Игра в шахматы по-крупному

7 марта 1934 года появился новый Уголовный кодекс, над которым работал Крыленко. Там появилась новая, 121-я статья, которая карала мужеложство заключением на срок до пяти лет. До этого пролетарское государство не интересовалось сексуальными предпочтениями своих граждан. Инициативу, как всегда в таких делах, проявили чекисты.

Весной 1934 года в наркомате иностранных дел бдительные чекисты раскрыли заговор гомосексуалистов. Госбезопасность заботила не сама по себе сексуальная ориентация дипломатов, хотя Лубянка взяла на себя и заботу о чистоте нравов государственного аппарата. Люди нетрадиционной ориентации были признаны потенциальными врагами советской власти. И кружок гомосексуалистов превратился в шпионское гнездо. Первым был арестован заведующий протокольным отделом наркомата иностранных дел Дмитрий Тимофеевич Флоринский.

Заместитель председателя ОГПУ Яков Саулович Агранов, близкий к Сталину, докладывал генеральному секретарю:

«ОГПУ при ликвидации очагов гомосексуалистов в Москве выявлен, как гомосексуалист, заведующий протокольной частью НКИД Флоринский Д.Т.

Вызванный нами Флоринский подтвердил свою принадлежность к гомосексуалистам и назвал свои гомосексуальные связи, которые имел до последнего времени с молодыми людьми, из них большинство вовлечено в гомосексуальные отношения впервые Флоринским.

Вместе с этим Флоринский подал заявление на имя Коллегии ОГПУ, в котором он сообщил, что в 1918 году являлся платным немецким шпионом, будучи завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме…

Мы считаем необходимым снять Флоринского с работы в НКИД и привлечь его к ответственности».

Флоринский, сын ректора Киевского университета Тимофея Флоринского, расстрелянного большевиками в 1919 году, был профессиональным дипломатом. До революции он окончил юридический факультет Киевского университета и поступил в министерство иностранных дел. Работал в посольстве в Константинополе и в Рио-де-Жанейро.

В 1920 году Флоринского взяли в наркоминдел. Он руководил протокольной частью и одновременно отделом Скандинавских стран. Все знали, что Флоринский был человеком Георгия Васильевича Чичерина, который возглавлял наркомат иностранных дел с 1918-го по 1930 год. Обязанности у Флоринского были самые разнообразные, иногда незавидные. Весной 1935 года в Москве ждали премьер-министра Франции Пьера Лаваля. Муза Васильевна Раскольникова, жена полпреда в Болгарии, вспоминает: «Флоринский, начальник протокола, с озабоченным видом носился по Москве в безуспешных поисках туалетной бумаги, в ту пору неизвестной в Москве. К счастью, бумагу одолжил турецкий посол».

Сталин реагировал так:

«1. Предлагаю принять предложение ОГПУ (НКВнудела).

2. Поручить т. Кагановичу проверить весь состав служащих аппарата НКИД и доложить о результатах в ЦК».

Решение политбюро было принято 27 июля 1934 года.

Сексуальная ориентация советских дипломатов так волновала Сталина, что, уехав в конце лета отдыхать в Сочи, он 4 августа запросил «оставшегося на хозяйстве» секретаря ЦК Лазаря Моисеевича Кагановича:

«Просьба ответить: почему решение ЦК о Флоринском не приводится в исполнение?»

В тот же день Каганович ответил шифротелеграммой:

«В связи с приездом министра иностранных дел Эстонии Сельямаа Литвинов очень просил на пару дней задержать арест Флоринского, но эти пара дней затянулись на 6 дней. В этом виноват я. Сегодня Флоринский будет арестован».

Нарком юстиции Крыленко в январе 1936 года говорил:

— Гомосексуализм — продукт разложения эксплуататорских классов. В социалистическом обществе, основанном на здоровых началах, таким людям не должно быть места…

Крыленко был включен в состав комиссий по подготовке конституций СССР и РСФСР. Он преподавал в Институте красной профессуры, Институте советского строительства и права, заведовал кафедрой уголовного права Московского института советского права.

В 1934 году президиум Коммунистической академии присудил Крыленко ученую степень доктора государственных и общественных наук «за работы в области теории советского права, за смелость и свежесть теоретической мысли, борьбу со всякой рутиной, борьбу за генеральную линию партии и классовые принципы науки и практики, за исключительную разносторонность и размах научных работ».

