Легендарные доходы и легенды о заработках

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Легендарные доходы и легенды о заработках

В 1937 году в писательской среде развернулась далеко не беспочвенная дискуссия о размерах и порядке выплаты гонораров за переиздание произведений. На заседании партгруппы Союза советских писателей, посвященном этой проблеме, высказался В. Бахметьев: «У нас переиздают только известных писателей. А ряд писателей просто голодает… Если середняк голодает, виновата не советская власть, а мы, сидящие здесь». Затем он, видно, посчитал, что сказал лишнее, и смягчил формулировку: «Ну, голодает — это несколько резко, я снимаю такую формулировку, большое количество живут гораздо хуже, чем мы здесь сидящие»[188].

Этот эпизод говорит о том, что писательские доходы сильно разнились в силу целого рада обстоятельств. Например, в 1936 году по статистике ССП 2660 писателей жили на 2 тысячи рублей в месяц [189]. В то же самое время Б. Пильняк, проводивший обследование жизни и быта грузинских писателей, выяснил, что те имеют в среднем 20–30 тысяч рублей в месяц (и это при том, что ставка гонорара в Грузии ниже, чем в Москве). При этом за счет только литературного заработка во всей республике жили только два писателя. Б. Пильняк пришел к следующим выводам: если бы какой-нибудь фининспектор проверил бюджет писателей Грузии, «он установил бы, что всех их нужно отдать под суд, потому что все имеют какие-то нелегальные источники существования… Писатели начинают относиться к своему творчеству не как к профессии, и, кроме того, это приводит к меценатству, что мы имеем в Грузии».

Ранее мы приводили сравнительные данные по заработной плате в различных отраслях народного хозяйства. Укажем, что в 1936 году, например, средняя зарплата в Москве составляла 271 рубль[190], а в Грузии — 235.

Трудность определения реальных доходов писателей состоит в том, что бюджет каждого из них формировался по индивидуальной схеме, источников дохода зачастую было несколько, и гонорары среди них далеко не всегда играли основную роль. Многие литераторы, будучи не в силах обеспечить себя и свои семьи писательской деятельностью, имели постоянную работу на предприятиях и в учреждениях. Так, в 1939 году таким образом зарабатывали на жизнь 42 процента членов Литфонда. Причем если в Москве таких писателей было сравнительно немного (9,6 процента), то в провинциальных регионах они составляли 56 процентов.

В те годы считалось обычным делом отдавать часть своих гонораров и премий в различные фонды, подписываться на ежегодные государственные займы. И. Манский, односельчанин М. Шолохова, вспоминает о жизни знаменитого писателя: «…Никаких особых денег у него не было. Премии свои он отдавал… А сколько всяких просителей шло к нему в дом! Особенно после войны. И, надо сказать, помогал он многим. И деньгами, и одежонкой… А то, что во дворе у него видели, так все больше дареное»[191].

Подписка на займы была делом «добровольно-принудительным» среди всех советских тружеников, и писатели не составляли исключения. По поводу «мобилизации средств» постоянно публиковались пафосные статьи в «Литературной газете». Так, 11 июня 1932 года на ее страницах было опубликовано обращение 14 писателей «к правительству с призывом немедленно выпустить новый заем 1932 года». Через неделю — новый лозунг «Ни одного писателя — без облигаций займа „4-го завершающего“». В заметке с таким заголовком сообщалось, что за первый день подписки московские писатели собрали свыше 12 тысяч рублей. В подписке принял участие ряд писательских организаций и клубов. К 15 июня было собрано уже 107 210 рублей. Горком писателей вынес постановление, по которому на заем должны были подписаться все литераторы — члены горкома[192]. 21 июня писательская общественность успешно достигла контрольной цифры в сборе средств. Но так как этой акцией были охвачены еще не все писатели, комитет содействия проведению займа продолжал свою работу. Итоговая цифра подписки составила 163 395 рублей[193].

