Ударная обработка рога, кости и бивня

Кость, рог и бивень принадлежат к тем материалам, без которых нам трудно представить каменный век. С ранних этапов становления человека они являются одним из существенных элементов природной среды, дополняя камень и дерево. Трупы животных, погибших от естественных причин, сброшенные рога, добыча охотников доставляли кости, рога, черепа и челюсти с зубами и бивнями, вещество которых обладало твердостью и долговечностью, недостающими древесине, упругостью, которой не имел камень. Роль кости, рога, бивня возрастает вследствие дифференциации орудий и специализации производства. Эти материалы начинают понемногу терять свое значение только с внедрением в хозяйственную жизнь общества металлов. Но даже и тогда кость и рог отступают на второй план, но не утрачивают значения как материал для орудий.

Исследователи костных скоплений в Южной Африке (Р. Дарт, Д. Китчинг, Р. Масон) выдвинули точку зрения о господствующем значении в первобытной технике зубов, костей и рогов животных. При этом они сочли вполне логичным допустить, что использование этих твердых остатков от трупов животных является особым, начальным, этапом, предшествующим использованию каменных орудий. Вначале рта гипотеза возникла в связи с открытием брекчий в Таунгсе и Макапансгате. Скопления разрушенных трубчатых костей, челюстей к рогов животных из Макапана рассматривались как результаты деятельности австралопитека-прометея, который разбивал их, ломал и пользовался как орудиями.

В свое время остеодонтокератическая гипотеза встретила серьезные возражения со стороны В. Страуса, Р. Зингера и других ученых. При этом указывалось на то, что значительная доля этих костей, зубов и рогов носит следы погрызов челюстями дикобразов, которые едят кости. Костные скопления в древних пещерах рассматривались как следствие деятельности гиен.

После открытия аналогичных брекчий в Калкбэпке, в 64 км к северо-западу от Питерсбурга, остеодонтокератическая гипотеза получила подкрепление. Костные скопления в Калкбэнке, залегавшие под слоем известняков, оказались сравнительно поздним явлением, относящимся к средней поре питерсбургской культуры, т. е. к позднему палеолиту. Возраст этой поры определен В. Либби по С¹⁴ в 15100±730 лет. Каменные орудия, сопровождавшие брекчии, состояли из нуклеусов, отбойников, боковых и концевых скребков, осколков. Материал — кварц, кварцит и диабаз.

При сравнении костных материалов Калкбэнка с таковыми из Макапансгата выяснилось большое сходство их как по форме, так и по способу обработки. Сопоставления позволили Р. Дарту и В. Китчингу заявить: «...костяные орудия применялись и сознательно делались австралопитеком-прометеем, техническая традиция эта удержалась в Южной Африке до сравнительно недавнего времени».[231]

По мнению названных авторов, большие берцовые кости могли служить палицами. Плечевые кости нетрудно было превратить в палицы или молотки, а если расколоть вдоль, то — в ножи для резания или кинжалы. В них усматривали также землекопалки и другие орудия.

Не лишено вероятности, что трубчатые кости и черепа животных из Таунгса и Макапапогата разбивались намеренно для извлечения костного мозга, как это делалось на протяжения всех эпох. Трудно возражать и против допущения, что австралопитеки употребляли костя и рога как в целом виде, так и в частях для некоторых простейших операций. Однако разбивание костей возможно только при помощи камней. Как показали эксперименты, для таких функций наиболее пригодны слегка оббитые речные гальки овальной формы или ручные рубила шелльского типа, имеющие достаточный вес. О назначении костяных орудий из Калкбэнка следовало бы говорить лишь в результате их трасологического изучения, которое к южноафриканским материалам пока не применялось.

Остеодонтокератическая стадия в развитии человека не существовала. Камень, кость, рог и дерево применялись одновременно с момента возникновения древнейших орудий.

Разбивание трубчатых костей и черепов для извлечения мозга играло важную роль в хозяйственной жизни человека древнего палеолита. На стоянках археологи редко находят целые кости. Костный мозг представлял то лакомство, ради которого вскрывались кости не только мелких, средних, но и крупных животных. Ввиду того, что костный мозг заключен в глухие капсулы трубчатых костей, он мог некоторое время сохраняться после того, как все мягкие части павших животных распадались или их пожирали зоофаги. Таким образом, древнейшие охотники могли утилизировать не только кости убитой ими добычи, но и кости как единичного, так и массового падежа млекопитающих, что случалось в животном мире. Вероятно, многие костные брекчии Южной Африки принадлежали к этой категории отложений.

