Конец Белой армии

Эти записки мой дедушка писал в 60-х годах, желая достоверно передать мысли и настроения молодого человека, охваченного революционным энтузиазмом начала XX века. Он не знал того, что известно современному читателю.

Сегодня историки, скажем, иначе относятся к Махно.

Нестор Иванович, бывший учитель, оказался прирожденным военачальником. Это он посадил своих бойцов на тачанки, создав мобильную пехоту, которая успешно противостояла регулярной армии. Махно в Москве невзлюбили, считали врагом революции и постоянно пытались уничтожить. Хотя он был полезен и успешно сражался с войсками генерала Деникина.

Правда, Антонов-Овсеенко считал, что лучше иметь Махно в союзниках, доказывал: если большевики начнут борьбу с Махно, то развалится Украинский фронт и Деникин двинется вперед. 29 апреля 1919 года Антонов-Овсеенко приехал в Гуляйполе и остался доволен тем, что он увидел. В начале мая к Махно в Гуляйполе приехал и член политбюро Лев Борисович Каменев в качестве уполномоченного Совета Труда и Обороны. Он тоже одобрил союз с Махно.

Нестора Махно терпели, пока он был нужен. Его кавалерия в 1920 году вместе с частями Красной армии прорвала оборону белых и ворвалась в Крым. На этом сотрудничество с Махно закончилось. Антимахновские настроения взяли верх. Фрунзе разделался со своими союзниками-махновцами, хотя они выполнили все свои обязательства.

Упомянутый в записках моего дедушки Семен Никитич Каретников командовал Крымской группой войск Революционной повстанческой армии, воевавшей против Врангеля, 24 ноября 1920-го его вызвали в штаб Фрунзе, арестовали и расстреляли.

Сам Махно еще держался в Гуляйполе, но долго сопротивляться Красной армии он не мог. 28 августа 1921 года он с остатками своей повстанческой армии перешел румынскую границу, остаток жизни он провел в эмиграции.

Долгое время преувеличивались и силы белых, оборонявших Крым.

В сентябре 1920-го Врангель еще раз переформировал свои войска. Теперь они состояли из 1-й армии Кутепова (1-й армейский и Донской корпуса), 2-й армии генерал-майора Д.П. Драценко (2-й и 3-й армейские корпуса), конной группы генерала Бабиева и конного корпуса генерала Барбовича.

Николай Гаврилович Бабиев окончил Первую мировую командиром полка, командовал полком у Кутепова. У Врангеля командовал Кубанской казачьей дивизией. Он попал к красным в плен и бежал. Был ранен семнадцать раз, восемнадцатое ранение в 1920-м оказалось смертельным.

Иван Гаврилович Барбович окончил Первую мировую командиром 10-го Ингерманландского гусарского полка, георгиевским кавалером. Врангель произвел его в генерал- лейтенанты.

Петру Николаевичу Врангелю удалось несколько увеличить свою армию, но их общая численность в сравнении с войсками Фрунзе была невелика — сорок одна тысяча штыков, семнадцать тысяч сабель, около тысячи пулеметов, двести пятьдесят орудий, девятнадцать бронепоездов, девятнадцать танков, двадцать шесть бронеавтомобилей и тридцать четыре самолета.

Петр Николаевич Врангель понимал слабость своей армии. На что же он рассчитывал?

Василий Витальевич Шульгин, один из идеологов белого движения, в книге «1920 год» описывал свою встречу с командующим в Севастополе:

«Я не видел генерала Врангеля около года. Тогда (это было в Царицыне) он не нервничал. Он только что пережил Exanthematicus (сыпной тиф. — Авт.), у него были сильно запавшие глаза, но еще что-то кроме этого. Какое-то беспокойство, недовольство «общего порядка». Он сдерживался, привычный к дисциплине, но что-то в нем кипело…

Меня поразила перемена в его лице. Он помолодел, расцвел. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него теперь, несравнима с той, которую он нес там, в Царицыне. Но нет, именно сейчас в нем чувствовалась не нервничающаяся энергия, а спокойное напряжение очень сильного постоянного тока…

— Когда я принял командование, дело было очень безнадежно… Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно…

Мы сели.

— Ну, эта первая задача более или менее удалась… и тогда вдруг оказалось, что мы можем еще сопротивляться… Мы их выгнали из Крыма… Но я должен сейчас же сказать, что я не задаюсь широкими планами… Того, что у меня сейчас есть, не может хватить на удержание большой территории… Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, — показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает — живи, как жилось… Итак, мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Так можно будет двигаться вперед, — медленно, не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Я надеюсь удержать Крым…

— И зимовать?

— Да, зимовать, конечно…»

Но времени осуществить свои планы у Врангеля не оказалось. Фрунзе не позволил ему зимовать в Крыму. Армия Врангеля была слишком слаба, чтобы противостоять войскам Фрунзе.

В военной истории утвердилось представление о том, что построенные под руководством французских и английских инженеров укрепления превратили Перекоп в неприступную крепость и при штурме Красная армия несла огромные потери. Это не так, пишет Константин Колонтаев, научный сотрудник Музея героической обороны и освобождения Севастополя.

Укрепления строили военные инженеры Белой армии под руководством коменданта Севастопольской крепости генерала Субботина. Но строительство шло медленно, потому что крестьяне работать не хотели, не хватало рабочих рук, а строительные материалы разворовывались. Строительство началось летом 1919 года, а осенью уже прекратилось, потому что ждали, что белые вот-вот возьмут Москву.

