4.2.17. Русская Церковь и начало войны. Зарубежье, Внутренняя Россия. Псковская миссия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После вступления СССР в сентябре 1939 г. во Вторую мировую войну и оккупации Красной армией восточной части Польши, Прибалтики, Бессарабии и Буковины религиозная ситуация в стране существенно изменилась. Ибо на присоединенных к СССР территориях сохранялась полноценная инфраструктура церковной жизни, принадлежавшая юрисдикции нескольких Поместных Православных Церквей (3342 действующих храма, 64 действующих монастыря, 8 богословских учебных заведений). Начавшаяся уже в первые месяцы советской оккупации репрессивная политика коммунистических властей по отношению к местному православному духовенству к моменту нападения нацистской Германии на СССР в 1941 г. еще не успела принять масштабов, аналогичных тем, которые имели место на остальной территории страны.

В церковной жизни Русского Зарубежья к началу Второй мировой войны также произошли ощутимые изменения. После смерти 10 августа 1936 г. митрополита Антония (Храповицкого) председателем Синода Русской Православной Церкви Заграницей стал митрополит Анастасий (Грибановский). Пользуясь благожелательным отношением нацистских властей Германии именно к этой церковной юрисдикции русской эмиграции, Зарубежный Синод получил возможность в 1938 г. перевести в свое ведение все русские православные приходы, которые находились на территории Германии и которые до этого принадлежали юрисдикции Западно-Европейского Экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского). Возглавивший, по рекомендации германских властей, Берлинскую епархию этнический немец, епископ Серафим (Ляде) не только сумел не допустить гонений со стороны антихристиански и антирусски настроенного нацистского режима на русских православных христиан в Германии, но и способствовал своей дальнейшей деятельностью сохранению православной церковной жизни различных юрисдикций на оккупированных Германией территориях.

Нападение нацистской Германии на СССР обусловило у значительной части духовенства Русского Зарубежья надежду не только на возрождение церковной жизни на территории, освобожденной от большевиков, но и на возможность непосредственного участия зарубежного духовенства в этом «втором Крещении Руси».

Свидетельство очевидца

«Кровь, начавшая проливаться на русских полях с 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России, – писал в конце июня 1941 г. архимандрит Иоанн (Шаховской) в статье «Близок час». – …Лучшие русские люди будут скоро отданы России, лучшие пастыри будут отданы Церкви… Новая страница в русской истории открылась 22 июня 1941 г. в день празднования русской Церковью памяти «Всех Святых – в земле Русской просиявших». Не ясное ли это, даже для слепых, знамение того, что событиями руководит Высшая Воля? В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем воскресения, началось исчезновение демонских криков «интернационала» с земли Русской… Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы… Откроются оскверненные храмы и освятятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия… Это будет та «Пасха среди лета», о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа, пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим Саровский. Лето пришло, близка русская Пасха». – Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 81–82.

Оккупационный режим на обширной территории СССР, занятой германскими войсками к концу 1942 г., первоначально находился под контролем военной администрации, которая по мере дальнейшего продвижения линии фронта передавала управление представителям Министерства восточных территорий. Именно военная администрация, состоявшая из офицеров Вермахта, нередко благожелательно настроенных к перспективе религиозного возрождения на оккупированных территориях, оказывала наибольшее содействие стихийно и широко проявлявшемуся среди населения стремлению восстанавливать церковную жизнь, прежде всего посредством открытия приходских храмов. Так, например, в июле 1941 г., через две недели после взятия германскими войсками Смоленска, был ликвидирован атеистический музей, располагавшийся в Смоленском Успенском соборе, а 10 августа в возвращенном Русской Православной Церкви соборе в день памяти Смоленской иконы Божией Матери был отслужен молебен перед найденным накануне немецкими солдатами и установленным в соборе чудотворным списком этой иконы. В июле 1941 г. в Пскове после ликвидации немецкими властями антирелигиозного музея, находившегося в Троицком соборе Псковского кремля, этот древний храм был передан Русской Православной Церкви, а 22 марта 1942 г. в соборе была торжественно установлена привезенная немецкими солдатами из закрытого и оскверненного коммунистами Тихвинского монастыря чудотворная Тихвинская икона Божьей матери.

Всего на территории, занятой германскими войсками, за период оккупации было открыто около 9000 храмов. В том числе на территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей было открыто 470 храмов, Курской области – 332 храма, Ростовской области – 243 храма, Краснодарского края – 229 храмов, на территории Украины в целом было открыто около 5400 храмов. При этом военная администрация разрешала русскому православному духовенству такие формы просветительско-миссионерского и социального служения, как преподавание Закона Божия в приходских и общеобразовательных школах, создание церковных детских садов, катехизация взрослых, просветительская работа духовенства с учителями, предоставление духовенству возможности осуществлять свою миссионерскую деятельность на радио и в газетах. Было открыто и несколько монастырей, например в 40 км от Ленинграда, в Вырицах – женский Успенский монастырь, а в восьми км от него – Иоанно-Предтеченский мужской, где игуменом был выбран иеромонах Серафим (Проценко).

