8. НАЧАЛО И КОНЕЦ
8. НАЧАЛО И КОНЕЦ
«Армия с нами, — сказал Лев Троцкий, избранный председателем Петроградского совета после своего освобождения из тюрьмы в сентябре 1917 года, в разговоре с Джоном Ридом 30 октября. — Временное правительство совершенно бессильно. Управляет буржуазия… но у нее не хватает сил. Армия с нами»{203}.
Слова Троцкого об армии были справедливы только отчасти. Армия не была с Временным правительством, провозглашавшим «войну до конца», и многие солдаты были «с Троцким», но большинство армии, населения, интеллигенции не поддерживало большевиков.
Десятилетия, прошедшие с тех пор, богаты свидетельствами, что граждане часто становятся на сторону коммунистов не на почве идеологических убеждений или знания марксизма-ленинизма, а из оппозиции к существующим условиям или правительству. Миллионы неграмотных крестьян в Индии, Индонезии и других азиатских странах, и даже миллионы грамотных рабочих в Италии и Франции, голосуя за коммунистическую партию, показывают недовольство и страх, а не идеологию. Некоторые из этих избирателей ужаснулись бы, если бы большевики пришли к власти. Точно так же, в 1917 году, в России, многочисленные солдаты, рабочие, крестьяне и интеллигенты поддержали Ленина и Троцкого, чтобы дать выход своему гневу, направленному против войны и тех, кто хотел ее продолжения. Но только меньшинство отдало свои голоса большевикам на всероссийских демократических выборах в Учредительное Собрание.
Эти выборы, единственное свободное народное волеизъявление в русской истории, были проведены, по иронии судьбы, 25–27 ноября 1917 г., т. е. при советской власти. Тот факт, что выборы вообще имели место и что они окончились поражением большевиков, указывает на либеральность, от которой советская система в скорости избавилась. Эти выборы тем более интересны, что они представляют собою единственную в своем роде перепись общественного мнения, проведенную в тот самый момент, когда Россия переходила от демократии к диктатуре.
С той минуты, как Ленин прибыл в Петроград, вплоть до ноября, он и его партия подчеркивали необходимость созыва Учредительного Собрания для выработки республиканской конституции и избрания постоянного правительства. Выборы возбудили большой интерес со стороны общества и отражали народные чувства. Большевики делали все, чтобы выиграть. 21 октября «Рабочий путь», ежедневная газета большевиков, заменившая запрещенную «Правду», призывал избирателей послать «пролетарскую революционную партию — единственную последовательную и непреклонную партию революции — большевиков в их массе» в Учредительное Собрание. 8 ноября, через день после захвата власти, Ленин публично упомянул об Учредительном Собрании как об органе, который один властен решать в международных вопросах.
Согласно цифрам, опубликованным коммунистами, социалисты-революционеры получили 410 из 707 мест, т. е. явное большинство. Большевики получили 175 мест, меньшевики — 16, кадеты (конституционные демократы, или партия Народной свободы) — 17, национальные группы — 86. Оставшиеся несколько мест достались разным мелким организациям{204}.
Таким образам, 24,7 % электората, или приблизительно одна четверть, отдали свой голос большевикам в то время, как большевики уже правили Россией, г. ноябре 1917 г.{205}
Это показывает, что Ленин и Троцкий сформировали правительство не только на основании двадцатипятитысячной партии, как часто говорят. Они пользовались значительной популярностью, хоть и не располагали большинством. По сравнению с 17490837 голосами, набранными партией социалистов-революционеров (эсеров), полученные большевиками 9562 358 голосов кажутся весьма значительной частью почти сорокамиллионного электората России. Как объяснить силу большевиков?
«По единодушным свидетельствами, — пишет Оливер Генри Радки, — солдаты безраздельно властвовали над массами и глубочайшим образом повлияли на исход выборов». Он приводит ряд случаев в Тверской губернии, «когда один агитатор смог развеять неприязнь населения к большевикам и расположить избирателей в пользу своей партии». Однако в другом уезде той же губернии эсеры получили 12000 голосов, а большевики — только 1400, вероятно, потому что, как пишет Радки, «в этой местности вернувшиеся с фронта солдаты в основном советовали голосовать за список эсеров»,
В письме от 10 октября 1917 г., адресованном И. Т. Смилге, финскому большевику, командовавшему пробольшевистскими вооруженными силами в окрестностях Гельсингфорса, Ленин писал: «Конечно, отпуски даются и матросам и солдатам. Надо из отпускаемых в деревню на побывку составить отряды агитаторов для систематического объезда всех губерний и агитации в деревнях, как вообще, так и для учредительного собрания». Ленин одобрил выдвинутое Смилгой предложение внести раскол в партию социалистов-революционеров и «осуществить тот блок с левыми эсерами, который один может нам дать прочную власть в России и большинство в Учредительном Собрании».
