропаганда, то это — политическая работа, это оружие борьбы для обезвреживания наших врагов. Поэтому разве можно так поступать. Он говорит, что эта работа должна быть связана с министром обороны.

Товарищи, теперь предлагает снять Министра внутренних дел, он, говорит, гражданский. Верно, но он партийный работник, это т. Дудара. Почему военного. Он говорит, я Конева не пожалею. Но, товарищи, я считаю, что Коневбыл бы хорошим министром, но, товарищи, я думаю, что Иван Степанович и в своей области очень хорош, а он говорит, что все должно быть объединено.

Теперь второе. Генерал Казаков, который командует группой войск в Венгрии. Я мало тов. Казакова знаю и, по-моему, во время войны с ним не встречался. Но он произвел на меня [впечатление] хорошего командира и хорошего партийца. У меня сложилось такое впечатление из встреч с ним. Его решили назначить, то есть отозвать и назначить командующим одного из округов внутренних в Советском Союзе. Стали говорить Кадару, что возьмем. Он взмолился, говорит, что хороший командующий, мы хорошо с ним живем, оставьте его. Это же, товарищи, редкое явление. Мы же, товарищи, с вами, здесь можно об этом сказать, оккупантами там сидим.[118] Год тому назад воевали, стреляли, артиллерия обстреливала город Будапешт. Ивану Степановичу было поручено готовить и командовать этим делом. Теперь к нашим войскам население очень хорошо относится, командующего просит не брать председатель Совета Министров. Ну что нам нужно. Надо оставить и все. Нет, говорит, надо взять. Но если услышит Кадар, что берем потому, что кроме Казакова в армии другого человека нет, то он скажет, что мы думали, что вы сильные, а вы так бедно, одного человека дали, и берете, потому что другого нет. Это глупость.

Идет спор. Самое неприятное следующее — это в моем присутствии, т. Брежнева — секретаря ЦК и Серов был при этом, Жуков ставит вопрос так, когда Казакова мы возьмем, я говорю, Казакова взять надо. Я говорю, что об этом нужно поговорить, тем более, что это было в Крыму, мы отдыхали. Суслов против этого. Жуков говорит, наконец, надо считаться с престижем члена Президиума ЦК, я сказал, что его оттуда возьмем. На это, товарищи, мы можем так сказать: есть престиж ЦК, из которого складывается престиж Президиума, но есть и другое обстоятельство, каждый должен своим престижем укреплять престиж ЦК прежде всего. Это, по-моему, ясно, товарищи. А вот неясно оказывается.

Здесь выступал полковник, командир полка, выступал очень хорошо. Но он, по-моему, несколько не понял некоторой иронии, которая раздавалась из зала. Он говорил мой полк, неправильно выражался, как раз здесь критиковали такую постановку — «мой полк», «моя армия». Это несколько неточно. Лучше сказать — это полк советский. Этот полк принадлежит стране. (Бурные аплодисменты.)

Товарищи, по вопросам номенклатуры ЦК никакой член Президиума не может сказать согласно Уставу, он может сказать: хорошо, я понимаю постановку вопроса, когда будет обсуждаться в ЦК, мы решим. Правильно? Другого нет. Если я скажу, то другой член Президиума скажет: позвольте. Может быть я сам потом увижу вопрос в лучшем свете, пересмотрю свое отношение к решению этого вопроса. Поэтому зачем говорить так: я сказал. Если так будет «я сказал» и «так делается», тогда в армии и в партии скажут: есть ли ЦК, который сам решает или Президиум при министре обороны, который подписывает, когда он решает. (Аплодисменты.)

Я думаю, что Центральный Комитет и Президиум при министре обороны или при другом министре не нужны. Партия никогда с этим положением не может мириться и любого члена Президиума, любого человека призовут к порядку и скажут: смирно. (Аплодисменты).

Как мы уважаем тов. Жукова вам известно. Сталин на него, так сказать…. Сталин умер, мы его вернули, но, товарищи, надо все-таки свое место знать. Считается в столовой ботинки снимать неприлично, хозяин делает неуважение своим гостям. Поэтому должны оберегать авторитет нашего партийного органа — Президиума и каждый должен считаться с тем, чтобы наша деятельность в отдельности каждого способствовала укреплению авторитета ЦК, авторитета Президиума. (Аплодисменты.)

