Восточный вал Гитлера

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Восточный вал Гитлера

Итак, еще весной 1938-го Франция полна решимости противостоять планам Гитлера относительно Чехословакии силой оружия. Собственно, она и сама, а тем паче во взаимодействии с союзной Чехословакией, имевшей довольно сильную армию, могла бы оказать достойное сопротивление германским войскам. Если бы при этом была возможность реализовать положения советско-французского и советско-чехословацкого пактов 1935 г., т. е. если бы РККА имела возможность прийти на помощь французским и чехословацким армиям, это значительно усилило бы решимость французов.

Нужен был коридор для прохода советской армии. По большому счету сам факт, что РККА имеет возможность подключиться к совместным действиям Франции и Чехословакии, усмиряюще подействовал бы на Гитлера. И вся история могла бы пойти совершенно иначе. Но для этого требовалась добрая воля Польши.

Эта проблема — каким образом СССР сможет помочь Чехословакии и Франции против Германии — постоянно обсуждалась в течение 1938 г.

В советской историографии часто проводился тезис, что вопросом невозможности СССР оказать реальную военную помощь (из-за отсутствия коридора) французское руководство пыталось прикрыть свои действия, направленные на поиск компромиссов с Гитлером. Конечно, ни Даладье ни Бонне не были образцами волевых руководителей (такими, скажем, как генерал Де Голль), но вполне отдавали себе отчет (и это видно из их вполне здравых высказываний в ходе дипломатических бесед), какая угроза создается для самой Франции в случае расчленения Чехословакии.

Займи Польша иную позицию, не препятствуй она проходу РККА, и Париж — даже с Даладье и Бонне — просто вынужден был бы защищать Чехословакию. Но…

Ремилитаризовав не без польской помощи Рейнскую зону, Германия стала возводить там систему оборонительных укреплений — т. н. Западный вал. А на другой стороне у Гитлера был Восточный вал — Польша.

Именно Польша приложила максимум усилий к тому, чтобы Гитлер не встал перед угрозой второго фронта, чтобы его руки были свободны в отношении юго-восточной Европы.

Вопросом о пропуске советских войск в Европу Франция озадачилась еще в марте 1938-го, в момент аншлюса Австрии. Это, в частности, прямо вытекает из упоминавшейся выше беседы главы французского МИД с польским послом в Париже от 27 мая 1938-го. Польский дипломат тогда посмел упрекать французов в том, что те не поддержали разбойничьи планы Варшавы в отношении Литвы, а вместо этого Франция «была поглощена вопросом о возможном проходе советских войск через чужие территории в случае войны с Германией»[501].

Чем больше обострялась ситуация вокруг Чехословакии — тем активнее были усилия французов по обеспечению коридора для РККА. Но Польша — ключевое государство, от которого теперь зависела как судьба Чехословакии, так и возможность остановить захватнические поползновения Гитлера — выступала категорически против.

17 мая 1938-го начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии В. Кейтель направит в германский МИД письмо: «Иностранный отдел получил из надежного источника следующие сведения. На квартире маршала Рыдз-Смиглы 12.V. состоялось совещание с послами Лукасевичем (Париж), д-ром Папэ (Прага), Липским (Берлин), президентом страны и министром иностранных дел Беком. Целью совещания было принятие решения об отношении Польши к Чехии в связи с посредничеством французского посла Ноэля в пользу Чехии». Результатом этого заседания стало решение, что Польша ни при каких обстоятельствах не окажет помощи Чехословакии, даже под нажимом своих формально союзников французов[502].

22 мая 1938-го в беседе с главой МИД Франции Бонне польский посол в Париже Лукасевич категорически отвергнет любые варианты участия Польши в коллективных усилиях по предотвращению агрессии Гитлера. Так, на прямой вопрос Бонне — «Какова будет позиция Польши, если в результате неудачи усилий по примирению Германия нападет на Чехословакию?», Лукасевич без обиняков ответил: «Мы не пошевелимся».

Бонне зашел с другой стороны: «Какова будет позиция Польши в случае, если Франция, выполняя свои обязательства, вместе с Лондоном поддержит Чехословакию, на которую нападет Германия?». Лукасевич ответил, что этот вопрос в Варшаве изучали и пришли к выводу… что в этом случае Франция сама будет агрессором!

