Формирование общества

Формирование общества

Август не разрушил радикальными мерами общественную структуру поздней республики, но и не оставил ее без изменений. Он не являлся ставленником определенного социального слоя и не понимал значения различных традиционных групп римского общества. Решающим для политики Августа была готовность людей и группировок признать новую систему принципата и лояльно и конструктивно с ней сотрудничать. Кто был к этому готов, мог надеяться на материальные преимущества и повышение своего общественного престижа, кто отказывался, надолго терял политическое влияние. Как отдельные люди, так и целые группы были постоянно задействованы в интересах системы. Рука об руку шли усмирение и интеграция. Но было бы ошибочным думать, что осуществлялась какая-то программа. Даже здесь проявлялся продолжительный процесс развития, который по своим результатам производит более цельное впечатление, чем это осознавалось современниками. Был совершенно очевиден реставраторский характер формирования нового общества империи.

Чтобы осуществить компетентное руководство империей и армией, Август был вынужден обновить римскую аристократию, патрициат и привлечь сенат на службу новой системе. Общественный престиж патрициата был поднят путем признания его привилегий, назначения новых патрициев и не в последнюю очередь благодаря брачной политике, которая тесно связала его дом со старыми высшими аристократическими кругами. Но гораздо труднее оказались отношения с сенаторами. Это сословие было корпоративно сплочено, а новая система не могла отказаться от традиционных сенатских институтов. Август прекрасно сознавал общественное положение сенаторского сословия. Разросшаяся до тысячи человек сенаторская корпорация многократно подвергалась «чисткам» по политическим критериям и в конце концов была ограничена до шестисот членов, которые могли распоряжаться минимальным состоянием в 1 миллион сестерциев.

Экономическое положение этого сословия не было подорвано, зато политическое влияние сильно ослаблено. По-настоящему самостоятельная политика сената не могла проводиться уже потому, что консолидация и институализация принципата была возможна только за счет сената. Очень скоро стало очевидно, что сенат полностью лишился власти, уже не могло идти никакой речи о совместной власти сената и принцепса, которую Теодор Моммзен определил как «диархию». Однако отношения между принцепсом и сенатом еще долго оставались трудным диалектическим процессом: сенат мог в любую минуту превратиться в базу внутренней оппозиции или в безвольный инструмент политики принцепса. Сначала из его недр появились опаснейшие противники нового порядка, но из него же выросли надежные или по крайней мере приспособившиеся сотрудники новой политической системы.

Основополагающим фактором этого развития было то, что состав сената августовской эпохи изменился. Однако его реорганизация не произошла мгновенно, как при Сулле, а проводилась посредством неоднократных «чисток» и подвергалась постоянному контролю. Власть старого нобилитета была уничтожена уже в эпоху триумвиров. В сенат в большом количестве приходили богатые, компетентные люди из правящих кругов провинций и вольных городов. Число этих «новых людей» быстро превысило число старых нобилей. У этих новых людей не было и в помине принципиальных «республиканских» чувств; представители этой группы больше всего были заинтересованы в укреплении своего общественного положения и в увеличении престижа. И то и другое им давала благосклонность принцепса.

Компетенции сената в политическом секторе были сильно урезаны, но в сфере юрисдикции ему были поручены новые задачи. Довольно редкие случаи обвинения в государственной измене имели гораздо меньшее значение, чем введенные Кальвизианским решением сената от 4 г.н.э. процессы против взяточников. Так называемый сенаторский суд при Августе был только в зачаточном состоянии, но в будущем приобрел большое значение. Увеличение юридических компетенций сената нельзя рассматривать изолированно. Со времени установления принципата и одновременно с интенсификацией римской администрации принцепс был перегружен апелляциями, просьбами о юридическом разрешении сложных дел, обращениями о помиловании и т.д. Они занимали значительную часть его времени, поэтому разгрузка была совершенно необходима. Так же, как не было самостоятельной политики сената, не было и автономной сенаторской юрисдикции. Во всех важных решениях сената принцепс принимал прямое или косвенное участие. Его компетенция позволяла ему вмешаться в любое слушание дела. К тому же сенат умышленно старался ориентироваться на мнение принцепса и в соответствии с ним принимать решение.

Политизированное со времен Гракхов сословие всадников, то есть активный слой купцов, сборщиков налогов, банкиров, предпринимателей, крупных землевладельцев из италийских городов, больше всех получило выгоду от принципата. Август реорганизовал и это сословие. Были восстановлены военные соединения шести кавалерийских полков (турмы) и 18 кавалерийских центурий, то есть было реорганизовано ядро этого сословия, которое при случае выступало с собственными решениями. В остальном же всадникам не хватало постоянных корпоративных органов, каким был сенат для первого сословия. Для всадников также было установлено минимальное состояние в 400 000 сестерциев, а назначение в сословие всадников производил сам принцепс.