10 февраля 1934 года «Литературная газета» сообщила о введении нового способа взимания подоходного налога. До 1933 года он удерживался единовременно с годового дохода. Теперь налог взимался с текущих доходов, путем удержания части выплачиваемого писателям авторского гонорара. При получении авторского гонорара без заключения издательского договора (произведения, публиковавшиеся в периодической печати) он начислялся по ставкам и правилам, установленным для рабочих и служащих; при получении гонорара по издательскому договору налог удерживался в соответствии с утвержденной шкалой. При выплате гонорара до 75 рублей налог не удерживался. При получении гонорара в размере от 75 до 100 рублей удерживалось 0,5 процента выплачиваемой суммы, от 100 до 200 рублей — 1 процент, от 200 до 500–2 процента, от 500 до 750–3 процента, от 750 до 1000–4 процента, свыше 1000–6 процентов.

Налог при выплате авторского гонорара без договора удерживался с писателей полностью и без дальнейшего перерасчета. Подоходный налог при выплате авторского гонорара по издательскому договору взимался лишь как аванс, с обязательным перерасчетом по истечении года. Перерасчеты производились финансовыми органами на основании сведений, предоставленных им издательствами, о размере удержанных авансов в счет налогов и об общем доходе писателя по договорам (их указывал автор в декларации).

Согласно циркуляру НКФ РСФСР от 15 января 1934 года № 225/1336 существовала скидка на производственные расходы, которая составляла 50 процентов от общей суммы авторского гонорара и предоставлялась без каких-либо доказательств. Но если указанные расходы писателя превышали эту сумму, для получения соответствующей скидки необходимо было предоставить оправдательные документы. К производственным относились расходы на творческие поездки для сбора материала, на стенографирование и перепечатку материалов и произведений, на приобретение книг, журналов, газет, на оплату переводов, необходимых для работы писателя, на организацию встреч с лицами, описываемыми автором в своих произведениях. Для членов ВКП(б) кроме производственных расходов из общей суммы литературного заработка исключались также отчисления в партийную кассу.

28 февраля 1934 года в «Литературной газете» была опубликована информация о новом порядке выплаты гонораров. Сообщалось, что Центральное бюро и Мосгорком писателей проводят кампанию по заключению тарифных соглашений с издательствами. Для авторов вводилась поощрительно-премиальная система оплаты. Она заключалась в том, что после выхода книги из печати и оценки ее качества специальной комиссией из представителей издательств и писателей автору, помимо договорного, мог быть выплачен дополнительный гонорар. Писатели, которые содействовали снижению себестоимости книги, высокому качеству ее оформления и сокращению авторской правки, досрочно сдающие рукописи, должны были получать от издательств производственные денежные премии. Авторы, не сдавшие в срок рукописи, привлекались к ответственности вплоть до предания производственно-товарищеским судам.

В 1935 году в секции критиков Союза писателей был проведен опрос, в ходе которого предполагалось выяснить материальное положение и лимит времени писателей. Результаты использования литераторами своего времени выглядели следующим образом:

Всего Целиком заняты литературным трудом Половину времени поглощает организационная, редакционная, педагогическая, административная, общественная работа Большая часть времени занята нелитературным трудом Литературоведы 23 12(52,17 %) 7 (30,43 %) 4 (17,39 %) Критики 20 5 (25 %) 8 (40 %) 7 (35 %) Западники 20 9 (45 %) 7 (35 %) 4 (20 %)

По-разному оценивали опрошенные свое материальное положение:

Всего Материальное положение неблагоприятное Материальное положение неустойчивое Материальное положение удовлетворительное Литературоведы 23 4 (17,39 %) 3(13,04 %) 16 (69,5 %) Критики 20 6 (30 %) 3(15 %) 11 (55 %) Западники 202 (10 %) 18(90 %)

Таким образом, видно, что самыми обеспеченными из опрошенных были западники, которые могли зарабатывать на жизнь, используя знания иностранных языков. Значительная часть опрошенных занималась побочными видами деятельности, причем труднее всего приходилось критикам: они имели меньше возможностей прокормить себя, занимаясь только любимым делом, и не всегда находили подработку, связанную со своей специальностью.