Польский посол сказал: «Польша имеет обязательства по отношению к Франции только на случай, если последняя подвергнется нападению. В рассматриваемой выше гипотезе агрессором оказалась бы Франция: отсюда возникнет совершенно новая ситуация, на которую никогда не делалось договорной ссылки во франкопольских отношениях. Поэтому Польша обязана официально зарезервировать свою позицию по этому вопросу; она не может брать никаких обязательств или давать какие-нибудь обещания».

Последняя туманная фраза будет воспринята в Париже как вероятность того, что Польша может ударить по Франции сообща с Гитлером (якобы защищая Германию от «агрессии»).

Наконец на вопрос об отношении Польши к СССР Лукасевич «самым категорическим образом» ответил, что «поляки считают русских врагами, что, если потребуется, они будут силой противостоять любому проникновению русских на их территорию и даже любому пролету русских самолетов»[503].

25 мая 1938-го Литвинов напишет полпреду СССР в Чехословакии Александровскому о своих контактах в Женеве с главой французского МИД: «Бонне, вздыхая, заявил, что Польша и Румыния решительно сопротивляются пропуску наших войск»[504].

О том же информировал французский премьер Даладье советского полпреда Сурица. 25 мая 1938 г. последний будет телеграфировать в НКИД, что, по сообщению главы французского правительства, Париж «все последние дни посвятил выяснению позиции Польши и Румынии». Но, к сожалению, «зондаж в Польше дал самый отрицательный результат».

Но мало того что Варшава даже не помышляла о возможности пропустить советские войска в Европу для противодействия агрессии Гитлера. Премьер Франции заявил: «Не только не приходится рассчитывать на польскую поддержку, но нет уверенности, что Польша не ударит с тыла». «Вопреки польским заверениям, — продолжил Даладье, — я не верю в лояльность поляков даже при прямом нападении Германии на Францию»[505].

И, конечно, у Парижа были все основания рассматривать Польшу в качестве союзника гитлеровской Германии. Таким образом — в свете будущей капитулянтской позиции Франции в Мюнхене — заметим, что французы в 1938 г. оказывались не только перед проблемой, как обеспечить проход советских войск для помощи Чехословакии, но перед угрозой единого германо-польского фронта! По крайней мере французский генштаб воспринимал эту угрозу серьезно — имея перед глазами вполне прогитлеровскую позицию Варшавы на внешней арене.

К слову, у чехов — на основе уже их контактов с французами — была аналогичная информация: на Польшу рассчитывать нечего, хорошо, чтоб не выступила плечом к плечу с Гитлером. В частности, президент Чехословакии Бенеш заявил 18 мая 1938-го советскому полпреду Александровскому относительно потенциальных коридоров для РККА:

«Как должна попасть Красная Армия в Чехословакию? Скажем, через румынскую территорию. Румыния — союзник Чехословакии по Малой Антанте. Втягивать Румынию в подобный разговор на данном этапе прямо опасно. Сегодня ей еще нельзя настолько доверять…

Другая возможность — территория Польши. Разговор Чехословакии с СССР на эту тему едва ли был бы желателен для Франции. В частности, французский генеральный штаб все-таки считается с польской военной силой, хотя бы только в негативном смысле, как выразился Бенеш. Этим он хотел сказать, что французский генеральный штаб стремится минимум удержать Польшу от выступления на стороне Германии, в случае войны в Европе» (выделено мной. — С. Л.)[506].

Показательно, что на Польшу как на союзника Гитлера смотрели в тот момент и американцы. Так, 22 мая 1938 г. посланник Чехословакии в Париже Осуский в телеграмме в Прагу сообщит: «Американский посланник сказал мне, что мы стоим на грани войны, которая уничтожит всю Европу, что это самое подходящее время для Германии, поскольку Польша и Румыния якобы выступят с войной против России»[507].

Однако вернемся к обмену информацией между премьером Франции и советским полпредом в Париже. Накануне беседы с Сурицем у Даладье был предельно откровенный разговор с польским послом Лукасевичем, в ходе которого французский премьер «потребовал от поляков ясного и недвусмысленного ответа» — «с кем они в мирное и военное время».