Эсеры считали себя социалистами, утопическими социалистами, верившими в то, что Россия может совершить прыжок из слабо развитого капиталистического общества в земной рай деревенских общин. Хотя Ленин называл их народническую идеологию «гнусной, зловонной мертвечиной», они пользовались огромным успехом среди крестьян. В сельскохозяйственной Курской губернии, например, эсеры победили большевиков на выборах с превосходством 7:1. «Даже и так, — пишет Радки, — партия Ленина вышла на второе место, получив 100 000 голосов, из которых очень мало могло принадлежать пролетариям». Кому же принадлежали эти голоса? «На этот вопрос можно ответить следующим образом: солдаты тыловых гарнизонов и вернувшиеся с фронта повсюду вели яростную агитацию в пользу большевиков… Поэтому большевизм укрепился в малопромышленных или вообще лишенных промышленности районах».
По мнению Радки, изучившего петроградскую, московскую и местную прессу того времени, наиболее эффективными или, во всяком случае, наиболее вездесущими пропагандистами большевизма были солдаты фронтовики и матросы Балтийского флота. Один солдат сказал корреспонденту саратовской газеты: «Важно только одно: окончить эту проклятую войну и добраться домой».
Имена большевистских кандидатов составляли список № 7. Ленинские агитаторы объезжали степные районы, уговаривая крестьянок: «Если не будете голосовать за список № 7, мужья вышибут из вас дух, как вернутся домой».
В такой большой стране, как Россия, расстояние, а в особенности — плохие дороги и нерегулярное железнодорожное сообщение, оказывают влияние на политические события. Так, в Вязьме, районы, прилежащие к железной дороге, пошли за большевиками, а более отдаленные — за эсерами просто потому, что солдаты действовали поблизости от станций и не проникали в глубь страны». По той же причине большевики получили 653 430 голосов на Западном фронте вблизи Петрограда, где эсеры получили всего 180582 голоса, но только 167 000 на далеком Румынском фронте, где большинство (679471) пошло за эсерами. На еще более отдаленном Кавказском фронте эсеры получили в пять раз больше голосов, чем большевики.
В Петрограде в голосовании участвовали 942 333 избирателя, распределившиеся так: большевики — 424 027 голосов, эсеры — 152 230, меньшевики — 29167, кадеты — 246 506. В Москве (764 763 избирателя) за большевиков было подано 366148 голосов, за эсеров — 62260, за меньшевиков — 21597, за кадетов — 263859. Таким образом, большевики одержали внушительную победу над эсерами в столицах. Кадетская партия, завоевавшая весьма значительное число голосов, представляла средние и высшие классы; численность ее сторонников, однако, в скором времени уменьшилась вследствие эмиграции, массовых казней и большевистской политики запугивания.
Повсюду в выборах участвовал большой процент населения. «В целом, — пишет Радки, — выборы проходили нормально: никто не был убит, а избитых было не много, и они принадлежали к обеим сторонам».
Россия избрала свой первый представительный парламент — Учредительное Собрание. Перед его созывом советское правительство арестовало ряд депутатов к.-д. и с.-р. партий. Затем советы поставили партию кадетов вне закона и лишили мандатов всех представителей этой партии. Два кадетских депутата, Ф. Ф. Кокошкин и А. И. Шингарев, были убиты в больничных постелях группой солдат и матросов в ночь на 18 января 1918 г.
На другой день поредевшие депутаты собрались в петроградском Таврическом дворце. Не успело Собрание выбрать себе председателя, как большевик Яков Свердлов призвал депутатов (тщетно) вынести одобрение декретам, опубликованным большевиками ранее. Затем 244 голосами против 153, поданных за знаменитую левую эсерку Марию Спиридонову, в председатели был выбран правый эсер Виктор Чернов. В своей вступительной речи, сопровождавшейся шумом и выкриками со скамей ленинцев и сотрудничавших с ними левых эсеров, он провозгласил политическую программу, согласно которой большевики должны были передать только что завоеванную ими власть блоку, включавшему их заклятых врагов — меньшевиков и правых эсеров, и подчиниться парламенту. Большинство в Учредительном Собрании принадлежало противникам большевизма, и было бы глупо ожидать, что коммунистические воротилы так легко отдадут власть враждебному парламенту. Ожесточенные дебаты затянулись далеко за полночь. Блестящий ораторский поединок между большевиком Николаем Бухариным и меньшевиком Ираклием Церетели окончился вничью. Поздней ночью председатель Чернов, наконец, прочел декрет о национализации земли. Перед тем, как его поставили на голосование, к председателю подошел вооруженный револьвером кронштадтский матрос Железняков и потребовал «освободить помещение», потому что «караул устал».
