Заготовки мяса в живом виде

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заготовки мяса в живом виде

Печальное зрелище представляло Переделкино в послевоенные годы: «…Городок не благоустроен, отсутствует водопровод, дорога находится в очень плохом состоянии, требует серьезного ремонта мост через пруд, многие дачи не огорожены заборами, а имеющиеся заборы пришли в ветхость… Территория городка изрыта, ямы были вырыты для прокладки водопроводных труб, но не использованы и не засыпаются в течение нескольких лет… Участки систематически не убираются, не приводятся в порядок, запущены. Сараи на некоторых участках расположены впереди жилых помещений… На территории городка писателей отсутствуют спортивные площадки…»

Комиссия по обследованию городка писателей в Переделкине пришла и к другим неутешительным выводам: «Состояние подавляющего большинства дач Литфонда в Переделкине внушает серьезные опасения: дачи требуют срочного капитального ремонта, в первую очередь перекрытия крыш, стен и венцов, укрепления фундамента и т. п., а также обеспечения противопожарных мероприятий»[795].

В плохом состоянии был и восьмиквартирный дом, он разрушался. Кроме того, в нем жили люди, давно утратившие связь с Литфондом. Сараи, находившиеся рядом с ним и предназначенные для бытовых нужд жильцов, использовались как помещения для скота.

Все же некоторые ремонтные работы в городке велись, но их выполняли неквалифицированные рабочие из числа местных жителей, поэтому они, несмотря на большие затраты, были не эффективны. Например, на ремонт дачи Вс. Вишневского в 1947 году затратили 36 тысяч рублей, а через год его пришлось провести заново.

Надо сказать, что и к самим писателям предъявлялись обоснованные претензии: многие из них не вносили вовремя арендную плату, не производили мелкий текущий ремонт, что было предусмотрено условиями арендного договора, не убирали территории.

Когда в тридцатых годах городок писателей в Переделкине только основывался, было решено возвести в нем 120 дач для литераторов. Удалось построить только около тридцати домов, а участки земли, предназначенные для писателей, Мособлисполком начал передавать другим организациям. Между тем ряд известных писателей — Н. Тихонов, Б. Горбатов, Вс. Иванов, В. Лебедев-Кумач, П. Антокольский, Л. Субоцкий, В. Гроссман, М. Шагинян, И. Эренбург — к 1946 году дач не имели[796].

Капитальное строительство возобновилось: началось возведение трех дач — для Вс. Иванова, К. Паустовского и С. Маршака, — и был установлен один финский домик, предназначенный для магазина. Сборка домов велась с плохим качеством, без соблюдения технических норм. Так, дача Вс. Иванова собиралась два раза и все равно оказалась установленной на непрочном фундаменте. Отдел капитального строительства Литфонда и директор городка не следили за качеством работ и не выполняли всех условий договора — не предоставляли транспорта и не обеспечивали объекты строительными материалами.

Злоупотребления в городке иногда принимали комический характер. В выводах ревизионной комиссии упоминалось о том, что осенью 1947 года администрация городка занималась «децентрализованными заготовками мяса в живом виде (коровы) и забоем этих коров на месте в Переделкине».

В 1948–1949 годах в Переделкине было сдано в эксплуатацию еще шестнадцать дач, восстановлены четыре дачи, строилась дорога. Крыши домов покрыли железом, что позволило не только сделать их более теплыми и красивыми, но и уберечь от пожаров — давнего бича Переделкина[797].

Тогда же был проведен ремонт (а фактически — восстановление) дач А. Фадеева и Вс. Иванова. В течение ближайших лет планировался подобный же ремонт других старых переделкинских дач. И не удивительно, ведь они полуразвалились и гнили. Но когда Фадеев узнал, в какую сумму обошелся ремонт его дачи (около 360 тысяч рублей) и сколько средств понадобится на ремонт остальных (5–6 миллионов рублей), он пришел в ужас: «Считаю такой крупный расход общественных денег на ремонт и восстановление дач, находящихся в пользовании узкого круга писателей, чрезмерным и недопустимым».