Гораздо важнее особенностей всаднической карьеры было то, что принципат использовал в государственных целях их организаторские способности, хозяйственный и финансовый опыт. Как и среди вольноотпущенников, в этом сословии было много сделавших карьеру людей, которые смогли подняться на службе у принцепса до высоких должностей в администрации, армии, вплоть до высокого положения префекта Египта или префекта анноны (чиновник, отвечающий за снабжение Рима зерном). Эти должности намного превышали влияние обыкновенного сенатора. Но по римским традициям было немыслимо, чтобы всадник стал принцепсом.

Еще во времена классической и поздней Республики Рим всегда предоставлял привилегии представителям местных правящих слоев и старался привлечь их на свою сторону, и наоборот, представители этих слоев, богатые и средние землевладельцы, купцы, судовладельцы, торговцы, банкиры, владельцы больших ремесленных производств извлекали выгоду из экономических и материальных возможностей империи и с большей готовностью приняли принципат, чем представители старого римского правящего слоя.

Члены городских советов своей деятельностью и честолюбием определяли общественную и экономическую жизнь тысяч городов империи. Их деятельность на благо городских общин сделала возможной урбанизацию колоний и свободных городов. От них исходили многочисленные пожертвования, которые делали городскую жизнь не только сносной, но и приятной и притягательной, от них поступали средства на строительство театров и амфитеатров, храмов, изображений богов, рынков, водопроводов, ванн, арок и статуй. Представители этого сословия довольно часто поднимались до всадников, многие достигали высокого военного положения, а некоторые даже сенаторского. Через несколько поколений в эти же сословия вошли и потомки богатых вольноотпущенников. Это происходило не в последнюю очередь потому, что города не могли обойтись без общественной и финансовой активности этих трудолюбивых людей. Время широкого развития муниципальной аристократии наступило уже после Августа, но еще при нем были созданы предпосылки для укрепления этого социального слоя.

Сенаторское, всадническое сословия, несмотря на их взаимосвязь, нельзя рассматривать, как единый верхний слой империи. Сенаторы и всадники постоянно были связаны с Римом, фактически они достигли своего положения благодаря принцепсу, он их возвышал, он же ниспровергал, а муниципальная аристократия сама принимала решения без участия принцепса. Впрочем, между представителями этого сословия тоже было много конфликтов и противоречий, которые определяли жизнь той эпохи. Представители старого патрициата, семьи которых восходили еще ко временам ранней республики, с презрением относились к прочим сенаторам. Они заносчиво противопоставляли себя таким выдвиженцам новой системы, как Марк Агриппа, фамильное имя которого было Випсаний. Оно было таким безродным и деклассированным, что он даже сам его часто опускал, например, в надписи Пантеона.

Впрочем, принадлежность к сословию, занимаемая должность или влияние уже давно никого не защищали. Меценат остался всадником, однако был одним из выдающихся представителей руководящей верхушки. Всаднические префекты обладали большей властью, чем прежние консулы. Скоро и подающие надежды вольноотпущенники из прислуги принцепса стали пользоваться все большим влиянием на государственные дела. Не менее важными были изменения внутри правящего слоя. Еще при Цезаре началось возвышение тех социальных групп, которые Рональд Сим назвал «колониальной элитой». Началось и возвышение тех римских семей, которые добились богатства и общественного престижа в колониях и свободных городах и проявили способности в выполнении других задач. Это была та группа, которая позже в лице Траяна выдвинула своего собственного первого принцепса. Однако в процессе возвышения этого социального слоя не обошлось без острых конфликтов и трений; даже в самом Риме этот процесс проходил не совсем гладко.

При Августе так же, как и сенат, были деполитизированы и свободные римские граждане. Правда, еще оставались традиционные формы народных собраний и в комициях проходили выборы магистратов. Однако влияние на выборы принцепса было значительным. Начиная с 19 г. до н.э. он, имея специальную консульскую власть, уравнял свои полномочия с полномочиями прежнего руководителя выборами. Он мог утверждать или отклонять кандидатуры на отдельные посты и сам влиять на выборы прямыми рекомендациями. Кто выдвигался на должность как кандидат Цезаря, как правило, избирался. Введение в 5 г.н.э. сложного выборного процесса, так называемой дестинации, привело к тому, что народные собрания стали обладать только одобряющими функциями.