Свидетельство очевидца

Письмо в газету «Северное слово» № 41. (Ревель, 27 августа 1942 г.) из «советской Ингерманландии» (т. е. из Ингерманландского района Ленинградской области, прилегающего к Эстонии под Ивангородом): «Мы, жители деревни Куровицы, Манновка и Орлы приносим свою глубокую благодарность священнику-миссионеру о. Михаилу Рауд за те отрадные богослужения, которые он совершает безвозмездно в наших деревнях. Никогда никому не отказывая в совершении треб, много отрады вносит он в сердца наши своими простыми, ясными проповедями, призывая заблудших и отпавших от веры православной вернуться к Богу. Много света, веры, теплоты и любви внес он в сердца наши и многих привел он снова в лоно церкви православной. Очень много наших детей благодаря о. М.Рауду получили святое крещение и имена святых. Спасибо сердечное о. Михаилу за то просвещение и великий свет апостольства, что несет он своим служением нашей, освобожденной от большевизма, бывшей советской Ингерманландии».

Письмо в газету «За Родину» (Псков, 21 сентября 1943 г.):

«При поселке Елизаветино в имении княгини Трубецкой до революции была церковь, которую большевики закрыли и превратили в колхозный склад. За несколько дней до занятия поселка германскими войсками начальство совхоза приказало совершенно разрушить здание церкви. Теперь население по собственной инициативе собрало 9000 рублей и обратилось к окружному старшине с просьбой отвести помещение под церковь. Окружной старшина Н.А. Алексеев отвел специальный дом и выделил из средств округа дополнительно 2000 рублей для этой цели. Верующие приступили к оборудованию храма. Храм украшен иконами, пожертвованными самими верующими».

На протяжении всего периода Второй мировой войны Русская Православная Церковь являлась единственным общественным институтом, пытавшимся последовательно и бескорыстно оказывать моральную и материальную помощь советским военнопленным. Несмотря на не прекращавшиеся попытки придать этой помощи организованный и систематический характер за счет соглашения с высшим германским военным руководством, русское православное духовенство было обречено ограничивать эту помощь лишь частными мероприятиями, масштаб и продолжительность которых зависели от отдельных представителей лагерной администрации. Из-за того, что большинство лагерей для военнопленных находились на территории, где осуществляли свою деятельность приходы Русской Православной Церкви Заграницей, именно ее духовенству суждено было сыграть наиболее заметную роль в пастырском окормлении и гуманитарной помощи советским военнопленным. Предпринимавшиеся на основе договоренностей с отдельными представителями лагерной администрации попытки православного духовенства осуществлять церковную деятельность среди военнопленных подчас приводили к весьма значительным результатам. Например, в лагере для военнопленных в Луккенвальде 2 августа 1943 г. в специально отведенном для этого бараке епископом Потсдамским Филиппом было совершено освящение храма во имя св. равноапостольного князя Владимира. Еженедельные воскресные богослужения в этом храме стали совершаться узником лагеря священником Михаилом Поповым.

Наряду с представителями духовенства Русской Православной Церкви Заграницей осуществлять пастырскую деятельность среди советских военнопленных, находившихся в лагерях европейских стран, стремились и находившиеся под особым подозрением у немецких властей священнослужители Западно-Европейского Экзархата Вселенской Патриархии.

Свидетельство очевидца

Архимандрит Иоанн (Шаховской) впоследствии так описывал свое посещение в 1942 г. офицерского лагеря в окрестностях Бад-Киссингена. «В нем содержалось около 3 тыс. советских командиров, главным образом молодых лейтенантов; но были и штаб-офицеры – в особом здании… Можно представить мое удивление, когда среди этих советских офицеров, родившихся после Октября, сразу же организовался церковный хор, спевший без нот всю литургию. Приблизительно половина пленных захотели принять участие в церковной службе, общей исповеди и причастились Святых Таин. В этой поездке меня сопровождал о. Александр Киселев… Мы остались под огромным впечатлением от этой встречи с несчастными, раздавленными и войной, и лишениями, и унижениями русскими людьми». – Архиепископ Иоанн (Шаховской). Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 367.

Своеобразным продолжением этой деятельности стало возрождение православными священнослужителями Зарубежной Церкви института русского военного духовенства в вооруженных формированиях, которые создавались немецкими властями из советских военнопленных для участия в боевых действиях на стороне Германии. Так, например, благодаря пастырским трудам протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Дмитрия Константинова созданные в ноябре 1944 г. Вооруженные силы Комитета освобождения народов России восстановили на двадцать лет прерванную большевиками традицию пастырского окормления православными священниками русских солдат.

Определявшаяся директивами Министерства восточных территорий и Имперской службы безопасности религиозная политика гражданской администрации предполагала, по крайней мере, временное продолжение деятельности открывавшихся храмов, хотя и оказывалась более сдержанной по сравнению с политикой военной администрации.

Документ

«Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии, – писал начальник имперской службы безопасности Р. Гейдрих в оперативном приказе № 20 от 31 октября 1941 г. – Крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии…толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение «избранного Богом народа» в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства». – М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов: Сборник документов. М.,2003. С. 192.