Крыленко не все время посвящал работе. Он полюбил охоту и в начале 20-х заведовал управлением охоты в наркомате земледелия. Он увлекался шахматами и альпинизмом и многое сделал для их развития. В 1925 году он организовал знаменитый международный шахматный турнир, на который приехали выдающиеся мастера, в том числе чемпион мира Хосе Рауль Капабланка.

Николай Васильевич провел серию таджикско-памирских экспедиций в 1928–1932 годах. Под его руководством были исследованы обширные горные территории. Он лично давал названия открытым вершинам — пик Ленина, пик Дзержинского, пик Революции, пик 26 Бакинских Комиссаров. И сам в одиночку поднялся на высоту 6850 метров, недоступную до того ни одному советскому альпинисту.

Занимаясь спортом, Крыленко не забывал о своей политической миссии. Осенью 1931 года он выступал на VII всесоюзном съезде шахматистов и шашистов:

— Мы рассматривали внедрение шахмат и шашек в рабочую среду как оружие культурной революции. Теперь нужно шахматы и шашки пропитать политическим содержанием, сделать из наших шахматистов и шашистов политических работников. Существуют ли в наших организациях тенденции к отходу в сторону от политики? Да, определенный слой говорит: довольно нам политики, нам не нужна политика, дайте нам возможность «тихонько» играть в шахматы. Всякий, кто ставит вопрос так, является нашим классовым противником. Необходимо и нам провести ту работу, которая была осуществлена партией и правительством по чистке советского аппарата, по чистке партии, по выявлению классовых врагов…

20 июля 1936 года был создан союзный наркомат юстиции, и Крыленко утвердили наркомом. Казалось, он на вершине власти. В реальности союзный наркомат юстиции оказался безвластным. Он занимался юридическим образованием, подготовкой законов, ведал адвокатскими коллегиями, нотариальными конторами, обеспечением деятельности судов…

Реальная власть и влияние перешли к Андрею Януарьевичу Вышинскому. Когда летом 1933-го создали прокуратуру СССР, он стал заместителем союзного прокурора. Вышинский перестал подчиняться Крыленко и даже оказался над ним. В 1935-м Вышинский стал прокурором СССР. Он вывел прокуратуру из подчинения наркомату юстиции и добился права опротестовывать решения любых судов. Сталин позволил прокуратуре надзирать за деятельностью наркоматов. В противоборстве с Крыленко Андрей Януарьевич вышел победителем.

В перестроечные годы был опубликован интереснейший дневник бывшего партийного работника профессора Александра Григорьевича Соловьева.

13 июня 1937 года он записал в дневнике:

«Прочитал в газете о смерти вчера сестры т. Ленина — Марии Ильиничны Ульяновой в возрасте пятидесяти девяти лет. С волнением ходил в Клуб управления делами СНК, где выставлен гроб для прощания.

У гроба, сгорбившись, сидела Крупская. Я высказал ей свое сочувствие и печаль. Она поблагодарила. Я поинтересовался, отчего она так рано умерла. Крупская тяжело вздохнула и сказала, что, мол, не могла пережить тяжелых условий, творящихся вокруг нас. Присмотритесь, говорит, повнимательнее, неужели вы не замечаете нашей совершенно ненормальной обстановки, отравляющей жизнь.

Я не стал расспрашивать, мало ли чего может наговорить человек, переживающий горе.

При выходе встретился с Крыленко очень болезненного вида. Я поинтересовался, чем он болен. Ответил: ужасной душевной болезнью. Спрашиваю, что за причина или какое несчастье? Говорит, очень большое. Невыносимо душат «ежовы рукавицы». Замечаю: прокурор, а говорит такое неладное. Усмехается — уже не прокурор, отстранили за либерализм и политическую слепоту, за чрезмерно критическое отношение к ведению судебных дел военной коллегией. Теперь такие ленинцы, как я, не ко двору, в моде Ежовы и Вышинские, выскочки с потерянной совестью. Я попытался возразить, но он хмуро прервал:

— Ты что, ослеп, что ли?

И продолжал:

— Общество старых большевиков ликвидировано, больше половины делегатов XVII партийного съезда арестовано, старые верные ленинцы устраняются с руководящих постов, а многие попадают в категорию врагов народа, ссылаются и расстреливаются. И это на двадцатом году Советской власти!

Не зная, что подумать, я возразил — не могут же советские органы злоупотреблять и беспричинно осуждать.