Ответы польского посла снимали всякие сомнения: Польша с Гитлером!

«Он (Даладье. — С. Л.) спросил его (Лукасевича. — С. Л.), пропустят ли поляки советские войска. Лукасевич ответил отрицательно. Он спросил тогда, пропустят ли они советские аэропланы. Лукасевич сказал, что поляки откроют по ним огонь. Когда Лукасевич ответил отрицательно и на вопрос, придет ли Польша на помощь, если Франция после германского нападения на Чехословакию объявит Германии войну, то Даладье сказал, что не видит тогда смысла в франко-польском союзе и в жертвах, которые во имя его приносятся Францией. По секрету Даладье мне сказал, что он тут же после этого разговора распорядился приостановить все поставки и другие обязательства по договору с Рыдз-Смиглы», — телеграфировал Суриц в НКИД о деталях французского зондажа на польском направлении.

Французский премьер был возмущен недостойным поведением этого «союзника Франции» — Польши, а свое негодование выразил польскому послу в столь жестких выражениях, что, по словам Даладье, «Лукасевич ушел от меня, как ошпаренный, и пустил даже слезу»…

Обнадеживающе, правда, в тот момент выглядел французский зондаж в Румынии. В частности, Даладье сообщал Сурицу, что Комнен (глава МИД Румынии) заверил, что Румыния «окажет поддержку Чехословакии»[508].

Однако эти намерения Бухареста не были твердыми и отражали всего лишь колебания румынской верхушки — на чью сторону встать. Довольно скоро Польша и Германия совместными усилиями перетянут Румынию на свою сторону. Так, уже 29 мая 1938-го Литвинов будет телеграфировать в полпредства СССР во Франции и Чехословакии о том, что в Варшаве достигнута договоренность с патриархом Мироном[509] «о совместных действиях Польши и Румынии против СССР, в случае попытки Красной Армии прийти на помощь Чехословакии». «Это решение, — сообщал советский нарком, — будет конкретно оформляться в Варшаве, куда на днях выезжает румынская военная делегация во главе с начальником генштаба Ионеску»[510].

Добавим, что румынский коридор для РККА сильно проигрывал польскому. Особенно что касается переброски сухопутных войск. Генштаб Франции после изучения этого вопроса пришел к выводу, что «для армии эта дорога чересчур длинна и трудна», а «коммуникации находятся в плохом состоянии»[511]. Но для передислокации советской авиации помощь Румынии имела бы важное значение.

27 мая 1938 г. воздействовать на позицию Польши пытался глава французского МИД. В продолжительной беседе с польским послом Лукасевичем Бонне в подробностях обрисовал стратегическую ситуацию в Европе — какой она представляется французскому генштабу (перед тем Бонне консультировался с генералом Гамеленом), в т. ч. изложил все негативные последствия, которые ожидают как Францию, так и Польшу в случае уничтожения Чехословакии.

Характерно, что в Париже, как и в Москве, нисколько не сомневались: Судетами Берлин не ограничится, а попытается захватить всю Чехословакию. Бонне изложил мнение Гамелена: «В случае, если Чехословакия будет занята немцами… французский штаб считает такое положение огромной и очень опасной угрозой для нас в военном отношении»[512]. Точно так же расценивали замыслы Гитлера и в СССР. Например, советский полпред в Праге Александровский 30 мая 1938-го будет предостерегать министра иностранных дел Чехословакии Крофту: «Чехословакия должна понимать, что для Гитлера вопрос о судетских немцах является только удобным предлогом для агрессии, целью которой является прямое подчинение Чехословакии Гитлеру, лишение ее самостоятельности»[513].

Иное дело Варшава. Поляки по указанному вопросу демонстрировали полнейшую близорукость и неадекватность! Лукасевич согласился — мол, безусловно, Гамелен прав, «что наше стратегическое положение будет значительно ухудшено, если Германия овладеет всей Чехословакией». Однако, изумился польский посол, откуда вы (Гамелен и Бонне) взяли подобные нелепости? Разве можно не доверять чистым помыслам Гитлера?! Захват всей Чехословакии, уверял польский посол во Франции, совершенно исключается!