20 января 1936 года в Союзе писателей под председательством В. Кирпотина состоялось совещание по проблемам исчисления гонораров, на котором существовавшая система выплат была подвергнута критике. Участников совещания тревожило, что «писатели, которые зарабатывают относительно немного, поставлены в отношении обложения или исчислений производственных расходов часто в более неблагоприятное положение, чем писатели, зарабатывающие большие деньги»[194]. Отмечалось, что сложившаяся практика не стимулировала создания новых произведений, а оплата произведений разного художественного уровня была недостаточно дифференцирована. Гонорары не учитывали фактических затрат времени и усилий на написание произведений разного жанра. Например, гонорар за один печатный лист романа был только в полтора раза выше, чем за статью в «Вечерней Москве». Существовали разные ставки переводчикам с иностранных языков и переводчикам с языков народов СССР. Почему самые низкие ставки налоговых отчислений устанавливались за пьесы для самодеятельных клубных сцен? За трехактные пьесы они составляли 3,5 процента, за четырехактные — 6 процентов.

Б. Пильняк, признававший, что по доходам принадлежит к двадцати трем самым обеспеченным писателям, так охарактеризовал свой бюджет: «Я зарабатываю моими книгами 3200 руб. в месяц… Мой бюджет состоит из мелких работ, которые, в общем, отнимают 50 проц. всего времени. Я пишу в „Известия“ и в „Вечерку“, но не потому, что это меня удовлетворяет. Если я хочу начать какую-то большую работу, то я должен написать ряд предварительных и ненужных произведений… Я скажу о своем бюджете: я получил 3200 руб., как я уже сказал. Из них — 1200 подоходный налог, 500 руб. учеба детей и моя, 200 руб. книги, 200 руб. автомобиль, 200 рублей трамвайные разъезды моей семьи, а там — питание».

Большинство писателей не могли прокормить себя, занимаясь только литературной деятельностью.

Об этом свидетельствуют результаты опроса, проведенного В. Ставским. Четверть всех опрошенных жаловались на необходимость заниматься побочной деятельностью, чаще редакционной и педагогической, что отвлекало от собственного творчества. Известный философ и литературовед В. Асмус написал в ответе следующее: «Обладая большой трудоспособностью, пишу медленно, так как веду огромную педагогическую работу — как профессор философского — Института Красной Профессуры и как профессор Высшего Коммунистического Института Просвещения, а также научную работу — как профессор Института Философии Академии наук СССР»[195].

Критики жаловались на отсутствие механизма оформления договоров на книги, что не давало возможности заниматься непосредственно творческой деятельностью из-за постоянной необходимости искать дополнительные источники доходов.

Вечно больной вопрос — переиздание произведений. С самого начала своего существования Союз советских писателей оказался завален просьбами о помощи в переиздании книг и сочинений. Многие, глядя на писателей успешных, прекрасно понимали, что за счет этого можно неплохо жить. Хорошо понимало подобные настроения и руководство ССП. Но, с одной стороны, оно было заинтересовано в «росте» советской литературы и увеличении количества новых произведений, а с другой — налицо был невысокий художественный уровень многого из опубликованного, того, что нельзя было рекомендовать к повторным изданиям. Вот почему ССП к попыткам многих писателей «переиздаться» относился, как правило, негативно.

В связи с этим в 1937 году в печати прошла дискуссия о гонорарах за переиздания. Отметим, что согласно действовавшему тогда Постановлению СНК РСФСР от 20 ноября 1928 года, гонорар за переиздание составлял 60 процентов первоначального[196]. Начал дискуссию в конце 1936 года на страницах «Правды» И. Лежнев, который считал, что гонорар за переиздание вообще платить не стоит. С ним согласился автор статьи в «Литературной газете» от 10 января 1937 года А. Сольц[197]. Но была и противоположная точка зрения, высказанная в неопубликованной статье, которая была прислана в «Литературную газету». Ее автор считал, что повторный гонорар — мощный рычаг в борьбе за качество произведений.

Свой взгляд на эту проблему высказал А. Макаренко: «„Вакханалия переизданий“ происходит оттого, что вопрос о ценности произведения решается небольшим числом лиц в кабинете издательства. При таком способе всегда возможны ошибки, кумовство, переоценка и недооценка»[198].

