Тюрьма

Тюрьма

После суда Василий, в соответствии с приговором, должен был немедленно отправиться в исправительно-трудовой лагерь. Но это рождало новую проблему. Сын Сталина – боевой офицер, только что водивший флагманский самолет на ежегодных парадах – окажется в лагере?! Как на это отреагирует народ? Не решит ли, что к власти пришли изменники и предатели, которые убили отца, о чем и так ходят упорные слухи, а теперь взялись за сына? Усидит ли в Кремле такая власть?

И тогда принимается очередное незаконное решение – местом отбывания наказания Василию избрать тюрьму. Это намного страшнее, хуже, тяжелее, чем лагерь. Но в какой тюрьме его содержать? Еще почти полгода Василий сидит в Лефортово. Приговор в отношении его не исполняется. Прокуратура, точнее, её подразделения, осуществляющие надзор за местами лишения свободы и исполнением наказаний, бездействуют. В это время КГБ ведет подготовительную работу с тем, чтобы по возможности приравнять условия содержания Василия в тюрьме к лагерным условиям, чтобы создать хотя бы видимость законности.

В конце концов для этого была выбрана Владимирская тюрьма, знаменитый Владимирский централ, где держали инакомыслящих.

Василия Сталина доставили во Владимирскую тюрьму 3 января 1956 года. Здесь ему предстояло отбыть 8 лет лишения свободы.

– Во 2-й Владимирской тюрьме, – рассказывала позже дочь Василия Сталина, – отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева. Мы с мамой каждую неделю навещали отца. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень их ждал. Во время встречи отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах, он шёл, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом… В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но всё было бесполезно.

Однако бывший охранник Владимирской тюрьмы А. С. Малинин слова Надежды опровергает. «Его привезли поздно ночью, – рассказывал он много позднее Сухомлинову, – я тогда был на дежурстве. Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как «Васильев Василий Павлович». Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок – до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал – чемоданами… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: «У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления». Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. «Завянут быстро, – говорит, – без света. Отдайте кому-нибудь из женщин». Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил…

Где-то читал, что когда вели Василия на свидание с женой и дочерью, то били его прикладами. Глупость какая-то и ложь откровенная. Никто его не бил. А с оружием у нас во все помещения тюрьмы вход категорически запрещен. Начальник тюрьмы М. А. Дедин приказал сделать ему в камере дощатый пол, чтобы было теплее, а прокурор по надзору В. И. Пегов на это «закрыл глаза».

Личных свиданий тогда в нашей тюрьме было не положено, а ему давали, причем и с «законными» женами – Бурдонской и Тимошенко, и с «незаконной» Васильевой. «График» посещения Василий устанавливал сам. Из-за этого потом они поругались…»

О женах надо сказать особо, поскольку до сих пор была упомянута только одна из них, первая и законная, Галина Бурдонская. Однако с Галиной Василий расстался довольно быстро, еще во время войны. Горячая любовь быстро остыла, неуправляемого, любвеобильного, склонного к выпивке Василия держать в руках молоденькой Галине не удавалось. Несколько раз она уходила от мужа с вещами, но тот, любивший детей, каждый раз обещал исправиться, и она возвращалась. Окончательно разорвали они отношения уже после победы, причем сына и дочь отец оставил при себе, позже объяснив уже третьей жене, Капитолине Васильевой, что Галина, увлекшись богемной жизнью, сама не настаивала на том, чтобы забрать детей. Так это или нет, уже не установишь. Факт в том, что Василий даже видеться с матерью детям почему-то не разрешал. Был за что-то обижен? Но и она была обижена, даже начала пить и курить… Это сказалось на здоровье. Галина потом дважды выходила замуж, но и новые браки длились недолго.

Когда начался роман Василия с Екатериной Тимошенко, точно не известно, но уже в конце 1945 года он перевез ее к себе в Германию, где командовал авиационным корпусом, а в 1946 у них родилась дочь Светлана. Для детей мужа от первого брака она стала мачехой, причем, как уверяет сын Василия и Галины Александр Бурдонский, мачехой злой: детей обижала и даже недокармливала. Может быть, тут сказалось тяжелое детство самой Екатерины. В молодости ее отец Семен Тимошенко полюбил в Минске неведомо каким образом оказавшуюся там красавицу-турчанку Нургаиль. Вскоре сыграли свадьбу. А через десять дней после рождения дочери Кати молодая мамаша, перевязав груди полотенцем, сбежала бесследно.

Ошеломленный происшедшим отец определил Катю в детский дом, откуда забрал ее лет через десять уже в новую семью.

Екатерина Тимошенко жила с Василием Сталиным в законном браке, хотя его развод с Бурдонской не оформлялся. Но и эта семья вскоре развалилась, кто говорит, что из-за измен и запоев Василия, кто считает, что виновата Екатерина и ее тяжелый, неласковый характер. Зато красива была она на редкость – брюнетка (но иногда перекрашивалась в блондинку), с огромными черными глазами, смуглой кожей, высокая, статная. От Василия Екатерина родила двух детей – в сорок седьмом дочь Светлану, в сорок девятом сына Василия. Светлана Васильевна родилась болезненной, она умерла в 1990 году; Василий Васильевич учился в Тбилисском университете на юридическом факультете, стал наркоманом и умер в двадцать один год от передозировки героина.