Лукасевич заявил: «Я только не понимаю, почему к этому приковывается внимание, так как, по моему мнению, это предположение является чисто теоретическим и безусловно исключается. Я не знаю, стремится ли Гитлер к автономии для судетских немцев или к аннексии территории, ими населенной. Однако я никогда не слышал, чтобы он стремился к присоединению всей Чехословакии. Поэтому я считаю, что рассуждение относительно ситуации, которую генерал Гамелен, вероятно, оценил правильно, является беспредметным».

В ходе беседы Бонне повторно вернется к указанной теме: «быть может, предположение о присоединении к Германии всей Чехословакии является слишком гипотетическим, однако план Геринга о разделе Чехо-Словакии между Германией и Венгрией, с передачей Тешинской Силезии Польше, не является тайной. Реализация этого плана равноценна аннексии всей Чехословакии, а аннексия территорий, населенных немецким меньшинством, значительно ухудшила бы положение Польши с военной точки зрения».

«Я ответил, что, по моему мнению, является абсолютно неразумным предположение о том, чтобы в веке, после великой войны, результатом которой является триумф национального принципа, какое-либо государство, даже более сильное, чем Германия, могло бы присоединить к себе территории, населенные другими народами, вопреки их воле», — похвалялся Лукасевич перед Беком, как он отбрил главу французского МИД.

Исходя из этих «беспредметных» и «неразумных» подозрений в отношении Гитлера, имевшихся у Франции и СССР, польский посол и отстаивал позицию Варшавы. Он отмахивался от аргументов главы французского МИД относительно советско-французского договора о взаимопомощи. Бонне пытался убедить Лукасевича, что «в известной обстановке Польша сможет использовать пакт с выгодой для себя».

«Если возникнет конфликт между Польшей и Германией, — указывал Бонне, — то франко-советский пакт сможет сыграть положительную для Польши роль, во-первых, устраняя вероятность борьбы на два фронта, во-вторых, создавая возможность материальной помощи и помощи сырьем. Положение о том, что конфликт между Германией и Польшей является возможным, не вызывает никакого сомнения. Еще Штреземан в личных беседах с министром Бонне категорически утверждал, что Германия никогда не согласится на существующую ныне границу с Польшей. Трудно допустить, чтобы эта точка зрения в Германии кардинально изменилась после прихода к власти национал-социалистов. В связи с этим улучшение отношений с Россией, несомненно, полезно для Польши».

В ответ на это Лукасевич заметил: «Во избежание недоразумений и неясностей я должен указать, что в переговорах генерала Гамелена с маршалом Рыдз-Смиглы вопрос о возможной материальной помощи и о помощи сырьем со стороны Советской России был поднят генералом Гамеленом и что, однако, маршал Рыдз-Смиглы решительно отклонил какие-либо переговоры или дискуссию на эту тему»[514].

27 мая 1938 г. с Бонне встретился и советский полпред Суриц. Бонне проинформировал его «о французских демаршах в Варшаве и Бухаресте». Оба оказались безуспешными. Бухарест заявил, что в случае конфликта из-за Чехословакии «Румыния останется в стороне». И все, на что оказались горазды румыны — это вызов германского посланника в МИД Румынии, где Комнен (глава румынского МИД) «призывал к миролюбию». Правда, поляки и того не сделали: «Бек отказался».

«Что касается поляков, — телеграфировал Суриц в НКИД, — то уже после разговора Лукасевича с Бонне и Даладье Бек вновь подтвердил отрицательную позицию Польши к пропуску советских войск и советской авиации (он при этом сослался на какое-то заявление Польши в момент заключения франко-советского пакта)».

Кроме того, Бонне заявил советскому полпреду, что «он ищет и не находит следов обязательств, которые, по словам Манделя (тогдашний министр колоний Франции. — С. Л.), Рыдз-Смиглы взял на себя в отношении пропуска советских аэропланов»[515].