В том же году директор Управления по охране авторских прав Лернер направил записку в Президиум ССП на имя В. Вишневского, в которой обосновал свое мнение относительно предлагаемых изменений в выплате гонорара за публично исполнявшиеся произведения (пьеса, опера, кинофильм, эстрадное произведение). Он защищал существовавшую тогда систему оплаты труда, так как она «стимулировала выдвижение наиболее талантливых авторов», и критиковал единовременную выплату гонорара. По его мнению, созданное автором драматургическое произведение не может быть сразу же оценено, так как полное представление о нем может сложиться лишь тогда, когда оно получит сценическое оформление. Автор записки верил в великолепный художественный вкус сограждан: «Успех пьесы у советского зрителя при огромном культурно-политическом росте нашего народа может и должен служить основной оценкой художественно-политических достоинств произведения»[199]. Если сделать гонорар единовременной выплатой, будет сведено на нет его стимулирующее значение, станут неизбежными случаи выплаты вознаграждений за пьесы, которые либо совсем не пойдут на сцене, либо будут сняты после первых спектаклей, а оценка произведения публикой будет заменена оценкой нескольких лиц.

В 1938 году Наркомфин СССР вынес на утверждение законодательных органов проект изменения инструкции к закону о подоходном налоге. В ССП подготовили письмо на имя В. Молотова[200]. По мнению его авторов, предложенные изменения резко ухудшали положение писателей. К тому же с подобной схемой взимания налогов писатели уже были знакомы — она существовала до 1933 года. По новому проекту восстанавливался порядок обложения доходов писателей за истекший год, предусматривалась обязательная подача деклараций и отчетов фининспекторам о производственных расходах. Таким образом, писатель должен был уплачивать подоходный налог лишь через год после его получения. Исчисление суммы производственных расходов теперь зависело от личности конкретного фининспектора. Далее в письме В. Молотову авторы приводили пример, из которого был виден реальный результат изменений. Автор, который за год получил два гонорара по 10 тысяч рублей, при действующей системе заплатил бы 2430 рублей, а по новой инструкции — 4625, то есть почти вдвое больше; драматург, получающий 6 тысяч рублей в квартал, — соответственно 1580 и 6225 рублей — почти вчетверо больше.

Резкое возрастание налогов касалось в основном писателей, имеющих до 24 тысяч рублей годового заработка. Для тех, кто зарабатывал 120 тысяч рублей в год, налоги увеличивались на 30 процентов. Авторы письма пришли к выводу: «Следовательно, „реформа“ налогового обложения писателей приведет к ухудшению материального положения основной массы писателей и значительно меньше коснется писателей, имеющих большие заработки». В подтверждение такого вывода приводилась следующая таблица о доходах 4815 драматургов и композиторов (данные за 1937 год):

Заработок за год (в руб.) Количество получающих до 1200 3670 от 1200 до 2400 276 от 2400 до 3600 154 от 3600 до 4800 95 от 4800 до 6000 79 от 6000 до 12 000 188 от 12 000 до 24 000 153 от 24 000 до 36 000 73 от 36 000 до 60 000 45 от 60 000 до 120 000 60 свыше 120 000 22

При анализе таблицы следует иметь в виду, что в ней объединены сведения о композиторах и драматургах, а драматурги традиционно зарабатывали больше, чем писатели-прозаики. Таким образом, заработок выше одной тысячи рублей в месяц имели лишь 7 процентов драматургов и композиторов, а свыше 10 тысяч — 0,5 процента. Заметим, что подавляющее большинство из них зарабатывало всего лишь до 100 рублей в месяц. Приводя эту таблицу, авторы пытались развеять миф о «легендарных» заработках писателей, который, видимо, распространился и в Наркомфине.

Миф о несметных богатствах литераторов был широко распространен и в обществе. К известным писателям нередко обращались за материальной помощью совершенно незнакомые люди. Курьезный случай произошел с М. Булгаковым. Однажды рано утром в его квартире зазвонил телефон. Писатель вскочил с постели, босиком добежал до аппарата и услышал в трубке хриплый мужской голос:

«Товарищ Булгаков, мы с вами не знакомы, но, надеюсь, это не помешает вам оказать услугу… Вообразите: только что, выходя из пивной, я разбил свои очки в золотой оправе! Я буквально ослеп! При моей близорукости… Думаю, для вас не составит большого урона дать мне сто рублей на новые окуляры?»

