Потайная тюрьма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Потайная тюрьма

Восьмого июня 1945 года, в день чтения императорских указов, нас построили на крыше главного корпуса. Церемония началась в восемь часов утра одновременно во всех подразделениях отряда. После церемонии поклонения императорскому дворцу и чтения императорских рескриптов к нам обратился с речью начальник первого отдела генерал-лейтенант медицинской службы Кикути, человек в летах, с бельми как снег волосами и глуховатым голосом. Он был пионером в отряде, которого сейчас боялся весь мир, и каждое его слово, казалось, находило отклик в наших сердцах.

Мы впервые поднялись на крышу этого высокого здания, с которого вокруг было видно далеко-далеко. Длинная и скучная церемония не вызвала у нас никакого интереса, если не считать того, что нам посчастливилось так близко увидеть генерал-лейтенанта Кикути. Однако возможность оглядеть окрестности нашего городка нам была очень кстати. Поэтому я почти не отрывал глаз от раскинувшегося передо мной вида.

До самой линии горизонта, затянутой легкой дымкой, простиралась обширная равнина. Как на ладони лежала перед нами территория нашего отряда, и я, постоянно запертый в четырех стенах лаборатории, созерцал эту картину с таким освежающим чувством, будто мне удалось вырваться на волю. Дул слабый утренний ветерок, рыбьей чешуйкой светилось еще совсем нежаркое утреннее солнце.

Стараясь не потерять даром ни секунды из объявленного после церемонии короткого перерыва, я жадно смотрел на бескрайнюю маньчжурскую степь. Временами мои глаза отыскивали на ее бескрайних просторах то крохотные, будто игрушечные, постройки станции Пинфань, находившейся почти в восьми километрах от нас, то красную крышу ламаистского храма, то далекий тающий в лиловой дымке памятник павшим японским воинам в Харбине.

Я не заметил, как ко мне подошел Саса. С таинственным видом, словно собираясь сообщить что-то очень важное, он сказал:

— Пойдем скорей туда, посмотрим.

Я последовал за ним. Мы подошли к краю крыши у внутренней стороны здания, и я застыл на месте, как вкопанный.

До сих пор, видя главный корпус только с внешней стороны, я был уверен, что это обычное четырехугольное здание. Но теперь я увидел, что оно построено в виде замкнутого четырехугольника. Внутри него находился узкий двор, напоминавший глубокое ущелье с отвесными скалами, на дне которого притаилось небольшое приземистое строение. Кое-где в стенах его виднелись маленькие оконца, едва пропускавшие свет. Солнечные лучи никогда не падали на эту мрачную каменную глыбу.

Несомненно, это была тюрьма. Ни я, ни Саса долго не могли произнести ни слова. Мы чувствовали себя так, будто увидели что-то запретное. Глаза наши выражали удивление и любопытство, щеки горели: «Так вот куда мы попали!»

Делая вид, будто мы ничего не замечаем, я и Саса медленно передвигались по краю крыши и смотрели вниз. Мы заметили, что тюрьма с обеих сторон соединялась с главным зданием крытыми переходами. Казалось, что она, будто нарост, прилепилась к нему с обеих сторон своими отростками.

— Ой, смотри, там кто-то есть! — понизив голос, воскликнул я, толкнув Саса локтем.

Один из тех странных людей, которых я случайно увидел накануне, когда их выводили из закрытой машины, прогуливался по внутреннему дворику. Узник двигался медленно, едва волоча массивные железные цепи, в которые он был закован. У него был вид человека, который отрешился от всего.

Мы все поняли. Недаром вход в центральный коридор так тщательно запирался, а окна, обращенные во двор главного здания, были закрыты ставнями.

— Вот кого следует пожалеть больше, чем нас! — сказал я.

— Да, каждый день видеть только один маленький квадратик неба… — посочувствовал Саса.

Другие наши товарищи по работе, подзывая друг друга, тоже наблюдали за этим несчастным.

Вскоре прозвучал сигнал, возвещавший о начале занятий, и мы гуськом спустились вниз. Видно было, что никому не хотелось уходить — ни нам, новичкам, впервые поднявшимся на крышу главного здания, ни тем, кто начал работать здесь раньше, но тоже редко получал эту возможность.

Дойдя до середины лестницы, я увидел впереди себя Хосака. С ним был его приятель, земляк. Я догнал их.

— Видели?

Оба утвердительно кивнули головами. По их лицам было заметно, что и они ошеломлены виденным во дворе.

В этот день мы, новички, были взволнованы и подавлены неожиданным открытием и строили всевозможные догадки и предположения. Может быть, нас умышленно вывели на крышу? Может быть, вместо того, чтобы усиливать наши подозрения излишней скрытностью, нам, обреченным оставаться здесь до самой смерти, исподволь открывали то, что было совершенно секретным? Старшие же сохраняли обычный невозмутимый вид. Казалось, наши мысли нисколько не интересовали их.

Но зачем же в медицинском отряде тюрьма? Для этого непременно должна быть какая-то очень важная причина. Причина, которая заставляла хранить в тайне не только создание бактериологических бомб, но и скрывать, что в отряде есть тюрьма…