Вместо заключения
Вместо заключения
Этот обзор не претендует на новое освещение фактического материала, свидетельствующего о способах применения насилия со стороны государства в СССР и о конкретных формах репрессий в течение первой половины существования советского режима. Эти особенности уже давно изучаются историками, которые не стали дожидаться открытия архивов, чтобы описать основные этапы и масштабы террора. Вместе с тем доступ к документальным источникам впервые позволяет восстановить картину событий в хронологической последовательности, количественных аспектах и конкретных формах. Такой очерк представляет собой первый этап в установлении круга вопросов о реальных методах этого насилия, их повторяемости и значения в различных обстоятельствах и условиях.
Начиная с открытия архивов (пусть даже частичного), историки попытались сопоставить историографию, созданную в «ненормальных» условиях, со ставшими доступными документальными источниками. Уже несколько лет историки, главным образом российские, делают достоянием гласности материалы, которые служат основой для уже опубликованных и еще ведущихся исследований. Некоторые темы оказались в центре наиболее пристального внимания, к ним следует прежде всего отнести тему концентрационных лагерей, тему противостояния власти и крестьянства, а также тему механизмов принятия решений на высшем уровне. Такие историки, как В. Н. Земсков или Н. Бугай, впервые подвели количественные итоги депортаций за весь сталинский период. В. П. Данилов в России и А. Грациози в Италии проанализировали характер противоречий между новым режимом и крестьянством. О. Хлевнюк, используя архивы ЦК, сумел пролить свет на деятельность «первого круга Кремля».
Опираясь на эти исследования, мы сделали попытку восстановить, начиная с 1917 года, все этапы насилия, которые в значительной степени определили общественную историю СССР. Мы отобрали источники, с наибольшей наглядностью демонстрирующие разнообразие форм насилия и репрессий, конкретные методы и группы пострадавших, а также выявляющие противоречия и расхождения слова с делом. Пример последнего — крайняя жестокость реквизиционных отрядов, которые в конце 1922 года продолжали терроризировать сельские местности, хотя уже больше года в стране был объявлен НЭП. Периоды беспрецедентных массовых арестов в 30-е годы чередовались с освобождением заключенных в рамках кампаний по «чистке тюрем». За множеством перечисленных в этой книге конкретных фактов стоит намерение подробно описать формы насилия и репрессий, что расширило бы понимание механизмов, размаха и смысла массового террора.
Применение подобных методов вплоть до смерти Сталина и их роль в общественной истории СССР объясняют, почему история политическая была отодвинута на задний план, во всяком случае, на первом этапе. К намерениям восстановить события в их истинном смысле здесь примешивается и попытка обобщения с учетом известных или преданных в последнее время гласности документов, вынуждающих поднимать новые вопросы. Такие документы чаще всего представляют собой сообщения с места событий. Переписка партийных чиновников по поводу голода, доклады местного отделения ЧК о забастовке рабочих в Туле, отчеты начальства концентрационных лагерей о состоянии заключенных — все они дают возможность воочию увидеть конкретные детали и ситуации в этом океане жесточайшего террора.
Дабы прояснить различные вопросы, рассмотренные в данном исследовании, следует, прежде всего, иметь в виду, что всплески насилия и репрессий проходили в несколько этапов.
Первый этап — с конца 1917 до конца 1922 года — начинается с захвата власти, который для Ленина непременно предполагал развязывание гражданской войны. После весьма недолгого периода стихийных проявлений насилия, исходящих из недр самого общества и явившихся разрушительной силой в борьбе против «старого режима», уже с весны 1918 года начинается решительное, продуманное наступление на крестьянство. Это наступление куда больше, чем военное противостояние между красными и белыми, на несколько десятилетий вперед определило конкретные пути террора и обусловило непопулярность, на которую сознательно шла политическая власть. Поразительно, что большевики, несмотря на их крайне шаткое положение, отказывались от каких бы то ни было переговоров, буквально рвались вперед, предвосхищая любое сопротивление, что особенно наглядно иллюстрируют репрессии, осуществленные ими против их собственных «естественных союзников» — рабочих, и в этом смысле Кронштадтское восстание оказалось лишь завершающей точкой. Этот первый этап не закончился ни с поражением белых, ни с началом НЭПа: он продолжился (ибо маховик насилия был уже раскручен) и завершился лишь с голодом 1921–1922 годов, который положил конец последним попыткам сопротивления со стороны крестьян.
