Тоска по родине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тоска по родине

Чем чаще приходилось работать до глубокой ночи, тем мрачнее становились лица людей. Работа в лабораториях опостылела, к этому прибавилась безотчетная тоска по дому. Из-за постоянного переутомления и недосыпания голова все время была тяжелой, а взгляд становился блуждающим.

Такое состояние было очень опасным для нашей профессии. Работая с бактериями, нельзя отвлекаться ни на миг. Зазевавшись, можно уронить пробирку; a если при посеве культуры бактерий дрогнет рука, то может произойти непоправимое несчастье. Допустим, на палец попадут бактерии, человек забудет продезинфицировать руку и бактерии с пищей попадут в рот. В результате заражение и смерть неизбежны. Ведь бактерии не видишь невооруженным глазом. Следовательно, нервы постоянно напряжены. Когда возникает хоть малейшее подозрение, необходимо лишний раз вымыться и пройти обработку дезинфицирующим раствором.

Все это в конце концов так растрепало мои нервы, что выполнять проклятую работу стало невмоготу.

Меня раздражал уже один запах карболки. Когда усталость от недосыпания и нервное напряжение достигало предела, мне становилось страшно, появлялось желание умереть.

Порой старшим над нами случалось опаздывать, тогда мы прекращали работу и мечтали о возвращении домой. Но бывало и так. Когда мы уже заканчивали работу и, убрав все, собирались уходить, появлялся врач Цудзицука и заставлял нас мыть пробирки и другую посуду. Снова нужно было приниматься за работу. Как мы ни возмущались, приказ оставался приказом. Приходилось снова пачкать руки, и в душе нарастало недовольство. Наше недовольство не ускользало от внимания Цудзицука. И чем сильнее это задевало его самолюбие, тем больше прибавлялось у нас работы.

Теперь я окончательно убедился в том, что мне не повезло. Я ругал себя за то, что мне пришла в голову мысль поехать в Маньчжурию. Но было уже поздно жалеть об этом.

По ночам я не мог спать, ворочался на койке. Мое натруженное за день тело не находило покоя, а в голову лезли разные мысли. Снова и снова перед глазами вставали образы родной стороны. Я не раз давал себе клятву не думать о ней.

Жившие со мной в одной комнате Моридзима и Кусуно тосковали не меньше меня. Сначала я даже смеялся над Кусуно, который то и дело плакал, называл его хлюпиком и плаксой, но теперь я понимал его душевное состояние. Укрывшись с головой одеялом, я давал волю слезам. Становилось легче на душе, и я засыпал.

Один только Хаманака из общего отдела, казалось, не унывал. По-видимому, он не испытывал на работе таких огорчений, как мы. Он познакомился с одной девушкой — дочерью врача, служившего в отряде. К тому же, видимо, в общем отделе обстановка была не такой гнетущей, как у нас.

Со временем я сильно осунулся, глаза у меня ввалились, покраснели и стали трусливыми, как у зайца.

«Не лучше ли умереть сразу? А может, убежать?» — так шутили мы иногда, оставшись втроем — я, Саса и Хасака. Возможно, мои друзья думали об этом всерьез. Но совершить самоубийство не хватало духу, а побег был невозможен. Поэтому в конце концов мы на все махнули рукой.

Единственным человеком, который нас утешал, был вольнонаемный Коэда. Бывало, увидев, что на нас напала тоска, он говорил:

— Довольно хандрить, ребята, бодритесь! Пойдемте-ка лучше гулять в поле.

И он уводил нас на луг к аэродрому. Там мы боролись друг с другом или развлекались ловлей сусликов. Суслик роет нору обязательно с двумя выходами, и если стараться поймать его у одного выхода, он ускользнет через другой. Мы стремились найти оба выхода. Если нам это удавалось, то кто-нибудь караулил у одного выхода, а в другой лили воду. Спасаясь от воды, суслик высовывался из норки и попадал к нам в руки.

Коэда читал стихи и учил нас военным песням. От него мы выучили марш Квантунской армии и песню Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии[9]:

Взгляни, скоро тучи рассеются,

Наша императорская армия

Сделает легкой жизнь,

Сейчас еще тяжелую для народа.

Но, несмотря на бодрые слова этой песни, заходящее солнце казалось нам печальным. И, когда мы пели, повернувшись к красному от заката небу, нас еще больше начинала одолевать тоска по родине.

В свободное время мы писали домой письма, но ответ получали почему-то очень редко. Мы писали родителям, братьям, друзьям по школе, но в большинстве случаев так и не знали, получали ли они наши письма или нет.