Странная склонность к суициду, или На что рассчитывал Гитлер?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Странная склонность к суициду, или На что рассчитывал Гитлер?

— Вот и выходит, товарищ Момыш-Улы, что и побеждая можно оказаться побеждённым.

Как, товарищ генерал?

— А цена? — живо ответил Панфилов. — Цена, которую платят за победу?

Александр Бек. Волоколамское шоссе

Это так общеизвестно, что неприлично даже вспоминать — не вступать в войну с Россией завещал еще Бисмарк. Ему принадлежит знаменитая фраза: «На Востоке врага нет!»

Пресловутый «Дранг нах Остен» был магнитом, вектором германской политики, частью их менталитета уже не менее тысячи лет. Понять немцев нетрудно. Германия чем дальше, тем более остро нуждалась в земле, хлебе, ресурсах. Собственно, это была общая проблема европейских государств — но не у всех под боком маячили такие колоссальные и столь дурно обрабатываемые пространства, которые словно бы просили хозяйской руки. К началу XX века идея колонизации Украины, судя по всему, стала в определенных кругах Германии настоящей шизой. Иначе зачем предупреждение Бисмарка? Ну кто нормальный, скажите, сюда сунется?

Нет, теоретически выиграть войну по европейским стандартам — то есть взять столицу и даже заключить какой-то мир — было возможно. Но проблема в том, что настоящие трудности у победителя начались бы только потом, после внезапного осознания того факта, что у русских, оказывается, другие правила ведения войны.

…Вскоре после подписания пресловутого пакта 1939 года германский генштаб заказал эмигранту генералу Краснову аналитический обзор: «Поход Наполеона на Москву в 1812 году. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в XX в. и возможные последствия подобной акции».

Естественно, изучая вопрос, просто невозможно было пройти мимо мемуаров графа Армана де Коленкура, приближенного Наполеона. Тот приводит короткую, но выразительную сценку: разговор Александра I с послом Наполеона де Нарбонном о войне и мире, который завершился следующим образом: раскрыв перед французом карту России, русский царь указал на самые далекие окраины и сказал:

«— Если император Наполеон решится на войну и судьба не будет благосклонной к нашему справедливому делу, то ему придется идти до самого конца, чтобы добиваться мира».

В разговоре уже с самим Коленкуром Александр более детально раскрыл русскую стратегию ведения войны на своей территории:

«— Мы не пойдём на риск. За нас — необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию. Когда обладаешь этим, то, по словам императора Наполеона, несмотря на понесенные вами потери, никто не сможет диктовать вам свою волю… Я не обнажу шпагу первым, но я вложу ее в ножны не иначе, как последним. Пример испанцев доказывает, что именно недостаток упорства погубил все государства, с которыми воевал ваш повелитель… Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой. Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима».

Александр не открыл никаких потрясающих секретов — он всего лишь изложил французу обычный русский способ ведения войны, с опорой на главное оборонительное сооружение России — её самое.

До середины XX века Россия сама по себе являлась неприступной крепостью. Ее колоссальные пространства были непреодолимым препятствием для армии, идущей со скоростью лошадиного шага, осенняя распутица активизировала главные оборонные сооружения страны — чудовищные грунтовые дороги, а потом приходила зима и добивала все, что еще шевелилось на месте армии вторжения, как это было с Наполеоном. Или же просыпались, наконец, русские люди, осознавали, что пришли какие-то… … и вышибали их вон, как это было в 1612 году. Лейтмотив всегда был один и тот же: «Как бы мы ни жили, но вас сюда не звали!»

Нет, Гитлер мог полагать, будто бы русский народ воспримет немцев как освободителей от большевистского ига. Однако странно думать, что он способен был сделать серьезную ставку на предположение. В конце концов, в рейхе имелось полно репатриантов из СССР, из них выкачивали всю информацию, которой они хоть как-то располагали, и те наверняка рассказывали о характере народа, среди которого жили. В числе прочего поведав и о том, что русские, выбирая из двух зол, никогда не выберут чужаков и что предстоит война не только с армией, но и с народом.

По всей видимости, он это все же знал, потому что еще в самом начале войны отдал глубоко ошибочное решение о максимальной жесткости обращения с населением оккупированных территорий[64] — по-видимому, исходя опять же из европейского менталитета. Если бы он знал, что русские, когда им нечего терять, не впадают в ступор, а звереют…

Гитлер мог разгромить Красную Армию, но все равно это стало бы всего лишь передышкой, поскольку в мире нет силы, способной пройти всю Россию, от Украины до Камчатки. Завоевателю неизбежно придется устанавливать какую-то границу, а за этой границей тут же начнет собираться новая армия, недвусмысленно готовясь к реваншу. А уж если что и погубит эту страну, так никоим образом не недостаток упорства. Только очень упертый народ может растянуть свое государство на десять тысяч километров. И где бы Гитлер ни провел новую границу, за ней осталось бы достаточно России, чтобы вскоре дать ему бой — особенно если во главе этой России оставался бы Сталин. (И когда немцы подходили к Москве, советское правительство действительно переехало в другой город — Куйбышев, никоим образом не собираясь прекращать войну.)