Еще один вопрос неприятный хотел рассказать вам. Мы несколько дней назад приняли решение и освободили тов. Штеменко, который был назначен начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба. Тов. Штеменко, видимо, здесь находиться. Его освободили даже, кажется с понижением звания после ареста Берия. Мы его освободили тогда за то, что являлся информатором Берия. Нам кое-что стоила такая информация. Мы были возмущены. Сталин все знает. Откуда? Берия. А Берия? Штеменко. Было решение, что запрещено членов партии вербовать в осведомители.[119] Потом вернулся Жуков. Повысили звание. Он работал. С чем столкнулись и почему приняли такое решение? Мы узнали, что принято решение организовать школу диверсантов в 2 000 с лишним человек. В эту школу брать людей, окончивших военную службу со средним образованием на 6–7 лет. Солдатам платить 700 руб. помимо содержания, сержантам 1000 руб. и пр. И главное — никакого решения Центральный Комитет не выносил, этот вопрос не вносился в Центральный Комитет. Назначили начальником школы генерал-лейтенанта Мансуроваa. Мансуров приступил к формированию этой школы, но у него, видимо, зародились сомнения. Он пришел к ЦК и сказал, что всегда ЦК утверждал его, он командовал фронтом, а это назначение никому неизвестно. Только три человека должны знать и больше никому не говорить. Должны знать тт. Жуков, Мансуров и Штеменко.

Мы потом вызывали т. Штеменко. Спрашивали, вот мы учим студентов, за 5 лет делаем инженерами, в академиях учатся и получают высшие образования за 4–5 лет, а диверсантов учить собираетесь 6–7 лет. Я не знаю, чему его учить. Он нам объясняет, что надо языки учить, чтобы можно было забрасывать. Если такая цель, так поставьте вопрос в ЦК, мы обсудим, спокойно решим, может быть откажемся от этого. Если взять русского, грузина, армянина, украинца, чтобы их научить иностранным языкам, а потом забросить и чтобы не пахло, кто он такой — это чепуха. Вот здесь выступал товарищ и говорил: «Я ярославский». Да мог нам не говорить, что он ярославский, мы сразу определили. (Смех.)

Для нас сейчас этот довод значит неубедительный. Зачем это? Школу решили расположить в Тамбове или около Тамбова. Там закрыли какую-то школу.

Мы считали, что это неправильно, почему нам не доложили, поэтому мы освободили Штеменко от занимаемого поста и назначили тов. Шарина, который раньше занимал этот пост. Вот это нехорошо Штеменко сделал. Как коммунист он должен был нам сказать. Спокойнее так. Диверсанты. Черт его знает, что за диверсанты, какие диверсии будут делать. (Смех.)

Товарищи, следовательно вопрос о партии, о ее роли, о партийной работе — это вопрос вопросов и никому нельзя позволять принижать роль партии. Это не есть покушение на единоначалие и прочее. Это права партия.

Теперь товарищи вопрос об единоначалии. Я считаю, чго надо продумать Это абсолютная истина для нас и нет никакого вопроса, но как нужно подойти к решению, к жизни партийных организаций. Я считаю, что то, что товарищи говорили, когда запрещено критические замечания делать на закрытом партийном собрании, это не способствует укреплению единоначалия, а потворствует самодурству. (Аплодисменты.)

Я считаю, что надо все-таки для каждого человека какие-то грани партийные и служебные иметь обязательно. Если он их нарушает, ему должны сказать члены партии. Вот здесь выступал какой-то товарищ и говорил, что в парторганизации у них 2 коммуниста солдаты, а все остальные офицеры. Значит они этих бедняг двух солдат критикуют и на этом показывают партийную самокритику. Так это что же получается? Так получается, но это же трагедия! Товарищи, а если командира покритиковать на партсобрании, разве это плохо? Мне кажется, что это было бы хорошо, тогда бы он знал. Ребенка и то мамаша приучает, что холодное, а что горячее; обязательно попробует пальчиком, отдернет, и тогда говорит это жи-жи, нельзя брать. Так познается, что хорошее, что горячее, что горькое, что сладкое. А мы хотим огородить человека, чтобы он не знал никаких огорчений, хотя он своими действиями приносит огорчения сотням людей, нельзя этого допускать, надо, чтобы он знал, что если он это позволит, то получит то-то Это только насторожит человека, а если он не справляется, тогда надо его отстранить.

