Распад старой армии
26 июля 1914 года император Николай II в Зимнем дворце произнес речь, означавшую, что страна вступает в мировую войну:
— Германия, а затем Австрия объявили войну России. Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к родине и преданности престолу, который как ураган пронесся по всей земле нашей, служит в моих глазах и, думаю, в ваших ручательством в том, что наша великая матушка Россия доведет ниспосланную Господом Богом войну до желанного конца…
Мы не только защищаем свою честь и достоинство в пределах земли своей, но боремся за единокровных и единоверных братьев-славян… Уверен, что вы все, каждый на своем месте, поможете мне перенести испытания и что все, начиная с меня, исполнят свой долг до конца. Велик Бог земли Русской…
Произнося эту речь, последний российский император конечно же не подозревал, чем кончится война для страны, для него самого и всей его семьи.
После первых двух лет войны воодушевление и восторг испарились. Многие стали терять веру в справедливое дело родины, особенно когда война стала превращаться в войну техники. Молодежь чувствовала себя удручающе — залитая кровью земля, гниющие на поле боя трупы, ядовитые газы, от которых нет спасения.
С 1916 года появляются пацифистские идеи, утопическая вера в достижение всеобщего мира, в братание, во всеобщее обновление. Люди стали верить в возможность преобразования общества, думали, что после окончания войны исчезнет дух ненависти и восторжествует всеобщее братство. Без Первой мировой в России не было бы революции 1917 года…
Первая мировая война разрушила четыре империи, она стала катастрофой для Европы, послужила причиной нескольких революций и еще более кровавых войн.
И как странно вспоминать сейчас, что, когда в августе 1914 года началась та война, ей радовались. Люди с восторгом отправлялись на фронт, потому что они хотели воевать…
* * *
Долгая и кровопролитная война постепенно разрушила российскую армию. С лета 1914-го и до осени 1917 года всего было мобилизовано почти шестнадцать миллионов человек. Из них около тринадцати миллионов, то есть подавляющее большинство, были крестьянами, которые не очень понимали, за что они должны идти воевать. Введенный в стране сухой закон вызвал настоящие бунты, потому что мобилизованные в армию не могли устроить положенные проводы. Будущие солдаты в поисках спиртного громили магазины и склады и проклинали власть.
Армия понесла серьезные потери — убитыми, ранеными, попавшими в плен. Неудачи на фронтах, слухи о немецком заговоре в дворцовых кругах подорвали не только репутацию императора, но и боевой дух вооруженных сил.
Николай II вступил в войну, руководствуясь сложными геостратегическими расчетами, а его солдаты, вчерашние крестьяне, думали о другом: передадут после войны крестьянам землю или нет? Никакие другие ценности, кроме земли, для крестьянина не имели значения. А из дома солдаты получали письма, в которых родители и жены жаловались на реквизиции хлеба, проводившиеся царским правительством, на то, что без мужчин невозможно прокормить семью…
Постепенно армия, как и большинство народа, прониклась ненавистью к императорской семье. В феврале 1917 года никто в вооруженных силах России и пальцем не пошевелил, чтобы спасти монархию.
23 марта 1917 года один из профессоров Московской духовной академии записал в дневнике:
«Тысячи революционеров не уронили так самодержавие, монархию, трон и династию Романовых, как эта германка (имеется в виду жена Николая II императрица Александра Федоровна, урожденная Алиса Гессен-Дармштадтская. — Авт.) со своим гнусным Распутиным, со своим германизмом, со своей сумасшедшей хлыстовщиной, со своей отчужденностью от России и чуть ли не изменами в пользу Германии, отчужденностью даже от всех членов царского дома и чуть ли не с манией величия.
А царь повредил себе и монархии безволием, ленью, беспечностью, пристрастием к вину (по-видимому), тугодумным подчинением своей обер-кликуше, неумением управлять, нежеланием, хотя бы на время войны, составить кабинет по образу конституции. Жалкие люди и жалка теперь, да и прежде, семья, несчастная семья! Нравственно, умственно и культурно обе главы семьи упали еще раньше переворота и окончательного падения».