Ещё раз вспомним характеристику, данную немецким производственником:

«Вы, русские, непредсказуемы и способны к неукладывающейся ни в какие рамки аккордной мобилизации. Безжалостны к себе (что говорить о врагах), угрюмы, патологически любите аккордную работу на пределе сип и надсадно упорны… Пепел Ивана стучит у вас в груди, вы никогда не смиритесь с гибелью своей страны…»[65].

Мог ли Гитлер этого не знать?

…В плане «Барбаросса», в разделе «Общие задачи» записано:

«Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено».

Допустим. Если Гитлер судил о предстоящем противнике, исходя из предшествующего опыта, когда он одним рывком прошел не только Польшу, но и куда более сильную Францию — да, он мог рассчитывать на что-то подобное. Особенно если переоценить нашу организованность и полагать, что ко времени начала войны «основные силы русских сухопутных войск» окажутся именно там, где они должны быть согласно оперативным планам, а не на железнодорожной станции в Урюпинске в ожидании эшелона или вообще черт знает где…[66] И если он не слышал о знаменитом высказывании Фридриха Великого, что русского солдата нужно два раза застрелить, а потом еще толкнуть, чтобы он, наконец, упал. Можно было считать это лирикой, и считали — до тех пор, пока не столкнулись с этим солдатом в реальности, и оказалось, что на самом деле «запад есть запад, восток есть восток», и сравнивать их не стоит…

Но все же допустим, что Гитлеру удалось выполнить эту задачу. А что, интересно, собирался он делать с войсками, не находящимися в западной России[67]? В приграничных округах наших военных в то время было 2.9 миллиона[68]. Численность всей армии — около 5 миллионов. А в случае мобилизации, согласно обычным расчетам, страна может поставить под ружье около 10 % населения — для Советского Союза это было 15–17 миллионов человек (в реальности же число мобилизованных с 1941 по 1945 год составило 34 миллиона). По всей видимости, двухмесячный срок, отведенный Гитлером на восточную кампанию, был связан именно с мобилизацией: чтобы призвать пополнение, хотя бы кое-как обучить, сформировать в воинские части и отправить на фронт, как раз и требуется два с половиной — три месяца, и он хотел разгромить существующую армию до того, как на фронт начнут поступать новые части, собранные из мобилизованных.

Но даже если вермахту и удастся за предписанный срок выполнить задачи, изложенные в плане «Барбаросса», — то что Гитлер собирался делать потом? Быстрее ли или медленнее, миллионом больше или миллионом меньше, но мобилизация все равно когда-то и как-то произойдет. Не говоря уже о том, что Красная Армия ведь и воевать постепенно подучится — а учатся русские быстро?!

И когда немецкая армия, пусть даже очень хорошая, но уставшая и поредевшая от боев, оторванная от Германии, снабжаемая по нескольким железнодорожным веткам, страдающим от горячего внимания диверсантов, окажется в настоящей (а не по Днепру) глубине России лицом к лицу с такой махиной — что она будет делать? Особенно если это произойдет зимой — а что такого, мы здесь живем круглый год, не только летом (финская война, например, изначально была зимней). При наших размерах и темпах как раз к декабрю и раскачаемся… В первый год войны немцы не имели даже зимнего обмундирования, да и антифриза тоже, что еще неприятнее — а морозы стояли под сорок градусов…

Мог ли Гитлер не понимать, что даже если он возьмет Москву, на него все равно неизбежно обрушится отмобилизовавшаяся наконец остальная советская армия. И что тогда?

Так что даже блицкриг решал какие-то частные задачи, но не решал общих. Нелепо думать, что Гитлер этого не понимал. Вот и вопрос: на что он рассчитывал?

И, кстати, почему мы все-таки не ответили на нападение немцев традиционным образом — отступая в глубь России, чтобы спасти армию, как это сделали в 1812 году и повторили в 1942-м? Почему наши, не считая потерь, цеплялись за каждый камень и каждый куст, почему правительство бросало в эту мясорубку все, что было под рукой, вплоть до курсантов офицерских школ — лишь бы затормозить продвижение немцев?

Да, неотвратимо наступала осень или зима — но это лишь часть ответа. Тут явно должно быть что-то еще, что понимали оба вождя.

