«Маленький человек» и концентрационная система

«Маленький человек» и концентрационная система

История диктаторских режимов сложна и неоднозначна, и коммунисты в данном случае не являются исключением. Установление коммунистических режимов в Центральной и Юго-Восточной Европе часто сопровождалось мощной поддержкой народных масс. И явление это вполне объяснимое — к надеждам на лучшее будущее после разгрома нацистской диктатуры прибавляется неоспоримое мастерство коммунистических вождей поддерживать иллюзии и фанатизм, особенно среди молодежи. Показательный пример: левому блоку, созданному в Венгрии по инициативе коммунистов, оказавшихся после выборов в меньшинстве, удалось организовать в марте 1946 года в Будапеште «чудовищную» демонстрацию, собравшую чуть ли не четыреста тысяч участников…

Зарождающийся коммунистический режим на первых порах способствовал повышению жизненного и культурного уровня сотен тысяч выходцев из слоев, прежде поставленных в неблагоприятные условия. В Чехословакии, стране промышленно развитой, где к категории рабочих можно было отнести примерно 60 % населения в чешских землях и 50 % в Словакии, от двухсот до двухсот пятидесяти тысяч рабочих либо заняли места людей, пострадавших от различных «чисток», либо перешли на службу, «усилив» аппарат; большинство этих рабочих являлись членами КПЧ. Миллионы мелких крестьян и сельских рабочих в странах Центральной и Юго-Восточной Европы в первые послевоенные годы извлекли немалую выгоду из раздела крупных земельных владений (включая и те, что принадлежали Католической церкви), а ремесленники и лавочники — из конфискации имущества высланных немцев.

Благоденствие одних, основанное на несчастье других, нередко оказывается призрачным. большевистская доктрина призывала к ликвидации частной собственности и полному искоренению «собственников». В контексте политики холодной войны «теория» вдохновенно провозглашала «усиление классовой борьбы» и ее «наступательный характер». Начиная с 1945 года новые режимы проводили национализацию крупных предприятий; операциям этим часто придавалась законная сила как экспроприации собственности «немцев, предателей и коллаборационистов». Вслед за этим узнать, что такое монополия государства на все виды собственности, пришлось мелким хозяевам, лавочникам и ремесленникам. У владельцев небольших мастерских и скромных лавочек, никогда никого не эксплуатировавших, кроме себя самих и членов собственной семьи, накопилось достаточно поводов для недовольства, — как и у мелких крестьян, подвергшихся в 1949–1950 годах насильственной коллективизации под давлением советских распорядителей. Недовольны были и рабочие, особенно в промышленных центрах, испытавшие на себе различные «мероприятия», которые снизили уровень их жизни или почти свели на нет социальные завоевания прошлых лет.

Нарастающее недовольство вызвало обострение социальной напряженности. Рабочие уже не ограничивались словами и резолюциями, но перешли к более продвинутым формам борьбы — забастовкам и уличным демонстрациям. В течение лета 1948 года, через несколько месяцев после «победного февраля», они устроили в пятнадцати чешских и моравских городах, а также в трех городах Словакии забастовки и демонстрации. «Рецидивы» были отмечены в последние месяцы 1951 года: по всем промышленным районам прокатилась волна забастовок, заводских собраний протеста и демонстраций (на улицы Брно вышли от десяти до тридцати тысяч человек). Позднее, в начале июня 1953 года, в знак протеста против денежной реформы на десятках крупнейших заводов прошли забастовки и были прекращены работы. Манифестации в городе Пльзене переросли в уличные бои. В 195 3 году 472 забастовщика и демонстранта были арестованы, и руководство КПЧ незамедлительно потребовало предоставить списки участников, предписав «изолировать их и поместить в трудовые лагеря».