Писатель в ярости бросил трубку на рычаг, вернулся в постель, но не успел еще заснуть, как раздался новый звонок Тот же голос спросил:

«Ну, если не с золотой оправой, то на простые-то очки можете?»[201]

В тридцатые годы сложилась существенная разница в оплате труда писателей и драматургов, с одной стороны, и работников искусств — с другой. Так, поэт В. Лебедев-Кумач и композитор И. Дунаевский со своих доходов платили налог и отчисления в размере 48,25 процента, а артисты И. Козловский и В. Барсова, получавшие тот же заработок, — 6,1 процента, то есть в 8 раз меньше. Или другой пример. М. Зощенко выпустил сборник рассказов в два печатных листа, над которым работал около года, и получил за это авторский гонорар в размере 2 тысяч рублей, а артист В. Хенкин получал такую же сумму за исполнение этих рассказов в трех концертах. Заработок чтецов и артистов в налоговом отношении был приравнен к заработку рабочих и служащих. На писателей этот порядок не распространялся.

В Правление Союза писателей прислал письмо председатель групкома «Советский писатель» Тарнан[202]. Автор также критикует гонорарную политику, очевидно, не зная, что руководство ССП солидарно с его точкой зрения. Он указывает, что рабочие и служащие, чей заработок превышает тысячу рублей, платят налоги и сборы в размере 6,1 процента. В подтверждение своих слов Тарнан приводит составленную им таблицу:

Размер заработка в месяц (в руб.) Налог инженера Налог писателя 4000 244 1348 1665 101,5 385 1000 61 147

К тому же надо обратить внимание, что рабочие и служащие не несли никаких личных производственных расходов.

В 1938 году Председателю СНК В. Молотову направил письмо Я. Ларри. Писатель ничего не имел против того, что в СССР рабочие и служащие платят налоги по одному тарифу, колхозники по другому, кустари — по третьему, а частные торговцы и прочие «каналии» по особому, наиболее высокому. Но он совершенно не соглашался с тем, что к категории «паразитов» причислены те, кто живет литературным трудом. Ларри приводил пример с писателем, заключившим с издательством договор о написании книги объемом 12 печатных листов на год и получавшим по тысяче рублей за печатный лист. С такой суммы рабочий выплатил бы 183 рубля разных налогов, кустарь — 275, а писатель — 441[203].

Доходы писателей часто находились в прямой зависимости от непредсказуемой позиции издательства или редактора. Например, в 1936 году Дм. Петровский заключил с Гослитиздатом договор на опубликование драмы в стихах «Данило Донбасс» и получил 60 процентов гонорара. Но затем рукопись пролежала без движения почти два года, после чего была возвращена автору ввиду ее «низкого идеологического и художественного уровня». Это же издательство приняло еще одну рукопись Петровского — сборник стихов «Рансеваль». Автор подписал верстку, но вместо готовой книги получил известие о том, что набор рассыпан. Он пересмотрел состав сборника. Книгу вновь набрали, а через полгода издательство сообщило автору, что отказывается от нее, но согласно выпустить другой сборник — «Тема поэта», в котором должны были быть опубликованы частично стихи из «Рансеваля». В конечном итоге Дм. Петровский обратился в суд и потребовал выплатить оставшиеся 40 процентов гонорара за рукопись «Данило Донбасс», недоплаченные деньги за сборники «Рансеваль» и «Тема поэта». Четыре раза суд разбирал это дело. В результате требования поэта частично были удовлетворены: он получил деньги за «Данило Донбасс» и почти полностью — сумму, положенную за «Рансеваль». В выплате гонорара за «Тему поэта» ему было отказано[204].

Свои хождения по издательствам описал в 1937 году А. Бек: «…Оказалось, сверстанная книга [„Доменщики“] в последний момент была рассыпана. Кто-то из работников издательства пошел в Наркомтяжпром, там испугали: Федорович-де (он у меня выведен в „Курано“) — вредитель, Свицин — вредитель и т. д. И в издательстве решили книгу не выпускать…

Иду затем в „Наши достижения“. У меня там был взят аванс, и я без особого энтузиазма думал, что вот, мол, придется отрываться от романа и что-то делать для этого журнала. Оказывается, журнал ликвидирован.

