Серебряная гора Испании

Серебряная гора Испании

Самый древний образчик финикийской письменности, найденный в Западном Средиземноморье, начертан на обломке камня, названном «Стелой из Норы»: он обнаружен в конце IX — начале VIII века на юго-западе Сардинии. Некоторые историки интерпретируют текст как благодарение бога Пуммая финикийским сановником Милкатоном за спасение во время шторма на пути в страну «Таршиш». Ученые немало дискутировали по поводу местонахождения этой страны. Наиболее убедительным представляется мнение о том, что речь идет о Тартессе, как в древности называлась обширная территория Южной Испании, занимаемая теперь Андалусией^{152}.[55]

Тартесс заинтересовал финикийцев преимущественно своими богатыми минеральными ресурсами. По свидетельству одного греческого автора, во время лесных пожаров здесь по склонам стекало расплавленное серебро. Хотя в этом рассказе содержится немалая доля преувеличения, в недрах Тартесса действительно таились несметные запасы серебра, железа и многих других металлов^{153}. Тиряне первыми по достоинству оценили потенциальные возможности месторождений Тартесса. Не исключено, что в их коммерческих предприятиях участвовали и другие финикийцы — из Сидона, Арвада и Библа^{154}. Тиряне же первыми вышли и за пределы Средиземного моря в Атлантический океан, миновав Геркулесовы столбы (Гибралтарский пролив) и основав вначале колонию Лике на западном побережье современного Марокко, а затем поселение на острове Могадор^{155}.

Впервые финикийцы появились в Тартессе в первой половине IX века^{156}.[56] Тиряне быстро наладили деловые связи с местной элитой. Она распоряжалась добычей и переработкой руд, а тиряне доставляли слитки в Левант. В Уэльве, тартесском порту, археологи нашли большие плавильные печи: слитки изготовлялись почти в промышленных масштабах^{157}. Но торговля металлом была лишь частью прибыльного товарообмена. Финикийцы на кораблях везли в Испанию предметы роскоши, ювелирные украшения, изделия из слоновой кости, бронзовые статуэтки, граненое стекло, декоративные вазы, мази и благовония в алебастровых сосудах.

К концу VIII века тиряне основали колонию в Гадесе (современный Кадис) неподалеку от Геркулесовых столбов на юго-западном побережье Испании, ставшую главным торгово-транспортным центром. Позднее будут говорить, что они заложили поселение по указанию оракула. Однако точное место основания колонии определилось лишь после трех экспедиций и закрепилось соответствующими ритуальными приношениями богам^{158}. Согласно другим легендам, финикийцы попали в Гадес случайно, сбившись с курса во время шторма^{159}. Место для поселения было выбрано исключительно удачно: подобно Тиру, оно располагалось возле превосходной естественной гавани. Город строился на оконечности длинного узкого мыса: с трех сторон его окружала вода, что обеспечивало надежную защиту с суши и предоставляло возможность свободного выхода в море. В особенности важно было то, что напротив города находилось устье реки Гвадалете, по которой доставлялась руда с материка. Помимо металлов известность Гадесу принесло и уникальное кулинарное изобретение — гарум, острый соус, приготовленный из тухлой макрели и уксуса и пользовавшийся большой популярностью в Древнем мире. Но конечно, лишь металлы, прежде всего серебро, были способны удовлетворить растущие запросы Ассирии и сохранить для тирян свободу действий.

Обычно маршрут судов, идущих из Тира, пролегал по северу Средиземноморья. Они шли сначала в Кипр, потом вдоль южного побережья Малой Азии, к островам Родос, Мальта, Сицилия и Сардиния. На последнем отрезке пути они двигались от Ибицы вдоль побережья Испании, мимо Геркулесовых столбов, бросая якоря в гавани Гадеса. Возвращались корабли менее сложным маршрутом вдоль побережья Северной Африки, Египта и Леванта^{160}. Потому-то финикийские колонии, основанные в Северной Африке, на Сардинии, Сицилии, Мальте и Балеарских островах в конце IX — начале VIII века, и образовывали будто звенья одной торговой цепи, опоясавшей все Средиземноморье. Эти колонии служили и защитными, опорными форпостами, преграждавшими конкурентам, прежде всего грекам, доступ к прибыльной торговле металлами. Хотя греческий мореплаватель Колей из Самоса и побывал на юге Испании в VII веке, увезя оттуда шестьдесят талантов серебра (эквивалент одной-двух тонн руды), его экспедиция считается случайным эпизодом^{161}.

