КНИГА XVIII*  

КНИГА XVIII* 

Встреча Филиппа с Титом Фламинином и союзниками последнего для мирных переговоров в Малайском заливе вблизи Никеи; грубость Филиппа; требования Тита (1). Требования союзников Фламинина от Филиппа (2). Обвинительная речь этолийца Александра против Филиппа (3). Ответ Филиппа Александру и насмешка над близорукостью Фения (4). Свой образ действий Филипп оправдывает тяжкими беззакониями этолян (5—6). Требование Филиппом письменного изложения условий мира (7). Второй день переговоров; уступки Филиппа (8). Третий день переговоров; предложение Филиппа перенести решение дела в сенат принято Титом и через то самое прочими союзниками (9—10). Посольство в Риме от Филиппа, Тита и союзников этого последнего; неудача переговоров (10—11). Решение сената продолжать войну с Филиппом; характеристика Тита (12). Легкомысленное употребление имени предателя; Аристена несправедливо называют предателем; Демосфен ошибался в применении имени предателя к честным, гражданам; кого должно считать предателем; судьба предателя (13—15). Чествование Аттала в Сикионе (16). Набид и жена его в Аргосе (17). Филипп и Тит в Фессалии; Тит велит солдатам заготовлять на всякий случай палисадины; преимущество римского палисада перед эллинским (18). Филипп и Тит у Фер; стычка между передовыми отрядами; движение Филиппа в Скотусу; замысел Тита; стоянки при Меламбии и Феспидии в Фессалии (19—20). Легкая стычка между римскими и македонскими войсками (21). Неподготовленность Филиппа к решительному сражению при Киноскефалах; приготовления Тита к битве; речь Тита к войскам (22—23). Решительное сражение при Киноскефалах; тактика Публия; заслуга одного из трибунов; потери воюющих в битве (24—27). Предварительные замечания о военном деле у римлян и македонян (28). Сравнительная оценка вооружения и тактики у римлян и у македонян; превосходство македонской системы над азиатскими и эллинскими, а римской над македонской; поражения македонян в борьбе с римлянами в зависимости от фаланги (29—32). Перемена в характере Филиппа после поражения при Киноскефалах (33). Удаление Филиппа в Македонию; рассудительность царя в несчастии (34). Корыстолюбие и самомнение этолян; готовность Т. Квинкция заключить мир с Филиппом вопреки желанию этолян; неподкупность римлян: Л. Эмилий, Публий Сципион (35—36). Совещание Тита и союзников в Темпах о мирных предложениях Филиппа; склонность Тита к миру; воинственность этолян; разногласие между римлянами и этолянами (37). Переговоры Тита с Филиппом в Темпах; готовность Филиппа на уступки; алчность этолян; условия мира (38—39). Легкомыслие коварных людей (40). Из известий о походе Антиоха в Европу ( 41 a ). Кончина Аттала; оценка его (41). Послы от Филиппа, Тита и союзников римлян в Риме в консульство М. Клавдия Марцелла (42). Междоусобицы в Беотии; партии македонская и римская; умерщвление Брахилла, главы антиримской партии, с ведома Тита (43). Решение сената о мире с Филиппом (44). Недовольство этолян и обвинения их против римлян; совещание Тита с десятью римскими легатами в Коринфе (45). Возвещение о свободе эллинов на Истмийском празднестве; восторженная благодарность эллинов (46). Устроение Эллады Т. Квинкцием; распределение обязанностей между легатами; легаты на союзном собрании этолян в Ферме (47—48). Успехи Антиоха в Ионии и Фракии; переговоры легатов с Антиохом в Лисимахии; отказ Антиоха исполнить требования римлян (49—52). Поведение этолийца Скопаса в Египте; гибель его; провозглашение совершеннолетия Птолемея; Дикеарх, Поликрат; мегалогюлец Птолемей (53—55).

1. Переговоры Т. Кв. Фламинина и союзников Филиппа при Никее.

...В назначенное время¹ Филипп, вышедши из Деметриады с пятью ладьями и одной пристой² , на которой сам находился, прибыл в Малийский залив. Его сопровождали македоняне Аполлодор и Демосфен, писцы его, беотиец Брахилл³, ахеец Киклиад⁴, изгнанный из Пелопоннеса по причинам, о которых говорено было раньше. С Титом явились царь Аминандр и от Аттала Дионисодор, от союзов и городов: Аристен⁵ и Ксенофонт от ахеян, Акесимброт⁶, начальник морских сил, от родосцев, а от этолян Фений⁷, союзный стратег, и многие другие государственные мужи. Тит и спутники его, когда подле Никеи подошли к морю, разместились на самом берегу, а Филипп остался на море⁸, хотя и близко к суше. На предложение Тита сойти на берег Филипп, встав на корабль, отвечал, что не сойдет. На новый вопрос Тита, чего он боится, Филипп отвечал, что, кроме богов, он не боится⁹ никого, но не доверяет очень многим из присутствующих, больше всего этолянам. Римский военачальник с удивлением заметил, что опасность одинакова для всех, как одинаково и положение всех их¹⁰. Но Филипп на это возразил, что Тит ошибается, ибо, случись что с Фением, многие смогут занять должность союзного стратега этолян; напротив, умри Филипп, никого не найдется теперь, кто бы мог стать царем македонян. Все находили, что непристойно начинает Филипп переговоры¹¹; однако Тит предложил ему объяснить причину своего прибытия. Филипп на это возразил, что объяснять следует не ему, а Титу¹², и потому просил Тита сказать, что он обязан сделать для того, чтобы сохранить мир. Римский военачальник отвечал, что собственно его¹³ речь будет проста и ясна, именно: он требует от Филиппа очистить всю Элладу, возвратить пленных и перебежчиков, какие есть у него, отдельным городам по принадлежности, а римлянам передать те местности Иллирии, которыми он завладел по заключении мира в Эпире¹⁴; равным образом и Птолемею возвратить все города, которые он присвоил себе по смерти Птолемея Филопатора.