Оттуда отправляюсь в „Колхозник“, рассчитываю получить там некую сумму за небольшую повесть о Власе Луговине, которая в этом журнале была принята. И тут меня поджидает новость. Оказывается, „Влас“ был сверстан в седьмом номере, но в последний момент… редактору что-то — даже неизвестно что — не понравилось, вещь вынули и рассыпали. В редакции полная беспризорность, бесхозяйственность. Видно, что дело идет к упадку. Вероятно, и к ликвидации.

Из „Колхозника“ еду в „Две пятилетки“, где принята „Последняя печь“ (первые полтора листа, сделанные в виде завершенного эпизода). Оказывается, и это издание похерено. Ни один сборник не выйдет. Будет выпущен лишь том народного творчества»[205].

7 октября 1938 года Союз советских писателей поручил Литфонду «поставить вопрос перед правительством относительно несправедливой и ничем не объяснимой разницы в оплате гонорара в национальных и автономных республиках по сравнению с Москвой и Ленинградом — разницы, при которой писатели национальных и автономных республик получают в два и в три раза меньше за лист и за стихотворную строку, чем писатели Москвы и Ленинграда»[206]. Но попытки руководства ССП решить данную проблему ни к чему не привели — проблемы с исчислением авторского гонорара не решались. Прислал письмо в ССП башкирский поэт М. Хай[207], который опубликовал в журнале «Октябрь» (местное издание) свою поэму «Начало большой жизни», содержащую 1150 строк Он писал: «Над этой поэмой я работал четыре года. Вот за эту поэму мне заплатили 450 рублей — это средняя месячная зарплата советского служащего… Правда, наши газеты платят немного больше — рубль за строку (это самая большая ставка газет). Счастливы тогда, когда Башгосиздат или Радиокомитет платят по 1 р. 50 коп. или по 2 рубля за строку, и то с боем».

По-прежнему и на страницах печати, и на заседаниях Союза писателей время от времени возникали дискуссии относительно «литературного брака». Судя по всему, влиятельных сторонников теории необходимости «навоза для выращивания злаков» было немало. Чего, например, стоит признание, сделанное на заседании Бюро Президиума ССП по вопросам об авторском гонораре А. Макаренко: «Я написал неудачный роман „Честь“. Я знаю, что это брак, но у меня не было выхода, я должен был его печатать, иначе я должен был бы поставить в тяжелое положение себя и семью»[208]. Отсюда он делает поразительный, но уже по своей сути знакомый нам вывод: «Значит, возможный брак должен быть у нас оправдан таким высоким процентом, какой вытекает из тонкости и нежности нашего производства, и этот брак должен быть оплачиваем».

Нередко издание книг, а следовательно, и выплаты авторам задерживались из-за отсутствия бумаги. В связи с этим А. Фадеев обратился в правительство с предложением выплачивать в таких случаях авторские гонорары в полном объеме. Он также считал, что следует ввести помесячную выплату гонораров. Но большинство предложений руководителя ССП было отвергнуто, так как они противоречили существовавшему тогда законодательству об авторском праве[209].

В 1940 году Президиум ССП направляет в руководящие органы страны очередную записку о неудовлетворительном материальном положении писателей. В ней отмечалось, что средняя ставка авторского гонорара по художественным издательствам в Москве и Ленинграде составляла 800 рублей за печатный лист и 3 рубля 50 копеек за стихотворную строку, в республиках соответственно — 200 рублей и 1 рублей 40 копеек. При этом указывалось, что «…писатель, серьезно работающий над произведением, редко пишет более 10 печ. листов в год»[210]. Более того, из-за отсутствия бумаги издательства почти не заключали договоров с авторами. При заключении договора автор получал лишь 25 процентов гонорара, еще 35 — после сдачи книги в набор, остальные 40 — после выхода сигнального экземпляра.

Переговоры о повышении гонораров велись как руководителями ССП, так и отдельными, вхожими во власть писателями. Например, со многими руководителями страны по этому поводу говорил А. Толстой. По его словам, А. Вышинский, Н. Булганин, К. Ворошилов не возражали против принятия постановления об увеличении гонораров[211].

Но положение дел не менялось.