II. Ростовцев у Николая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II. Ростовцев у Николая

Простому поручику попасть к великому князю было нелегко — но Р. исхитрился: найдя дежурного флигель-адъютанта, попросил доложить его высочеству, что генерал Бистром прислал пакет в собственные руки.

Великий князь вышел, принял заранее приготовленные бумаги и велел Ростовцеву ожидать.

В пакете Николай нашел пламенное послание, где Ростовцев умолял «не почитать его ни презренным льстецом, ни коварным доносчиком», он же сам убежден, что к Николаю — «человеку, отвергшему корону, как к человеку истинно благородному, можно иметь полную доверенность».

Копию своего послания Р. сохранил и после кое-кому показывал. Смысл записки был прост: вы весьма многих против себя раздражили: для себя самого и вашей славы погодите царствовать; «противу вас должно таиться возмущение; оно вспыхнет при новой присяге».

Ростовцев еще умолял Николая ехать самому в Варшаву и просить брата на царство, а ежели не согласится — «то пусть всенародно, на площади, провозгласит вас своим государем».

В конце письма Ростовцев просил казни, если его действия будут сочтены слишком дерзкими; если же поступок будет найден похвальным — он заклинал не награждать ничем: «пусть останусь я бескорыстен и благороден в глазах ваших и моих собственных».

Затем последовала сцена, о которой со всей достоверностью могли судить только два ее участника, но теперь в живых остался один, а именно — Яков Ростовцев. По его словам, Николай Павлович позвал поручика к себе, запер обе двери в кабинете и расцеловал Ростовцева: «Вот чего ты достоин; такой правды я не слыхал никогда!»

Ростовцев все повторял, что он пришел без всякой корысти, Николай отвечал комплиментами, — но при том осторожно выспрашивал о заговоре.

Ростовцев ни одного имени не назвал, но уверенно говорил о немалой опасности.[23] Николай, наоборот, был довольно откровенен, жаловался на Константина, который не хочет приезжать в Петербург и проч. Под конец Николай говорил: «Мой друг, ежели нужно умереть — умрем вместе»; впрочем, попросил ни слова не говорить «до времени» Карлу Ивановичу Бистрому. Последнее обстоятельство не имеет ясных объяснений; действиями старого генерала в роковой день 14 декабря Николай был очень недоволен и, возможно, вообще не слишком доверял своему окружению, справедливо подозревая, сколь многие хотят Константина.

Так окончилось это свидание.

Ростовцев позже говорил, и не раз, что его откровенность, в сущности, никак не повлияла на раскрытие и подавление заговора. Действительно, именно в тот день, 12 декабря, Николай уже имел предупреждение о мятежниках, пришедшее из Таганрога (Ростовцеву об этом, конечно, не было сказано ни слова). Генерал Дибич в бумагах умершего Александра нашел список мятежников и тут же отправил его в Петербург…

Но все же встреча с Яковом Ростовцевым принесла Николаю много пользы: ведь это было свежее предупреждение уже из самой столицы. К тому же прямо объявлялось, что сигналом к бунту явится вторая присяга. И не оттого ли часть гвардейского корпуса присягала так рано — раньше, чем ожидали заговорщики?

Но об этом еще будет сказано в дальнейшем.