2. Требования союзников к Филиппу.

Сам Тит ничего больше не говорил; вместо этого он обратился ко всем спутникам своим с предложением высказать, что каждому из них было поручено его доверителями. Первым держал слово присланный от Аттала Дионисодор. Он заявил, что Филипп обязан возвратить царские корабли, захваченные им в хиосском сражении, и команду их, а святилище Афродиты и Никефорий, им разрушенные, привести в первоначальное состояние. За Дионисодором говорил начальник флота родосцев Акесимброт, требовавший от Филиппа очистить Перею¹⁵, которую у них отнял, вывести гарнизоны из Иаса и городов баргилиян и эвромлян¹⁶, восстановить связи перинфян с союзом византийцев¹⁷, удалить войска из Сеста, Абидоса и вообще из всех гаваней Азии. Вслед за родосцами ахейцы потребовали обратно Коринф и город аргивян¹⁸ в нетронутом виде. За ними этоляне, также как и римляне, требовали, во-первых, очистить всю Элладу, во-вторых, возвратить им нетронутыми города, раньше входившие в союз этолян¹⁹.

3. Обвинительная речь этолийца Александра против Филиппа.

Как только сказал это Фений, союзный военачальник этолян, стал говорить Александр, по прозванию Исский²⁰, слывший за искусного государственного деятеля и оратора. Он заявил, что у Филиппа нет искреннего желания мира в настоящее время, не бывает и мужества в войне, когда приходится воевать, ибо во время переговоров и соглашений он строит козни, подстерегает противника, словом, ведет себя так, как подобает воюющей стороне; наоборот, во время войны он действует вероломством и хитростями. Так, от встреч с неприятелем лицом к лицу он уклоняется и, избегая противника, предает города пламени и расхищению, и этим способом действий не оставляет победителю в случае своего поражения награды за труды. Между тем прежние цари македонян следовали в своем поведении противоположным правилам, именно: готовые непрестанно сражаться друг с другом в открытом поле, они редко разрушали и уничтожали города противника. В этом легко убедится всякий, кто вспомнит войну в Азии, которую Александр вел против Дария, а также борьбу преемников Александра, когда за Азию воевали все против Антигона²¹. Подобным образом действовали и преемники этих преемников Александра до времен Пирра. В открытом поле они охотно воевали друг с другом и употребляли все усилия, чтобы оружием одолеть противника, но неприятельские города при этом щадили, дабы предоставить победителю господство над ними и почет от подданных. Напротив, поступать так, как поступает теперь Филипп, уничтожать то самое достояние, из-за которого ведется война, и воевать только для войны²², это безумие, верх безумия²³. Так, будучи другом и союзником фессалийцев, он в то время, когда поспешно отступал от эпирских теснин, разрушил²⁴ в Фессалии столько городов, сколько не разрушал ни один враг фессалийцев. Много других укоризн высказал Александр Филиппу, а в заключение спросил его, зачем он занял гарнизоном город Лисимахию, соединенную с этолянами и имевшую от них военачальника, которого он изгнал оттуда, зачем он поработил кианов, точно так же сопричастных к союзу этолян, когда был еще в дружбе с этолянами, потом, чем он оправдывает занятие Эхина, фтиотидских Фив, Фарсала²⁵ и Ларисы.

4. Ответ Филиппа Александру.

Этими словами заключил свою речь Александр, а Филипп еще ближе, чем прежде, подошел к берегу и, встав на корабль, сказал, что сочиненная Александром речь по своей напыщенности и лживости²⁶ достойна этолийца. Всякому ведь хорошо известно, что никто не станет вредить собственным союзникам, но что начальники часто бывают силою обстоятельств вынуждены поступать вопреки своим желаниям. Царь еще не кончил, как его перебил²⁷ Фений, страдавший сильною близорукостью, и назвал его речь нелепой болтовней, ибо надлежит, сказал он, или побеждать в борьбе, или покоряться сильнейшему. Положение Филиппа было трудное, но, оставаясь верным себе, он обратился к Фению со словами: «Да это, Фений, и слепой видит». Вообще Филипп был весьма находчив²⁸ и насмешлив. Он снова обратился к Александру и продолжал: «Ты спрашиваешь меня, Александр, зачем я занял Лисимахию. Да для того, чтобы при вашем безучастии город не был разорен фракийцами, как случилось это теперь, когда мы увели на войну своих солдат, не занимавших город, как ты выражаешься, а только охранявших его. На кианов я не ходил войною, но помог Прусию, который был в войне с ними, взять их город, в чем виноваты вы. Много раз и я, и прочие эллины обращались к вам через послов с требованием отменить закон, дающий вам право громоздить добычу на добычу²⁹, а вы отвечали, что из Этолии скорее будет изъята Этолия, чем этот закон».

5. Разъяснения Филиппа в ответ Титу.

Когда Тит с удивлением спросил, что значит это выражение, Филипп сделал попытку объяснить смысл его и сказал, что у этолян существует обычай, коим дозволяется грабить не только те народы и земли их, с которыми они ведут войну, но в такой же мере помимо народного постановления под видом помощи обеим воюющим сторонам, если какие-нибудь другие народы ведут войну между собою, опустошать земли обоих; благодаря чему у этолян не существует границы между дружбою и враждою, они всегда готовы открыть враждебные или военные действия против всякого народа, что-либо оспаривающего у другого. «Поэтому теперь какое они имеют право жаловаться на то, что я, находясь в дружбе с этолянами и в союзе с Прусием, сделал что-либо против кианов с целью помочь моим собственным союзникам? Однако возмутительнее всего то, что этоляне приравнивают себя к римлянам и требуют, чтобы македоняне очистили всю Элладу от своих войск. Хотя во всяком случае предъявление мне подобного требования есть наглость, но в устах римлян оно еще терпимо, но никак не в устах этолян. «Какую же Элладу, — продолжал он, — вы велите мне очистить? Какие вы полагаете ей границы? Ведь большинство самих этолян вовсе не эллины. Ибо народы аграев³⁰, аподотов, равно как и амфилохов не Эллада. Или эти народы вы уступаете мне?».

