Тюрьма под покровом военной тайны
Тюрьма под покровом военной тайны
Вскоре начались занятия. До полудня у нас была военная подготовка, а затем лекции по различным предметам, но изучение их было поставлено необычно. Кроме общеобразовательных предметов, мы слушали лекции о различных инфекционных заболеваниях: тифе, дизентерии, холере, дифтерии, туберкулезе, сапе, чуме и многих других. Нашими преподавателями были военные и вольнонаемные врачи. Все они имели высокие чины и ученые степени докторов медицинских наук.
Многие из нас не имели ни малейшего представления о заразных болезнях и испытывали одно лишь отвращение к ним, поэтому на лекциях мы чувствовали себя несколько подавленно. Мы были очень удивлены, узнав, что в японской армии имеется такой особый медицинский отряд, как наш. Очень скоро мы начали понимать в общих чертах его характер и назначение. Но мы не имели ни малейшего представления о том, к какой работе нас готовят, и даже не думали критически разобраться в смысле нашего обучения. Было похоже, что нас, не искушенных в жизни подростков, родившихся и выросших в глухих деревнях, собрали здесь, вдали от людей, чтобы подготовить к секретной службе. Ходили слухи, что после двух-трехлетнего обучения здесь нас пошлют в медицинский институт в Харбине и по достижении призывного возраста оставят в отряде в качестве лаборантов. Нам было суждено всю жизнь провести в отряде. Несмотря на это, мы прилежно изучали все предметы, которые нам преподавали: ведь нужно было сдавать экзамены.
— Выбросьте из головы мысль о том, что когда-нибудь вы вернетесь домой.
Эти слова начальников не шли в сравнение с банальным выражением в армии, вроде: «Не думайте, что вам удастся живыми вернуться на родину». В них явно сквозила тревога за сохранение тайны.
Кроме нас — в общей сложности около ста человек, прибывших сюда недавно, — большая часть личного состава отряда жила со своими семьями в казенных квартирах в трехэтажных зданиях европейского типа в западной части лагеря. Примерно половину из них — около двух тысяч человек — составляли военные и вольнонаемные врачи и другие специалисты, которые знали только квартиру да рабочее место в лаборатории. В расположении отряда находились крупные научно-исследовательские лаборатории, которые, конечно, не нужны для обычной воинской части. Были там также электростанции, различные склады, питомники для подопытных животных, лавка, спортивная площадка, небольшой парк, лекционный зал с киноаппаратурой, огороды, аэродром и даже бассейн для плавания и храм. Снабжение отряда всем необходимым и связь осуществлялись через военно-медицинское училище, находившееся в небольшом городке Синьсуяолинь. От железнодорожной станции Пинфань в расположении отряда была проложена железнодорожная ветка, с Харбином отряд связывало шоссе специального назначения, принадлежавшее отряду.
Вероятно, немногие даже из тех, кто жил в Маньчжурии, знали, что всего в двадцати километрах к югу от Харбина и в восьми с небольшим километрах к западу от станции Пинфань находится особый отряд с таким разнообразным хозяйством.
Район расположения отряда был объявлен запретной зоной. Никто не мог останавливаться ближе чем в десяти километрах от лагеря без специального пропуска, который мог быть выдан только штабом Квантунской армии. Лишь случайные пассажиры, изредка проезжавшие через Пинфань, издалека любовались величественной панорамой, которая, словно мираж, проплывала в потоках нагретого солнцем воздуха. На восточной и западной окраинах городка, кроме приданной отряду санитарной авиации для перевозки больных, размещались еще авиаотряды для непосредственной охраны лагеря с воздуха. Всем другим самолетам полеты над территорией отряда были категорически запрещены. Любому нарушителю грозил суд военного трибунала. Ворота на территории городка, разумеется, строго охранялись. Особенно тщательно охранялись обнесенные кирпичной стеной лаборатории в самом центре городка. Туда не мог пройти никто, даже из личного состава отряда, кроме тех, кто работал в них. У единственного входа в эту святую святых отряда постоянно находилась охрана из двадцати военных жандармов во главе с поручиком или подпоручиком. Охрана была настолько бдительной, что, казалось, муравей вряд ли прополз бы через ворота незамеченным.
У ворот бросался в глаза щит размером около трех квадратных метров, на котором тушью по-японски и по-китайски было написано:
Объявление
1. Вход без разрешения командующего Квантунской армии запрещается всем без исключения. Нарушители предаются суду военного трибунала и подвергаются суровому наказанию. Никакие оправдания во внимание не принимаются.
2. Лица, работающие здесь, обязаны предъявлять пропуска.
Командующий Квантунской армией (подпись отсутствует).
Командир отряда (подпись отсутствует).
* * *
В строгости охраны я имел случай убедиться на собственном опыте. Это произошло через несколько дней после нашего прибытия в отряд. Выполняя поручение учебного отдела, я и сослуживец Морисима вместе с двумя вольнонаемными сели в грузовик и выехали из расположения лагеря. Только отъехали от городка, как вольнонаемные, о чем-то переговорив друг с другом, неожиданно остановили машину.
— Вы должны вернуться в отряд, — сказали они.
Так как впереди был Харбин, где можно было развлечься, мы немного расстроились. Но делать было нечего, и пришлось сойти с грузовика.
Возвращаясь в лагерь, мы перепутали ворота и подошли к другим, приняв их за те, через которые только что выехали. Мы сразу поняли свою ошибку по тому, как пристально с ног да головы оглядели нас солдаты, охранявшие ворота.
— Нас двое; вероятно, можно ограничиться общим строевым приветствием, — сказал я Морисима.
— Наверное, можно. Давай командуй, — ответил он.
Видя, что Морисима сам твердо не знает, как поступить, я подал команду: «Тверже шаг!» — и, печатая шаг, мы направились в ворота. Охрана стояла по обе стороны ворот, и я не мог определить, кого же из них следует приветствовать. К тому же никто из них не имел знаков различия, и установить, кто старший по званию, было невозможно. Раздумывать было некогда, и я, решив приветствовать более многочисленную группу, подал команду: «Равнение налево!»
Но тотчас же послышалась команда: «Стой!».
Я интуитивно почувствовал, что приветствовал не так, как положено, но не знал, что делать, и, похолодев от страха, встал по стойке смирно.
— Фамилия? Какой части?
Мы облегченно вздохнули и, достав свои удостоверения личности, ответили.
Тот, кто остановил нас, перелистывая наши удостоверения, спросил фамилии старших начальников, дату рождения и в заключение приказал раздеться до пояса.
Нам ничего не оставалось, как выполнить приказание. Волнуясь, мы стали раздеваться. Вероятно, такая тщательная проверка лиц, еще недостаточно известных охране, была здесь обычным явлением. В удостоверение личности обязательно вносились даже самые незначительные особые приметы. Поэтому попытка любого, кто, выкрав удостоверение, захотел бы проникнуть в расположение отряда, окончилась бы провалом. Нам, подросткам, казалось, что, с точки зрения здравого смысла, достаточно сличить фотографии. Но охрана меньше всего думала о здравом смысле.
Впрочем, бессмысленным это казалось только на первый взгляд, а на самом деле оправдывалось интересами обеспечения безопасности.
Тайна отряда! Мы еще не знали, в чем она заключается, но уже чувствовали необходимость строгого сохранения ее.