Голоса из зала: — Нам не нужно караула!
Чернов: — По какой инструкции? От кого?
Оказалось, что комиссар Дыбенко, большевик, командовавший балтийскими матросами, приказал закрыть собрание. Не взирая на это, Чернов прочел второй декрет, также одобренный Собранием, в котором депутаты обращались «к союзным с Россией державам с предложением приступить к совместному определению точных условий демократического мира». Затем, в 4 часа 40 минут утра (караул, действительно, мог устать) Учредительное Собрание разошлось, решив снова встретиться в 5 часов пополудни того же 19 января{206}. Вооруженные большевистские патрули не допустили дальнейших заседаний.
Так окончился короткий парламентский опыт России.
Что случилось бы, если бы большевики добились большинства в Учредительном собрании? Вероятно, они бы сохранили парламент. Впоследствии вожди большевизма попытались дать теоретическое оправдание разгону Собрания. Но подлинная причина была куда проще: большевистское меньшинство стояло перед лицом полного решимости, но безоружного большинства. Поэтому большевики и прибегли к оружию, чтобы рассеять своих противников.
Выборы в Учредительное Собрание еще раз подтвердили то, что было известно Ленину еще в апреле 1917 года, а именно, что одним из решающих элементов, может быть, даже самым решающим элементом в политической ситуации были усталые от войны солдаты. Падение Керенского произошло по причинам, очень близко напоминавшим причины свержения царя, и при весьма сходных обстоятельствах: за исключением юнкеров, сражавшихся с большевиками у Зимнего Дворца и в Москве, никто и пальцем не шевельнул в защиту Керенского из всей русской армии. Десять дней, которые в конечном итоге потрясли мир, не вызвали ни малейшего волнения в Петрограде, находившимся в самом центре бури.
Лучшим свидетелем того, что произошло в роковой день 7 ноября, когда большевики захватили власть, является сам Керенский: «Полночь на 25 октября. В моем кабинете (в Зимнем Дворце — Л. Ф.)… Я не знал, что, пока я разговаривал с делегатами полков, Совет казачьих войск, заседавший всю ночь, решительно высказался за невмешательство казаков в борьбу Временного правительства с восставшими большевиками… явился Роговский, Правительственный комиссар по Градоначальству… Между прочим, от Е. Ф. Роговского мы узнали, что значительное количество судов Балтийского флота в боевом порядке вошло в Неву; что некоторые из этих судов поднялись до Николаевского моста; что этот мост, в свою очередь, занят отрядами восставших, которые уже продвигаются дальше к Дворцовому мосту. Роговский обратил наше особое внимание на то обстоятельство, что большевики осуществляют весь свой план «в полном порядке», не встречая нигде никакого сопротивления со стороны правительственных войск… штаб СПб. военного округа с совершенным безразличием следит… за происходящими событиями…
Мучительно тянулись долгие часы этой ночи. Отовсюду мы ждали подкреплений, которые, однако, упорно не появлялись»{207}.
Утомленный бессонной ночью, но полный отваги, порожденной смешанными чувствами собственной правоты, замешательства и отчаяния, Керенский в конфискованном автомобиле покинул Зимний Дворец. За ним следовала другая машина, с флажком Соединенных Штатов. Керенский направлялся на фронт, надеясь найти войска, которые вернулись бы с ним в Петроград и прогнали большевиков. За пределами города, в Гатчине, он собрал небольшой отряд солдат и офицеров и попытался оказать сопротивление. Эти «вооруженные силы» растаяли. Керенский бежал.
В самом Петрограде правительство, по замечанию одного французского комментатора, цитируемого Троцким, было «опрокинуто, не успев крикнуть уф». Троцкий, лично руководивший восстанием как председатель Военно-революционного комитета, впоследствии утверждал: «Демонстраций, уличных боев, баррикад, всего того, что входит в привычное понятие восстания, почти не было»{208}.
Большевистский Военно-революционный комитет открыто, как генеральный штаб армии, руководил событиями из своей штаб-квартиры в Смольном, бывшем институте благородных девиц. Казалось, как вспоминал Троцкий, что Зимний и Смольный поменялись местами. 6 ноября, накануне переворота, ВРК (Военно-революционный комитет) отдал приказ: «1. Все полковые ротные и командные комитеты должны заседать непрерывно… 2. Ни один солдат не должен отлучаться без разрешения комитета из своей части. 3. Немедленно прислать в Смольный институт по два представителя от каждой части…»{209} В тоже время гарнизонам, стоящим в окрестностях Петрограда, было приказано охранять шоссе и железные дороги и не пропускать войска Керенского в город.