6. Когда Тит засмеялся, Филипп сказал: «Впрочем, сказанного против этолян достаточно. Что касается родосцев и Аттала, то праведный судья признал бы более справедливым, чтобы они нам, а не мы им отдали захваченные корабли и команду их. Ведь не мы первые подняли оружие на них, но они на нас, как это знают все. Тем не менее, если тебе так угодно, я отдам родосцам Перею, Атталу корабли и оставшихся еще в живых людей его команды. Разрушенного Никефория и разоренного участка Афродиты не могу, конечно, восстановить, но обязуюсь посылать туда растения и садоводов, которые должны будут заботиться о благолепии этого места и о возращении деревьев на месте вырубленных. Тит опять засмеялся в ответ на новое издевательство Филиппа, который перешел теперь к ахеянам и прежде всего исчислил все услуги, оказанные ахеянам Антигоном, потом и свои собственные. Вслед за сим он заговорил о высоких, почестях, какие оказывали ахейцы царям Македонии. Наконец он прочитал решение ахеян об отделении от Филиппа и присоединении к римлянам³¹ и по этому поводу долго говорил о непостоянстве и неблагодарности ахеян. И все-таки Филипп обещал возвратить Аргос ахеянам, а относительно Коринфа переговорить с Титом.

7. Кончив беседы с прочими представителями, Филипп спросил Тита, — пояснив при этом, что обращается с речью к нему одному и к римлянам, — обязан ли он согласно его требованию очистить только те города и местности в Элладе, которые сам приобрел, или же и все те, которые перешли к нему от предков. Тит ничего не отвечал; вместо него пожелали ответить Аристен за ахеян и Фений за этолян.

Условия мира на письме.

Но за поздним временем³² речи не могли быть уже сказаны, а Филипп просил всех представителей дать ему в письменном изложении те условия, на которых должен состояться мир; он одинок, говорил Филипп, не имеет советников, поэтому желает наедине поразмыслить³³ над предъявленными ему требованиями. Тит не без удовольствия выслушал насмешку Филиппа, однако, не желая, чтобы другие подумали это, он в свою очередь ответил следующей шуткой: «Понятно, Филипп, почему ты одинок теперь: ты погубил ведь всех друзей, которые могли бы преподать тебе прекраснейший совет». Царь македонян улыбнулся язвительной улыбкой³⁴ и замолк. Тогда же все вручили Филиппу в письменном изложении требования в таком виде, как высказывали их раньше, и разошлись, порешив сойтись снова на следующий день в Никее. На другое утро Тит и его товарищи пришли на условленное место, где и собрались все; но Филиппа не было.

8. Возобновление переговоров с Титом.

Прошла добрая часть дня, Тит почти потерял надежду видеть Филиппа, и лишь в сумерки³⁵ явился царь в сопровождении прежних своих спутников. Целый день пошел у него на размышления, как сам он говорил, над трудно выполнимыми требованиями; другие, впрочем, объясняли это желанием его отнять у ахеян и этолян возможность за недостатком времени предъявить свои обвинения, ибо накануне, удаляясь из собрания, он заметил намерение ахеян и этолян вступить с ним в укоризненные пререкания. Вот почему на сей раз, близко подойдя к берегу, он звал римского военачальника для личных переговоров о деле во избежание праздных словопрений с обеих сторон и с целью уладить разногласия. Много раз настойчиво повторял Филипп эту просьбу, и потому Тит спросил товарищей, как ему быть. Те советовали пойти к Филиппу и выслушать его. Тит взял с собою Аппия Клавдия, в то время³⁶ военного трибуна, а прочих пригласил отойти на небольшое расстояние от моря; Филиппу он предложил сойти на берег. Сопровождаемый Аполлодором и Демосфеном, Филипп сошел с корабля и на свидании довольно долго беседовал с Титом.

Условия мира Филиппа.

Трудно решить, что было высказано тогда одной и другой стороной³⁷, только Тит по удалении Филиппа сообщил товарищам предложения царя: этолянам возвратить Фарсал и Ларису, но не Фивы, родосцам очистить Перею, но оставить за собою Иас и Баргилии, ахейцам отдать Коринф и город аргивян, римлянам обещал передать иллирийские местности и возвратить всех пленных, а Атталу выдать корабли и всех людей, взятых в плен в морских битвах, какие еще остались в живых.

9. Таким исходом переговоров все были недовольны и стали требовать, чтобы Филипп прежде всего исполнил общее требование и вывел войска свои из Эллады отовсюду, без этого, говорили они, напрасны и недействительны будут подробности соглашения. Филипп замечал возбуждение в среде представителей³⁸ и из боязни подвергнуться обвинениям просил Тита отложить собрание на другой день, тем более что и час был уже поздний, обещая, что он или склонит противников на свою сторону, или примет их требования. Тит согласился на это и, условившись опять сойтись на берегу у Фрония³⁹, они расстались; на другой день все в ранний час были в условленном месте. Обменявшись немногими словами, Филипп обратился ко всем присутствующим, наипаче к Титу, с просьбою не прерывать переговоров, ибо относительно большинства предметов соглашение уже достигнуто, если удастся порешить самим все разногласия, в случае же неудачи он обещал отправить посольство к сенату с тем, чтобы или убедить его в справедливости своих предложений, или самому уступить требованиям сената. В ответ на это все союзники, отвергая предложение Филиппа, высказались за продолжение войны, только римский военачальник сказал, что, хотя Филипп, как ему хорошо известно, ни за что не исполнит ни одного из требований, но испрашиваемая им милость ничуть не нарушает их собственных выгод, посему объявил, что желание царя может быть удовлетворено.

