Кошка чёрная и серая
Уже говорилось, что, по сведениям Н. Г. Кибардина, на Вятке «перед начатием какого-нибудь важного дела» (в том числе – отправляясь в путь) нужно было кошку выгонять из переднего угла, где висели иконы[405]. Её обычно считали животным «нечистым». В с. Усть-Цильма Коми края строго следили, чтобы беременной женщине не перебежала дорогу кошка – это предвещало тяжёлые роды. По словам исследовавшей усть-цилемскую народную традицию Т. И. Дроновой, там «в кризисных ситуациях говорили: “Кошка – помощник смерти”»[406]. Особенно опасной представлялась кошка чёрного цвета. А у чехов считалось, что перебежавшая человеку дорогу чёрная кошка – к смерти этого человека[407].
Согласно русским поверьям, чёрные собака и кошка оберегали дом от молнии, хотя их присутствие в доме во время грозы было нежелательным и опасным. Поляки и македонцы тоже выгоняли их из дома при грозе. А. В. Гура приводил эти примеры, указывая, что собака и кошка чёрного цвета имели отношение к грому. А ещё, по его утверждению, «подобные воззрения обусловлены способностью чёрта обращаться в этих животных, скрываться в них от грома»[408].
В Прикамье, в Соликамском уезде на время моления перед выходом жениха, родителей и крёстных на сговор в дом невесты «кошки изгоняются из избы», а в Чердынском уезде в доме жениха перед молением накануне выхода на девишник к невесте «запираются все двери, как в доме, так и в сенях, запираются даже ворота, изгоняются кошки и собаки, перед иконами зажигаются свечи». Г. Н. Чагин, приведя эти сведения в своей книге о мировоззрении и традиционной обрядности уральских крестьян, писал далее: «Так поступали, очевидно, потому, что кошка в представлениях людей была связана с какой-то враждебной человеку силой. Зная это, можно понять подлинный смысл широко бытующего выражения “между ними кошка пробежала”. Под кошкой подразумевается нечистый дух, вызывающий ссору между людьми»[409]. Это толкование достаточно распространённое. Вот и М. И. Шахнович судил, в общем, так же: «Подлинный смысл выражения: “Между ними кошка пробежала” – состоит в том, что под кошкой подразумевается чёрт-оборотень, который становится между людьми и вызывает ссору»[410]. Даже вятский художник А. В. Фищев (1875–1965), который с молодости увлекался этнографией и фольклористикой, затем организовывал сельские музеи, делал зарисовки на темы повседневной крестьянской жизни, писал, вспоминая прежнюю жизнь в Вятском крае: «Оказывается, эта примета произошла из веры невежественных людей прошлого в оборотней, т. е. людей, превратившихся по своей воле или под влиянием чар колдуна в какое-нибудь животное – кошку, собаку, волка или птицу. ‹…› Увидит человек перебегающую дорогу чёрную кошку и думает: “А кто его знает, может быть, это бежит оборотень или сама ведьма, лучше вернуться, от греха подальше, а то ведь дорогу пересекла!”»[411] И по мнению лингвистов, оба известных фразеологических оборота: «чёрная кошка дорогу перебежала кому» (то есть у кого-либо началась полоса неудач, несчастий) и «[чёрная] кошка пробежала между кем» (то есть произошла ссора, размолвка между кем-либо; испортились чьи-либо отношения) – связаны с представлениями об оборотничестве, способности злых духов либо же ведьм и колдунов превращаться в кошку[412].
Действительно, имеются сведения, что в кошку, по народным представлениям, мог превращаться некий «дух» или «чёрт-оборотень». К примеру, у белорусов, согласно И. А. Швед, «особенно маркируются животные чёрной масти». По её наблюдениям, «из группы животных, в которых превращается чёрт, выделяются чёрные кот, козёл, баран, собака». Да и не только чёрт. «Значительное место в белорусской традиции занимают представления о том, что любое чёрное домашнее животное – ипостась ведьмы, чародея либо их душ. В виде чёрного животного (в частности, собаки, кошки, поросёнка либо курицы) нечистая сила покидает тело умирающего колдуна. Это животное предписывается сразу убить, проткнув осиновым колом… Особенно подчёркивалась опасность контакта с чёрными кошками, в которых якобы живут ведьмы, “вінаватыя” перед чёртом… т. е. его должницы. Чёрным котам отсекали хвосты, полагая, что там находится нечистая сила. Верили, что в каждой шерстинке чёрной кошки сидит по болезни… Чёрные кот или собака часто считаются причиной испуга детей»[413].