Какой смысл следует придать короткой передышке, возникшей в период с 1923 до 1927 года, между двумя циклами насилия? Многие факторы позволяют говорить об исчезновении специфической культуры гражданской войны: заметно сократилась численность политической полиции, наметилось известное перемирие с крестьянством и начало юридического регламентирования. Однако политическая полиция не только не исчезла, но и по-прежнему сохраняла за собой функции контроля, надзора и наказания. Сама краткость этой паузы обессмыслила ее.
Если первый цикл репрессий вписывается в контекст всеобщего прямого противостояния, то второй начинается с наступления, предпринятого сталинской группировкой против крестьянства, в контексте политической борьбы наверху. Как с той, так и с другой стороны это внезапное возобновление насилия самого жесточайшего толка было воспринято как возврат к старому. Политические власти обратились к методам, уже апробированным несколько лет назад. Механизмы, способствовавшие ожесточению общественных отношений в течение первого цикла репрессий, снова пришли в движение, определив новую динамику террора, а одновременно и возврат к прошлому на грядущую четверть века. Эта вторая война, объявленная крестьянству, оказалась решающей в процессе введения террора как средства управления государством, причем во многих областях сразу: частично она сыграла роль инструмента усиления социальной напряженности, возродив к жизни издревле тлеющую в деревенском мире «архаическую» подоплеку насилия; она положила начало массовой депортации; кроме того, эта война оказалась кузницей, где ковались политические кадры режима. Наконец, установив грабительский налог, дезорганизующий весь производственный цикл, система «военно-феодальной эксплуатации» крестьянства, по формуле Бухарина, преобразовалась в новый вид крепостничества и открыла путь беспрецедентному эксперименту сталинизма: голоду 1932–1933 годов, занявшему первое место по количеству жертв. После этой тупиковой ситуации — уже больше некому сеять и некуда сажать — наступила короткая передышка, продлившаяся два года. В этот период впервые было осуществлено массовое освобождение репрессированных. Но редкие меры послабления оказывались источником новых конфликтов: дети высланных кулаков вновь получали гражданские права, однако без разрешения вернуться в родные края.
Как же соотносятся между собой разные периоды террора — период крестьянской войны, 30-е годы и последующее десятилетие? Чтобы охарактеризовать их, можно брать за основу разные ориентиры, в том числе и интенсивность, и радикальность репрессий. На годы Большого террора (конец 1936 —конец 1938 годов) приходится более 85 % смертных приговоров, вынесенных чрезвычайными судами за весь сталинский период. Значительную часть казненных или арестованных в этот промежуток времени составляли партийные, советские и хозяйственные руководители, тем не менее огромное количество жертв было и среди всех остальных групп и слоев общества. Они были ликвидированы «случайно», просто чтобы выполнить разнарядку. Эти репрессии «по всем статьям», слепые и варварские, — не означают ли они в этой наивысшей точке террора неспособность власти обойти определенные препятствия и разрешить конфликт иными способами?
Еще одну точку отсчета в том, что касается последовательности репрессий, дает нам типология групп, оказавшихся их жертвами. На фоне растущего подавления в сфере социальных отношений можно выделить несколько характерных наступлений за десятилетие: последнее начиналось в 1938 году — это было ужесточение и без того жесткого рабочего законодательства, направленное против «простых горожан».
Начиная с 1940 года, в обстановке советизации новых аннексированных территорий, а потом и в условиях Великой Отечественной войны, поднимается новая волна репрессий, для которой характерен как выбор новых групп жертв — «националистов» и «враждебных народов», так и проведение систематических массовых депортаций. Предпосылки этой новой волны наблюдаются уже в 1936–1937 годах, когда под предлогом ужесточения пограничной политики была осуществлена депортация корейцев.