Тит принимает предложение Филиппа перенести решение дела в сенат.

К тому же ни одно из обсуждаемых здесь условий, продолжал Тит, не может быть принято без сената, а наступающая пора года**⁴⁰ весьма удобна для того, чтобы ознакомиться с настроением сенаторов⁴¹. Наконец, по случаю зимы войска вынуждены будут к бездействию, посему не только не вредно, скорее выгодно для всех, чтобы это время пошло на донесение сенату о текущих событиях. 10. Скоро все согласились с этим мнением, так как видели, что Тит ничего не имеет против перенесения дела в сенат. Поэтому постановлено было предоставить Филиппу отправить в Рим послов, но и самим отправить свои отдельные посольства для переговоров с сенатом и занесения жалоб на Филиппа.

Дипломатические мероприятия Тита против Филиппа. Послы Тита в Риме.

Когда переговоры пошли успешно, сообразно с желанием и первоначальными расчетами, Тит приступил к дальнейшему выполнению предприятия, для чего старательно оградил себя от всякой опасности и никаких выгод не оставил на стороне Филиппа. Так, дав Филиппу двухмесячное перемирие, он обязал его в течение этого времени отправить посольство в Рим и приказал вывести неотложно гарнизоны из Фокиды и Локриды. Со всею заботливостью принимал он меры и относительно собственных союзников, дабы ни под каким видом македоняне за это время не учинили обиды никому из них. Когда условия с Филиппом были написаны, Тит один уже шел к намеченной цели. Он немедленно отправил в Рим Аминандра, коего знал за человека уступчивого, способного легко поддаться внушениям тамошних друзей его, Тита, чего бы те от него ни пожелали, а царское звание Аминандра должно было сообщить посольству блеск и занимательность. Вслед за Аминандром он отправил в Рим своих собственных послов, Квинта Фабия, племянника⁴² своей жены, и Квинта Фульвия, с ними вместе Аппия Клавдия, по прозванию Нерона. От этолян послами были Александр исеец, Демокрит калидонец, Дикеарх трихониец, Полемарх арсиноец, Ламий амбракиот, акарнан Никомах из числа фурийских⁴³ изгнанников, живших в Амбракии, фереец Теодот, фессалийский изгнанник, поселившийся в Страте, от ахеян Ксенофонт эгиец, от царя Аттала один только Александр, а от афинского народа Кефисодор с товарищами.

11. Речи послов в сенате.

Все они явились в Рим прежде, чем сенат постановил решение относительно избранных на этот год консулов, обоих ли их отправить в Галатию, или одного послать против Филиппа. Когда друзья Тита⁴⁴ убедились в том, что оба консула ввиду угрожающей от кельтов опасности останутся в Италии, в сенат вошли все послы с решительными обвинениями против Филиппа. В своих жалобах они вообще повторяли то, что раньше говорили самому царю; но особенное старание все прилагали к тому, чтобы убедить сенат, что, пока Халкида, Коринф и Деметриада остаются во власти македонского царя, эллины не могут и мечтать о свободе. Высказанная Филиппом мысль совершенно верна, говорили послы, а Филипп сам вполне правильно назвал поименованные выше местности цепями Эллады⁴⁵. Ибо пелопоннесцам нельзя вздохнуть свободно, пока царский гарнизон сидит в Коринфе; локры, беотяне, фокидяне не могут быть покойны, когда Филипп владеет Халкидой и всей Эвбеей; наконец, ни фессалийцы, ни магнеты не могут наслаждаться свободой⁴⁶ до тех пор, пока Филипп и македоняне держат в своих руках Деметриаду. Поэтому, если Филипп отказывается от прочих местностей, то делает это только ради видимости, чтобы выйти из теперешнего положения, ибо, доколе названные выше местности остаются в его власти, он без труда снова подчинит себе эллинов в первый же день, как этого пожелает. Вот почему они просили сенат или заставить Филиппа очистить эти города, или не прекращать начатой войны и продолжать ее до конца, тем более что труднейшая часть войны позади, ибо македоняне дважды уже разбиты в сражении⁴⁷ и средства их на суше почти окончательно истощены. Речь свою послы заключили увещанием и эллинов не обманывать в надеждах их на свободу, и себя не лишать лучшей славы⁴⁸. Так или почти так говорили послы эллинов; что же касается послов от Филиппа, то они приготовились было говорить очень долго, но были остановлены тут же в самом начале вопросом, отрекаются ли они от Халкиды, Коринфа и Деметриады, и когда те ответили, что не уполномочены на это, подверглись укоризнам и затем отказались продолжать речь.

12⁴⁹. Решение сената продолжать войну с Филиппом. Характеристика Тита.

Сенат послал обоих консулов, как сказано выше, в Галатию, а войну с Филиппом решил продолжать, возложив ведение дел Эллады на Тита. Вскоре известие о таком решении, отвечавшем желанию Тита, получено было в Элладе. Удачами своими Тит обязан был в некоторой мере случаю, но главным образом собственному умелому ведению всякого предприятия. Действительно, это был один из проницательнейших римлян, обнаруживший несравненную предусмотрительность и ловкость не только в государственных делах, но и в личных отношениях. При всем том Тит был еще очень молод, — он имел тогда не более тридцати лет, — был первый из римлян, во главе войска переправившийся в Элладу (Сокращение).