Уходила Екатерина от мужа, как и Галина, не раз. Но в дни, когда Иосиф Виссарионович умер, на траурных мероприятиях была рядом с Василием.

Женщиной, из-за которой расстроилась семейная жизнь Екатерины и Василия, стала Капитолина Васильева, знаменитая советская пловчиха сороковых годов. К моменту знакомства с сыном Сталина на ее счету было девятнадцать рекордов СССР и дочь Лина от первого брака.

Как-то Василию пришлось награждать победителей чемпионата по плаванию. Первой из первых оказалась Капитолина. Они познакомились и начали встречаться, а через некоторое время, когда Василий расстался с Екатериной, Капа переехала к нему в особнячок на Гоголевском бульваре.

Сталин одобрил этот новый выбор сына, Капитолина ему понравилась. Он, как свидетельствуют все его знавшие, умел разбираться в людях, поэтому сразу почувствовал ее искреннее отношение к Василию, ее сильный характер (сильный характер привлек его и в Екатерине Тимошенко, только той не хватало доброты), который, как он, очевидно, надеялся, удержит непутевого сына от пьянства и бесшабашных выходок. Не удержала. Не понимал, видимо, при всем своем уме Сталин, что дело у Василия было не просто в характере, а в его действительно слабой нервной системе. Срывы все равно происходили, хоть Капу Василий искренне полюбил, полюбил и ее дочь, которую удочерил. Наверно, надо было Василия лечить, хотя лекарств против плохой наследственности не придумали до сих пор.

Впрочем, как вспоминает сама Капитолина, лучше мужа, чем Василий, когда он был трезв, просто не существовало. Видимо, так же думали и другие жены, если к нему, уже осужденному и все потерявшему, во Владимирскую тюрьму приезжали все по очереди. Раз была Бурдонская, несколько раз Тимошенко, дольше других ездила Васильева. Однако слишком на долгий срок был осужден Василий, в конце концов оставила его и Капитолина, которую к тому же раздражало, не могло не раздражать, что она не единственная, а одна из трех. Мало того, Капитолина не могла простить ему, что на допросах он назвал ее не женой, а сожительницей – ее, столько сил положившую на его спасение, ее, пригревшую и обласкавшую его неприкаянных детей. Как она сама вспоминала много позже, «Однажды я приехала в тюрьму очень уставшая – добираться было трудно. Прилегла на железную койку отдохнуть, а Василь сел рядом и стал говорить. Говорил он долго, я слушала не слишком внимательно, но запомнилось, как он просил, чтобы я не всякому верила, что мне будут передавать о нем… Потом только поняла: Василь наговорил на меня, показал на следствии специально в невыгодном свете, чтобы не таскали за его «дело»…

Вообще Василь был прекрасный муж и хозяин – пока не выпьет. Первое время мы жили замечательно. Дружили – наша семья, Юра Жданов со Светой и семья Шверника. Ходили на пляж, рядились как индейцы. Было весело! Василь умел рассказывать анекдоты, особенно еврейские. Он обладал чувством юмора, но иногда Люся Шверник просила: «Вася, Вася, ну поменьше русского фольклёру…» – Капитолина Георгиевна вспоминает былое, и все тяжелое отступает – его словно и не было в жизни с Василием, но вдруг опять в памяти промелькнет что-то такое, о чем лучше бы не вспоминать. Человек он был непредсказуемый: не знаешь, что будет через минуту. Всегда нужна готовность парировать, сдерживать его поступки…» (Станислав Грибанов. Хроника времен Василия Сталина.)

Словом, когда в 1960 году Василия Сталина «досрочно» освободили из тюрьмы под обещание «не безобразничать», сменить фамилию и не встречаться с иностранными корреспондентами, он с вокзала поехал не к Капитолине, а к первой жене – Галине Бурдонской. Но та его не приняла, у нее уже была другая семья.

Что касается «досрочного» освобождения, то ведь год в тюрьме считается за три в лагере, вот и считайте, сколько же отсидел Василий. К тому же в тюремной мастерской Василий постоянно перевыполнял задания, за что тоже обычному заключенному «скашивают» срок. К Василию Сталину эти правила были не применимы.

Охранник Малинин пишет, что дочь Надежда, дочь Василия, пишет неправду о том, будто ее отца били прикладом. Что ж, возможно, она спутала посещение отца во Владимирской тюрьме с посещением его в Лефортове. В провинции народ, в том числе и тюремные охранники, мягче и порядочней, к тому же и имя Сталина, несмотря на все изменения в политике, там всегда воспринимали с уважением. Однако какие бы послабления режима не делались, тюрьма есть тюрьма. У Василия начинает сохнуть нога, поврежденная во время злополучной рыбалки во время войны, обостряются другие болезни. А ведь ему еще нет сорока!