Правду говорил Мандель: было такое обязательство со стороны Рыдз-Смиглы! Ранее мы о нем уже упоминали, приводя телеграмму полпреда СССР во Франции в НКИД от 19 сентября 1936 г. Однако Бонне напрасно искал «следы» этих обязательств. Дело в том, что польский маршал давал соответствующие обязательства своим французским союзникам в джентльменском порядке: «Устно Рыдз-Смиглы заявил, что в случае нападения Германии на Францию готовы пропустить наши военные аэропланы над Польшей», — как доверительно информировал советского полпреда в Париже в сентябре 1936-го Леон Блюм (в 1936-м — глава правительства Франции)[516].

Но Польша и письменные-то свои обязательства не исполняла (ведь Рыдз-Смиглы в сентябре 1936-го письменно заверял Гамелена, что Варшава не вступит в соглашения с Берлином против Чехословакии и СССР[517], а уж пытаться апеллировать к джентльменскому соглашению с поляками было и вовсе безнадежным занятием.

9 июня 1938 г. вопрос коридора для РККА обсуждался Литвиновым с послом Франции в Москве Кулондром и посланником Чехословакии в СССР Фирлингером на приеме, который давал покидавший Москву американский посол Дэвис.

Кулондр сообщил, что позиция Варшавы по-прежнему непреклонна: «Польша особенно будет сопротивляться проходу Советской Армии через ее территорию». На этот счет, отметил он, не должно быть никаких иллюзий, «так как поляки им сказали об этом еще раз и весьма категорически и снова это подтверждают. По каждому советскому самолету, который попытается перелететь через польскую территорию, поляки откроют огонь»[518].

К концу июля поляки окончательно дожали румын, получив от тех категорические гарантии непропуска советских войск через территорию Румынии. 26 июля 1938-го в Варшаве замминистра иностранных дел Польши Шембек заявил главе МИД Румынии Комнену: «С некоторого времени до нас доходят упорные слухи, якобы Румыния готова предоставить советским войскам право прохода через свою территорию на помощь Чехословакии. Эти слухи доходят до нас из трех государств. Москва распространяет сведения, что в случае конфликта, который заставит ее предоставить активную помощь Чехословакии, советские войска проследуют через Румынию, которая будет протестовать, но на войну с Россией не отважится».

Комнен «в высшей степени категорически» все эти слухи опроверг, заявив, что «Румыния не пропустит через свою территорию ни одного советского солдата». Наконец, отметил он, «на случай каких-либо советских попыток перейти румынскую границу Румыния рассчитывает на оборонительный союз с Польшей»[519].

И уже 10 августа 1938 г. на приеме у итальянского посла в Берлине в честь маршала Бальбо (верховный главнокомандующий итальянской Северной Африки) посол Польши в Германии Липский доложит Герингу о проделанной Варшавой работе: «Я информировал Геринга о переговорах вице-министра Шембека с Комненом, во время которых последний категорически высказался против пропуска Советских (Вооруженных) Сил через территорию Румынии. Геринг с удовлетворением принял это заявление», — писал Липский в донесении на имя Бека.

Удовлетворение нацистского фельдмаршала было тем выше, что в Берлине очень хорошо осознавали, какое решающее значение имел вопрос коридора для РККА. Геринг заявит Липскому: «Основные расчеты чехов опираются на отношения Праги с Советами».

Геринг заверил польского посла, что «в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше».

Учитывая, что у союзников — Берлина и Варшавы — работа по подготовке агрессии, что называется, кипит и спорится наилучшим образом, Геринг сказал, что он «хотел бы в самое ближайшее время обстоятельно поговорить со мной и обсудить при этом — конечно, как обычно, в конфиденциальном и неофициальном порядке, возможности дальнейшего польско-германского сближения в некоторых вопросах».

Разъяснил Геринг и в каком направлении следует дополнительно сближаться Германии и Польше — «возможность известного обмена информацией относительно русской и чешской проблем». При этом «относительно русской проблемы» он «в общих чертах сказал, что она после решения чешского вопроса станет актуальной». Намекнул, что полякам уже пора бы подумать об Украине: «Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине»[520]. Липский не возражал.

Известно, Франция далеко не сразу встала на путь соглашательства с Гитлером и предательства Чехословакии. Вплоть до последнего момента французы выражали готовность оказать вооруженное сопротивление Гитлеру.