С декабря 1919 года работы возобновились, но не были завершены. Что успели? Воздвигли земляной вал высотой от шести до десяти метров, перед ним выкопали ров глубиной восемь-десять метров. Перед рвом отрыли линию окопов и установили проволочные заграждения в четыре ряда. За валом разместилась артиллерия.

Но о том, что ров можно обойти через Сиваш, белые генералы почему-то вовсе не подумали, хотя именно так поступали русские войска во время войн с Турцией в 1735–1739 и 1768–1774 годах.

В ночь на 8 ноября части 15-й стрелковой дивизии 6-й армии обошли перекопский вал через Сиваш. Они вырвали колья проволочных заграждений, и в прорыв вошли части 52-й дивизии. К концу дня они заняли Литовский полуостров и зашли в тыл к белым, которые защищали перекопский вал.

А тем временем 51-я дивизия под командованием Блюхера безуспешно штурмовала позиции белых в лоб. Артиллерия красных была настолько изношена, что снаряды не попадали в цель и не могли даже разрушить проволочные заграждения. Наступавшие красноармейцы попали под губительный пулеметный огонь. Только с третьей попытки бойцам 51-й дивизии удалось ворваться в линию окопов.

В ночь на 9 ноября, боясь окружения, белые отошли. Иначе говоря, бои шли одни сутки.

Потери 6-й армии, по донесению ее командующего Августа Ивановича Корка, составили шестьсот пятьдесят человек убитыми и около пяти тысяч ранеными. В сравнении с другими кровопролитными битвами Гражданской войны взятие Крыма далось относительно легко.

Когда Красная армия прорвала оборону, в Крыму никто в это не поверил. Все были уверены, что оборона неприступна и красные на полуостров не ворвутся. Но 10 ноября сопротивление белых практически прекратилось.

11 ноября Фрунзе по радио обратился к Врангелю. Он предложил сложить оружие и обещал амнистию всем, кто прекратит сопротивление. Ленин был недоволен инициативой Фрунзе: «Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий… Если противник не примет этих условий, то, по- моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно».

О ленинском недовольстве командование Белой армии, разумеется, не знало, но жестокость расправы предвидело. Поэтому Врангель принял решение эвакуировать армию. Он, правда, понимал, что не сумеет забрать всех желающих, да и судьба покидающих родину не внушала оптимизма.

11 ноября появилось правительственное сообщение:

«Ввиду объявления эвакуации для желающих офицеров и их семейств, других служащих, Правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России.

Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем.

Все это заставляет Правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственная опасность от насилия врага, — остаться в Крыму».

Врангель приказал войскам оторваться от противника и двигаться к портам — погрузка на корабли шла в Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Керчи.

Командование Белой армии мобилизовало весь флот для вывоза не только военнослужащих, но и пожелавшего уехать гражданского населения. Военное имущество армия бросала, коней выпускала на волю.

Французский адмирал Дюмениль, обеспечивавший эвакуацию, направил советским властям радиограмму:

«По приказу главнокомандующего все войска Русской Армии на юге России и гражданское население, желающие уехать вместе с ним из Крыма, могут уезжать…

Я дал указание всем судам, находящимся под моей властью, оказать помощь в эвакуации и предлагаю вам дать немедленный приказ вашим войскам, чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда.

Я сам не имею никакого намерения разрушать какое бы то ни было русское заведение, однако информирую вас, что, если хотя бы один из моих кораблей подвергнется нападению, я оставлю за собой право использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море».

Всем уже погрузившимся на борт было предложено еще раз подумать, действительно ли они хотят уехать, и самоходная баржа обошла все суда и решивших остаться забрала и доставила на пристань. Последние суда ушли из Крыма на рассвете 15 ноября. После этого полуостров оказался в полной власти Красной армии, и началось массовое уничтожение белых офицеров, которые не решились покинуть родину. Это была просто резня.

Фрунзе, а также назначенную секретарем Крымского обкома партии Розалию Землячку и члена Реввоенсовета Южного фронта Белу Куна, одного из организаторов Венгерской советской республики, будут обвинять в беспримерной жестокости.

Но расстрел врангелевских офицеров — это была идея Сталина. 28 июля 1920 года он отправил Троцкому телеграмму:

«Приказ о поголовном истреблении врангелевского комсостава намереваемся издать и распространить в момент нашего общего наступления».

Это обещание Сталин выполнил.

Известный писатель Виктор Викторович Вересаев вспоминал:

«Когда после Перекопа красные овладели Крымом, было объявлено во всеобщее сведение, что пролетариат великодушен, что теперь, когда борьба кончена, предоставляется белым на выбор: кто хочет, может уехать из РСФСР, кто хочет, может остаться с Советской властью.

Мне редко приходилось видеть такое чувство всеобщего облегчения, как после этого объявления: молодое белое офицерство, состоявшее преимущественно из студенчества, отнюдь не черносотенное, логикой вещей загнанное в борьбу с большевиками… давно уже тяготилось своей ролью и с отчаянием чувствовало, что пошло по ложной дороге, но что выхода на другую дорогу ему нет. И вот вдруг этот выход открывался, выход к честной работе в родной стране.

Вскоре после этого предложено было всем офицерам явиться на регистрацию и объявлялось, что те, кто на регистрацию не явятся, будут находиться вне закона и могут быть убиты на месте. Офицеры явились на регистрацию. И началась бессмысленная кровавая бойня. Всех явившихся арестовывали, по ночам выводили за город и там расстреливали из пулеметов. Так были уничтожены тысячи людей».