В итоге были приняты решения о ремонте Литфондом дач «в пределах действительно необходимых расходов», об установлении на дачах центрального отопления и индивидуального водопровода по желанию арендатора за его счет. А. Фадеев пожелал сам оплатить уже произведенные работы и просил дать ему рассрочку платежа на два года. Расходы на ремонт дачи Вс. Иванова, в виде исключения, отнесли за счет Литфонда, так как оборудование было установлено по плану Литфонда, а не самого писателя[798].

П. Нилин не без оснований возмущался тем, что за десять лет жизни в Переделкине он заплатил такую арендную плату, что мог бы построить себе новую хорошую дачу. К тому же он и ремонтировал ее своими силами. С писателя брали 800 рублей арендной платы вместе с оплатой электричества, а когда поставили счетчик, то выяснилось, что электроэнергии он тратит только на 15 рублей.

В Переделкине было 27 зараженных грибком дома, которые заражали и соседние строения, но Литфонд не торопился решать проблему.

Необходимо отметить, что, с одной стороны, Литфонд не желал помогать писателям в ремонте их дач или придумывал чересчур уж фантастические планы. С другой стороны, писатели часто требовали от Литфонда совершенно невозможного и обращались туда за любой мелочью. Так, Соболев рассказывал «историю своих бедствий». У него на террасе провалилась доска. Несколько месяцев велись переговоры о ее замене, пока не пришел представитель Литфонда и не заявил, что террасу необходимо включить в план капитального строительства, так как надо менять ее целиком. В другой раз на даче у литератора в печке свалился колпак. В Литфонде ему заявили, что устранят неисправность тогда, когда начнется остальной ремонт дачи. Такие «трудности и лишения» активизировали сообразительность писателя, и он нашел непростое решение проблемы: нанял работника, который за десятку починил неисправность. Еще одна проблема на даче Соболева выглядела серьезней. Дело в том, что он там жил и в зимний период, и сколько ни топили, там все равно было очень холодно. Литератор оборвал обшивку и обнаружил, что не была сделана конопатка, из-за чего в доме гуляли сквозняки. В очередной раз пришел представитель Литфонда и заявил, что «поскольку две стены сделаны из окон, то как из летнего платья нельзя сделать шубу, так и тут — из этого помещения нельзя сделать зимнего кабинета, а что надо построить третий этаж, а если вы думаете, что дует с пола, то купите персидский ковер»[799]. В результате была составлена смета на 15 тысяч рублей. Но у литератора уже был опыт решения проблем, он пригласил столяра, который обил помещение внутри, сделал прокладку и запросил 770 рублей. Соболев получил возможность жить и работать на даче и зимой.

Во время войны работники городка разрушили забор между дачей В. Инбер и домом отдыха, и в течение трех лет Литфонд не мог его восстановить. Участок писательницы был превращен в проходной двор. Отчаявшись, она просила директора Литфонда А. Константинова выдать ей хотя бы лес для столбов, а работу и другие материалы бралась оплатить сама, с последующим зачетом потраченной суммы в счет арендной платы[800]. Кроме того, так как писательница не получила квартиры в Москве, на которую рассчитывала, ей нужно было оборудовать дачу для проживания зимой — переложить черный пол, установить недостающую часть цоколя, провести ремонт крыши, подправить конопатку стен.

В 1948 году Секретариат ССП принял постановление, обязывающее Литфонд в трехмесячный срок принять меры по взысканию задолженности по арендной плате за дачи в Переделкине вплоть до судебных санкций и впредь не допускать ее[801]. Эта задолженность на 1 апреля 1948 года составила 170 тысяч рублей. Но при этом всех писателей обвиняли в неуплате долгов скопом, не разобравшись в деталях дела. Так, обвинения в неуплате 14 тысяч рублей были предъявлены Вс. Вишневскому. Но он точно и аккуратно платил за дачу, даже когда находился в блокадном Ленинграде. После окончания войны он оплатил оставшиеся долги, хотя долгое время ни он, ни члены его семьи дачей не пользовались. Кроме того, охрана городка и комендант не выполнили своих обязательств — дача в начале войны была разграблена. Правда, часть арендной платы Вишневский вносить не хотел, и для этого у него были веские основания. С 1943 года на его даче размещались общежитие и канцелярия Литфонда. На даче также жил ряд литераторов — Чуковский, Югов, Бородин, Каверин, Голдеевклер и другие. Писатель справедливо вопрошал: «Неужели я должен платить за их отдых?»[802] В результате такой эксплуатации дачу разрушили: печи были испорчены, полы залиты краской и олифой, окраска стен изуродована, а сарай разобрали на дрова.

