Предосторожности на последнем пути

Движение похоронной процессии сопровождалось особыми мерами ритуальной предосторожности. Слишком важен был «последний путь». Нужно было сделать всё, как полагается, чтобы мёртвый человек благополучно перешёл в «иной мир», а живые при этом никак не пострадали.

У сибирских казаков, вынося гроб вперёд ногами, объясняли это так: «Чтоб назад дороги не видел / не знал». Траурная процессия двигалась медленно, останавливаясь на перекрёстках дорог, и при этом непременно запрещалось переходить дорогу похоронному шествию или смотреть на него из окна[689].

В Полесье переходить дорогу похоронной процессии нельзя было ни в коем случае. И встреча с такой процессией, как правило, означала, что вскорости будет ещё один покойник[690].

У украинцев переходить дорогу, когда несут или везут гроб с покойником, небезопасно: у такого человека могут появиться наросты и шишки на теле – «гугли». Кое-где в Харьковской, Сумской и Полтавской областях считается, что к похоронной процессии нужно поворачиваться боком – её можно только провожать взглядом, а встречаться с ней или смотреть прямо на неё нельзя[691].

В с. Чамзинка Инзенского района Ульяновской области во время движения похоронной процессии случилось вроде бы незначительное происшествие: «Метрах в пятидесяти от процессии дорогу переходит женщина. Певчие настораживаются. Васса Михайловна (читалка) говорит, что нельзя переходить дорогу похоронной процессии: это плохая примета»[692].

На Балканах, в Карпатах, а также в Полесье хорошо известно поверье, согласно которому умерший человек мог сделаться «ходячим» покойником, если дорогу похоронной процессии перейдёт или перелетит животное. Также стереглись, чтоб через лежащего в гробу покойника не перескочило домашнее животное – последствия были бы столь же плачевными[693].

Традиционный запрет пересекать дорогу покойному (то есть погребальной процессии), от чего с человеком могли случиться всякие болезни и неприятности, в наше время иной раз переосмысляется. Например, это может казаться невежливым по отношению к покойнику. В Астраханской области записан такой рассказ: «Переходить дорогу покойнику нельзя. Это неуважение. Говорят: ему и так тяжело будет по ступенькам подниматься, а ему ещё и дорогу переходить. Если живой человек хочет куда-то ехать и ему перешла дорогу кошка, то, говорят, пути не будет. Так и здесь: перейти дорогу покойнику – значит пожелать ему худшего»[694]. Когда информант разъяснял этот обычай, ему сразу приходило на ум сопоставление с кошкой. Похоже, что устойчиво сохраняющийся, укоренившийся в народном мировосприятии образ зловещей, пересекающей человеку путь кошки подкрепляет и оживляет представление о вредоносности и невежливости всякого пересечения пути кому бы то ни было – хоть бы и покойнику.

У карел на похоронах делали так. Во время движения погребальной процессии справа на конскую дугу навешивали платок или полотенце, чтобы все встречные, видя это, сворачивали в сторону. Ведь путь для покойника должен быть свободным. А после этот платок оставляли на кладбище, вешая на крест[695]. Кроме того, что платок или полотенце служили в этом случае опознавательными знаками похорон, эти предметы вообще ассоциировались с дорогой у многих народов: уподобление дороги и ткани (даже отдельной нити) было обычным. Причём такие ассоциации известны в том числе и при погребальных и поминальных обрядах: например, при вывешивании за окно избы обрядового полотенца для покойника[696]. Писатель И. С. Соколов-Микитов (1892–1975) в автобиографической повести «Детство» вспоминал, как они ехали однажды с отцом летом по Смоленщине: «В деревнях пахнет навозом, дымком. В некоторых избах под окнами белеют холщовые полотенца. Это значит, что здесь был покойник, закончивший своё земное бытие человек. Странным, страшным кажется мне старинный языческий обычай. “Сорок дён душенька по родному дому тоскует, – вспоминаю разговоры баб, – прилетит, хлебца откушает, водички напьётся, ручником утрётся!” Но и волнуют, разжигая воображение, эти народные поверья»[697]. У русских жителей Прикамья было принято на Радоницу приглашать покойных предков («родителей») в гости. В старинном описании этого обычая говорилось: «В окошко вывешивается полотенце, по которому должны подниматься в избу и обратно родители»[698]. В Полесье, в с. Присно Ветковского района Гомельской области в 1982 г. собирателями было записано пояснение, что полотенца надо класть покойнику в гроб, чтобы он утирался, а под бок – полотно: «это яго дарога будэ…»[699] Кое-где в центральной России при опускании гроба в могилу бросали туда же длинный отрез материи, чтобы он стал на том свете ровной дорогой, по которой отправится покойный. В подобной ситуации использовали также выражения «сшить дорогу», «дорогу зашивать»[700]. Нижегородские крестьяне сразу после смерти человека на наружную стену его дома вывешивали на сорок дней кусок холста, объясняя это тем, что душа покойного, которая всё это время блуждает возле своего жилища, сможет вытереть слёзы. Там же, при выносе тела из ворот дома в церковь для отпевания, человек, который нёс перед гробом икону или крест, непременно должен был подать первому встречному «исконку» – лоскут холста. Считалось, что такая милостыня дойдёт к престолу Божию наперёд души умершего и, умилостив Бога, проложит душе путь, сделавшись чем-то вроде моста «чрез неминуемую реку огненную»[701]. Когда втайне (например, ночью) оставляют такую милостыню возле колодца либо у «скита», где живут «старенькие бабушки», то это можно расценивать как архаичную практику дарообмена с «иным миром» и «высшими силами». А. А. Плотникова, изучившая эту практику русских старообрядцев Румынии, писала: «Полагали, что нитка служит символом дороги, пути, следуя которому подающий тайную милостыню спасётся и избавится от своего горя. По другим сведениям, нитка “вытягивает” человека из тюрьмы, если он попал туда незаслуженно, на том свете – из ада…»[702] Бесермяне во время прощания с умершим раздавали присутствующим нити через гроб, по одной или по три. И говорили: «По ним умерший на тот свет переходит»; «Пусть дорогой ему будут. Умершие на том свете его примут»; «Пусть дорога будет прямой, как нитки»[703].