Порой бунтовали и крестьяне. Один из участников мятежа румынских крестьян рассказывает, как в июле 1950 года они безоружными собрались вокруг здания компартии и один коммунист-активист стал стрелять из револьвера. «Тогда мы ворвались в дом, — продолжает он, — сбросили на пол портреты Сталина и Георгиу-Дежа и стали топтать их ногами. (…) Прибыло подкрепление. Сначала деревенские жандармы. (…) К счастью, одна молодая девушка по имени Мария Стоян перерезала телефонный провод и стала звонить в колокола. Они, большевики эти, стали стрелять в нее. (…) Утром, думаю, часам к десяти, приехали из секуритате с пулеметами и чуть ли не с пушками. Женщины и старики упали на колени: «Не стреляйте в нас и в наших детей. У вас тоже есть дети и старые родители. Мы умираем с голоду и собрались здесь, чтобы просить вас — не отнимайте у нас зерно»». Автор этого рассказа был арестован, подвергнут пыткам и выслан на принудительные работы, выйти на свободу ему удалось лишь в 1953 году.

При режимах, попирающих свободы и основные права человека, всякое выражение недовольства воспринималось как «антигосударственное» и «политическое». И лидеры этих режимов последовательно применяли репрессивные меры, дабы насадить в обществе то, что Карел Каплан назвал «психологией страха», поскольку они понимали, насколько важен подобный «фактор стабилизации».

В 1949–1954 годах миллионы людей подверглись репрессиям: речь идет не только о заточенных в тюрьмы, но и о членах их семей. Репрессии принимали разнообразные формы; не стоит забывать и о всех тех, кто из Будапешта, Софии, Праги, Бухареста был «переселен на другие квартиры» в провинцию; по данным на лето 1951 года, в числе таких жертв оказались четырнадцать тысяч евреев Будапешта, уцелевших от нацистской бойни, в ту пору это была самая крупная еврейская община в Центральной Европе. Упомянем еще семьи эмигрантов; студентов, исключенных из университетов; сотни тысяч людей, фигурировавших в списках «политически неблагонадежных» или «враждебно настроенных», составляемых службами безопасности с 1949 года.

Полноводное море страданий беспрестанно подпитывалось неоскудевающими потоками. После вытеснения представителей политических партий и структур гражданского общества настал черед «маленьких людей». На заводах «нарушителей порядка» осуждали как «саботажников» и наказывали в соответствии с «классовой справедливостью». В деревнях гонениям подверглись наиболее влиятельные и почтенные хозяева, умудренные богатым жизненным и земледельческим опытом, такие лица противостояли насильственной коллективизации и навязыванию модели «лучшего сельского хозяйства на свете». Многие из тех, кто верил обещаниям коммунистов, теперь разочаровались, поняв, что их политика — просто тактический обман. Кое-кто даже дерзнул выразить свое недовольство.

Пока еще не проведено исследований по выявлению истинного размаха репрессий против «маленьких людей». Мы располагаем надежными статистическими сведениями только по чешским землям и по Словакии, где были открыты архивы, с которыми удалось ознакомиться. В остальных странах приходилось довольствоваться журналистскими опросами и свидетельствами, благо после 1989 года их стало предостаточно.

В Чехословакии в середине 1950 года среди лиц, обвиненных в «преступлениях против государства», рабочие составляли 39,1 %; второе место (28 %) занимали мелкие служащие, ставшие жертвами административных «чисток». В 1951–1952 годах рабочие составляли уже половину всех арестованных органами госбезопасности; второе место принадлежало «конторским служащим», за ними следовали крестьяне.

Из протокола о «деятельности судов и прокуратуры» за 1950 год мы узнаем, в частности, что в чешских землях из всех приговоренных окружными судами за «мелкие преступления против Республики» (подстрекательство к бунту, распространение ложной информации, мелкое вредительство и т. д.) было 41,2 % рабочих и 17,7 % крестьян; в Словакии — соответственно 33,9 % и 32,6 %. Количество рабочих и крестьян, проходивших по «крупным делам» перед Государственным судом, менее значительно; рабочие как общественный класс, включая сельских рабочих, все же представляли собой самый многочисленный отряд. В целом широкие слои населения, включая крестьян, составляли 28,8 % осужденных, 18,5 % приговоренных к смерти, 17,6 % осужденных на пожизненное заключение.

Такая же картина наблюдалась и в других странах, иногда на первом месте среди общего числа жертв репрессий оказывались крестьяне. Наплывом «маленьких людей» в тюремный мир объясняется, очевидно, установление и разрастание целой системы концлагерей — явление, возможно, наиболее показательное для бесчеловечных коммунистических режимов. Тюрем оказалось недостаточно для размещения такой массы арестантов, и тогда власти уже в который раз использовали опыт Советов по созданию системы лагерей.

