КНИГА XXXIX

КНИГА XXXIX

Оправдание усвоенного автором способа изложения примерами из природы (1). Черты сходства автора с лучшими из прежних историков и отличия от них (2). Взятие Карфагена римлянами приступом (3). Гасдрубал у ног Сципиона; жена Гасдрубала (4). Сострадание Сципиона к Карфагену и слова его о превратности человеческого счастья (5—6). Пифей; известие автора о предводительстве Критолая (7). По смерти Критолая должность стратега исполнял временно Диэй; насильственные меры Диэя (8). Смута в городах ахейского союза; ахейцы слепо шли за вождями (9). Диэй выбран в стратеги; мирные предложения Цецилия отвергнуты; советники Диэя (10). Пытки и казни ахейских граждан; милость судъбы к ахейцам (11). Авл Постумий подражал эллинам в их наихудших свойствах (12). Обращение римских солдат с произведениями искусства (13). Изображения Филопемена пощажены римлянами; защита Филопемена автором (14). Продажа имущества Диэя и его соучастников римским квестором (15). Устроение Ахаи десятью уполномоченными; заслуги Полибия (16). Похвальбы автора Муммию за умеренность и бескорыстие (17). Добродушие Птолемея Филометора (18). Автор признателен римлянам за доверие к нему. План всего сочинения (19).

1. Оправдание автором усвоенного им способа изложения примерами из природы.

...Мне хорошо известно, что кое-кто будет осуждать мой труд за то, что в нем изложение событий незаконченное и отрывочное. Так, например, начав описывать осаду Карфагена, мы обрываем описание и, покинув его на середине, переходим к событиям в Элладе, оттуда к Македонии, Сирии и некоторым другим странам. Между тем, могут сказать, любознательный читатель жаждет последовательного изложения и желал бы начатое прочитать до конца, ибо и удовольствие, и польза вернее доставляются непрерывным рассказом¹. Я не разделяю этого мнения и, придерживаясь обратного, мог бы привести в свое оправдание самую природу нашу, которая ни на одном предмете не останавливается без перерыва, напротив, всегда ищет нового, а если и возвращается к прежним впечатлениям, то не иначе как по прошествии некоторого времени и не без отмены. Мнение мое подтверждается вполне на чувстве слуха, ибо нам неприятно воспринимать одни и те же сочетания звуков в песне ли то или в речи оратора². Напротив, приятно действует³ на слух такая песня или речь, в которых сочетания звуков переменчивы⁴, вообще все отрывочное, преисполненное самых резких переходов⁵. Нечто подобное наблюдается на чувстве вкуса, которое тоже не может питаться все одними и теми же яствами, хотя бы и самыми дорогими; испытывая отвращение к ним, человек ищет перемены, часто ради новизны охотнее принимает простую пищу, нежели изысканную. То же самое всякий может проверить на чувстве зрения: тогда как глаз вовсе не может глядеть пристально в одну точку, ему приятны разнообразие созерцаемых предметов и переходы от одного к другому. Но с наибольшею очевидностью наблюдается это на нашей душе: для людей деятельных отдохновением своего рода служит перемена предметов, которым они отдаются со всем напряжением и вниманием.

2. Черты сходства автора с прежними историками и отличия от них.

Вот, думается мне, почему умнейшие из древних историков именно таким образом прерывали⁶ свой рассказ, при этом одни из них вводили мифологические и описательные отступления, другие — исторические, так что не только переходили от одной местности к другой в Элладе, но привлекали и чужие земли. Например, в историю Фессалии в управление Александра Ферского⁷ они вставляли рассказы о делах лакедемонян в Пелопоннесе, а также об афинянах, о событиях в Македонии или Иллирии, засим после короткого перерыва продолжали говорить о походе Ификрата⁸ в Египет и о жестокостях Клеарха в Понте⁹. Хотя отсюда видно, что все историки пишут таким способом, но они поступают беспорядочно, а мы следуем определенному правилу. Так, упомянув, каким образом Бардиллис¹⁰, иллирийский царь, или Керсоблепта, царь фракийский, приобрели свои владения, историки не продолжают рассказа и даже не переходят к продолжению его, хотя бы после большого перерыва; покончив с вводными известиями, как делается в стихотворном произведении, они снова принимаются за повествование с самого начала. Мы, напротив, разделили одну от другой важнейшие страны мира с происходящими в них событиями, и потом, следуя принятому порядку, переходим от одной страны к другой каждый раз в одной и той же последовательности, год за годом излагая одновременные события каждой страны отдельно; при этом внимательный читатель не лишен возможности восстановить связность прерываемых по временам рассказов, благодаря чему он вовсе не ощущает пробелов в предшествующем изложении. Но довольно об этом (Сокращение ватиканское).