Сопротивление подобному ущемлению их функций ни к чему не привело; их подкупали играми и раздачей хлеба и денег. Совершенно ошибочно и анахронично сравнивать плебс при принципате с уверенными в себе свободными гражданами эпохи сословной борьбы и реформ Гракха. Теперь они, как правило, выдвигали материальные требования, но никак не политические.

То, что формирование общества при Августе носило в принципе реставрационный характер, показывает его отношение к рабам и вольноотпущенникам. Отношение Августа к рабам полностью соответствовало традиционным нормам. Он мог обращаться со своими рабами, как строго, так и мягко, но признавал права рабовладельцев даже тогда, когда они ему самому казались чрезмерными, как в случае с пресловутым Ведием Поллионом, который отдавал своих рабов на съедение муренам, однако эту бесчеловечность не следует обобщать. Политически с вопросом о рабах Август столкнулся уже раньше. Как было упомянуто ранее, Секст Помпей пообещал свободу всем бежавшим и сражавшимся вместе с ним рабам, и это было закреплено в так называемом Мизенском договоре 39 г. до н.э. Однако в 25 главе своей автобиографии Август следующим образом подводит итог этой борьбы: «Я освободил море от пиратов. В этой войне я пленил около 30 000 беглых рабов, которые взялись за оружие против государства, и наложил штраф на их владельцев».

Разграничение вольноотпущенников и рабов носило тоже реставрационный характер. В пресловутом Силанианском решении сената от 10 г.н.э. говорилось, что в случае убийства рабовладельца подвергались казни все рабы, находившиеся под одной крышей со своим господином и не пришедшие ему на помощь. Это решение сената исполнялось еще при Нероне. В остальном же при Августе было только одно большое восстание рабов в 19 г. до н.э. в Испании, когда взятый в рабство кантабриец убил своего покупателя и призывал к свободе других рабов. Восстание было подавлено Агриппой собственными силами. Стабилизация системы продолжалась.

В Риме с самого начала с рабами были тесно связаны вольноотпущенники, которые создали для Августа большие проблемы. Трения между свободнорожденными гражданами и вольноотпущенниками были еще во времена классической Республики. Причина заключалась в том, что вольноотпущенники самим актом о возвращении свободы автоматически попадали под юрисдикцию римского гражданского права. В течение II и I вв. до н.э. число вольноотпущенников из-за прироста рабов сильно выросло. По современным оценкам их число и число их потомков в отдельных районах к концу республики составляло 75% от свободнорожденных.

Такое развитие событий вынудило Августа прибегнуть к рестрикционному законодательству. Закон Фуфия Каниния (2 г. до н.э.) постановлял, что свободный завещатель по завещанию мог отпустить на свободу с полным правом римского гражданства только определенный процент рабов. Закон Элия Сенция (4 г.н.э.) постановлял, что свободные собственники могли освобождать рабов только по достижении 20 лет, раб же должен быть старше 30. Отпущенные на свободу рабы оставались свободными, но пользовались только латинским, а не полным римским гражданским правом. Их называли элианские латины. Одновременно закон Элия Сенция определял, что рабы, подвергшиеся тяжким телесным наказаниям, в будущем не могли пользоваться полным римским гражданским правом.

Какой бы недвусмысленной была тенденция этих законов, ограничивающих массовое освобождение рабов молодыми собственниками, успех их был не велик. Хотя точное соотношение рабов и вольноотпущенников в отдельных районах империи неизвестно, по современным оценкам, число вольноотпущенников было значительно выше, чем это думали раньше. Наиболее точным является подсчет П.А.Бранта, который показывает, что в Италии во времена Августа при 7,5 миллионах жителей было не менее 3 миллионов рабов, значительное число которых были потенциальными вольноотпущенниками.

Участие вольноотпущенников и рабов во всех экономических сферах деятельности не ограничивалось. Но никто и не думал упразднять державшееся на рабах хозяйство крупных землевладельцев и помочь развитию свободного мелкого крестьянства. Однако сдержать экономический и общественный взлет вольноотпущенников было невозможно. Они часто обладали высокими профессиональными качествами и к тому же отличались инициативой, в отличие от Августа позже принцепсы искали себе сотрудников именно из этой группы людей, которые подобно всадникам добивались огромного влияния и извлекали пользу из новой системы.

При большом числе вольноотпущенников, среди которых по литературе известны Теренций, Публий Сир и Федр, характерно, что сам институт рабства не отвергался, но и никто не призывал к восстанию против своих хозяев.

Вольноотпущенники внутри римского общества чувствовали себя привилегированной группой как в политическом, так и правовом смысле, но никогда не считали себя классом в современном понимании этого слова. После того, как оставили позади ступень рабов, они знали только одну цель — по возможности быстрее добиться для себя и своей семьи общественной и гражданской интеграции. Новая политическая система принципата, как никакая раньше, предоставляла для этого большие возможности.