Исследование костных остатков из древнепалеолитических пещерных стоянок Крыма (Кник-Коба, Кош-Коба, Чокурча, Староселье и др.) показывает, что раскалывали кости известными приемами. У трубчатых костей средних животных (оленей, диких ослов, сайгаков) отрубались эпифизы, чтобы мозг легче было вытолкнуть из диафизов любым тонким предметом или высосать. Иногда раскалывались вдоль и эпифизы с целью использования губчатой массы, содержащей питательные вещества. Трубчатые косточки мелких животных (песца, суслика) разбивались посередине диафиза. Кости крупных животных (слона, мамонта, носорога) разбивались иногда но средней части диафиза, а нередко и стенки раскалывались на отдельные куски. На этих кусках сохранились следы сильных ударов тяжелым камнем в виде заметных вмятин.[232] В позднем палеолите к прежним приемам раскалывания костей присоединялись способы трепанации как трубчатых костей, так и черепов.

Обычные приемы раскалывания трубчатых костей уже в ашеле и мустье сопровождались использованием осколков в качестве ретушёров, с одной стороны, и выделкой простейших орудий —с другой. В Киик-Кобе было обнаружено крупное пилообразное орудие, сделанное из голени дикой лошади путем отбивания проксимального эпифиза и заострения узкой пасти диафиза с превращением дистального конца в рукоятку.[233]

В позднем палеолите мы уже встречаем оббивку трубчатой кости легкими ударами по краям стенок для придания нужной формы заготовке.[234] Этот прием отчасти воспроизводит ударную ретушь по кремневым отщепам. Таким образом, разбивание кости постепенно переходит в способ обработки ее путем совершенствования самого ударного акта. Примитивная костяная посуда палеолита вырабатывалась также ударивши приемами. Ложки и совки из расщепленного бивня мамонта, чаши, миски и ступки из тазовых и черепных костей, из сочленовых площадок лопаток, как это мы знаем по материалам Костенок, Елисеевичей и других стоянок, делались отламыванием лишних частей, вырубанием нужных емких участков. Кости скелета животных использовались выборочно, путем приспособления анатомической конфигурации к хозяйственным нуждам.

Аналогичную тенденцию мы видим и в обработке рога. Она имеет истоками работу мелкими ударами (насечками), близкую по приемам к пикетажу камня. Древнейшие обитатели Крыма отделяли отростки и разрубали на части главный ствол рога оленя, пользуясь острым ударным орудием, вероятно, кремневым. Удары, наносимые ими по рогу, выдалбливали частицы компактного вещества вокруг ствола или отростка. Когда канавка достигала губчатой массы, рог ломали. Неандертальцам было известно, что упругий рог оленя нельзя разбить сильными ударами камня. В некоторых случаях рубка рога (Таубах) сопровождалась надрезами с помощью кремневого отщепа, как это видно по следам.

В позднем палеолите эти приемы работы развиваются в разветвленную систему обработки бивня мамонта. В Костенках I, Супоневе, Елисеевичах, Авдееве и других стоянках встречаются многочисленные следы поперечной рубки на старых и молодых бивнях. Но чаще использовался бивень молодого мамонта как более ценный поделочный материал, нередко служивший для пластической работы художника. Для черновой формовки некоторых деталей скульптуры служил и рассматриваемый способ насечек. Признаки его можно проследить на женских фигурках и других изделиях.

Не менее существенна и закономерная преемственность в эксплуатации роговых орудий при переходе от древнего палеолита к позднему и мезолиту. В настоящее время наука располагает значительным набором фактов об использовании кости, рога и бивня человеком древнего палеолита. По мере накопления новых фактов происходила переоценка и отбор ранее известных. Еще А. Мёллер[235] подверг сомнению старую гипотезу о применении ашельским человеком нижних челюстей медведя в качестве мотыг или молотков, а суставных чашек в качестве посуды для питья. Столь же осторожно относится к ней и Г. Бем-Бланке.[236] Изучая костные остатки из Таубаха с учетом следов работы, последний не обнаружил на концах медвежьих клыков достаточно убедительных признаков, свидетельствующих о землекопании или раскалывании трубчатых костей. Он скептически относится к мнению Л. Пфейффера, который считал суставные чашечки «досками для рубки» (Hackbrett)[237] К разряду недоказанных гипотез он относит взгляды А. Гетце, считающего орудиями ашельского человека медвежьи когти, нижние челюсти бобров и изделия из трубчатых костей, открытые в Таубахе.[238]

Г. Бем-Бланке наиболее достоверными орудиями таубахского человека считает предметы из оленьих рогов. На них в свое время обратил внимание А. Гетце, хотя другие ученые, как Г. Обермайер, не придавали им значения. Как показал Г. Д. Кальке, человек чаще пользовался рогами, сброшенными благородным оленем, которые он подбирал в лесу и приносил на стоянку.[239]

Был ли это сброшенный или отделенный от черепа рог, человек обрабатывал его, обламывая ветви, оставляя только глазную ветвь, которую иногда укорачивал, надрезая или надрубая рог острым кремнем. Орудие приобретало мотыгообразную форму. Глазная ветвь служила рабочей частью орудия, а стержень являлся рукояткой.