13. Легкомысленное употребление слова «предатель».

...Часто на многие человеческие заблуждения я гляжу с изумлением; но поразительнее всего ошибки в суждениях о предателях. Поэтому я желал бы сказать об этом кое-что применительно к настоящему случаю⁵⁰, хотя и знаю, что вопрос этот труден для разъяснения и точного решения, ибо нелегко решить, кого можно по справедливости посчитать предателем. Очевидно нельзя считать предателями людей за то только, что они в совершенно спокойное время⁵¹ устраивают союз с какими-либо царями или владыками, равно как и тех граждан, которые под гнетом обстоятельств побуждают свое отечество отказаться от существующих отношений дружбы и союза и заменить их иными. Так решать нельзя, ибо подобным гражданам отечество нередко бывает обязано величайшими благами. Чтобы не ходить далеко за примерами, мы с удобством можем пояснить нашу мысль на ближайших к нам событиях. Так, если бы Аристен благовременно не исторг ахеян из союза с Филиппом и не обратил их на сторону римлян, то, наверное, ахейский союз⁵² погиб бы окончательно. Напротив, советом своим Аристен, по общему признанию, обеспечил личное существование отдельных ахеян и содействовал росту ахейского союза. Поэтому все чествовали Аристена как благодетеля и спасителя страны, а не поносили его как предателя. То же рассуждение применимо и ко всем другим людям, в трудных обстоятельствах поступающим в государственных делах подобным образом.

14. Демосфен не прав в применении имени «предатель» к достойным людям.

По этому самому как бы ни превозносили мы Демосфена за многое другое, всякий вправе осудить его за то, что он необдуманно и без всякого основания взводит позорнейшую вину на замечательнейших эллинов, когда говорит, что в Аркадии предателями Эллады были Керкидас⁵³, Иероним и Эвкампид за союз их с Филиппом, в Мессене предателями он называет сыновей Филиада Неона и Фрасилоха, в Аргосе Миртиса, Теледама и Мнасею, равным образом в Фессалии Даоха и Кинею, у беотян Феогейтона и Тимолу. Вместе с ними он перечисляет поименно и многих других граждан по городам, хотя все названные выше деятели могли бы привести в свое оправдание многие уважительные соображения, особенно аркадяне и мессенцы. Эти последние призвали в Пелопоннес Филиппа и, смирив лакедемонян, дали прежде всего возможность всем обитателям Пелопоннеса вздохнуть привольно и вкусить свободы, потом они добыли обратно поля и города, отнятые лакедемонянами в счастливые для них дни у мессенян, мегалопольцев, тегеян, аргивян, и тем неоспоримо содействовали преуспеянию родных городов. В возмездие за это они обязаны были не воевать против Филиппа и македонян, но делать все посильное для приумножения славы их и почета. Имени предателей эти люди были бы достойны в том случае, если бы при этом пропустили гарнизоны Филиппа в родной город, ради собственной корысти или из властолюбия попрали бы законы и лишили сограждан свободы и вольностей. Если же, наоборот, они наблюдали выгоды родины и судили о них верно и не смешивали их с выгодами афинян, то Демосфен не имел права обзывать таких людей предателями. Когда Демосфен все измеряет пользами родного города, полагая что взоры всех эллинов должны быть обращены к афинянам и называя предателем всякого, кто этого не делает, то он, мне кажется, судит неверно, уклоняется от истины, тем паче, что и тогдашние события в Элладе доказали, что не Демосфен точно угадал будущее, но Эвкампид, Иероним, Керкидас, дети Филиада⁵⁴. Чем кончилось для афинян противодействие Филиппу? Тем, что вследствие поражения в Херонейской битве они испытали величайшие бедствия, и если бы не великодушие и жажда славы царя, то способ действий Демосфена увлек бы афинян еще дальше по пути несчастий. Напротив, поименованные выше граждане не только доставили общие аркадянам и мессенянам спокойствие и безопасность со стороны лакедемонян, но вместе с тем добыли и многочисленные выгоды каждому из этих городов в отдельности.

15. Кого считать предателем?

Итак, трудно решить, кто же действительно заслуживает имени предателя. Все-таки мы наиближе подойдем к истине, когда приложим это имя ко всем тем людям, которые, пользуясь бедственным положением родины, предают свои города врагам ради собственного благополучия и выгоды или из вражды к противникам, а также к тем, которые пропускают в родной город неприятельский гарнизон и, пользуясь для своекорыстных целей поддержкою иноземцев, подчиняют⁵⁵ родину власти более сильной, чем та, какою родина располагает. Всех подобных людей можно с одинаковым правом именовать предателями. Всем ведомо, что никто из них никогда не стяжал себе ни корысти настоящей, ни почести, что они своими действиями уготовляли себе печальную долю. Поэтому не без удивления можно спросить, о чем сказано в начале нашего рассуждения, какую цель имеют эти люди, или какими соображениями они руководствуются, когда повергают себя в такое несчастие⁵⁶. В самом деле, никогда еще ни одному предателю города, войска или укрепления не удалось укрыться; если при совершении предательства виновный и оставался неизвестным, то последующее время обнаруживало всех участников. Потом, ни один предатель, раз он был открыт, никогда не пользовался благополучием; наоборот; те самые люди, в угоду коим совершено предательство, обыкновенно воздавали предателям заслуженной карой. Предателями часто пользуются ради своих выгод военачальники и владыки; но как только нужда в них миновала, с ними обращаются затем, говоря словами Демосфена⁵⁷, как с предателями, в том верном убеждении, что человек, предавший врагу отечество и давних друзей своих, никогда не будет ни благожелательным, ни неизменно верным. Потом, если бы предатели уберегли себя от наказания с этой стороны, то им нелегко укрыться от мести людей, которых они предали. Если бы наконец они и ускользнули от этого двойного преследования, то за ними всю жизнь, везде, где есть люди, ходит по стопам мздовоздаятельница молва, которая денно и нощно создает перед ними всевозможные ужасы, то воображаемые, то действительные, которая помогает своими указаниями всякому злоумышляющему на предателя, которая, наконец, не дает предателю забыться от своего преступления даже во сне и привносит в сновидения всякого рода козни и несчастия, ибо предатель сознает свою отчужденность от всех и общую к себе ненависть. И все-таки, невзирая на все эти последствия, никогда еще ни для кого, за весьма редкими исключениями, не было недостатка в предателях. Отсюда можно с полным правом заключить, что человек, по-видимому, хитрейшее существо, во многих отношениях должен почитаться бессмысленнейшей тварью. Ибо все прочие животные, повинуясь единственно чувственным вожделениям, через них только и подвергаются напастям, тогда как человек, сколько бы ни мнил о себе, впадает в ошибки и по влечениям чувственным, и по безрассудству. Однако довольно об этом (О добродетелях и пороках, Свида, Сокращение).