В 1949 году комиссия по проверке деятельности Литфонда в очередной раз пришла к выводу, что писательский городок в Переделкине находится в крайне запущенном состоянии[803]. Нормальных подъездных путей так и не оборудовали, отсутствовал водопровод, не было прачечной и бани. Усадьбы по-прежнему были захламлены, не огорожены, дорожки не расчищены, не было лавочек и беседок.

По-прежнему сохранялась большая задолженность писателей и прочих лиц, проживающих в городке. Некоторые долги не гасились с 1947 года. Среди должников числились Гарнич, Голдеевклер, Ржешевский, Н. Вирта, Вс. Иванов, В. Лебедев-Кумач, П. Нилин, Ф. Панферов, Н. Погодин, Н. Равич, Диковская, Вс. Вишневский, А. Первенцев, А. Леонов-Чернов, К. Симонов[804]. На заседании Секретариата ССП отмечалось, что «в результате безответственного отношения ряда писателей, съемщиков дач к выполнению договорных условий» образовалась задолженность 210 тысяч рублей. Секретариат запретил Литфонду возобновлять арендные договоры с писателями, не выплатившими задолженность до 15 марта 1949 года. Было также принято решение задолженность после 15 марта взыскивать в бесспорном порядке через судебных исполнителей[805].

В 1950 году балансовая комиссия Литфонда вновь отметила, что стоимость имущества городка, находящегося в пользовании частных лиц и писателей без должного оформления и взимания платы, составляла значительную сумму. Руководство городка по-прежнему не начисляло пени при просрочке арендных взносов, строительство дороги не было закончено[806].

В следующем году под полами некоторых финских домиков были вырыты подвалы. Делать этого было нельзя из-за большого количества поверхностных вод. В результате вода стала скапливаться в подвалах и дома начали гнить.

В пятидесятых годах на писательские дачи провели телефонные линии, но не все писатели захотели установить телефоны. Б. Пастернак объяснял свое нежелание так: «…Подмосковье должно отличаться от Москвы полной оторванностью от города, а телефон — это уже непосредственная связь»[807]. Два раза в неделю он ходил в контору городка звонить по делам, а в срочных случаях пользовался телефоном соседей.

Интерьеры дач зависели от материальных возможностей и вкусов их владельцев. В воспоминаниях современников сохранилось описание дачи К. Чуковского: «Две комнаты в верхнем этаже его дома, где он жил и работал, столько лет радовали какой-то монументальной простотой: огромный диван в полотняном чехле, большой стол, за которым удобно было работать, множество книг — и много… игрушек»[808].

У обеспеченных писателей, вроде А. Толстого, обстановка на даче была барской: «…На столе и стенах мерцают свечи в канделябрах и настенных бра. Огненные блики ложатся на вещи, выявляя их причудливые формы, на позолоту и полированные поверхности черной бронзы, пробегают по хрусталю и фарфору…

В открытые двери, ведущие в другие комнаты, виднеются освещенные мягким светом прекрасные картины, гравюры, шкафы с книгами, вазы с цветами и много зеленых растений в горшках»[809].

И. Берлин, посетивший Переделкино в 1945 году, отмечал, что моральная атмосфера в писательском городке была сложной. Не было того добрососедства, о котором мечтал М. Горький, выдвигая проект городка: «…В силу различия в характерах творческих людей, этот план, основанный на благих намерениях, гармонически осуществлялся не всегда: даже неискушенный иностранец вроде меня ощущал некоторую натянутость как в личных отношениях между ними, так и в том, что касалось политики»[810].

Друзья и многочисленные посетители часто отвлекали писателей от работы. Некоторые из них разрывались между желанием пообщаться и необходимостью корпеть над рукописями. Оригинальный способ «борьбы» с посетителями изобрел К. Чуковский. На стене его дома красовалась короткая просьба: «Прошу даже самых близких друзей приходить только по воскресеньям». Но, если посетитель все же доходил до лестницы на второй этаж, его ждала еще одна надпись: «Дорогие гости! Если бы хозяин этого дома даже умолял вас остаться дольше девяти часов вечера — не соглашайтесь!»[811].