большевизм и нацизм, несомненно, «обогатили» историю репрессий XX века, создав в мирное время лагерную систему. До возникновения ГУЛАГа лагеря в исторической науке считались «одним из арсеналов репрессий и изоляции военного времени», как отмечает Аннетта Вевьорка в своем предисловии к материалам о лагерях в журнале «Двадцатый век» за 1997 год. Во время Второй мировой войны система концлагерей обосновалась на европейском континенте, начиная с Урала и кончая Пиренеями. История их, однако, не завершилась с поражением Германии и ее союзников.

Фашистские и авторитарные режимы стран — союзниц Германии продолжили практику создания концлагерей. В Болгарии политические оппозиционеры были интернированы в специально созданные правительством консерваторов лагеря на острове Святой Анастасии в Черном море вблизи Бургаса, позднее появились лагеря в Гонда-Вода и Бяло-Поле. В Словакии пришедшие к власти популисты между 1941 и 1944 годами учредили пятнадцать «исправительных трудовых колоний» при стройках, испытывающих недостаток в рабочей силе, и отправили туда «асоциальные элементы», главным образом цыган. В Румынии диктаторский режим маршала Антонеску по всей территории, простирающейся между Днестром и Бугом, создал лагеря для политзаключенных, как, например, в Тыргу-Жиу, а также в других местах, где репрессии проводились по расовому признаку.

К концу войны было множество лагерей, которые теперь в случае необходимости могли служить в роли пересылочных для вновь прибывших депортированных, а также для интернированных лиц, подозреваемых в поддержке нацизма; речь идет о знаменитых концлагерях нацистского периода Бухенвальд и Заксенхаузен, расположенных в советской оккупационной зоне на территории Восточной Германии.

Начиная с 1945 года появляются новые лагеря, куда власти интернируют своих политических противников. Первенство в их создании следует отдать Болгарии — в 1945 году там был издан указ, позволяющий полиции создавать своеобразные общежития по трудовому воспитанию (ТВО); сотни человек, преимущественно анархистов, были отправлены в лагерь Кучан неподалеку от крупного горнопромышленного центра Перник, прозванный в те времена «Ласки смерти», а также в Бобов-Дол и Богданов-Дол, ставший «лагерем теней» для заключенных. В марте 1949 года усилиями французских анархистов, извлекших на свет документальные данные, заведения эти были изобличены как «большевистские концентрационные лагеря».

Итак, в 1949–1950 годах на территории Центральной и Юго-Восточной Европы расположился еще один «архипелаг ГУЛАГ». Для обобщения исторических материалов об этих лагерях мы, к сожалению, не располагаем столь же многочисленными исследованиями и свидетельствами, какие существуют в отношении лагерей нацистских. Тем не менее сделать это необходимо как для глубинного осознания природы коммунистических режимов, так и из уважения к памяти жертв произвола в этом регионе Европы.

Серьезное изучение устройства советского ГУЛАГа склоняет нас к гипотезе о том, что лагеря в качестве системы выполняли функцию прежде всего экономическую. Вполне очевидно, что была задумана система для изоляции и наказания определенных лиц. Однако, наблюдая на карте размещение коммунистических лагерей, можно увидеть, что расположены они там, где режим нуждался в многочисленной, дисциплинированной и дешевой рабочей силе. Эти современные рабы строили не пирамиды, а каналы, плотины, заводы или сооружения в честь новых «фараонов»; использовали их и на шахтах — угольных и урановых. Не объясняются ли отбор жертв, масштаб репрессий и их периодичность «заказом на рабов» для строек или горнорудной промышленности?