16⁵⁸. Чествование Аттала в Сикионе.

...Царь Аттал и раньше, с того самого времени, как за большую сумму выкупил для сикионян священное поле Аполлона, пользовался у них высоким почетом; в награду за благодеяние сикионяне поставили его огромное изображение в десять локтей вышиною подле Аполлона, что на площади. Теперь, когда он снова подарил им десять талантов серебра и десять тысяч медимнов пшеницы, сикионяне, еще больше тронутые его милостями, определили соорудить золотое изображение царя и положили законом ежегодно в честь его приносить жертву. Удостоенный этих почестей, Аттал удалился в Кенхреи (О добродетелях и пороках).

17. Жена Набиса в Аргосе.

...Тиран Набис оставил правителем в Аргосе пелленца Тимократа, которому доверял наибольше и услугами которого пользовался в важнейших предприятиях, и затем возвратился в Спарту. Несколько дней спустя тиран послал в Аргос свою жену с поручением добыть денег. По прибытии на место она жестокостью далеко превзошла Набиса. Так, она вызывала к себе женщин, то в одиночку то по несколько разом, связанных между собою узами родства, и всевозможными обидами и насилиями получала чуть не от всех их не только золотые украшения, но и наиболее дорогие одежды (О добродетелях и пороках).

Речь Аттала в Фивах.

...Начав весьма пространную речь, Аттал⁵⁹ напомнил им об исконных услугах предков (Свида).

18. Палисад у римлян.

...Хотя Тит⁶⁰ и не имел возможности узнать, где находится неприятельская стоянка, однако ему было достоверно известно, что царь проник в Фессалию, и потому он приказал всем воинам тесать палисадины⁶¹ и нести их с собою на случай надобности. Невыполнимою кажется эта задача по эллинским понятиям⁶² и нравам, но весьма легкою по римским. Так, эллины⁶³ едва могут совладать в походах с тяжестью одних только сарис⁶⁴ и не без труда переносят причиняемое ими утомление; напротив, римляне со щитом на кожаном ремне через плечо, с дротиками в руках⁶⁵, не тяготятся нести еще и палисадины. К тому же между палисадинами эллинскими и римскими существует большая разница, именно: эллины считают самыми лучшими те тычины, ствол которых имеет кругом множество больших отростков, тогда как у римлян палисадины имеют по две, три, наибольше по четыре развилины; при этом выбираются такие тычины, в которых ветки идут по одной только стороне⁶⁶, а не попеременно с обеих сторон. Этим сильно облегчается перенесение палисадин, так что один солдат несет пук их в три-четыре, и этим сообщается им замечательная устойчивость⁶⁷. У эллинов водруженная перед стоянкою палисадина может быть прежде всего легко исторгнута из земли, ибо при многочисленности⁶⁸ больших развилин сила ее в едином стволе, который один и закапывается в землю; когда потом к такой палисадине подойдут два-три человека и разом потянут ее за развилины, то без труда извлекают из земли. Раз это сделано, образуется свободный проход⁶⁹ благодаря большим размерам палисадины; к тому же ближайшие тычины не держат ее, потому что палисадины слабо переплетаются между собою и мало заходят друг за друга. Палисад у римлян отличается противоположными свойствами, ибо римляне, как только водрузят тычины, тотчас сплетают их между собою так, что с трудом можно различить развилины их, и нельзя угадать ни того, какой из тычин⁷⁰, закопанных в землю, принадлежат ветви, ни того, к каким ветвям относится закопанная тычина. Вследствие этого невозможно просунуть руку между палисадинами и ухватиться за них, поэтому что они вплотную прилегают одна к другой, к тому же развилины их тщательно заострены. Потом, если бы и удалось захватить палисадину, исторгнуть ее не так легко потому, во-первых, что во всех почти доступных частях⁷¹ палисадина сама по себе, будучи вкопана в землю, обладает силою сопротивления, во-вторых, потому что палисадины сплетены между собою, и если тянуть одну развилину, то неизбежно приходится тянуть и многие другие, с нею соединенные; а чтобы два или три человека захватили одну и ту же палисадину***, это совершенно немыслимо. Если кто, наконец, с большими усилиями и исторгнет одну-другую палисадину, то получается едва заметное⁷² отверстие. Таким образом, важные преимущества римских палисадин в том, что находить их можно легко везде, что они удобны для переноски, устойчивы и крепки в деле. Очевидно, таким образом, что, если в военном деле есть что у римлян достойное одобрения и подражания, то, — по крайней мере я так думаю, — палисад их прежде всего.

19. Тит в Фессалии.