В 1917 году действующая армия насчитывала больше семи миллионов человек, и от ее позиции зависела судьба страны. И с февраля по октябрь шла борьба за армию между Временным правительством, образованным Государственной Думой, и Петроградским Советом рабочих депутатов.
Социал-демократы победили в этой борьбе, когда решили включить в Совет еще и солдатских депутатов и полностью поддержали самые радикальные требования солдатской массы (история этой борьбы подробно описана в журнале «Вопросы истории», 2000, № 10). Солдатские депутаты принесли с собой огромный запас ненависти к офицерам, дисциплине, самой воинской службе и, разумеется, к войне.
Сразу после Февральской революции начался саботаж войны, солдаты хотели мира любой ценой. Саботаж выражался в разных формах, в том числе в дезертирстве, в чрезвычайно медленном передвижении частей, в постоянном требовании сменить фронтовые части и отвести их в тыл.
«Армия вконец дезорганизована, — докладывал сотрудник французской военной миссии в России Жак Садуль. — По вине командования, говорят большевики. По вине большевиков, отвечает командование. По вине и тех и других, считают люди. Действительно, армия находится в состоянии неслыханного упадка. Нехватка офицеров. Презрение к военачальникам. Дисциплина падает. Массовое дезертирство. Отказы идти в бой».
Комиссары, назначенные еще Временным правительством, сбивались с ног, переезжая на автомобилях из полка в полк, «уговаривая» солдат продолжать войну. Но уговоры помогали все меньше и меньше.
Временное правительство пыталось продолжать войну и поэтому требовало сохранять в армии дисциплину. Петроградский Совет, напротив, призывал к миру и отмене чинопочитания в армии, что и отразилось в принятом Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов приказе № 1:
«Отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., а заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. п. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности обращение к ним на «ты», воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов».
Приказ наделял солдата правом заниматься политикой — вступать в партии, участвовать в митингах, демонстрациях и вне службы вообще не обращать внимания на начальство:
«В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется».
Офицерский состав лишался какой-либо власти, которая переходила к солдатским комитетам. Приказ требовал передать «всякого рода оружие, как то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее», под контроль ротных и батальонных комитетов. Запрещалось выдавать оружие офицерам «даже по их требованиям».
С помощью солдатских комитетов армия фактически выводилась из подчинения командования, воинские части должны были руководствоваться указаниями местных Советов:
«Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам».
Тем самым петроградский гарнизон уже в марте фактически переходил в подчинение Совету. Правительство лишалось власти над армией. В приказе № 1 об этом говорилось совершенно определенно:
«Приказы Военной комиссии и Государственной Думы следует исполнять за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов».
4 марта приступил к исполнению своих обязанностей новый военный и морской министр Александр Иванович Гучков. Он назначил свою комиссию для реформ в армии, но был вынужден исходить из того, что уже решил Петроградский Совет. Поэтому приказ военного министра № 114 требовал обращаться к солдатам на «вы», отменял титулование офицеров и наименование «нижний чин» (теперь военнослужащих следовало называть «солдатами»), разрешал рядовым военнослужащим «курение на улицах и в общественных местах, посещение клубов и собраний, езду внутри трамваев, участие в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью».
Временное правительство в марте 1917 года освободило солдат от обязательного исполнения религиозных обрядов и таинств. Доля солдат православного вероисповедания, которые причастились на Пасху 2 апреля 1917 года, сократилась до десяти процентов. А ведь годом раньше, на Пасху 1916 года, причастились почти все…
Моряки-балтийцы занимали самые радикальные позиции, требуя полной демократизации вооруженных сил. Морское командование и правительство не могли противостоять их напору. Поэтому на флоте перемены происходили быстрее, чем в сухопутных силах. Одно послабление следовало за другим, ломая привычные устои воинской службы.
8 марта 1917 года верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев разрешил снять накладные императорские вензели с погон и аксельбанты.
Но солдаты и матросы вообще требовали отменить погоны. Балтийцы первыми добились своего. Командующий Балтийским флотом по собственному усмотрению разрешил снять погоны. Вслед за ним, 16 апреля, последовал приказ военного и морского министра Гучкова — снять погоны на флоте «в соответствии с формой одежды, установленной на флотах всех свободных стран».
