Мир и демобилизация
После убийства Духонина в Могилеве новый верховный главнокомандующий российской армией прапорщик Крыленко поехал в управление генерал-квартирмейстера и вызвал туда начальника гарнизона Могилева генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, брата известного большевика, управляющего делами Совнаркома.
Крыленко, пишет его биограф Хикматулла Муратов, встретил генерала на лестнице:
— Духонин убит! Правительство народных комиссаров предлагает вам вступить в должность начальника штаба Ставки. Согласны?
Бонч-Бруевич охотно принял предложение.
В книгу приказов по Ставке было записано:
«20-го сего ноября генерал-майор Бонч-Бруевич вступил в должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего.
Генерал Бонч-Бруевич просит всех спокойно продолжать текущую работу, памятуя тяжелое положение страны и обязанности перед нею, лежащие на каждом из нас, и выражает уверенность, что чины управления приложат все старания для поддержания стройной работы Ставки».
Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич окончил Межевой (геодезический) институт, Московский университет, военное училище, Академию генерального штаба, где впоследствии преподавал.
Переход на сторону большевиков оттолкнул от Бонч-Бруевича его бывших сослуживцев.
Его бывший начальник генерал Александр Сергеевич Лукомский писал в своих записках о первой русской революции:
«В Киеве в 1905 году при моем участии образовался кружок офицеров генерального штаба, который поставил себе целью собирать все данные о попустительстве начальства или проявляемой им слабости при пресечении проявлений революционного движения…
Интересно отметить, что в тот период генерального штаба подполковник Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, перешедший в 1917 году к большевикам и служивший им не за страх, а за совесть, был среди нас самым «черносотенным».
В период первой революции 1905 года он написал ряд статей, проникнутых необходимостью расправиться с революционерами самым беспощадным образом. Его статьи были пропитаны монархическим духом и воинской дисциплиной…
Без широкого образования, несколько туповатый, но чрезвычайно упорный, с громадной трудоспособностью и большой волей, Бонч-Бруевич считался хорошим и крайне добросовестным офицером генерального штаба.
Выдвинулся он из общей массы офицеров генерального штаба вследствие того, что в 1905 году М.И. Драгомиров привлек его к работе по переизданию своего курса тактики…
Из приехавших к нему офицеров, подвергнув экзамену и как следует прошпиговав их, он в конце концов остановится на Бонч-Бруевиче. После этого Бонч-Бруевич стал часто приезжать в Конотоп, и М.И. Драгомиров часами с ним разговаривал, давал указания, диктовал… Бонч-Бруевич аккуратно все записывал».
На записках генерала Лукомского лежит очевидный отпечаток ненависти к бывшему сослуживцу, ставшему врагом.
Генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров был одним из выдающихся военных теоретиков. Если он остановил свой выбор именно на Бонч-Бруевиче, то это о чем-то говорит.
«Михаил Иванович Драгомиров, — продолжает Лукомский, — скончался в октябре 1905 года. После его смерти М.Д. Бонч-Бруевич продолжал работу уже вполне самостоятельно, и, когда она была закончена, оказалось, что Бонч- Бруевич прибавлял много «отсебятины», многие свои мысли и выводы прикрыл именем М.И. Драгомирова и в результате, по справедливому указанию одного из критиков, трудно было определить, где кончается Драгомиров и где начинается Бонч-Бруевич…
Критика на эту книгу озлобила Бонч-Бруевича, а тут еще приплелась обида на то, что его «провалили» в попытках попасть профессором в Академию генерального штаба.
Незадолго до начала мировой войны он был назначен командиром, кажется, 165-го Луцкого полка. Командиром полка он оказался хорошим. За бой при Золотой Липе он был представлен к ордену Святого Георгия IV степени. Дума не утвердила. Новая обида. Затем он получил Георгиевское оружие, и генерал Рузский взял его к себе в штаб 3-й армии генерал-квартирмейстером.
Дальше идет очень быстрое и блестящее повышение Бонч- Бруевича. Рузский берет его с собой в штаб Северо-Западного фронта на должность генерал-квартирмейстера. Скоро он начальник штаба фронта у Рузского на Северном фронте. На этой должности Бонч-Бруевич, по-видимому, очень зазнался. Он был очень резок в своей переписке и сношениях с командующими армиями, и они его просто возненавидели. С уходом Рузского (его заменил генерал Куропаткин) звезда Бонч-Бруевича закатилась.
Куропаткин просил Ставку (генерала Алексеева) о назначении себе начальником штаба генерала Сиверса, а Бонч-Бруевича представил на армию. Но Алексеев заявил, что Бонч-Бруевич может по своему старшинству получить только дивизию.
Бонч-Бруевич обиделся и заявил, что меньше чем на корпус (хотя, мол, и это из попов в дьяконы) он не пойдет. Алексеев отказал и в этом. После этого, с назначением Сиверса начальником штаба Северного фронта, Бонч-Бруевич был оставлен при Куропаткине в качестве генерала для поручений. Бонч-Бруевич с этого времени обозлился на всех и на вся.
С началом революции 1917 года Бонч-Бруевич делает ставку на «новый режим». Он сначала «верноподданный» Временного правительства, а затем большевиков. Он был одним из первых среди русских генералов, предложивших свои услуги Ленину».
Генерал Бонч-Бруевич действительно сыграл важную роль на первом этапе создания новой армии. Руководители большевиков ему полностью доверяли и прислушивались к его советам.