К 1958 году состояние здоровья Василия стало критическим. Администрация тюрьмы доложила об этом по команде. Дошло до руководства КГБ. А. Н. Шелепин сообщил Хрущеву не только о здоровье Василия, но и о том, что в тюрьме он «расшифровался»: кто он такой, стало известно всем.

Что думал Хрущев по этому поводу, неизвестно. Можно только догадываться о том, что он испугался главным образом того скандала, который разразится, если Василий в тюрьме умрет. И Никита Сергеевич принимает решение – готовить Василия на освобождение. Вообще-то сложного здесь нет ничего. Если захотеть, то можно все оформить за неделю. Но это если захотеть. Хрущев распорядился иначе. И в 1958 году Василия этапируют в Москву и помещают в Лефортовский следственный изолятор КГБ СССР. Но его здоровье продолжало ухудшаться.

В январе 1960 года Хрущёв неожиданно вызвал в Кремль для беседы Светлану, и предложил ей свой план: Василий должен сменить свою фамилию, тогда он сможет спокойно жить где-нибудь подальше от Москвы… Затем с тем же предложением уже к самому Василию обращается шеф КГБ Шелепин. Но встречает категорический отказ.

Хрущёв все же принимает решение освободить Василия и приглашает его на приём. При встрече и беседе Хрущёв, кривя душой, положительно отозвался о Сталине, даже говорил, что произошла ошибка при аресте самого Василия. При встрече, говорят, оба плакали. Ну, с Василием-то все понятно, у него жизнь загублена, нервная система разрушена. А о чем плакал Никита Сергеевич? Вот уж воистину – крокодиловы слезы… Хрущёву, между прочим, тогда предстояла встреча в Москве с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром. Не в связи ли с ней вдруг случился у «дорогого Никиты Сергеевича» приступ «доброты»? Ведь Эйзенхауэр, хоть и враг, а боевой генерал, лично знавший Сталина, вдруг поинтересуется судьбой его сына, боевого летчика? И что тогда отвечать? Говорить, что сидит в тюрьме за контрреволюционную деятельность?

Встреча с Эйзенхауэром у Хрущева тогда не состоялась. 1 Мая в небе Урала наш зенитно-ракетный комплекс сбил разведывательный самолёт U-2 американских ВВС. Из этого самолёта выпрыгнул пилот по фамилии Пауэрс. На земле он тут же был задержан местными жителями. Нашим специалистам удалось собрать и часть шпионской аппаратуры, нашли и фотоплёнки со снимками военных и промышленных объектов Советского Союза. Наконец, деталями экипировки Пауэрса, как выяснилось, был бесшумный пистолет и игла с ядом. Словом, сомнений в характере полета быть не могло. Пауэрса судили. Визит президента США сорвался.

А Василия вновь посадили, незадолго до происшествия с Пауэрсом. Не понравилось его поведение, хотя ничего криминального в современном значении этого слова он не совершал. Встречался с Ворошиловым, просил того о работе. Ворошилов написал отчет Хрущеву об этой беседе, вполне для Василия благоприятный: «Василий Сталин вел себя скромно, «немножко испуганно», как мне показалось, но был вежлив и предупредителен в разговоре. Просит дать ему работу, связывая её со своим поведением, – «дайте мне работу, и я исправлюсь», все время твердил об этом».

За эту мягкость Ворошилову от Хрущева потом попало, для Василия же последствия были гораздо хуже. Правда, дело было не в беседе с Ворошиловым – Василий, поняв, что здесь он вряд ли до кого-либо достучится, обратился в китайское посольство с просьбой помочь переехать в Китай, помочь в трудоустройстве там и лечении, оставил там свое заявление, – вот он, главный криминал! Это было расценено как просьба «о политическом убежище» и вновь как «антисоветская агитация и пропаганда».

Непосредственным же поводом стала пустяковая авария, по словам Надежды, которая была в машине вместе с отцом, специально подстроенная – на Арбатской площади Василий нечаянно зацепил машину какого-то дипломата и помял крыло.

…В Лефортове два лётчика оказались рядом, в соседних камерах – капитан ВВС США Гарри Пауэрс и генерал-лейтенант ВВС СССР Василий Сталин. Американский шпион и сын вождя, отвоевавший всю войну, как говорится, «за свободу и независимость Родины». И от имени этой Родины ее новые вожди его, боевого летчика, свободы лишили.

– Обидно было, – рассказывал он потом друзьям об этом заключении. – Пауэрсу жаркое и туалетную бумагу, а мне – баланду!

Ну, как же иначе – ведь Пауэрс потом должен будет в Америке рассказывать, что у Никиты Сергеевича лучшие тюрьмы в мире. А Василий Сталин – что Василий? Еще не решили, стоит ли его вообще выпускать на свободу. Пусть сидит на баланде и под чужой фамилией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.