18 августа 1938 г. начальник генштаба военно-воздушных сил Франции Ж. Вюйемен на приеме у Геринга заявил, что в случае нападения Германии на Чехословакию Франция выполнит свои союзнические обязательства[521]. Эта позиция была официально подтверждена в Берлине французским послом в Германии Франсуа-Понсэ. 26 августа 1938 г. Бонне заявил советскому полпреду в Париже, что Франция готова оказать военную помощь Чехословакии. 1 сентября 1938-го временный поверенный в делах Франции в СССР Пайяр потребовал срочной встречи с замнаркома индел Потемкиным, в беседе с которым подтвердил заявление Бонне от 26 августа, сделанное советскому полпреду во Франции.

«Французский и чехословацкий генеральные штабы весьма озабочены создавшимся положением и совещаются об эвентуальном согласовании своих оперативных действий. — сообщал Пайяр. — Возникает настоятельная необходимость выяснить, каким способом мог бы СССР оказать свою помощь Чехословакии в случае нападения на нее Германии?».

Но по-прежнему организация отпора агрессору упиралось в проблему коридора для РККА: «Вопрос об оказании Советским Союзом помощи Чехословакии упирается в позицию Румынии и Польши, французскому правительству надлежит оказать воздействие на этих своих союзниц и обеспечить беспрепятственный пропуск ими советских вооруженных сил», — требовала Москва. А Париж вновь разводил руками: «Попытки французского правительства оказать упомянутое воздействие на Польшу и Румынию не дали положительного результата. Особенно категорический характер имели возражения со стороны Польши»[522].

2 сентября 1938 г. ту же самую проблему с Пайаром обсуждал уже нарком Литвинов. Последний предложил — для определения конкретной помощи Чехословакии «созвать совещание представителей советской, французской и чехословацкой армий»[523].

3 сентября во Франции призвано 300 тыс. резервистов. 4 сентября отменены отпуска в гарнизонах на восточной границе. К 5 сентября 1938-го линия Мажино полностью укомплектована техническими частями[524].

5 сентября посол Франции в Лондоне Корбен в беседе с советским полпредом в Великобритании Майским «подтвердил, что Франция выполнит все свои обязательства в отношении Чехословакии»[525].

10 сентября Франция откликнулась на предложение СССР о созыве военного совещания. «Париж подготавливает предлагаемую встречу представителей трех армий», — телеграфировал посланник ЧСР в Москве в Прагу[526].

11 сентября французский посол в Москве Кулондр в беседе с Потемкиным пытается развеять «сомнения в лояльном отношении Франции к обязательствам, вытекающим из ее договоров с Чехословакией и СССР». Кулондр, ссылаясь на свои консультации с Бонне, уверяет «в неосновательности» возникающих у СССР сомнений, подчеркивает, что «французское правительство считает франко-советский пакт, как и свой договор с Чехословакией, существенным элементом своей конструктивной внешней политики. Франция сохраняет верность своим обязательствам, закрепленным в этих договорах»[527].

В тот же день Литвинов встречается в Женеве с Бонне. Франция готова воевать, но опасается ввязываться в конфликт с Германией без поддержки хотя бы еще одной великой державы. Галифакс (глава МИД Великобритании) сообщает Бонне, заявил ему, что «у Англии нет никаких обязательств в отношении Чехословакии».

Нужна помощь СССР. А она упирается в проблему пропуска советских войск в Европу. Под давлением французского посланника в Бухаресте Комнен (глава румынского МИД) согласился на следующий вариант: «Румыния не может пропускать Красную Армию, но если советские самолеты будут летать высоко над Румынией, то их не видно будет».

Но опять вмешалась Польша! «Румыния в этом вопросе связана только возражениями Польши», — вздыхает Бонне. Когда он, Бонне, говорил польскому посланнику, что «если Польша не хочет ничем помогать Чехословакии, то пусть она не мешает хоть Румынии», польский посол дал понять, что «Польша и на это не пойдет и что Румыния без нее не может принимать никакого решения»[528].