3. Вторжение Сципиона в Карфаген.

...Сципион проник в город, но карфагеняне продолжали борьбу с высот акрополя¹¹. Так как ему было известно, что разделяющее противников море неглубоко, то Полибий советовал Сципиону набросать в воду железных крючьев или опустить доски с торчащими в них гвоздями, чтобы сделать невозможным переход неприятеля к земляным укреплениям¹² и нападение на них. «Смешно было бы, — возразил на это Сципион, — завладев стенами и находясь внутри города, избегать всеми мерами сражения с неприятелем» (Плутарх).

4¹³. Гасдрубал у ног Сципиона.

...Гордый Гасдрубал пал к ногам¹⁴ римского военачальника, позабыв высокомерный обет¹⁵.

...Когда Гасдрубал, карфагенский военачальник, в положении просящего сидел у ног Сципиона, сей последний, окинув взглядом присутствующих, сказал: «Смотрите, какой внушительный урок дает судьба безумцам¹⁶. Безумец этот — Гасдрубал, ибо недавно он отринул наши милостивые условия и говорил, что для него пламень горящего родного города — почетнейшая могила. И вот теперь с молитвенной веткой¹⁷ в руках он просит сохранить ему жизнь и на нас возлагает все упования свои. При виде этого человека не может не прийти на мысль каждому, что нам, смертным, никогда не подобает дозволять себе ни речей наглых, ни поступков». Тем временем несколько перебежчиков на кровле подошли к краю ее и просили передовых римских воинов на некоторое время приостановить битву. Едва начальник отдал приказ остановиться, как они обрушились на Гасдрубала с ругательствами, причем то укоряли его за клятвопреступление, напоминая, как часто он клялся на жертвенниках не покидать их, то поносили его за трусость и душевную низость вообще. Речь их была полна насмешек и грубой беспощадной брани.

Жена Гасдрубала.

В это время жена Гасдрубала, завидев супруга сидящим против консула, вышла вперед из толпы перебежчиков, в приличествующем ей пышном одеянии, а по обеим сторонам ее стояли два мальчика, одетые в короткие платьица, держа мать за руки; она прикрывала их собственной одеждой¹⁸. Женщина прежде всего назвала по имени Гасдрубала, а когда он молча склонился к земле, она призвала богов в свидетели и горячо благодарила римского военачальника за то, что со своей стороны он сделал все к сохранению жизни не ее только, но и детей ее. Засим, помолчав немного, она обратилась к Гасдрубалу с вопросом: как он отважился принять для себя дар от неприятельского военачальника за предательство и, бесчестно покинув государство и доверившийся ему народ, уйти к неприятелю¹⁹? И теперь он решается сидеть с оливковой веткой в руках перед очами тех самых людей, из-за которых много раз повторял, что никогда не наступит день, когда он, живой, будет глядеть на солнечный свет и на пожираемое пламенем отечество²⁰. Однако...

...На приеме обласканный Сципионом, Гасдрубал решил удалиться в чужую землю²¹ (Сокращение ватиканское, Свида).

5²². Мысли Сципиоиа при виде погибающего в огне Карфагена.

...Лучше этого <...> как у Гомера <...> обернувшись в мою сторону²³ и взяв меня за правую руку, сказал: «Хорошо; но я терзаюсь страхом при мысли, что некогда другой кто-нибудь принесет такую же весть о моем отечестве». <...> Трудно сказать что-либо более здравое и мудрое. На вершине собственных удач и бедствий врага памятовать о своей доле со всеми ее превратностями и вообще среди успехов ясно представлять себе непостоянство судьбы — на это способен только человек великий и совершенный, словом, достойный памяти истории (Сокращение ватиканское).