Еще 14 марта командующий Балтийским флотом своей властью отдал давно ожидавшееся на флоте распоряжение:
«Впредь до выработки устава внутренней службы разрешаю офицерам, матросам и солдатам вверенной мне флотилии брить усы и носить волосы по своему усмотрению».
Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов вообще требовал отменить в армии отдание чести.
Профессиональные военнослужащие считали немыслимым отказаться от этого ритуала.
Помощник военного министра генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский доложил министру:
«Отдание чести отменить недопустимо, ибо этим будет внесен полный раскол между офицерской и солдатской средой и это будет постоянной причиной для возникновения целого ряда крупных недоразумений… Считаю относительно отдания чести установить лишь взаимное приветствие, отменив отдание чести, становясь во фрунт».
Иначе говоря, военным предлагалось козырять, но не вытягиваться перед офицером в струнку. Но солдатам и морякам этого было недостаточно. Как и погоны, необходимость приветствовать офицеров считалась оскорбительной и унизительной для матросов, потому что подчеркивала подчиненное по отношению к офицерам положение низших чинов.
18 апреля последовал новый приказ министерства:
«На берегу вне строя отдание чести отменяется. Военнослужащие при встрече могут взаимно приветствовать друг друга, прикладывая руку к головному убору. Это взаимное приветствие, будучи необязательным, зависит исключительно от доброй воли и такта встречающихся».
Как и все, что делало в те месяцы Временное правительство, приказ был половинчатый и не устроил ни офицеров, считавших, что армия рушится, ни солдат, которые офицеров ненавидели и не хотели их приветствовать ни в строю, ни вне строя. 11 мая, когда Гучков покинул свой пост, глава правительства Александр Федорович Керенский, принявший на себя еще и обязанности военного и морского министра, разрешил солдатам вне службы вообще ходить в штатском.
Сам Керенский ввел новую моду —. военный френч и фуражка, но без погон, кокарды и знаков различия. Вслед за ним так же оделись все комиссары Временного правительства. После Октябрьской революции сходную форму носил Сталин, а подражая ему — и целая армия аппаратчиков.
Но требования матросов и солдат этим не исчерпывались. Они настаивали на отмене воинских чинов и званий, предлагая оставить только должности. Но это осуществится лишь после Октябрьской революции. 16 декабря 1917 года Совет Народных Комиссаров принял «Декрет об уравнении всех военнослужащих в правах»: отменялись все чины и звания, все преимущества и «наружные отличия», то есть погоны и петлицы…
Военная комиссия, назначенная министром Гучковым, составила «Декларацию прав солдата». Она подтверждала право солдата участвовать в политических организациях, ходить вне службы в гражданском. Отменялся институт денщиков, обращение к солдату на «ты». Оскорбительные для чести солдата и вредные для его здоровья приказы предписывалось отменить. За телесные наказания и побои офицеры подлежали наказанию.
Гучков отказался подписывать эту декларацию. Ему пришлось уйти с поста министра. Керенский 11 мая подписал декларацию, которая получила название «Положение об основных правах военнослужащих».
Но документ получился недостаточно радикальным, потому что сохранял за офицерским составом право наказывать солдат. Командиры могли применять вооруженную силу против тех, кто в боевой обстановке отказывался выполнить приказ:
«В боевой обстановке начальник имеет право под своей личной ответственностью принимать все меры, до применения вооруженной силы включительно, против не исполняющих его приказания подчиненных».
Кроме того, не было пункта о выборности командиров, против чего категорически возражал Гучков, считая, что это приведет к разрушению армии:
«Право назначения на должности и в указанных законом случаях временного отстранения начальников всех степеней и должностей принадлежит исключительно начальникам. Точно так же они одни имеют право распоряжения, касающегося боевой деятельности и боевой подготовки части, ее обучения, специальных работ, инспекторской и хозяйственной частей».
Большевики резко выступили против этой декларации, назвав ее «Декларацией бесправия», и благодаря этому привлекли к себе дополнительные симпатии солдат.
Солдаты-депутаты всерьез требовали права выбирать себе командиров вплоть до командующего армией. Большевики демагогически поддержали это абсурдное требование и после Октябрьской революции ввели выборность командного состава в армии.