Это было дело давно, я служил во время гражданской войны в армии. Я помню, уже в 20-м году, я как раз тогда служил в 9-й стрелковой дивизии, брали… и весь Таманский полуостров, после этого на партийном собрании выбирали на курсы. Вот я тоже был комиссаром 2 батальона 74 полка, избранным на политотдельские курсы 9 Кубанской армии в Краснодар. Со мной был комиссар 3 батальона, я помню как у нас проходили партийные собрания в политотделе армии. Бывало назначат собрание, час-два ждем, пока оно откроется. Решения там принимали, стыдили, наказание давали — ничего не помогало. Вдруг приехал к нам Фурманов, это тот Фурманов, писатель, он был у нас зав. орготделом политотдела армии, потом он стал начальником политотдела 9 Кубанской армии. На собраниях, а в то время были очень демократические порядки, его избрали председателем ячейки. Что же стало с нашей парторганизацией? Он открывал собрание если назначал в 6, то ровно в 6 часов вечера, часы бом-бом и он говорит: разрешите считать партийное собрание коммунистов политотдела 9 Кубанской армии открытым. Никаких наказаний не было у него, у него была большая обаятельность и если он на человека посмотрит, то этот человек почувствует, что он на него смотрит с укором и он не хотел этого иметь. Разве это плохо, товарищи. Поэтому надо, чтобы командир не только действовал приказом и говорил: как меня критиковать, нарушать приказ? А его не только критиковать, а плевать на него не хочется. (Аплодисменты.)

Я товарищи, может быть обостряю…

Товарищи, я обостряю, но мы коммунисты и никакой приказ не спасет. Нам нужно, чтобы командир был настоящим командиром, и за командиром идет в бой красноармеец. Вот прославленный герой Чапаев, он применял силу и пользовался ею, но солдаты его любили не потому что боялись, а потому что его любили и он любил и защищал людей, которых ему вверили и на это нам нужно обратить внимание. Не нужно становиться под щит этого приказа, командиру самому нужно завоевывать авторитет у красноармейцев, чтобы солдаты любили своего командира и уважали, это для партии нужно, а заставить ведь нельзя. Имеется старая песня, задумал старый черт жениться и говорит, молодую взять, не полюбит, а если полюбит не поцелует, а если поцелует то плюнет. И нам нужно, чтобы любовь была не потому что ему приказали любить командира, а чтобы ротный был отец родной и нужно завоевать этот авторитет, доверие и любовь солдата. Это главное.

Я, товарищи, думаю и уверен, что мы сделаем соответствующий вывод в ЦК и что это начало встреч и мы эти встречи продолжим, и с этими кадрами, которые у нас имеются в Армии, мы горы перевернем и авторитету Вас есть и мы еще выше его поднимем, но этот авторитет должен быть не палочный, не в порядке приказа, нужно завоевывать любовь к делу, любовь к людям, любовь к командиру и это главное.

Вот здесь еще имеется записка, которую мне подали, в этой записке товарищ просит сказать о совещании с югославами, с югославскими руководителями во время встречи в Румынии26. Ну что можно сказать. Могу сказать, что встреча была полезной и югославы признали ГДР и Боннское правительство порвало с ними дипломатические отношения и значит эта встреча имела значение и это хороший признак. Югославы ожидали это и все же они пошли на это и это значит, что у них партийное и интернациональное зерно дает ростки и дай бог, чтобы это было и дальше.

Теперь будут еще встречи — к 40-й годовщине будут приезжать делегаты, приедет Тито, Кардель, Ранкович, обещает приехать Мао-Дзе-Дун, если позволит здоровье. Французы приедут — Дюкло, Торез, Тольятти, Хо-Ши-Мин уже приехал. Словом все лидеры братских партий ждут приезда к нам в Москву. (Аплодисменты). Это тоже большое дело — это является признанием того, что Советский Союз стал Родиной революционного движения, Родиной революционной борьбы, что мы начали дело, успешно его проводим и добились высоты за 40 лет и теперь нужно умело использовать все наши материальные и духовные силы, которые имеются в нашей партии, в нашем народе, чтобы уверенно идти дорогой, указанной марксизмом-ленинизмом вперед к построению Коммунистического общества

(Бурные, долго несмолкающие аплодисменты, все встают.)

АПРФ Ф 52 Оп 1 Д 262 Лл. 87-116 Машинопись.