6²⁴. ...Говорят, Сципион при виде окончательной гибели города заплакал и громко выразил жалость к неприятелю. Долго стоял он в раздумье о том, что города, народы, целые царства, подобно отдельным людям, неизбежно испытывают превратность судьбы, что жертвой ее пали: Илион, славный некогда город, царства ассирийское, мидийское и еще более могущественное персидское, наконец, так недавно и ярко блиставшее македонское царство. Потом, намеренно ли или невольно потому что слово само сорвалось с языка, Сципион воскликнул:

Будет некогда день, и погибнет священная Троя,

С ней погибнет Приам и народ копьеносца Приама*.

Когда Полибий, который, был тоже и наставником его, прямо спросил Сципиона, как понимать его слова, тот, говорят, не постеснялся сказать откровенно, что боится за отечество при мысли о бренности всего человеческого. Полибий слышал это и записал (Аппиан).

7. Пифей.

Пифей²⁵ был брат Акатида, борца на ристалище, сын Клеомена, человек порочной жизни и, как гласила молва, в ранней молодости предавался²⁶ мужеложству. Равным образом в государственном управлении он проявил наглость и любостяжание и по причинам, нами упомянутым, усилился²⁷ благодаря Эвмену и Филитеру.

Полибий о предводительстве Критолая.

...Правда, ахеец Полибий²⁸ находился в то время в Африке, но не мог не знать о крушении родины и уверяет, что однажды в Ахае была битва, в которой предводительствовал Критолай. Он же сообщает, что Диэй, когда вел войско из Аркадии, был разбит этим самым претором Метеллом (О добродетелях и пороках, Орозий).

8. Временная стратегия Диэя.

...По смерти²⁹ ахейского стратега Критолая исполнение союзных дел и руководительство выпало на долю Диэя, согласно требованию закона, чтобы в случае смерти находящегося в должности стратега власть его переходила к предшественнику до ближайшего очередного союзного веча³⁰. Посему он отправил военный отряд в Мегары, а сам по прибытии в Аргос обратился ко всем городам с письменным приказом освободить тысяч двенадцать³¹ рабов, находящихся в цветущем возрасте, из числа тех, что родились и выросли дома³², и, снабдив вооружением, отправить их к Коринфу. Самый набор он распределил между городами как попало и неравномерно: так, впрочем, он действовал во всем. Где не было полного количества домочадцев, требуемое от города число воинов следовало восполнять из дворовых вообще. Далее, он видел, что союзная казна сильно истощена войной с македонянами, посему принуждал достаточных ахейцев, не только мужчин, но и женщин, выступать с предложением денег. Вместе с сим Диэй приказал всем способным к военной службе возрастам поголовно вооружаться и собираться в Коринфе. Эти распоряжения вызывали по городам брожение умов, смуту, уныние; умерших считали счастливцами, а шедших в поход все жалели и оплакивали, как бы в предвидении ожидающей их участи. Тяжело было переносить строптивость и нерадение³³ рабов, только что освобожденных, да и остальные в ожидании свободы поднимали голову. Кроме того, мужчины вынуждены были против своего желания отдавать все, чем, по слухам, они владели, а женщины сами отнимали у себя украшения свои и своих детей, как бы сознательно уготовляя себе гибель.

9. Смута в городах ахейского союза. Слепая покорность ахейцев вождю.

Все эти бедствия обрушились в одно время, и ужас, с каким принимались получаемые непрестанно известия, делал людей неспособными понимать и по достоинству оценивать общее положение дел, которое, как они должны были предвидеть, неизбежно вело к гибели всех их, с женами и детьми. Поэтому, как бы толкаемые и насильственно уносимые горным потоком народы слепо и безрассудно следовали за вождем. Элейцы и мессеняне оставались на месте в ожидании нападения со стороны флота³⁴, хотя едва ли бы помогли им какие бы то ни было предосторожности, если бы эта туча появилась, как первоначально ожидали. Патряне и соединенный с ними народ³⁵ незадолго перед сим потерпели поражение в Фокиде <...> а то, что там происходило, было гораздо более достойно жалости, нежели события в Пелопоннесе, именно: одни в отчаянии налагали на себя руки; другие бежали из городов, куда попало, без всякой цели впереди, лишь бы не видеть возмущающих душу событий в своих городах; третьи шли выдавать друг друга римлянам как врагов; четвертые клеветали и изобличали ближних своих, хотя в данное время никто и не требовал от клеветников подобной услуги; иные выходили навстречу римлянам с молитвенными ветвями, сознаваясь в вероломстве и расспрашивая, что ожидает их, прежде чем кто-либо заговаривал с ними об этом. Когда начали действовать чары³⁶, повсюду было множество людей, которые кидались в колодцы или с высоты стремнин, так что враг, как гласит поговорка, и тот был бы тронут при виде тогдашних несчастий Эллады. И в самом деле, эллины и раньше по временам терпели неудачи и теряли все, но это бывало или в борьбе за власть, или по вине вероломных самодержцев**³⁷. Напротив, во время, нами описываемое, навлекли на эллинов вопиющее несчастье безрассудство вождей их и их собственная слепота. Что касается фиванцев, то они поголовно покинули город, и он остался без жителей. В числе их был и Пифей, который с женой и детьми укрылся в Пелопоннесе и там скитался по полям³⁸.