С 1939 года началась аннексия восточных областей Польши, а затем и прибалтийских стран; она дала повод к устранению представителей так называемой национальной буржуазии и депортации отдельных групп национальных меньшинств — например, поляков из Восточной Галиции. Эти методы особенно активно применялись в разгар войны, что было якобы продиктовано жизненной необходимостью защиты страны, которой угрожало полное уничтожение. Последовавшие одна за другой депортации целых этнических групп — немцев, чеченцев, татар, калмыков — свидетельствуют, помимо всего прочего, о приобретении с начала 30-х годов определенного опыта в осуществлении таких операций. Подобные акции вовсе не ограничились военным периодом. Они выборочно продолжались в течение 40-х годов и были частью долгого процесса усмирения и советизации новых областей, присоединенных к империи. Кстати, приток значительных национальных контингентов в ГУЛАГ в течение этого периода глубоко изменил сам облик концентрационных лагерей, где доля репрессированных народов и представителей национального сопротивления стала преобладающей.
Параллельно с этим по окончании войны мы видим новое ужесточение наказаний за антиобщественное поведение, следствием которого стал непрерывный рост численности обитателей ГУЛАГа. Этот послевоенный период ознаменовался не только максимальным уровнем «населенности» ГУЛАГа, но также и началом кризиса системы концентрационных лагерей, гипертрофированно раздутой, пронизываемой многочисленными противоречиями, все менее и менее рентабельной.
Впрочем, в последние годы сталинизма, все еще очень мало изученные, происходили определенные сдвиги и перемены. Идея заговора «врачей-вредителей», возникшая на фоне очередного всплеска антисемитизма, наводит на мысль о соперничестве неких группировок Возможно, что это было соперничество между отдельными «кланами» МГБ-МВД или региональными парторганизациями. Историки не отрицают вероятности подготовки нового витка Большого террора, главной жертвой которого могло стать еврейское население страны.
Этот краткий обзор истории СССР в первые 35 лет его существования изобилует примерами применения жестокого насилия, бывшего формой политического управления обществом.
Не правомерно ли в таком случае вновь поставить классический вопрос о преемственности двух периодов — «ленинского» и «сталинского»? Историческая обстановка в обоих случаях явно несравнима. Красный террор начался осенью 1918 года в условиях всеобщего противостояния, и беспощадный характер репрессий еще можно было бы объяснить сложившимися в стране чрезвычайными обстоятельствами. Что же касается возобновления крестьянской войны, с которой начался второй виток насилия, то эта война, напротив, велась в мирной стране, и здесь речь идет уже о длительном наступлении, предпринятом против подавляющего большинства общества. Помимо бесспорной важности этого различия в обстановке, использование террора как главного инструмента осуществления ленинских политических планов было провозглашено еще до начала гражданской войны и рассматривалось как программа действий, которая, надо признать, мыслилась как переходная и временная. С этой точки зрения, краткая передышка в период НЭПа и оживление дискуссии между большевистскими лидерами о путях дальнейшего развития свидетельствуют о некоем стремлении к нормализации обстановки и к отказу от репрессивных методов как единственного способа разрешения социально-экономических противоречий. В самом деле, эти несколько лет сельское население прожило в мире и покое, а взаимоотношения между властью и обществом в значительной мере характеризовались тем, что они почти не напоминали друг другу о своем существовании.
Москва, 1936 г. Сталин о окружении (слева направо) Н. Хрущева, А. Жданова, идеолога партии, Л. Кагановича, К. Ворошилова, В. Молотова, М. Калинина.
Во втором ряду: Г. Маленков (2-й), Н. Булганин (5-й) и Елена Стасова (8-я), продолжавшая политику Ленина в Коминтерне.
Феликс Дзержинский, основатель ВЧК и руководитель ГПУ до своей смерти в 1926 г.
Видимость демократии: голосует Л. Берия. После В. Менжинского, Г. Ягоды, Н. Ежова он руководит органами безопасности и организует репрессии вплоть до июня 1953 г., когда его соперники в борьбе за власть Хрущев, Маленков и Молотов расправились с ним.
Развязав гражданскую войну, большевики открывают путь к неслыханной жестокости.
В Орше в 1918 г. польский офицер повешен и проткнут колом насквозь.
Исполнители — солдаты новорожденной Красной Армии.
Киев, 1919 г. После отступления Красной Армии на улице Садовой, дом 5 обнаружены трупы жертв расправы чекистов.
Здесь находился один из центров большевистского террора.
Ужасный голод — следствие Гражданской войны и большевистской политики в деревне опустошает районы Волги.
В 1921–1922 гг. от голода погибает 5 миллионов человек, дети становятся его первыми жертвами.
Ленин вынужден принимать иностранную помощь.