На использование этих орудий указывают два признака: сработанность острия глазной ветви и залощенность рукоятки. Есть основания считать некоторые из них землекопалками. Г. Бем-Бланке отмечает присутствие на рабочей части мотыг параллельных царапин, оставленных гравием. Возможно, они использовались для рытья ловчих ям.[240] Но другая категория роговых орудий с сильно укороченными глазными ветвями могла служить палицами. Эти орудия напоминают роговые топоры лингби.

Обработка рогов оленя и употребление их в качестве орудий, по-видимому, играли солидную роль в древнем палеолите. В Азии аналогичные изделия были найдены вместе с остатками синантропов и явантропов. По описаниям А. Брейля, синантропы обрабатывали олений рог не только камнем, но и огнем.[241] Кроме рога, они пользовались для своих хозяйственных нужд и черепными крышками оленей, которые отделяли от черепов, оббивая и обрезая края. А. Брейль считает, что крышки служили чашами для питья воды, поскольку их края до блеска заглажены от употребления. Сработанность на концах наблюдается и у роговых мотыг из Нгандонга.[242]

Позднепалеолитические роговые мотыги открыты в ЧССР. По мнению Б. Клима, они служили для разрыхления грунта при устройстве площадок под жилье и рытья ям. Возможно, их применяли также для выкапывания съедобных корней, разборки гнезд земляных грызунов и т. д. Подобные функции эти орудия выполняли у чукчей и коряков, индейцев кучин в Северной Америке и других странах.

В Юдинове, Чулатове, Елисеевичах, Гонцах, Мезине и других стоянках обращают на себя внимание молотки, сделанные из рогов оленя путем обрубания главного ствола с двух сторон от прямой ветви, служившей рукояткой. На обоих концах молотка видны следы ударов по твердым предметам, а также смятость роговой ткани. Едва ли зги молотки имели специальное назначение. Вероятно, их использовали в различных работах — в забивании костяных клиньев при раскалывании надрезанных бивней, костей, рогов, дерева, для ударов по посредникам при расщеплении нуклеусов и т. д.

Если судить по известным мезолитическим топорам лингби, впервые открытым в Ютландии, а затем найденным в ФРГ, ГДР, Швеции, Восточной Прибалтике, их нельзя целиком относить к землекопным орудиям. Принимая во внимание разнообразие форм и вариантов, некоторые из них могли получать функции метательных и неметательных палиц.

К категории мотыг не относятся и роговые мезолитические орудия с проушинами, которые одни ученые называют кирками (mattock-head), другие — топорами, считая их прототипами каменных боевых топоров эпохи ранней бронзы (Г. Чайлд). Наиболее крупные экземпляры, открытые в Шотландии (обанская культура), достигали 27—30 см в длину и 45 мм в сечении.[243] Диаметр прорезанного отверстия для насада на рукоятку имел 15—18 мм. Орудия таких масштабов не могли быть боевыми топорами, хотя их рабочие концы затесаны по линии рукоятки. Коленчатая форма под углом в 150—100° придавала им отличные механические свойства ударных орудий, назначение которых еще неизвестно. Они вырублены из оленьих рогов и затесаны в рабочей части кремневыми остролезвийиыми топорами типа транше.

Предпочтение оказывалось рогам благородного оленя, обладающим плотной структурой ткани, выгодной формой и возможностью пользоваться ими почти в целом виде. На роге с тремя отростками удалялся только один (средний), надглазный оставался в роли рабочего, а крайний служил оконечностью рукоятки.

Кирки, у которых рабочая часть составляла одно целое с рукояткой, отличались большой прочностью и долговечностью. Рога лося имели менее подходящую форму для такого использования; их членили на части и прикрепляли к деревянным рукояткам посредством проушин или контактного привязывания.

Роговые кирки, представляющие одно целое с рукояткой, были наиболее употребительны в кремневых шахтах, на разработках других пород технического камня и рудных минералов. Очень часто на кремневых и рудных шахтах отростки рогов служили клиньями и рычагами. В раннем земледельческом хозяйстве рог обычно использовался по частям, путем отделения отростков, пробивания на них отверстий и прикрепления к деревянным рукояткам. Усилия, применяемые в обработке земли, были менее энергичными, чем в ломке слоя породы, при извлечении конкреций. Роговыми мотыгами пользовались земледельцы неолитической Греции на лёссовых плато Средней и Восточной Европы, там, где были мягкие, рыхлые грунты. Мотыги из рога оленя иногда употреблялись одновременно с каменными мотыгами.