Безрассудство и робость Диэя.

...Странным показалось Диэю³⁹ предложение неприятеля, чем подтверждается поговорка: «У глупцов и мысли глупые». Посему-то люди такого рода не могут не находить странными простейшие явления.

...И он раздумывал, как бы уйти обратно домой⁴⁰, своим образом действий уподобляясь неразумному пловцу, который, решаясь кинуться в открытое море, не соображает, насколько это опасно, а потом, когда уже погрузился в воду раздумывает, как ему попасть на берег (Сокращение ватиканское).

10. Диэй выбран в стратеги. Условия Цецилия отвергнуты.

...Лишь только Диэй, выбранный народом в стратеги⁴¹, прибыл в Коринф, как туда же возвратился от Цецилия Андронид⁴² с товарищами. Уже и раньше Диэй распространял слух, будто эти ахейцы держат сторону врагов; теперь он отдал послов на жертву толпе, и они подверглись всевозможным обидам, были схвачены, связаны и отведены к властям. Прибыл сюда также фессалиец Филон⁴³ с несколькими выгодными для ахейцев предложениями. Когда Филон был выслушан, кое-кто из поселян подал голос за принятие предложений, в том числе и некий Стратий, человек уже старый; он неотступно просил и молил Диэя согласиться на условия Цецилия. Однако стратег и его сотоварищи⁴⁴ и слушать не хотели Филона, ибо общего блага они не признавали и в своих речах преследовали только собственные выгоды и личную безопасность; потому-то они и приняли такое решение, хотя оно было совершенно ошибочно⁴⁵: в ясном сознании своей вины они никак не могли рассчитывать на пощаду со стороны римлян. В то же время им и на мысль не приходило мужественно выдержать борьбу за государство народное, — это-то и составляло долг граждан, которые пожелали бы со славой направлять дела Эллады. Однако каким образом и откуда могло бы явиться подобное настроение у названных нами людей?

Состав совета у ахейцев.

Совет держали здесь Диэй⁴⁶ и Дамокрит⁴⁷, незадолго перед тем благодаря смутам получившие право возвратиться из ссылки, с ними вместе Алкамен⁴⁸, Теодект и Архикрат. Что это были за люди, какого образа мыслей держался каждый из них, и какую жизнь они вели, обо всем этом у нас говорено подробно***.

11. Пытки и казни ахейских граждан.