Так в чем был расчёт Гитлера и ответ Сталина?

* * *

…Генерал Ганс фон Сект, командовавший рейхсвером[69] в 20-х годах, слыл русофилом, хотя таковым и не являлся. Его стремление наладить контакт с Советским Союзом было вынужденным следствием Версальского мира. А вообще-то он был патриотом Германии и, как и положено патриоту, прокручивал разные варианты войн, в том числе проводил и оперативно-стратегические игры, моделируя войну с СССР. То же самое делал несколько позднее командующий вермахтом фельдмаршал фон Бломберг. В 1937 году данные об этих играх добыла наша разведка и положила на стол Сталину

Вот что пишет по этому поводу Павел Судоплатов:

«После оперативно-стратегических игр, проводившихся фон Сектом, а затем Бломбергом, появилось „завещание Секта“, в котором говорилось, что Германия не сможет выиграть войну с Россией, если боевые действия затянутся на срок более двух месяцев и если в течение первого месяца войны не удастся захватить Ленинград, Киев, Москву и разгромить основные силы Красной Армии, оккупировав одновременно главные центры военной промышленности и добычи сырья в европейской части СССР».

Как отреагировал на эту информацию Сталин? Продолжим цитировать Судоплатова:

«Хотя Сталин с раздражением относился к разведывательным материалам, вместе с тем он стремился использовать их…для доведения до германских военных кругов информации о неизбежности для Германии длительной войны с Россией. Акцент делался на то, что мы создали на Урале военно-промышленную базу, неуязвимую для немецкого нападения».

Москва, Ленинград и Киев нужны были немцам не только как крупные города, центры промышленности и железнодорожные узлы. План «Барбаросса» предусматривал создание на оккупированной территории нескольких государств, с которыми Германия собиралась заключить мирные договоры, создав таким образом некое подобие буферной зоны между собой и остатком СССР. (Что забавно, среди многочисленных германских планов есть и такие, которые предполагали сделать эти государства… социалистическими. Это ещё раз доказывает, что «крестовый поход против большевизма» к целям войны отношения не имеет.)

Но на самом деле даже выполнение и этих планов ничего не решало — с конкурирующими правительствами Сталин мог без труда разобраться в рабочем порядке. Русские — народ с очень хорошей памятью, и если выбирать не между жизнью и смертью, а между тем, за кого умирать — за великую империю или за каких-то немецких холуев… Как вы полагаете, долго ли продержится против РККА армия буферного государства с русским населением?

Сталин не увлекался игрой в солдатики, так что он сразу ухватил суть, вычленив в завещании Секта единственную настоящую угрозу — на нее и ответил. «Военно-промышленная база на Урале» была блефом — но именно этот блеф показывает, что на самом деле работало козырной мастью в игре.

Действительно, если отрешиться от логики дивизий и корпусов и применить к делу обычные житейские соображения, сразу видно, что Гитлер мог выиграть эту войну, и даже без особого труда. У Советского Союза, в целом непобедимого, имелась одна роковая особенность. Большая часть его индустриальной базы, и в частности военной промышленности, была сосредоточена в европейской части страны. И если Гитлер сумеет быстрым ударом захватить эту промышленную базу (или, на худой конец, уничтожить — лишь бы не работала на СССР) — то после этого Советский Союз может выставить не то что пятнадцати-, а хоть стомиллионную армию — что она сможет без оружия, без техники?

«Цель операции должна состоять в уничтожении русских вооруженных сил, в захвате важнейших экономических центров и разрушении остальных промышленных центров, прежде всего в районе Екатеринбурга; кроме того, необходимо овладеть районом Баку».

Это Гитлер писал в заметках к плану «Барбаросса» еще на начальной стадии его разработки. В этом, а вовсе не в патриотизме или идеологии был смысл выражения «Советский Союз — колосс на глиняных ногах». Захватив в ходе блицкрига расположенную недалеко от границ промышленную базу, немецкая армия подсекала эти самые ноги и выигрывала войну. Дальнейшее было уже вопросом времени.

Как видим, стратегия победы Гитлера чрезвычайно проста: захватить промышленные районы Советского Союза, затем разделить оккупированную территорию на несколько протекторатов, а остальную страну отрезать от морей, ввести жесткие ограничения на поставки, чтобы невозможно было провести вторую индустриализацию — и предоставить Россию ее собственной судьбе: реванша в обозримом будущем уже не будет.

Так что разгром армии — далеко не самое худшее, что ожидало Советский Союз в случае, если гитлеровские планы сбудутся. Перспективы оказывались куда более мрачными. Странно было бы думать, что Сталин их не понимал.