В Венгрии и Польше лагеря располагались неподалеку от угольных бассейнов. В Румынии большая часть лагерей была выстроена вдоль канала Дунай — Черное море и в дельте Дуная; большинство названий этих лагерей нам известно: Порта Альба и окружающие его лагеря Сернавода, Меджидия, Вала Неагра, Басараби; в дельте Дуная — Периправа, Килия Вече, Стоенешти, Тата-ру. Строящийся канал Дунай — Черное море все называли «каналом смерти». Это была страшная стройка, где погибали крестьяне, противившиеся коллективизации, и разного рода «подозрительные личности». В Болгарии заключенные лагеря Кучан трудились на рудных разработках под открытым небом, в Бухово — на урановом руднике, в Белене заключенные укрепляли дамбы на Дунае. В Чехословакии наибольшее скопление заключенных наблюдалось вокруг урановых рудников в районе Яхимов, в западной Богемии, и в угольном бассейне Остравы, в северной Моравии.

Отчего эти места заключения назывались «трудовыми лагерями»? Их устроители не могли не знать, что у входа в нацистские лагеря красовалась надпись Arbeit machtfrei («Труд делает свободным»). Условия жизни в лагерях принудительных работ, особенно в период 1949–1953 годов, были крайне суровыми, ежедневный изнурительный труд приводил к полному истощению заключенных.

Только в наши дни становится известно точное число тюрем и лагерей. Установление количества людей, их населявших, — задача более сложная. На карте, составленной Одиль Даниель для Албании, отмечено 19 лагерей и тюрем. На карте «болгарского ГУЛАГа», составленной после 1990 года, указано 86 мест заключения, в которых содержалось в период с 1944 по 1962 год приблизительно 187 000 человек, согласно регистрации, проведенной после 1989 года Ассоциацией бывших политзаключенных; это число включает не только осужденных, но также лиц, сосланных в лагеря без судебного постановления или заключенных под стражу, порой по несколько недель томившихся в полицейских участках, в частности крестьян, которых таким способом принуждали вступать в сельскохозяйственные кооперативы. Согласно другим оценкам, в период с 1944 по 1953 год в лагерях находилось 12 000 человек, а в период с 1956 по 1962 год — приблизительно 5000.

В Венгрии в период с 1948 по 1953 год сотни тысяч человек подвергались гонениям, по другим источникам, от 700 000 до 860 000 человек были осуждены. В большинстве случаев приговоры выносились по статье о «причинении вреда государственной собственности». Следует также, как и в других странах, принять в расчет административные аресты, проводимые политической полицией. В Германской Демократической Республике, где еще не была установлена стена на границе с Западом, «новых», не упомянутых в предыдущей главе, политзаключенных было относительно немного.

В Румынии при примерном подсчете лиц, взятых под стражу за весь период коммунистического правления, выявлены показатели между 300 000 и 1 000 000; второй показатель включает не только политзаключенных, но и тех, кто осужден по бытовым статьям (например, в случае «тунеядства» грань между политической и бытовой статьей кодекса весьма зыбкая). В румынских лагерях в начале 50-х годов, по данным английского историка Денниса Дилитента, содержалось 180 000 заключенных. В Чехословакии в 1948–1954 годах, по современным подсчетам, число политзаключенных достигало 200 000 (на население в 12,6 миллионов жителей приходилось 422 лагеря и тюрьмы). Цифра эта включает не только осужденных и приговоренных лиц, но также заключенных в тюрьму без судебного решения, интернированных в лагеря в результате беззаконных действий местных властей.

Тюремный уклад жизни во всех странах был примерно одинаков — и это неудивительно, поскольку вдохновение все режимы черпали из одного источника — Советов, чьи эмиссары повсюду внедряли предписанную модель развития. Отдельные страны, такие как Чехословакия, Румыния и Болгария, на наш взгляд, сумели даже «усовершенствовать» эту модель.

Так, для Чехословакии характерно чрезмерное стремление к бюрократическому «идеалу»; многие аналитики считают, что существенное влияние на почерк местных коммунистов оказала тяжеловесная бюрократическая машина Австро-Венгерской империи. Чего стоит уникальное законодательство чешских властей, и в частности закон № 247 от 25 октября 1948 года, предписывающий создание ТНП (лагеря принудительного труда) для заключения лиц от восемнадцати до шестидесяти лет в целях «воспитания» на срок от трех месяцев до двух лет, — срок, подлежащий сокращению… или продлению. Закон касался не только правонарушителей и «уклоняющихся от работы», но и тех, чей «образ жизни требует исправительных мер». Уголовно-административный закон № 88 от 12 июля 1950 года давал полномочия посылать в ТНП тех, кто непочтительно относился к «охране сельского хозяйства и лесоводства» или тех, кто выказал «враждебное отношение к народно-демократическому строю Республики и его строительству». Такие административные меры позволяли, как указывалось в отчете Национальному собранию, «вести эффективные репрессивные действия в отношении классовых врагов».