Но Крыленко возмущенно заговорил о «курином умишке и воробьиной близорукости» Ежова и его окружения, очень далеких от Дзержинского и Менжинского. Упиваясь властью, они легко поддаются дезинформации и провокациям вражеских контрразведок, стремящихся уничтожить наши кадры и ослабить успехи. Верят доносам, раздувают дела, создают новую почву для новых обвинений, дезинформируют и вводят в заблуждение руководство партии и правительства. Со временем партия разберется и осудит виновных. Но сейчас мы переживаем страшное время…

Я глубоко поражен таким страшным пессимизмом Крыленко. Но в рассуждения вступать не решаюсь. Как могу я, рядовой работник партии, далеко стоящий от руководящих сфер и источников информации, осуждать или оправдывать страшную обстановку. Разве Крупская или Крыленко не могут ошибаться или преувеличивать? Только вера в партию может быть неоспоримой. Ее руководству виднее».

4 января 1937 года был арестован заместитель Крыленко в наркомате Евгений Брониславович Пашуканис. Это был сигнал. На партактиве наркомата юстиции заместитель председателя коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР зловеще произнес:

— Многие надеялись, что борьбу против вредительства в юстиции возглавит товарищ Крыленко, но для этого ему самому необходимо разоблачить и поставить крест на ряде своих ошибок.

Нарком публично каялся. Но было уже поздно.

4-й (секретно-политический) отдел Главного управления государственной безопасности НКВД уже составил «справку на арест врага народа Крыленко». Его обвиняли в том, что он с 1930 года «являлся членом организации правых, создал в органах юстиции вредительскую организацию и ею руководит… Лично завербовал в нее свыше тридцати человек…».

В декабре 1937 года Крыленко уже не избрали депутатом Верховного Совета СССР. На первой сессии нового парламента он появился в качестве гостя.

17 января 1938 года на сессии выступил депутат Верховного Совета СССР Мир Джафар Багиров, первый секретарь ЦК компартии Азербайджана. Он вдруг обрушился с критикой на Крыленко:

— Если раньше товарищ Крыленко большую часть своего времени уделял туризму и альпинизму, то теперь отдает свое время шахматной игре. Нам нужно все же узнать, с кем мы имеем дело в лице товарища Крыленко — с альпинистом или наркомом юстиции? Не знаю, кем больше считает себя товарищ Крыленко, но наркомюст он, бесспорно, плохой. Я уверен, что товарищ Молотов учтет это при представлении нового состава Совнаркома.

Выступление Багирова вовсе не было его личной инициативой. Это Сталин любил играть в такие игры. Он мог бы просто избавиться от Крыленко, но предпочел все обставить должным образом. Раз нарком подвергся критике со стороны депутатов, его придется освободить от должности.

Вскоре Крыленко сдал дела новому наркомюсту — Николаю Михайловичу Рычкову, который много лет был членом военной коллегии Верховного суда, а последний год — прокурором РСФСР.

За неделю до ареста Николаю Крыленко совершенно по- дружески позвонил Сталин:

— Не горюй, мы тебе доверяем. Получишь новое назначение, а пока готовь кодекс. Не тяни, народ ждет.

Крыленко воспрял духом.

Тут же позвонил и союзный прокурор Вышинский с просьбой ускорить работу над новым Уголовным кодексом. Он тоже крайне любезно разговаривал с Крыленко, хотя на столе у него уже лежала копия «справки на арест» бывшего наркома юстиции.

18 января Андрей Януарьевич подписал санкцию на арест своего давнего соперника. Но приехали за Крыленко только 31 января — оперативные подразделения НКВД не справлялись, слишком много было арестов. Рассказывают, что камера, в которой сидел Крыленко, была настолько переполнена, что бывшему наркому место нашлось под нарами.

Николая Васильевича обвинили в участии в антисоветской организации. 29 июля 1938 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его по статье 58-7 (подрыв государственной промышленности), 58-8 (совершение террористических актов), 58–11 (подготовка к контрреволюционным преступлениям) Уголовного кодекса РСФСР к высшей мере наказания.

Его судили по очень упрощенной процедуре, вообще не имевшей отношения к правосудию. Но ведь бывший нарком юстиции всегда твердил, что политическая целесообразность важнее норм права… Первого верховного главнокомандующего Красной армии расстреляли сразу после вынесения приговора.