Итак, заготовив палисадины на случай надобности⁷³, Тит со всем войском двинулся мерным шагом вперед и на расстоянии стадий пятидесяти⁷⁴ от города фереян разбил лагерь. На следующий день ранним утром он отрядил соглядатаев и разведчиков с поручением узнать, если возможно, где находится и что делает неприятель. В то же время Филипп, осведомленный о том, что римляне расположились подле Фив****, покинул со всем войском Ларису и двинулся в поход по направлению к Ферам. Стадиях в тридцати от города Филипп остановился, разбил там стоянку и приказал всем солдатам пораньше подкрепить себя. Утром, разбудив солдат, он послал вперед ту часть войска, которая привыкла ходить впереди, с поручением взобраться⁷⁵ на господствующие над Ферами высоты, а сам двинулся с остальным войском из лагеря, когда уже был день. Посланные вперед отряды обоих войск едва не встретились на перевале, ибо в темноте приметили друг друга тогда только, когда разделяло их весьма небольшое пространство, и остановились, быстро, через гонцов, дали знать своим начальникам о случившемся и спрашивали, что делать. <...> И тот и другой военачальники решили⁷⁶ оставаться каждый в своей стоянке и отозвать назад передовые отряды. На следующий день Филипп и Тит отрядили на разведки по триста человек конницы и легкого войска; в числе их были два отряда конных этолян, хорошо знакомых с местностью и потому посланных Титом. Разведочные войска встретились по сю сторону Фер на дороге к Ларисе и начали жаркую сечу. Благодаря храбрости этолян, предводительствуемых Эвполемом и увлекших за собою в битву италийцев, македоняне сильно терпели. На сей раз после продолжительной схватки воюющие разошлись по своим стоянкам.

20. Движение римских и македонских войск к Скотусе.

На следующий день оба военачальника снялись со стоянок, так как находили неудобною местность подле Фер, поросшую деревьями, изобилующую садами и изгородями. Филипп направил путь к Скотусе⁷⁷, будучи озабочен тем, чтобы добыть себе продовольствие в этом городе, а потом, запасшись всем необходимым, выбрать местность, удобную для своих войск. Тит угадал намерение противника и двинул свои войска в одно время с Филиппом, задавшись мыслью истребить заблаговременно хлеб в скотусской области. Так как дороги, которыми шли оба войска, разделены были высокими холмами, то ни римляне не видели, куда идут македоняне, ни македоняне, — куда идут римляне. Так шли они весь первый день; Тит достиг поселения Фтиотидской земли, именуемого Эретрией, а Филипп реки Онхеста⁷⁸, там оба и остановились, причем одна стоянка ничего не знала о другой. На другой день противники прошли дальше вперед и расположились лагерями, Филипп при Меламбии⁷⁹ в скотусской земле, а Тит в фарсальской области близ Фетидия, и опять ничего не знали друг о друге. Тут пошел дождь с сильнейшей грозой, а на другой день к утру спустился на землю весь туман от облаков⁸⁰, так что по причине темноты нельзя было различить тут же стоящего человека. Тем не менее Филипп, поспешавший к намеченной цели, снялся со стоянки и со всем войском двинулся вперед. Но туман задерживал движение, и потому, пройдя немного, Филипп расположил свое войско за окопами, а сторожевой отряд⁸¹ послал занять вершины между лежащих холмов.

21. Легкая схватка между римлянами и македонянами.

Расположившись лагерем близ Фетидия и недоумевая, где находится неприятель, Тит отрядил вперед десять турм конницы и около тысячи человек легкой пехоты с приказанием обойти эту местность и осторожно исследовать ее. Воины устремились вперед к перевалам и натолкнулись на сторожевой отряд македонян; как это случилось, они и не заметили по причине пасмурной погоды⁸². Сначала некоторое время противники стояли в смущении, но вскоре начали тревожить друг друга, а тем временем послали уведомить своих военачальников о случившемся. Кроме того, так как римляне в схватке оттеснены были македонским сторожевым отрядом и сильно терпели, то послали в свою стоянку просить о помощи. Тит вызвал этолян Архедама и Эвполема и двух из своих трибунов и отправил с ними пятьсот человек конницы и две тысячи пехоты. Как только эти воины присоединились к первоначальным участникам стычки, тотчас сражение получило обратный ход. Ободренные полученной поддержкой, римляне с удвоенным рвением продолжали бой; в свою очередь македоняне, хотя защищались храбро, натиском римлян смяты были окончательно, укрылись на вершине холмов и через гонцов просили царя о подкреплении.

22. Между тем случилось так, что Филипп по причинам, выясненным выше⁸³, никак не ожидал, чтобы в этот день произошла решительная битва, и послал значительную часть войск собирать корм для лошадей. Но теперь, когда Филипп узнал положение дел от посланных к нему гонцов, когда туман рассеялся, он призвал Гераклида гиртонца⁸⁴, начальника фессалийской конницы, и Леонта, начальника конницы македонской, и отправил их против врага, с ним вместе послал и начальника всех наемников, кроме фракийцев, Афенагору. Как скоро соединились эти войска с передовым отрядом, македоняне, получив сильное подкрепление, стали теснить неприятеля и, в свою очередь, сшибли дамлян с перевалов. Только ревность этолийской конницы, которая сражалась с величайшим воодушевлением и отчаянной отвагой, помешала македонянам обратить врагов в бесповоротное бегство. Дело в том, что, уступая другим народам в пехоте, которая и вооружена у них хуже, и имеет строй, непригодный для решительных сражений, этоляне настолько же превосходят прочих эллинов своей конницей, когда сражение ведут небольшие отряды или даже отдельные воины. Благодаря этому и теперь конные этоляне остановили натиск врагов, и римляне не были опрокинуты в равнину; в небольшом расстоянии они стали лицом к неприятелю. Когда Тит увидел, что не только подались назад легкая пехота и конница, но что они своим отступлением повергли в уныние все войско, он всей стоянкой⁸⁵ двинулся вперед и у холмов выстроился в боевой порядок. В это самое время два вестника из передового македонского отряда прибежали к Филиппу с криком: «Царь, неприятель бежит, не теряй случая. Варвары не в силах сопротивляться. Сегодня — твой день, твое счастие». И хотя, по мнению Филиппа, местность была неудобная, но весть эта увлекала его в бой. Высоты, о которых здесь говорится, называются Киноскефалами⁸⁶; они суровы, отвесны со всех сторон и поднимаются довольно высоко. Эти неудобства местоположения смущали Филиппа, и потому он сначала вовсе не готовился к битве; но теперь, подстрекаемый вестями гонцов, обещавшими необычайную удачу, он отдал приказ войскам выходить из окопов.