Однако под «кошкой» в этих случаях всё же обычно подразумевается именно кошка, а не воплотившиеся в неё «дух» или «нечистая сила». В конце концов, если бы имелся в виду оборотень, то в народной речи можно было бы встретить варианты этого выражения с упоминанием ведьмы-оборотня, чёрта, беса, нечисти и т. п. Просто сама кошка – животное «нечистое». В системе мифологического мировоззрения этот зверёк представлялся скорее негативно. Кошка ассоциировалась с домом и женщиной, а собака – с двором, внешней средой и, соответственно, с мужчиной: «Кошка на печке, пёс на крылечке», «Кошка да баба завсегда в избе, а мужик да собака завсегда на дворе»[414]. Ассоциации кошачьей породы с женским началом, очевидно, повлияли на восприятие кошек как животных потенциально вредоносных (кошка – ведьма). Нижегородские старообрядцы, у которых слово «пёс» характеризовало животное именно как «нечистое», «поганое» (в отличие от более нейтрального слова «собака»), могли сказать: «Кошка – она пёс»[415]. В свадебной обрядности Урала, у верхнекамских старообрядцев, отмечен такой способ уберечься от возможного проявления колдовской порчи: опытный дружка, оберегавший молодых, рекомендовал им держать под столом ноги вместе, чтобы кошка не прошла[416]. Значит, если она там прошмыгнёт, то может жениха с невестой рассорить-разлучить и саму свадьбу расстроить – будут они «как кошка с собакой». Русские жители Уржумского уезда Вятской губернии во второй половине XIX в. следили, чтобы между женихом и невестой не пробегала кошка. Вот как писал об этом В. К. Магницкий: «Во время рукобитья между женихом и невестой пробежит кошка (в буквальном смысле) – всё дело расстроится»[417]. Характерна оговорка: «в буквальном смысле». И это как раз тот случай, который демонстрирует происхождение устойчивого выражения о ссоре – мол, между ними «(чёрная) кошка пробежала». Крестьяне Николаевского прихода Слободского уезда Вятской губернии в те же времена полагали, будто собака – «диавольского рода». Они считали, что если «кошка, собака или другое животное пробежит между ногами человека, это значит – оно отняло всё счастие у него…»[418]. У белорусов добиться того, чтобы жизнь молодых стала плохой, можно было, протянув кота (обычно чёрного) за задние лапы через дорогу, по которой жениху с невестой предстояло ехать на венчание. Объясняли такое действие тем, что «кот – гэта нешта плахое», вот молодые всю жизнь драться и будут. И обычно приписывали это колдовство девушке, брошенной женихом ради другой[419]. Тут заметно отношение к чёрному коту как к символу несчастья, скорби, разлуки, да и своеобразное обрядовое «преграждение пути».
В прежнее время простые люди обычно старались не принимать такие позы, чтобы приходилось широко раздвигать ноги. Например, в конце XIX в. в Балахнинском уезде Нижегородской губернии, стоя на молитве, тесно сдвигали ноги, особенно пятки, «чтобы бес не проскочил между ног и не причинил соблазна в уме и сердце»[420]. В Вятском крае в XX в. советовали не пускать кошку между ног. Говорили, что иначе счастья не будет[421].