Особенно активную роль в возрождении церковной жизни на оккупированной территории сыграл митрополит Сергий (Воскресенский), являвшийся с начала 1941 г. экзархом в Прибалтике Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Направленный из Москвы в только что присоединенную Прибалтику летом 1940 г., он остался в Риге после отступления советских войск. Митрополит Сергий заявил о своей лояльности немецким оккупационным властям и возглавил при их поддержке Русскую Православную Церковь в Прибалтике и на Северо-Западе, сохранив при этом юрисдикцию Московской Патриархии.

Документ

В проповеди, произнесенной 14 марта 1943 г., митрополит Сергий подчеркивал: «Борьба, предпринятая Германией против большевизма, вошла в решительную стадию. Ничего не может быть страшнее господства коммунизма. Если он победит, население многих стран будет обречено нечеловеческим страданиям и даже уничтожению. Чтобы предотвратить эту грозную опасность, необходимо напряжение и полное объединение всех имеющихся сил… Поэтому каждый из нас обязан следовать указаниям властей и приложить все свои силы в борьбе с большевизмом».

Одним из наиболее значительных и успешных церковных начинаний митрополита Сергия следует признать деятельность Псковской Духовной Миссии, возродившей менее чем за три года на территориях Ленинградской, Новгородской и Псковской областей практически полностью уничтоженную коммунистами церковную жизнь. Начав свою деятельность в августе 1941 г. в составе 14 священнослужителей и псаломщиков на огромной территории, где проживало 2 миллиона человек, а действовало лишь несколько храмов, Псковская Духовная Миссия, с октября 1942 г. возглавлявшаяся протопресвитером Кириллом Зайцом, к началу 1944 г. смогла открыть более 400 приходов, в которых служили около 200 священников. Среди активных деятелей Миссии были, в частности, такие известные в будущем священнослужители Московской Патриархии, как духовник Санкт-Петербургской епархии архимандрит Кирилл (Начис), профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов, которым после войны за их самоотверженные миссионерские труды довелось пережить длительное лагерное заключение.

Находившиеся на территории Прибалтийского экзархата монастырские обители, в том числе Псково-Печерский и Виленский Свято-Духов монастыри, получили возможность не только пополнять ряды своих насельников, но и осуществлять миссионерско-пастырскую деятельность по отношению к местному населению, оказывать гуманитарную помощь военнопленным.

Неизбежно осложняя свое политическое положение, митрополит Сергий постоянно убеждал германские власти в целесообразности поддерживать находившиеся на оккупированной территории епархии и приходы, сохранявшие юрисдикцию именно Московской Патриархии. Вынужденный под давлением нацистских властей издать 19 ноября 1943 г. распоряжение о прекращении епископами Прибалтики поминовения Патриарха Московского, митрополит Сергий сохранил это поминовение на совершавшихся им самим богослужениях. Примечательно, что Патриарх Сергий так и не запретил в священнослужении митрополита Сергия, а в апреле 1944 г. Патриарший Синод постановил, что «рукоположения, совершенные им или подведомственными ему епископами… признаются действительными». Пытавшийся в условиях немецкой оккупации последовательно проводить политику «сергианского диалога» уже не с коммунистической, а с нацистской властью митрополит Сергий был убит 28 апреля 1944 г. во время поездки из Вильнюса в Каунас диверсионно-террористической группой, состоявшей из сотрудников НКВД, переодетых в форму эсэсовцев.

Свидетельство очевидца

Сводный брат секретаря митрополита Сергия (Воскресенского) Артур Радвил во время заключения в Спасском лагере близ Караганды рассказывал заключенному вместе с ним протоиерею Псковской миссии Георгию Тайлову, что в тюремной больнице на этапе он встретился с одним из убийц митрополита Сергия: «Новый знакомый спросил у Артура, откуда он. Последний, не желая особенно откровенничать с незнакомым русским, сказал, что он, якобы, из Литвы. «Знаю ваш край, приходилось бывать, – сказал его собеседник. – Слыхал об убийстве митрополита Сергия? Так вот, это я должен был сделать!» Оказалось, что новый знакомый Артура был сброшен с самолета вместе с группой диверсантов-разведчиков. Им было дано задание устранить митрополита как изменника родины. Что они и выполнили по дороге между Вильнюсом и Каунасом в апреле 1944 г. А после окончания войны и демобилизации бывший разведчик работал где-то и был осужден по бытовой статье за растрату». – Протоиерей Георгий Тайлов. За проволокой. 1944–1955 гг. Мемуары // Православие в Латвии. Рига: Филокалия, 2004. С. 125–126.

Литература:

Псковская православная миссия // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 26–27. СПб., 2002.

А.А. Корнилов. Преображение России. О православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Нижний Новгород, 2000.

К.П. Обозный. История Псковской православной миссии. 1941–1944 гг. (Материалы по истории Церкви, кн.40). М.: изд. Крутицкого подворья, 2008.

М.В. Шкаровский. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002.

М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов (сборник документов). М., 2003.