13 сентября 1938-го временный поверенный в делах СССР в Германии Астахов обсуждает проблему пропуска советских войск с послом Франции в Берлине Франсуа-Понсэ. Астахов интересуется у коллеги — удалось ли французам переубедить своего как бы союзника занять конструктивную позицию перед лицом агрессии Гитлера. Франсуа-Понсэ ничего обнадеживающего сказать не может: «Позиция Польши не изменилась. Липский по-прежнему готов лизать руки немцам; это означает, что Бек своей позиции менять не собирается»[529].

Даже за неделю до Мюнхенского сговора казалось, что еще не все потеряно. В Женеве Литвинов провел довольно продуктивные переговоры с французами и англичанами. В частности, упоминавшийся выше лорд-хранитель печати Де ла Варр изложил оптимистичную информацию о настроениях в Париже и Лондоне (напомним, в это время Черчилль организовал заявление группы британских парламентариев в поддержку совместного — англо-франкосоветского — противодействия Гитлеру).

«Хотя Гитлер так заангажировался, что ему трудно отступить, я все же думаю, что он отступил бы, если бы заранее был уверен в возможности совместного советско-франко-английского выступления против него, — телеграфировал Литвинов в НКИД 23 сентября 1938 г., — Теперь никакие декларации, даже совместные, или совещания не произведут на него впечатления. Нужны более убедительные доказательства. Считая, что европейская война, в которую мы будем вовлечены, не в наших интересах и что необходимо все сделать для ее предотвращения, я ставлю вопрос, не следует ли нам объявить хотя бы частичную мобилизацию и в прессе провести такую кампанию, что заставило бы Гитлера и Бека поверить в возможность большой войны с нашим участием. Де ла Варр говорил мне, что настроение в Париже крепнет. Возможно, что и Франция согласилась бы теперь одновременно с нами объявить частичную мобилизацию. Необходимо действовать быстро»[530].

В тот же день посол Франции в СССР Кулондр подтверждает Потемкину: «Пакты Франции и Советского Союза с Чехословакией сохраняют еще свою полную силу. Не может Франция и отказаться от обязательств помощи Чехословакии»[531].

24 сентября генерал Гамелен сообщает советскому военно-воздушному атташе во Франции Васильченко, что на границе Германии с Чехословакией находится от 30 до 38 немецких дивизий и что немецкая авиация «сосредоточена вокруг всей Чехословакии». В связи с этим, проинформировал Гамелен, французский генеральный штаб принял решение подтянуть к своей линии укреплений дополнительно 15 дивизий[532]. В целом к 28 сентября Франция мобилизовала 1,5 млн. человек, развернув на границе с Германией 37 пехотных дивизий, 13 кавалерийских бригад и 29 танковых полков[533].

В СССР все готово для оказания военной помощи Чехословакии. Еще 21 сентября 1938 г. нарком обороны Ворошилов подписал Директиву Военному совету Киевского особого военного округа с приказом «организовать крупные учения в районе Волочиск, Проскуров, Каменец-Подольск, государственная граница». В СССР началась частичная мобилизация.

Утром 22 сентября командующий Киевским округом сообщает в Генштаб, что к 4 часам утра директива наркома доведена до всех войск и они приступили к выдвижению в указанные районы сосредоточения.

23 сентября нарком обороны и генштаб дали дополнительную директиву о приведении в боевую готовность части войск Белорусского особого и вновь созданного Калининского военных округов, а также о выдвижении к государственной границе ряда их оперативных объединений.

Мероприятия по приведению в боевую готовность были осуществлены также в Харьковском и Московском военных округах. Всего в боеготовность были приведены: танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых, мотострелковая и 12 авиационных бригад, 7 укрепрайонов, а в системе противовоздушной обороны — 2 корпуса, 1 дивизия, 2 бригады, 16 полков, 4 зенитно-артиллерийские бригады и 15 зенитно-артиллерийских полков, а также части боевого и тылового обеспечения[534].

25 сентября о проведенных мероприятиях Ворошилов извещает телеграммой военно-воздушного атташе СССР во Франции для дальнейшего информирования Гамелена[535].

28 сентября нарком обороны направляет докладную в Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР: «В случае необходимости посылки авиации в Чехословакию подготовляются и могут быть отправлены 30 сентября с. г. следующие авиачасти:…» (далее идет подробное перечисление авиачастей, аэродромов их базирования и численности готовых к отправке на помощь Чехословакии самолетов). Всего в первой группе СССР готов был направить в Чехословакию 246 бомбардировщиков и 302 истребителя[536].