А у русских, живущих в Архангельской области по берегам Кенозера, было обыкновение хоронить покойных на островах. Летом тела перевозили на вёсельной лодке, а зимой – на лошадях. При этом примечали, как идёт лодка – спокойно ли, не приостанавливается, не начинает ли тонуть. Следили и за ходом лошади. Вот как рассказывала об этом местная старожилка Н. П. Спицына: «Покойнику, что не ладно, так лодка или лошадь вдруг и станут. Одна лодка шла, остановилась, так сказали: “Вышибем тебя!” – так лодка пошла. Когда станет лодка, надо сказать: “Дай нам покою, чтоб не ходить с тобой”»[704].

В Вятском крае фольклористы из Московского университета отмечали такие обычаи: «К кладбищу похоронная процессия движется медленно, стараясь не останавливаться по пути (в противном случае в доме, у которого произошла остановка, вскоре кто-то умрёт). Исключение делается только для прежнего места жительства умершего. Категорически запрещается обгонять скорбное шествие, переходить ему дорогу или возвращаться с полпути»[705].

И в наши дни сохраняются некоторые древние представления об особенностях похоронного пути. Прощаясь с покойным, близкие люди желают ему доброго пути (предполагается, что он ещё может всё слышать). С кладбища, как и в прежние времена, нужно идти другой дорогой – не той, по которой туда пришли. Поскольку современные городские кладбища обычно находятся далеко, за городской чертой, и добираются туда на транспорте, то и возвращаться оттуда можно только той же самой автомобильной дорогой. Тогда говорят, что идти другой дорогой – означает идти от могилы по другим аллеям и тропам кладбища до того места, где стоит автобус[706].

Вот и в похоронных причитаниях путь покойника в «иной мир» рисуется длинным. А в поминальных причитаниях говорится об обратном, коротком пути – с кладбища домой[707].

По заключению Г. А. Левинтона, путешествие на «тот свет» или в иные разновидности нечеловеческого пространства представлялось так: долгий и трудный путь туда – краткий лёгкий путь обратно (хотя встречается и обратное соотношение). К примеру, в европейской волшебной сказке бывает подчеркнут быстрый, но опасный путь туда и при этом никогда не описывается возвращение оттуда. Эта особенность сказочного пространства отразилась в позднейшей европейской литературе путешествий, прежде всего в жанре утопии, где очень часто путь в небывалую страну и путь обратно осуществлялись разными способами[708].

Впрочем, не только на пути с кладбища домой, но и при регулярном посещении живыми кладбища, при «гостевании» там, люди должны были двигаться наоборот – иначе, чем в обычной обстановке, среди живых. На Русском Севере, в Пинежье, «кадили» на кладбище и «угощали» покойников «против солнца обязательно»[709].

Иногда умершему высказывали пожелание, чтобы дорога была «скатертью»[710]. Ведь путь предстоял долгий, трудный. А само это выражение некогда являлось вполне приемлемым напутственным благопожеланием.

Получается, что путь туда, в «иной мир», и путь обратно различны и в погребальных обрядах, и в фольклоре. Это давние, устойчивые представления различных народов. А вообще при движении похоронной процессии – на «последнем пути» умершего – всё было строго регламентировано. Особенно опасались задержки, непредвиденной остановки. Такое воспринималось как проявление чужой, опасной силы. Это могло нарушить ритуальный сценарий и грозило опасностью – прежде всего, для живых. Сходным образом и при свадебных разъездах старались мчаться как можно быстрее, а всякое торможение расценивалось весьма негативно.