Таков был состав совета, с ним согласовался и исход совещаний. Так, власти немедленно заключили в тюрьму не только Андронида, Лагия и их единомышленников, но также товарища стратега⁴⁹ Сосикрата, обвинив последнего в том, что он председательствовал в собрании, которое решило отправить посольство к Цецилию, содействовал такому решению, да и вообще считали его виновником всех бед. На следующий день они назначили судей⁵⁰ и приговорили Сосикрата к смертной казни, потом связали его и не переставали мучить пытками до тех пор, пока он не испустил дух, и все-таки не дал ни одного из показаний, каких от него домогались. Лагий, Андронид и Архип были отпущены на свободу, потому, во-первых, что народ возмущен был казнью Сосикрата, и потому еще, что Диэй получил талант от Андронида и сорок мин от Архипа. Ибо даже теперь, будучи на краю гибели⁵¹, Диэй был не в силах удержаться от позорного и преступного торга⁵². Незадолго перед сим с коринфянином Филином он поступил точно так же, как и с Сосикратом, именно: обвиняя его в сношениях с Меналкидом⁵³ и в сочувствии римлянам, он приказал бить кнутом и пытать Филина и сыновей его, одних на глазах других, и кончил истязания тогда только, когда Филин и юноши не дышали больше. Когда тупость и бессмыслие овладели всеми эллинами до такой степени, в какой трудно встретить эти состояния даже среди варваров, напрашивается сам собой вопрос: как не погибли все эллины до единого? На мой взгляд, события имели такой вид, как будто изворотливая и ловкая судьба боролась против тупости и умоисступления вождей; всячески и отовсюду теснимая безумием правителей, она старалась во что бы то ни стало спасти ахейцев и ухватилась подобно искусному борцу за последнее остававшееся ей средство. Состояло оно в том, чтобы быстро сломить силы эллинов и дать неприятелю легкую победу над ними: так судьба и сделала⁵⁴. Благодаря этому гнев и ярость римлян не распалялись больше, не приходили римские войска из Ливии⁵⁵, равным образом и правители эллинов с теми свойствами, какие мы описали, не имели возможности, воспользовавшись победой, проявить на согражданах всю свою гнусность. На основании предыдущего можно догадываться о том, что эти люди способны были бы причинить собственным согражданам, если бы перевесом над противником они получили какую-нибудь к тому возможность. У всех на устах была в то время поговорка⁵⁶: мы не были бы спасены, если бы не были быстро сокрушены (О добродетелях и пороках).

12. Авл Постумий заимствовал худшие качества эллинов.

...Вот почему Авл Постумий⁵⁷ заслуживает упоминания. Он принадлежал к знатнейшему дому и роду, но сам по себе был человек пустой, болтливый и величайший самохвал⁵⁸. С ранней юности он увлекался эллинским образованием и языком и переступал в этом отношении всякую меру; по его вине стали относиться враждебно к увлечению эллинством, которое возбуждало недовольство в среде именитейших римлян старшего поколения. Наконец, Постумий вздумал написать стихотворение и политическую историю⁵⁹, во вступлении к которому просил у читателей снисхождения, если он, как римлянин, не совладал с эллинским языком и не осилил правил построения целого. Говорят, Марк Порций Катон метко возразил на это: «Удивляюсь⁶⁰, зачем он просит о снисхождении: если бы писать историю обязало его собрание амфиктионов, тогда можно было бы просить о милости, но написать историю без малейшего принуждения, по собственному почину и засим выпрашивать снисхождение к ошибкам против языка, — это служит признаком величайшей глупости и напоминает тот случай, как если бы кто записался на гимнастические состязания бойцом или панкратиастом, и потом, явившись на ристалище, начал бы перед самым состязанием просить зрителей снизойти к нему, если борьба или кулачные удары окажутся для него непосильными. Такой человек непременно сделался бы смешным и тут же получил бы возмездие. Та же участь должна бы постигать и таких историков, как Авл Постумий, чтобы они не дерзали сверх меры⁶¹». Впрочем, во всей своей жизни он, как человек сластолюбивый и изнеженный, подражал тому, что есть наихудшего в эллинстве. Подтверждение дают недавние события: так, ко времени сражения в Фокиде Постумий явился в Элладу первый, но под предлогом болезни удалился в Фивы, лишь бы не участвовать в опасностях битвы. Зато после, когда сражение кончилось, он тоже первый послал сенату письменное уведомление о победе со всеми подробностями, как будто сам участвовал в битвах⁶² (Свида, О добродетелях и пороках).

13. Обращение римских солдат с произведениями искусства.

...Полибий со скорбью рассказывает обстоятельства, какими сопровождалось взятие Коринфа, упоминая также о грубости⁶³, с какой солдаты обращались с произведениями искусства и с посвященными богам предметами. Так, он утверждает, что собственными глазами видел, как солдаты играли в кости на картинах, брошенных наземь. Из картин он называет изображение Диониса работы Аристида⁶⁴, к которому, как рассказывают, применялась поговорка: «Ничего к Дионису», а также страдание Геракла в плаще Деианиры (Страбон).

14. Изображение Филопемена пощажены римлянами.

...Во внимание к любви, какой пользовался Филопемен у народа, римляне не разрушали его изображений, находившихся в нескольких городах⁶⁵. Так, думается мне, всякая действительная услуга оставляет в том, кому оказана, неизгладимое чувство признательности.