Если в среде муниципальной аристократии существовали большие отличия в материальном, экономическом и социальном положении, то неоднородность населения провинций была в несколько раз больше. Например, во многих городах Малой Азии в эпоху принципата социальная разница существовала не между свободными и рабами, а между свободными полноправными римскими гражданами отдельных городов (полисов) и тоже свободными малоземельными крестьянами и деревенскими жителями. Причем, эта разница усугублялась еще и тем, что среди них находились и люди разного этнического происхождения. Во всяком случае, традиционная римско-италийская структура общества не соответствовала структуре общества в провинциях. Там более характерным был региональный, чрезвычайно разнообразный состав населения.

В то время, как доля рабов в общем населении Италии была относительно высокой, в западных провинциях империи их было много только в старых провинциях Испания и Галлия и преимущественно в городах и на испанских рудниках. В дунайских провинциях, наоборот, преобладало свободное среднее и мелкое крестьянство. В Малой Азии к уже упомянутым разграничениям, как важные социальные и экономические ячейки, добавлялись еще территории храмов с храмовыми рабами и рабами анатолийских богов. Эта особая форма не имела никаких аналогий на Западе.

Чрезвычайно малой была доля рабов в общем населении Сирии и в селах сирийско-арабского пограничья, жители которых являлись преимущественно свободными. В Египте ситуация в Александрии с ее постоянными трениями между греками, иудеями и местным населением отличалась от ситуации в городах и поселках внутренней части страны. Доля рабов в Александрии была более 10% от общего числа населения, а в сельской местности, по свидетельствам папирусов, она не превышала 1%. С точки зрения частного права большая часть египетского населения находилась на привилегированном положении. Фактически же люди жили за чертой бедности, тогда как греки Александрии были гораздо более состоятельными.

В многочисленных городах Северной Африки привилегированным слоем считались землевладельцы. Там была характерной большая концентрация крупных землевладений. Ко времени Нерона шесть крупных землевладельцев владели половиной страны. Примечательно, что на этих латифундиях работали не рабы, а свободные мелкие арендаторы и колоны.

Этот беглый обзор дает понять, что общественная структура в римских провинциях не определялась только социальной и правовой поляризацией рабовладелец — раб и не поляризацией римлянин — провинциал, но действовали традиционные разграничения между различными группами свободных граждан, что определяло политический климат империи. При этом нужно отметить, что общественные, административные и политические структуры на Западе и на Востоке строились на разной основе.

На Западе, особенно в галльских пагах, на больших территориях жили племена, управляемые местной аристократией. Было бы ошибочно переносить на эту почву компактную систему италийских городов. Вместо этого Рим сохранил так называемые галло-романские общины, привлек на свою сторону влиятельный слой крупных землевладельцев, интегрировал его и превратил в привилегированный слой империи, не в последнюю очередь благодаря предоставлению латинского права или полного римского гражданского права.

Время старых укрепленных кельтских поселений закончилось. Даже в Галлии и Испании осуществился переход к крупным городским поселениям на равнинах или там, где соображения защиты имели лишь второстепенное значение. Старое укрепленное место Бибракт со своими высокими крепостными сооружениями закончило существование, вместо него появился город Августа Августодунум (Аутун). Вместо знаменитой горной крепости Герговия, которую с таким трудом завоевал Цезарь, возник город Августонементум. Функции Новиодунума взял на себя город Августа Свессионум. Подобных примеров в Галии было больше, чем достаточно.

Восточная часть империи, которую Август получил после Акция и взятия Александрии, была разграбленной страной, где царил голод, а городская казна истощилась непрерывной чередой контрибуций во время гражданских войн. Распределение зерна и прощение долгов возымели лишь краткосрочный эффект. Для экономического возрождения нужно было прежде всего создать стабильные отношения. То есть Август и здесь не мог не думать о коренных общественных и экономических преобразованиях. Он опирался на старый правящий слой городов, создал городские советы с пожизненно избранными членами и сделал все для укрепления их положения.