Вот и порчу навести на молодых можно было, пройдя между ними. Представление это старинное. Известно, что уже в XVI–XVII вв. на русских свадьбах наблюдали, чтобы никто не переходил пути между женихом и невестой либо между верховым конём жениха и санями невесты[422]. Так было, например, в 1626 г. на свадьбе царя Михаила Фёдоровича с Евдокией Стрешневой. Тогда «царицыны дети» (это такой особый придворный чин) «берегли» дорогу молодых, «чтоб никто межгосударя и государыни пути не переходил»[423]. В Грязовецком уезде Вологодской губернии при благословении молодых перед выездом в церковь на венчание «наречённая сваха» вставала позади них, держа в одной руке их одежду, и зорко следила, чтоб они встали как можно теснее, ближе друг к другу, чтобы никто не мог между ними пройти[424]. В Вятском крае знали: нельзя, чтобы кто-нибудь садился между женихом и невестой. В Лузском районе фольклористы из Московского университета записали такой рассказ: «Одна так свадьбу испортила: села между молодыми-то в машину – дак ладу в семье и не было». А в Уржумском районе жених с невестой непременно от венца ехали вместе, на одних санях (хотя к венчанию они должны были приезжать на разных). И после венчания им рекомендовалось ходить за руку, чтобы между ними не мог проскочить колдун и наслать порчу[425]. У русских жителей северных районов Удмуртии до сих пор на свадьбе руки жениха и невесты перевязывают полотенцем, тем самым прочно присоединяя их друг к другу в важный момент свадебного действа. Учёные по-разному это истолковывают, замечая или «переход» в иной социальный статус, или же коммуникативно-обменную роль ритуала («присоединение двух родов»). А сами информанты говорят, что это способ защиты жениха и невесты от чужого влияния и предохранение их от возможного разъединения в будущем. Объясняют, в частности, так: чтоб не прошёл межних кто, не «испортил» их[426].
Всё это позволяет уточнить: когда при начале столь важного дела, как сватовство, запирались в доме, присаживались и прогоняли находившихся в доме кошек (да и собак тоже), то, действительно, могли опасаться, что в обличии животного окажется ведьма. Но не всякая кошка – ведьма…
Когда представление о нечистой, ведьминской природе кошки (преимущественно чёрной кошки) соединяется с убеждением в том, что нехорошо пересекать чужой путь, то так вот и появляется расхожее, живучее суеверие, будто перебежавшая дорогу чёрная кошка способна навредить, и потому лучше этой дорогой дальше уже не идти. Хотя и возвращаться назад, в дом, откуда ты вышел, тоже не следует: вернёшься – так ужточно «пути не будет».
Поверье о зловещей чёрной кошке известно многим народам. Например, сибирские татары точно так же остерегались пересекающей путь чёрной кошки, как и русские[427]. Однако в Великобритании долгое время считалось, что если чёрная кошка пересекает дорогу или входит в дом, то это к удаче, и специалисты-фелинологи бывают вынуждены как-то объяснять это необычное представление[428].
Впрочем, чёрный цвет кошки при этом был всё же не обязателен – видимо, важнее для этой приметы кошка сама по себе, а не цвет её шерсти. Г. Е. Верещагин в начале XX в. записал такое поверье удмуртов: «Кот пересечёт дорогу – не будет счастья»[429]. И такого рода примеров о зловредности пересекающей дорогу кошки – вне зависимости от её масти – у разных народов немало.
В середине 1770-х гг. княгиня Е. Р. Дашкова, давняя знакомица императрицы Екатерины II, после временной размолвки с государыней, встретилась с нею. Вот как, судя по воспоминаниям Дашковой, это происходило:
«…Я была очень довольна, что императрица не вынудила меня полностью порвать с ней, и, едва переступив порог, протянула ей руку, попросила дать свою для поцелуя и забыть всё происшедшее в последние дни.
– Но в самом деле, княгиня… – начала было она.
Я помешала ей продолжать, приведя тривиальную русскую поговорку: «Если серая кошка пробежала между нами, не надо звать её назад» (курсив автора. – В. К.)[430].
Возможно, эта цитата и на самом деле является отголоском «тривиальной русской поговорки» о пробежавшей между какими-либо людьми серой кошке – с подходящим к случаю добавлением, что «не надо звать её назад». Правда, это добавление, кажется, не соответствует смыслу народного речения: дело ведь не в том, что само по себе присутствие кошки означает недоброжелательство. В народных представлениях значимым является движение кошки, когда она пересекает кому-либо дорогу или же пробегает между людьми. С такой точки зрения звать ли назад или не звать – и то и другое нелепо. А потому и вся описанная Дашковой речевая ситуация может быть слишком далёкой от ситуаций, распространённых в те времена в народе. Тогда и серый цвет кошки – это, возможно, всего лишь случайная импровизация.
Однако же имеются иные примеры с упоминанием «серой кошки». В романе П. И. Мельникова-Печерского «В лесах» (1850-1870-е гг.) в этом контексте тоже упомянута кошка серая: «Жили они после того три десятка лет ладно и совестно; никогда промежих серая кошка не пробегала»[431]. И в рассказе М. Л. Михайлова из деревенской жизни «Шёлковый платок» (1859) есть такая фраза о злой свекрови: «Чуть не с первого дня, как вошла Настя в Иванову избу, стала Семёновна раздумывать, как бы ей серой кошкой промежсына и невестки пройти»[432].