Прибытие поезда с продовольствием. Железнодорожный состав зафрахтован комитетом Красного Креста, комитетом Нансена или American Relief Administration. Русские интеллигенты, принимающие участие в организации помощи, будут арестованы по приказу Ленина и приговорены к расстрелу. Вмешательство Ф. Нансена позволит им уехать из России.
1930–1931 гг. Крестьяне сопротивляются коллективизации: они смело выступают против войск Красной Армии, прибывших с целью изъятия урожая, затем прячутся в лесах.
Войска ОГПУ поджигают лес, чтобы заставить крестьян выйти им навстречу.
Стройка Беломоро-Балтийского канала. Наглядный пример советской гигантомании, Беломорканал стал могилой десятков тысяч заключенных в 1931–1933 гг. Очень торжественно, с большой помпой канал был открыт при участии Сталина и его свиты.
Чтобы обобществить земли, нужен был «большой нажим на крестьянство». Сталин воспользовался новым оружием — голодом, особенно для воздействия на украинцев.
Результатом его «политики в деревне» стали шесть миллионов умерших от голода человек.
В Харькове в 1933 г. люди умирали от голода прямо на улицах, мимо шли свыкшиеся со смертью прохожие. Случаи людоедства были так часты, что правительство выпустило плакат: «Есть своего ребенка — варварство!»
Строительство Беломорканала должно было служить делу перевоспитания заключенных.
В отличие от сделанных в целях пропаганды фотографий исправительных лагерей, рисунки заключенных всегда будут свидетельствовать об их действительной жизни и смерти.
Рисунок Ефросинии Кереновской «Прибытие в исправительно-трудовой лагерь». Сибирь, апрель 1943 г.
Общее собрание на тему «чистки» партии. Поначалу средство идеологического контроля со стороны активистов, постепенно «чистка» становится упражнением в доносительстве, жертвой доносов может стать любой человек на предприятии.
Собрания, на которых выступают с критикой и самокритикой, все чаще уже через несколько дней или недель заканчиваются арестами.
В поэме «Реквием» Анна Ахматова, сын которой был заключен в лагерь, пишет:
«И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь».
«Черные воронки», как их называли москвичи, перевозили узников с Лубянки в тюрьму в Лефортово или в Бутырскую тюрьму. Иногда эти машины были замаскированы под хлебные фургоны.
Москва, Лубянка, 1925 г. В здании ГПУ были оборудованы помещения для расправы с врагами советской власти, их убивали пулей о затылок. Лубянка — символ жестокости и произвола властей.
1928 г., Донбасс, процесс в г. Шахты, где в пропагандистский обиход была введена новая категория врагов советской власти — «спецов-вредителей», или саботажников. В это время Сталин провозглашает первый пятилетний план. Задача Сталина — заставить руководящие кадры одобрить цели, поставленные им перед «второй революцией» в промышленности. Стоит справа прокурор Николай Крыленко, который сам будет «ликвидирован» в 1938 г.
Один из многих подписанных И. Сталиным приказов о расстреле. В эпоху Большого террора такие приказы были ежедневными. Этот приказ касается 6600 человек. Это число превышает число всех повешенных борцов против царского режима до большевистского переворота 1917 г.
Эстония. Валк. 1919 г. большевики, пытаясь захватить власть, расстреливают в первую очередь элиту. Уходя, они оставляют позади себя сотни трупов. Истребление политических противников и даже целых социальных групп необходимо для победы в гражданской войне. Эти массовые бойни предшествуют насильственному выселению народов Прибалтики в 1940–1941 гг. и 1944–1945 гг.
Германия, Пантекот, 1929 г. Встреча участников движения «Рот Фронт» («Красный Фронт»). Это движение было задумано для организации в Германии Красной армии. «Красный Фронт» черпал свои истоки в атмосфере гражданской войны. Его воспел Луи Арагон в одноименной поэме: «Осознай свою силу, пролетариат / Осознай свою силу, раскрепостись <…> Огонь по Леону Блюму / Я слышу выстрелы / Смерть настигает Гаршери / Огонь, говорю я вам / Под руководством коммунистической партии…»
Испания, 1937 г. Сталин намеревается использовать гражданскую войну в Испании для своих целей: он отправляет туда агентов и эмиссаров. НКВД поручено уничтожить тех, кто идет наперекор его планам о международной политике: анархистов, троцкистов, членов объединенной марксистской рабочей партии. В июне 1907 г. был схвачен ее лидер Андреу Нин. Его пытали и затем расстреляли люди Эрна Гере (одного из будущих руководителей коммунистической Венгрии). В это время коммунистическая пресса (здесь газета «Юманите») развертывает кампанию по обвинению антифашистов несталинского направления в том, что они являются агентами Франко.