6 ноября. «В 17 часов, — говорится в цитированном выше официальном источнике, — солдаты Кексгольмского полка заняли главный телеграф». В тот вечер «Керенский приказал развести все мосты, соединявшие окраины с центром, но решительные действия революционных частей петроградского гарнизона и моряков Балтийского флота сорвали эти планы… В 21 час моряки, находившиеся в Петрограде, заняли Петроградское Телеграфное Агентство»{210}.
В 22 часа 45 минут Ленин, скрывавшийся с июля в Финляндии, в окрестностях Петрограда и на конспиративных квартирах в самом Петрограде, прибыл в Смольный в одежде рабочего, парике и гриме. «На площади перед Смольным шумели броневики, стояла трехдюймовка, были сложены дрова на случай постройки баррикад, — вспоминала Крупская. — У входа стояли пулеметы и орудия, у дверей — часовые»{211}. Смольный и ведущие к нему улицы охранялись латышскими стрелками под командой Яна Берзиня, в 1936 году ставшего главным советским командиром в республиканской Испании.
6 ноября. «В 24 часа член В.Р.К. Я. М. Свердлов в юзограмме, адресованной председателю Центробалта П. Е. Дыбенко, предложил Балтийскому флоту выслать из Гельсингфорса в Петроград боевые корабли с десантом». 7 ноября «в 21 час 25 минут отряд красногвардейцев Выборгского района, солдаты Кексгольмского полка и революционные моряки под командой М. Д. Горчаева заняли Главный почтамт». (Красногвардейцы были, по словам Джона Рида, «вооруженными заводскими рабочими… необученными и недисциплинированными, но полными революционного пыла».)
«Николаевским вокзалом в 2 часа утра овладела первая рота 6-го запасного саперного батальона. В то же время красногвардейские отряды заняли Балтийский вокзал, Центральную электростанцию и другие важнейшие пункты. В 3 часа по вызову В. Р. К. из Гельсингфорса по Финляндской железной дороге выехал первый эшелон балтийских матросов; в 3 часа 30 минут отдал якорь у Николаевского моста крейсер «Аврора». Около 6 часов утра моряки Гвардейского флотского экипажа захватили Государственный банк, а в седьмом часу красногвардейцы Выборгской стороны совместно с кексгольмцами, после короткой схватки с юнкерами Владимирского военного училища, заняли Центральную телефонную станцию. Телефоны Зимнего Дворца и штаба округа были немедленно выключены»{212}.
Весь день 7 ноября боевые операции проходили безостановочно и беспрепятственно. В 10 часов утра, после того, как огромный флот пришел из Кронштадта в Неву и высадил десант на улицах города, Ленин провозгласил: «Временное правительство низложено».
Иосиф Сталин также оставил описание событий 6 и 7 ноября, составленное с чисто военной точки зрения{213}.
Оставался только один центр сопротивления, Зимний Дворец, резиденция последнего царя, последний оплот демократической России. Он был хорошо защищен, и его защитники держались упорно. Сначала большевистские части окружили дворец. Крейсеры, канонерские лодки и минные заградители подошли на пушечный выстрел. В 21 час 45 минут «Аврора» дала холостой выстрел из шестидюймового орудия, подавая сигнал к атаке. Тяжелая артиллерия Петропавловской крепости выпустила 30–35 снарядов по дворцу, не нанеся ему больших повреждений. Тогда начался штурм. Он продолжался до 2 часов 10 минут 8 ноября, когда, видя, что пять из шести броневиков охранявших Зимний Дворец перешли на сторону большевиков, юнкера, женский ударный батальон и другие защитники прекратили сопротивление. Услышав об этом, «рабочий К. П. Иванов» снял парик, смыл грим и стал Лениным.
Преследуемый переодетый конспиратор превратился в главу правительства. Какова была его реакция? Всю ночь, пока гонцы приносили вести о штурме Зимнего, Ленин и Троцкий лежали на полу в Смольном: «Кто-то постлал на полу одеяла и положил на них подушки. Мы с Владимиром Ильичем отдыхали, лежа рядом…» Позже, утром, после взятия дворца, у Владимира Ильича был вид усталый. Улыбаясь, он сказал: «Слишком резкий переход от подполья и перевертевщины — к власти. Es schwindelt (кружится голова)», — прибавил он почему-то по немецки и сделал вращательное движение рукой возле головы. После этого единственного более или менее личного замечания, которое я слышал от него по поводу завоевания власти, последовал простой переход к очередным делам»{214}.
Так окончилось правление Керенского и началось правление Ленина. Пушки и винтовки сказали свое слово. Политические события родились в казармах и на палубах боевых кораблей.
Временное правительство было жертвой Первой мировой войны, советское правительство стало незаконнорожденным отпрыском той же войны. Россия жаждала мира. Солдаты и матросы стали на сторону коммунизма, потому что они хотели домой. Не удивительно поэтому, что, когда большевистское государство появилось на свет из чрева войны, первым его писком было слово «мир».