Почему же она если не чёрная, то серая? Видимо, потому же, отчего и фольклорный волк «серый». Именно таков цвет большинства кошек – они дымчатые, серо-полосатые. Чёрных (ну, или белых, рыжих, «трёхшёрстных») меньше.
Так что, похоже, кошка всякой масти – и зловещая чёрная, и обычная серая – бывала опасна, ссорила людей. А в наше время, в современном русском языке, совсем уже, кажется, забылись фразеологические кошки иного цвета, кроме чёрных[433].
Даже близкое присутствие кошки считалось неподходящим для лошадей. Знаток русских обычаев В. И. Даль писал: «Ямщик… ни за что не повезёт барыню с кошкой, уверяя, чтоот кошки лошади худеют; от табаку, напротив, лошади добреют, и потому табак для них кладь желанная. Извозчики, с коими рядились для отвоза из Ромна шерсти и табаку, за провоз последнего делали маленькую уступку»[434]. Т. П. Пассек вспоминала, как она в 1828 г. ехала в кибитке вместе со своей домашней наставницей мадам Брант, направляясь в Москву. «Вблизи Москвы, на одной из станций, мне очень понравилась красивая, игривая кошечка, и я выпросила её себе у хозяев. M-me Брант восстала и руками и ногами: “Кошка, говорит, в дороге беду накличет и лошади станут”»[435]. Интересно, что в этом случае простонародной примете следовала дама иностранного происхождения. Впрочем, такого рода приметы, поверья, запреты и суеверия быстро переходят от одного народа или одной социальной группы к иному народу и другой группе людей, распространяясь весьма споро. Скажем, вот это поверье, что кошку никак нельзя везти лошадьми, известно не только у восточных славян, но и у юж ных[436]. Ну, а девушка тогда всё же довезла кошку до Москвы, припрятав её. И ничего дурного с ними в пути не случилось.
Даль предполагал, что нелюбовь ямщиков к кошкам, очевидно, связана с особенностями кошачьей натуры, но как именно, не знал. Может, оттого и пояснял он свою смутную догадку несколько невнятно: «Если верить другому поверью, что чепрак из барсовой кожи вреден для лошади, то можно допустить однородное влияние кошки; я говорю только, что подобное дело сбыточно, хотя и совсем вероятно. Так, например, известное влияние кошки же на змею весьма замечательно: змея не боится самой злой собаки, напротив, самая злая и смелая собака сильно пугается змей; но лишь только подойдёт к ней кошка, как змея мгновенно свёртывается в клубок и, схоронив голову, лежит не смея дохнуть, не бежит, не защищается, и кошка смело её грызёт»[437]. В общем, по Далю, получается так, будто многие кошачьи – и домашние киски, и свирепые дикие барсы – по таинственной природе своей обладают могущественным воздействием на других животных.
Скорее же всего, в этом случае имеет значение распространённое в традиционной культуре негативное восприятие всего женского (недаром там у Даля упомянута «барыня», которая «с кошкой»)[438]. К женской сфере относилась в том числе и кошка, которая в народе явственно ассоциировалась с женским началом[439]. Такое восприятие актуализировалось при передвижении. Например, известно типичное и широко распространённое поверье, будто женщина на корабле, при движении по морю, – к несчастью. С другой стороны, всё мужское обычно расценивалось как положительное, тем более в таком сугубо маскулинном занятии, как извоз и уход за лошадьми. Например, у болгар гости, пришедшие на празднование «родин», оставляли в семье новорождённого деньги и произносили пожелание, чтобы девочке купили прялку, а мальчику – лошадку, тем самым предопределяя их будущую деятельность[440]. А табак, который, если верить Далю, для лошадей «кладь желанная», – это именно мужской атрибут. Он нравился и тем мифологическим «хозяевам», что представлялись в мужском обличии (например, табаком могли одаривать водяного).