В соответствии с этими законами решение о ссылке «врагов» в лагеря принималось комиссией из трех членов, организованной при районном Народном комитете, с 1950 года — при окружном Народном комитете, или Комиссией по уголовным делам при этом комитете, возглавляемой председателем Отдела безопасности. Местные коммунистические власти посылали в ТНП в основном «маленьких людей», в первую очередь рабочих, как показывают результаты исследований, проведенных после 1989 года.

Коммунистическое чиновничество еще в 1950 году изобрело новый инструмент репрессий через посредство армии — ПТП (батальон технической помощи). Возраст призывников таких батальонов часто превышал общепринятые возрастные ограничения военнослужащих, к тому же их использовали на тяжелых работах в шахтах; условия их содержания приближались к условиям в лагерях принудительных работ.

Вслед за Чехословакией обогащением истории репрессий самобытными чертами в Центральной и Юго-Восточной Европе занялась Румыния: она первой на европейском континенте стала использовать метод «промывания мозгов», доведя его до совершенства еще до массового применения этого метода азиатскими коммунистами. Замысел поистине дьявольский: заключенные должны были сами пытать друг друга. Изобретение это проходило обкатку в Питешти — относительно современной тюрьме, построенной в 30-е годы в ста десяти километрах от Бухареста. Эксперимент проводился с начала декабря 1949 года и длился около трех лет. Предпосылки успеха данного предприятия были самыми разнообразными: политическими, идеологическими, общечеловеческими и личными. Основой послужило своеобразное соглашение между коммунистом Александру Никольски, одним из руководителей румынской политической полиции, и Эудженом Туркану, заключенным с фашистским прошлым, ставшим в тюрьме вождем движения под названием «Организация заключенных с коммунистическими убеждениями» (ОДСС). Задачей этой организации было перевоспитание политзаключенных при помощи изучения текстов из коммунистического учения в сочетании с физическими и моральными издевательствами. Ячейкой, призванной обеспечить перевоспитание, стала группа из пятнадцати специально отобранных для этой цели узников, им было предписано завязать нужные контакты, а затем собрать сведения о тех, кто им доверился. В книге философа Вирджила Ерунка описаны четыре фазы перевоспитания.

Первая фаза называлась «внешнее разоблачение»: заключенный доказывал свою лояльность, признаваясь в том, что он скрыл во время следствия по своему делу, в частности в дружеских связях с теми, кто остался на свободе. Вторая фаза предполагала «внутреннее разоблачение» тех, кто оказал ему поддержку непосредственно в тюрьме. На третьей фазе «морального и публичного разоблачения» уже надлежало глумиться над всем, что прежде было свято: родителями, женой, невестой, друзьями, Богом. И тогда наступала четвертая фаза: испытуемый становился кандидатом на вступление в ОДСС, для этого он должен был «перевоспитать» своего лучшего друга, истязая его своими руками и становясь, таким образом, палачом. «Пытка являлась ключом к успеху. Она беспощадно расставляла знаки препинания в последовательности вырываемых на каждой фазе признаний. (…) Мучений нельзя было избежать. В лучшем случае, их можно было смягчить, обвинив себя во всех смертных грехах. Некоторых студентов пытали в течение двух месяцев; те, кто был склонен к сотрудничеству, отделывались одной неделей».

В 1952 году румынские власти решили распространить свои эксперименты в Питешти на трудовой лагерь строящегося канала Дунай — Черное море, но эта попытка сорвалась. Тайна была раскрыта и разглашена западными радиостанциями, и в августе 1952 года коммунистическое руководство положило конец «перевоспитанию». На судебном процессе 1954 года Эуджен Турка-ну и шестеро его сообщников были приговорены к смертной казни, однако ни один из истинных виновников — высокопоставленных чинов полицейского аппарата — не пострадал.