В тот же день всем военным советам округов из Генштаба РККА направляется директива, запрещающая увольнять красноармейцев и младших командиров, выслуживших установленные сроки службы.

29 сентября 1938 г. Ворошилов приказывает провести дополнительный призыв приписного состава в Белорусском и Киевском особых, Ленинградском и Калининском военных округах.

Таким образом, в дополнение к военно-подготовительным мероприятиям, проведенным 22–23 сентября, были приведены в боевую готовность и пополнены до штатной нормы военнообязанными из запаса еще 17 стрелковых дивизий, управления трех танковых корпусов, 22 танковые и 3 мотострелковые бригады, 34 авиационные базы.

Военно-мобилизационные мероприятия охватили не только западные пограничные области, но и глубинные районы — вплоть до Волги и Урала. Помимо войск, выдвинутых к юго-западной и западной границе, в боеготовность был приведен второй эшелон войск, состоявший из 30 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 2 танковых корпусов, 15 отдельных танковых бригад, 34 авиационных баз. В вооруженные силы было призвано из запаса до 330 тыс. человек командного, политического, младшего командного и рядового состава[537].

Оставалось перебросить эту военную махину в Европу. Или, по меньшей мере, организовать воздушный коридор для советских бомбардировщиков и истребителей, готовых вступить в бой с германскими стервятниками в небе Чехословакии так же, как они это делали в небе Испании.

Но Восточный вал Гитлера был начеку!

В момент, когда военные СССР и Франции обменивались информацией о приготовлениях к отпору фашистской агрессии, Польша рапортовала Гитлеру:

«1. Правительство Польской Республики констатирует, что оно, благодаря занимаемой им позиции, парализовало возможность интервенции Советов в чешском вопросе в самом широком значении. Наш нажим в Бухаресте оказал желательное действие. Маневры, проводимые нами на Волыни, были поняты Москвой как предостережение.

2. Польша считает вмешательство Советов в европейские дела недопустимым.

3. Чехословацкую Республику мы считаем образованием искусственным, удовлетворяющим некоторым доктринам и комбинациям, но не отвечающим действительным потребностям и здравым правам народов Центральной Европы.

4. В течение прошлого года польское правительство четыре раза отвергало предложение присоединиться к международному вмешательству в защиту Чехословакии», — такие директивы для беседы с Гитлером направил 19 сентября 1938-го министр иностранных дел Польши Бек послу Польши в Германии Липскому[538].

На следующий день Липский докладывал Беку, что Гитлер очень доволен Польшей. И поскольку Польша с энтузиазмом оказывает услуги Гитлеру, то и он о ней не забудет: «Канцлер совершенно конфиденциально, подчеркивая, что я могу сделать из этого надлежащие выводы, довел до моего сведения, что уже сегодня, в случае если между Польшей и Чехословакией дело дойдет до конфликта на почве наших интересов в Тешине, рейх станет на нашу сторону», — писал Липский в Варшаву.

Фюрер потешил польский слух: «В дальнейшем во время беседы канцлер настойчиво подчеркивал, что Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России», — с гордостью рапортовал Беку польский посол в Берлине. Гитлер и Липский обсудили тактику, «какую следовало бы применять для решения всего чехословацкого вопроса». Порассуждали о разграничении сфер интересов: «за линией известных германских интересов мы (Польша. — С. Л.) имеем совершенно свободные руки»[539].

27 сентября 1938 г. через германского посла в Варшаве Мольтке Бек, отметив «лояльные отношения» между польским и германским правительствами, в очередной раз заверил Гитлера: «Польское правительство никогда не будет сотрудничать с Советским Союзом, поскольку он вмешивается в европейские дела. Это непреклонная линия польской политики». Германии, заметил Бек, это и так давно известно, но «в такое серьезное время, как сейчас, не помешает повторить эту истину еще раз»[540].

Таким образом, будучи уверенным, что через Восточный вал не только РККА не пройдет, но ни один советский самолет необстрелянным не пролетит, Гитлер мог со спокойной душой отправляться «миротворить» в Мюнхен.