23. Решительная битва при Киноскефалах.

С другой стороны, Тит выстроил все свое войско рядами, чем устроил прикрытие для передовых бойцов, а в то же время обходил свои ряды и ободрял их. Обращение Тита к войску было кратко, но выразительно и понятно всем. Пальцем указывая на стоящего тут же неприятеля, Тит говорил своим солдатам: «Граждане, не те ли это македоняне, которые в Македонии заняли было перевалы⁸⁷, ведущие в Эордею и которых вы в открытом сражении под начальством Сульпиция⁵* вытеснили оттуда, отбросили на вышележащие местности и многих из них положили на месте? Не те ли это самые македоняне, которые успели было занять слывущие недоступными проходы в Эпире⁸⁸ и которых вы вашим мужеством вынудили бросить оружие и бежать до самой Македонии, где они и укрылись? Как же вам пристала бы робость теперь, когда вы идете в битву против того же врага и находитесь в одинаковом с ним положении? Мысль о прошедшем должна преисполнять вас теперь не робостью, но отвагой. Вот почему, товарищи, ободряйте друг друга и смело идите в бой. Я верю, что с соизволения богов и нынешнее сражение кончится так же, как кончались прежние». С этими словами Тит приказал правому крылу со слонами впереди оставаться на месте, а левое вместе с легкой пехотой смело повел на врагов. Передовые бойцы римлян, подкрепленные пехотой легионов, опять начали теснить македонян.

24. В это самое время Филипп, как только увидел, что большая часть его войска уже выстроилась перед лагерем, сам с пелтастами и правым крылом фаланги выступил вперед, сокращенным путем прошел к высотам, а Никандру, прозываемому Слоном, приказал наблюдать за тем, чтобы остальное войско следовало за ними тотчас. Лишь только передние солдаты достигли перевала, он тотчас скомандовал налево и занял господствующие над перевалом высоты. Дело в том, что передовой македонский отряд далеко оттеснил римлян по другую сторону холмов, и потому Филипп нашел их незанятыми. Но он строил еще правое крыло в боевой порядок, как показались наемники, жестоко теснимые неприятелем. Произошло так потому, что тяжеловооруженная пехота римлян, как сказано выше, соединилась с легкими войсками и подкрепила их в битве; тогда римляне, для которых полученная поддержка была как бы весовой гирей⁸⁹, стали сильно теснить врагов и многих из них перебили. Царь вначале был очень рад, когда по прибытии на место действия увидел, что его легкие войска сражаются невдалеке от неприятельской стоянки, зато потом, когда заметил, что те же самые войска его отступают и просят помощи, он вынужден был ради подкрепления их преждевременно⁹⁰ отважиться на решительную битву, хотя весьма многие ряды его фаланги были еще в пути и поднимались на высоты. Соединившись с отступающими бойцами, он собрал всех их на правом крыле, как пехоту, так и конницу, а пелтастам и фалангитам приказал удвоить глубину⁹¹ строя и плотнее сомкнуться движением слева направо. Когда после этого неприятель подошел очень близко, Филипп отдал приказ фалангитам идти с опущенными сарисами в наступление, а легким отрядам прикрывать фланги. В это самое время ударил на неприятеля и Тит, пропустив первоначальных бойцов в промежутки между манипулами.

25. Противники кинулись друг на друга с ожесточением и со страшным шумом, потому что воинственные клики раздавались разом с обеих сторон; с целью ободрять сражающихся кричали также и те солдаты, которые не участвовали в деле. Выходило нечто поразительное, ужас наводящее. Правое крыло Филиппа вело сражение с блестящим успехом, потому что оно наступало сверху, превосходило врага массивностью боевого строя, и вооружение его по своим особенностям было больше приспособлено к настоящей битве, чем у римлян. Что касается прочих частей войска, то те из них, которые примыкали к сражающимся македонянам, были еще далеко от неприятеля, левое же крыло только что достигло перевалов и показалось на вершинах холмов. Когда Тит увидел, что его войска не в силах выдержать наступление фаланги, что солдаты на левом крыле оттеснены назад, причем часть их перебита, другая мало-помалу отступает, и что надежду на счастливый исход поддерживает только правое крыло, он быстро повернул в эту сторону, и тут, сообразив, что одна только часть неприятельского войска примыкает к сражающимся, другая спускается еще с вершин, а третья стоит на вершинах, повел на врага свои манипулы со слонами впереди. Очутившись без начальника и без команды, не имея возможности сомкнуться всем вместе, выстроиться в правильную фалангу как потому, что местность была неудобна для этого, так и потому, что до сего момента они вынуждены были следовать за сражающимися и имели походный строй, а не боевой⁹², македоняне не стали дожидаться нападения римлян и, уже достаточно устрашенные слонами, бросились бежать врассыпную.