Как-то раз император Николай I плыл на корабле. При нём, кроме прочей свиты, находился его друг, генерал А. Х. Бенкендорф. Впоследствии Николай вспоминал, что там же была и какая-то кошка, а Бенкендорф, дескать, очень боится кошек[441]. Император, конечно, шутил. Курьёз состоял в том, что храбрый боевой генерал, всесильный шеф жандармов робел при виде кошки. Но очень может быть, что дело не в боязни либо отвращении. Женщина на корабле – это дурное предзнаменование, вот и кошка тоже могла восприниматься подобным же образом. А уж вправду ли Бенкендорф тогда испугался кошки – бог весть…
Русские жители Водлозерья до сих пор считают, что если чужая кошка, особенно чёрная, перебежит дорогу перед идущим человеком, то «пути не будет». Собравший их поверья и обычаи К. К. Логинов писал: «В наши дни в таких случаях ждут, пока мимо пройдёт человек, который эту кошку не видел, либо тот, кому это безразлично. Когда времени на ожидание нет, складывают указательный и средний пальцы в косой крест или указательный и большой в фигу и проходят дальше» (курсив автора. – В. К.)[442].
Интересно, что, например, встреча с чёрной собакой могла не иметь таких негативных последствий. У удмуртов, приметы и поверья которых схожи с русскими, «предвестником неудачи воспринимался… чёрный кот, перешедший дорогу (ведь это мог быть колдун-оборотень), тогда как встреча с чёрной собакой вселяла надежду на успех»[443]. А у русских жителей Пинежья во второй половине XX в. отмечено поверье, что если встретить на дороге собаку, путь будет хорошим, если же кошку – плохим[444].
В стихотворении Евгения Карасёва «Новый отрядный» есть такой эпизод: ехидничающий зэк спрашивает нового отрядного – молодого худосочного начальничка, который, дескать, всерьёз пытался «воспитывать» заключенных из своего отряда: «Гражданин начальник, а сами что вы сделали стоящего в жизни?»
…Призадумался, глядя в сизое окошко:
– На шаг впереди незнакомого человека
прошёл по дороге, которую перешла чёрная кошка[445].
Это стихотворение, разумеется, романтизирует описываемую ситуацию, в соответствии с обычным у самодеятельных поэтов поэтическим шаблоном. Но всё-таки оно показательно – как пример, с очевидностью выявляющий убеждённость современных людей (и зэков, и их надзирателей-воспитателей) в реальной опасности идущей через дорогу кошки.
В недавнее время отмечены городские легенды о зловещих кошках. В Замоскворечье рассказывали про кошек, которые свободно проходили сквозь стены. Оказавшийся на их пути мог лишиться рассудка. С. И. Дмитриева сравнивала это новейшее городское поверье с традиционными быличками, в которых злые силы колдуньи могли воплощаться в чёрных кошках[446]. Однако примечательно и то, что в московских городских легендах акцентируется путь кошек, на котором человеку лучше не оказываться. И такая особенность – не менее традиционный фольклорный мотив. Кроме того, на недавние поверья о зловещих кошках могли повлиять легенды середины XX в. о таинственных и неуловимых бандах, которые в городском фольклоре были известны под общим названием «Чёрная кошка».
Поверье, сходное с современной приметой о кошке, бытовало некогда у древних греков. Учёный IV–III вв. до н. э. Феофраст, приведя примеры поведения суеверного человека, отмечал в качестве типичного: «И если ласка перебежит дорогу, то (суеверный. – В. К.) подождёт, пока кто-либо другой не перейдёт или пока сам не перекинет три камня через дорогу»[447]. Ласок держали тогда в домах, как сейчас кошек.
В романе Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорблённые» (1861) простодушному молодому князю Алёше Валковскому, в которого была влюблена Наташа Ихменева, не понравилось упоминание о чёрной кошке, прозвучавшее в словах Наташи. Она говорила Алёше, что его отец, интриган Валковский-старший, старался исподволь разладить их любовь:
«– Да, Алёша, – продолжала она с тяжким чувством. – Теперь он прошёл между нами и нарушил весь наш мир, на всю жизнь. Ты всегда в меня верил больше, чем во всех; теперь же он влил в твоё сердце подозрение против меня, недоверие, ты винишь меня, он взял у меня половину твоего сердца. Чёрная кошка пробежала между нами.
– Не говори так, Наташа. Зачем ты говоришь: “чёрная кошка”? – Он огорчился выражением» (курсив автора. – В. К.)[448].
Образ этот в середине XIX в. был в России понятен и простолюдинам, и аристократам. Но вот сравнение родного отца с чёрной кошкой, которая, подобно злой колдунье, может рассорить любящих, сыну казалось обидным…