20 августа 1940 г. Рамон Меркадер, агент Отдела специальных операций НКВД, смертельно ранил Льва Троцкого ударом ледоруба по голове. Л. Троцкий скончался на следующий день. Так было выполнено задание Сталина по уничтожению главы IV Интернационала, данное им Павлу Судоплатову (снимок слева, 1942 г.), который возглавлял тогда Отдел спецопераций НКВД.
Россия. Катынь, апрель 1943 г. Немцы обнаруживают вo рвах трупы 4500 польских офицеров. Комиссия Красного Креста устанавливает, что они были расстреляны советской) стороной весной 1940 г. (всего было расстреляно около 25 000 польских офицеров). Символ массовой бойни, Катынь долгое время была объектом лжи: вплоть до 1989 г. правительство Польши и коммунисты всего мира приписывали истребление польских офицеров немцам.
Украина. Винница, июнь 1943 г. Обнаружены рвы с сотнями трупов жертв террора 1937–1939 гг. На этом месте власти устроили Парк культуры и отдыха и летний театр… Подобные рвы были обнаружены в Житомире, Каменецк-Подольске и т. д. Сегодня подобные страшные открытия происходят довольно часто: летом 1997 г. около Санкт-Петербурга было эксгумировано 1100 останков тел, останки 9000 человек были найдены в одном из лесов Карелии.
Участник польского сопротивления Витольд Пилецкий добровольно попадает в Освенцим (регистрационный номер 4859, снимок вверху), чтобы организовать там сеть сопротивления. Ему удается бежать оттуда и продолжить борьбу с нацистами. В 1947 г. его арестуют коммунисты (снимок внизу), будут пытать, приговорят к смерти и расстреляют. Пилецкий реабилитирован в 1990 г.
Еврейское кладбище в Варшаве. Памятник Виктору Альтеру и Генриху Эрлиху, тайно поставленный в 1987 г. Лидеры социалистической рабочей еврейской партии (Бунд) поначалу были осуждены на казнь за связь с нацистами! Во второй раз их приговарили к смертной казни в обстановке полной секретности. Эрлих повесился у себя в камере 15 мая 1942 г.; Альтер расстрелян 17 февраля 1943 г., через несколько дней после победы Советской Армии в Сталинградской битве.
Памятник в Варшаве, воздвигнут в 1996 г. в честь польских граждан: католиков и евреев, насильственно угнанных на Крайний Север, в Сибирь, Казахстан и т. п. в 1939–1941 гг., и в 1944–1945 гг.
Памятник в Варшаве, воздвигнут в 1996 г. в честь польских граждан: католиков и евреев, насильственно угнанных на Крайний Север, в Сибирь, Казахстан и т. п. в 1939–1941 гг., и в 1944–1945 гг. ОбычныйВосточный Берлин, 17 июня 1953 г. 16 июня в знак протеста против снижения заработной платы рабочие начинают забастовку и выходят на демонстрацию. Советские танки занимают позиции (на снимке: на Лейпцигштрэссе,). Шестнадцать демонстрантов убиты, сотни ранены, двенадцать тысяч человек приговорены к тяжелым тюремным наказаниям. Берлинское восстание — первая значительная трещина в режиме «народной демократии».
Будапешт, октябрь 1956 г. Первая антитоталитарная революция; восстание объединяет людей в борьбе против политической полиции и коммунистической партии. Первое советское вторжение подавило восстание.
Будапешт, ноябрь 1956 г. Советские танки снова вошли в город. Население сопротивляется с оружием в руках. Единая венгерская коммунистическая партия была восстановлена в своих прежних правах ценой 3000 жертв. 25 000 человек были посажены в тюрьмы. Десятки тысяч венгров предпочли покинуть родину.