И вот 16 декабря 1917 года появились подписанные Лениным и первым главнокомандующим Николаем Васильевичем Крыленко Декрет об уравнении всех военнослужащих в правах и Декрет о выборном начале и организации власти в армии. Упразднялись все воинские чины и звания, а также ордена и медали и предоставляемые их кавалерам привилегии. Но ношение Георгиевских крестов и медалей разрешалось. Все военнослужащие получали звание «солдат революционной армии». Вся власть в воинской части предоставлялась солдатским комитетам. Солдатские комитеты получили право избирать и смещать командиров, переводить их на более низкие должности и даже разжаловать в рядовые. Командиры выше полкового уровня и начальники штабов избирались съездами соответствующих комитетов.
На съезде Советов рабочих и солдатских депутатов Могилевской губернии главком Крыленко говорил:
— Прошло то время, когда солдаты были только пешками в руках титулованных вершителей судеб, баловней счастья, поднимавшихся на верхи власти капризами или улыбкой власть имущих. Только теперь, когда волею революции мне пришлось близко столкнуться с механизмом старой власти в Ставке и в военном министерстве, я смог в достаточной степени оценить, как мало стоила в глазах этих господ человеческая жизнь, как легко они играли жизнью русского солдата…
9 января 1918 года был опубликован приказ Крыленко об окладах командному составу. Оклад высшего командного состава не мог превышать пятисот рублей. Оклад командиров взводов (должность, созданная вместо упраздненного унтер- офицерства и младших офицеров) был установлен в размере трехсот рублей, во фронтовых частях — триста пятьдесят.
Дополнительные выплаты упразднялись, все пайки уравнивались. Со временем советская власть прежде всего откажется от равноправия в распределении пайков и вообще продовольствия в вооруженных силах. Кормить станут в соответствии с занимаемой должностью — чем выше, тем лучше.
Почему в 1917 году армия распалась? Часто говорят, что большевики разложили вооруженные силы. В реальности у большевиков позиции в армии были очень слабые. Солдатская масса к большевикам относилась плохо.
«Ни один большевик не мог появиться в казармах, не рискуя быть арестованным, а то и битым, — вспоминал один из первых руководителей Красной армии Николай Ильич Подвойский. — Солдаты-большевики и им сочувствующие в войсковых частях должны были скрывать — почти во всех казармах, — что они большевики или сочувствующие, иначе им не давали говорить, их избивали…»
Именно поэтому вернувшийся в Россию Ленин, уловив настроения армейской массы, принял решение поддерживать любые требования солдат и сделал ставку на лозунг, понятный и привлекательный для солдат: немедленный мир с немцами! Сколько бы его ни обвиняли в отсутствии патриотизма, в пораженчестве и прямом предательстве, на митингах Ленин повторял вновь и вновь:
— Товарищи солдаты, кончайте воевать, идите по домам. Установите перемирие с немцами и объявите войну богачам!
Ленин понял: если что-то и может привлечь солдат на сторону большевиков, то только обещание закончить войну, демобилизовать армию и отпустить одетых в серые шинели крестьян домой — к семьям и земле.
Владимир Ильич оказался прав. Солдаты не хотели воевать и бросали оружие при каждом удобном случае, и заставить их не только продолжать войну, но и хотя бы тащить армейскую лямку, было невозможно. Именно поэтому 25 октября 1917 года армия не захотела защитить законное Временное правительство и вполне благожелательно отнеслась к тому, что власть взяли большевики.
Второй Всероссийский съезд Советов ночью 25 октября образовал первое советское правительство. Бывший офицер Владимир Александрович Антонов-Овсеенко, балтийский матрос Павел Ефимович Дыбенко и прапорщик Николай Васильевич Крыленко вошли в состав правительства как члены Комитета по военным и морским делам.
Почему именно эти трое? Выбор был неширок и определялся чисто политическими соображениями: матроса Дыбенко выдвинул революционно настроенный Балтийский флот, прапорщик Крыленко был популярен среди фронтовиков, бывший офицер Антонов-Овсеенко умело работал среди военных.