Города были важнейшими ячейками администрации, над ними выстроилась целая система региональных религиозных объединений и союзов. Как и в Малой Азии, это произошло также и в Греции. Однако сотни греческих городов Востока не были пассивными исполнителями приказов и полезными органами управления империи. Они быстро забросали Августа своими собственными проблемами и досаждали ему все новыми юридическими, религиозными и административными спорами и мелкими вопросами. Из надписей и литературных источников известен неслыханный размах дипломатической активности, которую, начиная с Августа, проявляли все римские принцепсы, как во время путешествий, так и во время военных действий. Шла ли речь о восстановлении храма, об обновлениях или подтверждениях привилегий, об ограничении права убежища, о пограничных спорах между полисами, о выяснении личного правового статуса, всегда обращались к принцепсу, и не только многочисленные партии, но и наместники, которые избегали принимать собственные решения. Поэтому принцепс дорого заплатил за крайне необходимую для империи функцию городов греческого Востока.

Огромное количество мер, инициатив и отдельных решений, принятых Августом в течение десятилетий в отношении сословий и социальных групп, привело в конце концов к образованию консистентной общественной системы. Конечно, современное понятие социальной политики вряд ли применимо к Августу, однако отдельные акты вписываются в общую концепцию широких общественных преобразований империи. Сословия и общественные группы в Риме, Италии и провинциях не были пассивными объектами политики Августа; в большинстве случаев интересы отдельных лиц и групп полностью совпадали с намерениями принцепса. Именно этим объясняется тот факт, что политика Августа была успешной, а преобразования общества долговечны.

Некоторые общественно-политические меры Августа наталкивались на сопротивление. Они долгое время проводились при возрастающем беспокойстве и раздражении представителей правящего слоя и богатых групп населения. И здесь Август попытался призвать на помощь давно известные средства. Он напомнил о римских традициях и утверждал: «Новыми законами, которые были изданы по моему распоряжению, я восстановил образцовые обычаи предков. В наш век эти обычаи были под угрозой исчезновения. Я же со своей стороны во многом дал достойные примеры потомкам» («Деяния Божественного Августа») .

В I в. до н.э. безбрачие, бездетные браки и большое число разводов были очень распространены в среде римского правящего слоя. Август предпринимал активные, но бесплодные меры против этого. В 18 г. до н.э., то есть на пороге нового века, он издал целый ряд законов: закон против роскоши, закон, сурово карающий за супружескую измену и закон, регулирующий браки среди представителей сословий. Последний в 9 г.н.э. был дополнен более широкими брачными законами. Содержание отдельных законов точно восстановить нельзя, но в античности они интерпретировались, как дельный комплекс.

Заключение браков и количество детей строго регламентировалось. Например, мужчины от 25 до 60 лет, а женщины с 20 до 50 лет должны были обязательно вступить в брак. Это означало ничто иное, как обязанность заключать повторный брак при его окончании после смерти одного из супругов или после развода. Но все же разрешался определенный промежуток времени. Одновременно были введены запреты на брак. Представителям сенаторских семей запрещалось вступать в брак с вольноотпущенниками и актерами, а римским гражданам — с проститутками и нарушительницами супружеской верности и прочими дискредитировавшими себя женщинами.

Привилегии, с одной стороны, и значительные штрафы, с другой, должны были способствовать деторождению. Тот, кто имел троих детей и более, обладал правом троих детей и был защищен от всех законодательных мер. Этого человека предпочитали при замещении должностей, а позже поощряли и другим способом. Например, мать троих и более детей после смерти супруга освобождалась от опеки. Законоположения о праве трех детей в основе своей имели политические причины, однако вскоре они стали нарушаться. Парадоксально, что этот закон не относился ни к Августу, ни к Ливии.

По этим законам тяжелее всего наказывались холостяки и бездетные из богатых слоев населения. Их наследственное право сильно ущемлялось, причем выгоду из этого извлекала государственная казна. Ограничение завещательных прав для отдельных лиц, а также наложение штрафа на тех, кто не соответствовал нормам закона, было подкреплено еще и вознаграждением доносчикам, без активного содействия которых был невозможен тщательный контроль.

Есть немного римских законов, которые бы так бесцеремонно вмешивались в частную жизнь имущих слоев населения, как это делали законы Августа о браке. Конечно, они поощряли не только многодетные семьи правящего слоя, но их определения касались также и многих семей вольноотпущенников. Речь шла о возвращении к старым нормам, попытке действовать против опасных тенденций общественного развития в духе распространенной тогда речи цензора 131 г. до н.э. Квинта Метелла Македонского. Однако эти меры никогда не были популярными. С помощью законодательства и вознаграждении доносчиков нельзя было обратить вспять изменившиеся общественные нормы. Ограничение личной свободы воспринималось плохо, и его не могли оправдать никакие разумные доводы. На деле заключались часто фиктивные браки и предпринимались всяческие попытки обойти закон. Атмосфера общественной жизни долго оставалась отравленной, как показывают непрерывные усилия в этой области. Социальной политикой Август перегнул палку и вызвал большое сопротивление.