...Поэтому с полным основанием можно повторить народное изречение: «Не в дверях он заблудился, а на улице⁶⁶».

...Много было изображений Филопемена, и велики были почести, возданные ему государствами. Пользуясь несчастиями Эллады, сопровождавшими падение Коринфа, какой-то римлянин вздумал уничтожить все эти знаки почета и преследовать память его, как бы живого еще, уличая Филопемена во вражде к римлянам и в недоброжелательстве. Но когда Полибий выступил решительно против клеветника и его изобличений, ни Муммий, ни уполномоченные⁶⁷ не дозволили истреблять знаки чествования знаменитого эллина...

Защита Филопемена автором.

Полибий вознамерился дать обстоятельные сведения об этом человеке⁴*, согласные с тем, что сказано у нас в начале. Там мы говорили, что Филопемен много раз препирался с римлянами из-за их требований, но не ссорился с ними безрассудно⁶⁸, стараясь лишь выяснить противнику предметы разногласий и убедить его в своей правоте. Что же касается его намерений, то настоящее испытание их, как говорится, испытание огнем, он выдержал во время войн с Филиппом и Антиохом. Будучи влиятельнейшим из эллинов, как по своему личному значению, так и по степени могущества ахейцев, Филопемен верно соблюл дружественные отношения к римлянам. Он содействовал принятию ахейцами того постановления, по силе которого за четыре месяца до переправы римлян в Элладу они объявили наступательную войну Антиоху и этолийцам, тогда как чуть не все прочие эллины покинули римлян. Выслушав эти объяснения Полибия и разделяя их, десять уполномоченных согласились оставить во всех городах неприкосновенными знаки чествования Филопемена. Полибий воспользовался случаем, чтобы испросить обратно у консула еще несколько изображений, которые были уже вывезены из Пелопонесса; я разумею изображения Ахея⁶⁹, Арата, Филопемена. Ахейский народ в благодарность за эту услугу соорудил мраморное изображение Полибия (Сокращение ватиканское, Плутарх, О добродетелях и пороках).

15. Продажа имущества Диэя и его соучастников квестором.

...Когда десять уполномоченных привели в порядок дела Ахаи, они отдали приказ квестору, который должен был заняться продажею имущества Диэя, исключать из его имущества и отдавать Полибию в дар все, что бы он ни пожелал взять для себя, а прочее продать с торгов; однако Полибий⁷⁰ был так далек от мысли присвоить себе что бы то ни было из этого имущества, что просил даже друзей своих не покупать ничего из вещей, продаваемых квестором; а сей последний, переходя из города в город, предлагал покупать имущество всех соумышленников Диэя, уже осужденных, если не было у них детей или родителей. Не все вняли совету Полибия; зато поступившие так, как он советовал, удостоились высшей похвалы от сограждан (О добродетелях и пороках).

16. Устроение Ахаи десятью уполномоченными.

Десять уполномоченных покончили с устроением Эллады в течение шести месяцев и с наступлением весны возвратились морем в Италию, оставив всем эллинам прекрасный памятник римской политики.

При отъезде уполномоченные поручили Полибию обходить города и разрешать возникающие сомнения, пока эллины не свыкнутся с новым устройством и законами⁷¹. В короткое время он достиг того, что жители полюбили дарованное устройство, а законы не порождали больше никаких трудностей как в частных отношениях, так и в государственных. Вот почему, если Полибия ахейцы любили и чтили уже раньше, то в позднейшее время за услуги, только что упомянутые, они всеми способами выказывали ему благоволение, и в отдельных городах воздавали высшие почести, как при жизни, так и после смерти⁷². По общему убеждению, почести эти были заслужены, ибо, не выполни такой задачи Полибий и не напиши он законов, относящихся к отправлению общественного правосудия, повсюду царили бы смута⁷³ и беспорядок. Посему эту заслугу Полибия должно ценить выше всех прочих (О добродетелях и пороках).

17. Похвалы автора Муммию.