Вдоль побережья Андалусии было выстроено множество небольших торговых постов на расстоянии десяти километров друг от друга. Как и более крупные поселения, они располагались на мысах и островках, в устьях рек, предоставлявших удобные естественные гавани. По некоторым предположениям, каждое из этих поселений принадлежало отдельным финикийским торговым компаниям. Хотя экономическая деятельность этих колоний сводилась к торговле местными товарами, позднее в них получили развитие и другие занятия: производство, складирование и перевозка таких товаров, как керамика и металлоизделия. Кроме того, многие обитатели, помимо ремесел и торговли, похоже, освоили также земледелие, рыболовство и животноводство^{162}. Однако благосостояние и само выживание этих финикийских поселений зависели от добычи и переработки металлов, а эти операции осуществлялись на западных рубежах торговых путей.

Гадес отличался от других финикийских поселений на южном испанском побережье не только размерами и численностью населения. Это был единственный город, имевший общественные здания. Он стал средоточием интересов тирян на Иберийском полуострове, основавших вспомогательные колонии в качестве рыболовных, транзитных и торговых факторий и в Северной Африке, и на территории, которую сейчас называют Португалией^{163}.

В отличие от Китиона на Кипре новые колонии в Западном Средиземноморье не управлялись наместниками, присланными из Тира. Из-за отдаленности подобное прямое руководство было невозможно. Вероятнее всего, тирский царь назначал из числа купеческой элиты коммерческих агентов, надзиравших за торговыми операциями и управлявших колониями[57]. Частная инициатива возобладала над дворцовой монополией в сфере внешней торговли, и по мере расширения коммерческой империи на запад возрастало влияние купцов-князей, принижалась значимость царской власти^{164}. Поскольку царь уже не мог блюсти свои интересы посредством прямого вмешательства, он должен был изыскать иные способы утверждения своего владычества в городе, находившемся за тысячи километров от Тира. В таких обстоятельствах только Мелькарт, кому в Гадесе посвятили величественный храм, мог напоминать о царском могуществе. Отождествление бога и царя, ставшее главным элементом культа Мелькарта со времен Хирама, означало, что почитание Мелькарта равноценно признанию верховенства тирского монарха.

Мелькарт был в эпицентре всей жизни торгового города. Его святилище занимало восточную половину островной территории, на которой разместилось поселение. Люди, приезжавшие в Гадес, с благоговением взирали на это огромное сооружение, стоявшее на гигантской, будто отполированной платформе^{165}. Как свидетельствует Страбон, храм Мелькарта славился и источником необычайно сладостной родниковой воды^{166}.[58] Своим великолепием и убранством он не уступал капищу в Тире, что указывало на священное родство колонии с метрополией. Храм Мелькарта в Гадесе утверждал главенствующее положение города в колониальной империи Тира в Западном Средиземноморье^{167}. В святилище стояла олива, сделанная из чистого золота, а ее ветви украшали плоды из настоящего изумруда — словно перекочевала она сюда из мифа о сотворении Тира. В святилище находились и квадратные колонны-двойняшки высотой в локоть (45 сантиметров), изготовленные из сплава золота и серебра: на них когда-то были начертаны надписи, смысловое содержание которых утеряно[59]. Считается, что обитатели Гадеса, следуя указаниям, полученным во сне, привезли реликвии божества в свое новое святилище из Тира^{168}.

В соответствии с финикийскими традициями совершались и культовые обряды. Женщинам и свиньям запрещалось входить во внутренние пределы храма. Жрецы исполняли свои функции босые, одетые в холщовые туники, с льняными повязками на бритых головах. От них требовалось соблюдать обет безбрачия. Они окуривали кадилом алтарь в простых и не подпоясанных туниках, а для жертвоприношений облачались в более парадное одеяние, украшенное декоративной широкой лентой. В храмах не было ни статуй, ни каких-либо иных изображений божеств. В то же время на священных алтарях надлежало поддерживать никогда не гаснущий огонь^{169}.[60] В Гадесе регулярно совершался и обряд egersis — празднование умирания и воскрешения Мелькарта[61]. Позднее различные авторы будут перелагать истории о том, что на все время церемонии чужестранцы изгонялись из города, а возвращаясь, они «видели, как догорает выброшенный на берег человек моря, ростом около пяти рудов[62], которого небеса поразили молнией» — явно искаженный вариант легенды о сожжении чучела великого бога, отправленного на плоту в море^{170}.

Святилище Мелькарта в Гадесе было, пожалуй, самым успешным агентом Финикии в Испании, финансово-коммерческим гарантом благосостояния, обеспечивавшегося торговыми операциями, совершавшимися при содействии богов. В этот период финикийцы еще не владели чеканкой монет, и Мелькарт помогал им подтверждать качественную добротность и чистоту слитков металла специальным храмовым клеймом. Гадес делал и значительный вклад в благополучие храма Мелькарта в Тире, ежегодно выделяя для него положенную десятину общественных доходов^{171}.