...По отбытии совета десяти из Ахаи римский военачальник⁵* восстановил святилище на Истме⁷⁴, изукрасил храмы олимпийский и дельфийский, вслед за сим совершил путешествие по городам, причем в каждом городе встречали его с подобающим почетом и приветливостью. Уважение государств и отдельных граждан он заслужил вполне, ибо показал себя человеком воздержным и бескорыстным; управление его отличалось мягкостью⁷⁵, хотя среди эллинов он имел огромную власть, и случаи соблазна представлялись ему часто. Если он кое в чем и нарушил долг, как рассказывают, то вина за это падает не на него самого, а на сопутствовавших ему друзей. Об этом яснее всего свидетельствует дело халкидских конных воинов⁷⁶, которых он приказал перебить (О добродетелях и пороках).

18. Добродушие Птолемея Филометора.

...Царь сирийский Птолемей⁶*⁷⁷ умер от раны, полученной на войне. По словам одних, это был царь, достойный высокой похвалы; другие держались обратного мнения. Действительно, человек он был добрый и великодушный, как ни один из предшествовавших ему царей. Вот и очевиднейшее свидетельство того: во-первых, он не отнял жизни ни у кого из своих друзей, каковы бы ни были против них обвинения; я думаю даже, что по вине его не умер ни единый александриец, кто бы он ни был. Во-вторых, хотя он и был убежден, что потерял власть по вине брата⁷*, тем не менее предал забвению вину его, хотя в Александрии представлялся ему верный случай избавиться от брата; потом вторично, когда брат замыслил захватить Кипр, он после победы при Лапефе⁷⁸ мог по своему усмотрению решить вопрос о жизни и смерти; невзирая на это, не только не покарал брата как врага, но еще к тем землям, какие достались брату согласно договору, он прибавил новые дары и обещал выдать за него свою дочь. И все-таки во время удач и после побед он терял самообладание и предавался, можно сказать, чисто по-египетски излишествам и распутству; в таком состоянии он навлекал на себя большие беды (там же).

19. Автор признателен римлянам за внимание к нему.

...Мы возвратились из Рима по исполнении этого дела⁷⁹, как бы увенчав нашу предшествующую государственную деятельность: достойная награда за расположение наше к римлянам. Посему прошу и молю всех богов о том, чтобы и в последующей жизни сохранить себя неизменным в том же самом настроении. Ибо мы знаем, как судьба умеет быть завистливой к людям, и как она чаще всего направляет мощные удары на такие предметы, в каких человек полагает свое высшее благополучие и преуспеяние.

Заключительные замечания автора о плане сочинения.

Таков был счастливый исход нашего предприятия. Подойдя к концу целого сочинения, мы желаем прежде всего напомнить начало его и тот предварительный очерк, который положен в основу нашей истории, потом вкратце обозреть все содержание ее, и, таким образом, привести конец в связь с началом как в общем очертании, так и по частям.

Вначале мы обещали, что вступительная часть сочинения начнется с того времени, на котором остановился Тимей, что засим бегло рассмотрим события в Италии, Сицилии и Ливии, единственных стран, историю которых писал Тимей. Подойдя к тем временам, когда командование карфагенскими войсками получил Ганнибал, в Македонии вступил на царство сын Деметрия Филипп, спартанец Клеомен бежал из Эллады, когда Антиох наследовал царскую власть в Сирии, а Птолемей по прозванию Филопатор в Египте, мы пообещали, что будем, начиная с этих событий, приходящихся на сто тридцать девятую олимпиаду, излагать события общемировые, распределяя изложение их по олимпиадам, каждую олимпиаду разделяя на годы и сопоставляя между собой и сближая события одновременные до разрушения Карфагена и до битвы на Истме между ахейцами и римлянами, а равно до следовавшего засим переустройства эллинов⁸⁰. Из такой истории, утверждали мы, люди любознательные извлекут прекраснейшее и плодотворнейшее знание, именно: каким образом и силою какого общественного устройства почти весь известный мир подпал единой власти римлян, — явление, до того невиданное. Когда все сочинение приведено к концу, нам остается определить периоды времени, обнимаемые нашей историей, и общее число книг всего сочинения (Сокращение ватиканское).

------------

От последней, XL, книги Полибиевой истории не сохранилось ничего.

------------

*Ил. VI 448. Пер. Н. Гнедича.

**Квинт Цецилий Метелл.

***Эти характеристики не сохранились.

⁴*Филопемен.

⁵*Проконсул Л. Муммий.

⁶*Птолемей Филометор.

⁷*Птолемей Младший, Фискон.