Польша. Познань, 28 июня 1956 г. Бастуют рабочие предприятия, обслуживающего железные дороги. Население приветствует их криками «хлеб и свобода». При подавлении забастовки десятки человек были убиты. Перед заводом «Фиат» демонстранты разворачивают польский флаг, запятнанный кровью.
Гданьск, декабрь 1970 г. Рабочие балтийских портов бастуют против повышения цен на продукты первой необходимости.
Сотни демонстрантов убиты или ранены. Одну из жертв милиции Янека Вишневского несут на двери (снимок внизу). Его память увековечена в балладе («Парни из Грабовска, парни из Шилонии / Сегодня милиция стреляла / Убит Янек Вишневский»), которая вновь зазвучала в августе 1980 г., когда родилось движение «Солидарность».
Никола Петков, демократ и борец с фашизмом, был заместителем премьер-министра в первом, после освобождения Болгарии, коалиционном правительстве. Подав в отставку в знак протеста против террора, был арестован и после инсценированного процесса приговорен к смерти 16 августа 1947 г. 23 сентября повешен.
Милада Горакова (вторая слева) вместе с тремя другими обвиняемыми была приговорена к смертной казни 8 июня 1950 г. Государственным Судом в Праге. Обвиняемых повесили 27 июня 1950 г.
Прага, август 1968 г. Советское вторжение напоминает о другом вторжении: пражане сравнивают его с гитлеровской оккупацией в марте 1939 г. Они встречают советские войска нацистским приветствием.
Крестьянская война, которая связывает воедино оба этапа насилия, представляется как бы матрицей, воспроизводящей методы, опробованные и примененные на практике в 1918–1922 годах: кампанию по насильственной реквизиции с помощью ловкого манипулирования социальной напряженностью среди крестьянства, прямые столкновения, усиливающиеся день ото дня, умело подогреваемые и доходившие до каких-то первобытных жестокостей. У обеих сторон — у исполнителей этих акций и у жертв — было убеждение, будто они действуют по уже известной схеме.
Террор был одним из основных инструментов в эпоху сталинизма. В этом состоит специфика «сталинского периода». Тем не менее правомерно задаться вопросом о преемственности между разными этапами и присущими им формами репрессий. С этой точки зрения, в качестве возможного примера можно рассматривать выселение казаков в 1919–1920 годах. В рамках захвата казачьих территорий правительство осуществило депортацию всего коренного населения. Эта операция последовала за первым наступлением на казаков, направленным против наиболее зажиточных из них, но приведшим к «массовому физическому истреблению» вследствие чрезмерного рвения со стороны местных уполномоченных. Во многих отношениях это наступление предвосхитило события следующих десятилетий: обвинение той или иной социальной группы, поток инструкций местным властям, затем искоренение путем депортации. И во всем этом мы отмечаем сходство с методами борьбы с кулачеством.
Если же принять во внимание более общее явление массовой дискриминации, а затем и изоляции так называемых враждебных группировок, следствием чего стало создание во время гражданской войны целой системы лагерей, то мы вынуждены подчеркнуть резкий разрыв между двумя этапами репрессий. Создание лагерей в период гражданской войны и практика ссылок в 20-е годы несоизмеримы — ни по своим целям, ни по размаху — с концентрационной «вселенной» 30-х годов. В самом деле, знаменитая реформа 1929 года предусматривает не только отказ от обычных форм заключения, но и закладывает основы новой системы, официально вводящей, кроме всего прочего, исправительные работы. Феномен ГУЛАГа вновь возвращает нас к центральному вопросу: существовал ли на самом деле некий замысел изолировать от общества часть населения и в течение длительного времени использовать этих отверженных для претворения в жизнь плана социально-экономических преобразований? Многие факты говорят в пользу этого предположения, и они стали предметом серьезных исследований. Безусловно, планирование репрессий, проявившееся в том числе в методе «квотирования» жертв (начиная с периода борьбы с кулачеством и вплоть до Большого террора), вполне можно интерпретировать как подтверждение этого замысла. Обращение к архивным материалам подкрепляет идею о заранее рассчитанных акциях, в которых участвовали власти различных уровней — от верхушки до самых низов. Регулярные шифрованные отчеты явно свидетельствуют, что власти целиком и полностью держали под контролем процесс репрессий. Они также позволяют историкам восстановить масштабы репрессий, избегая при этом какого бы то ни было преувеличения количественных оценок Хронология отдельных волн репрессий, ныне известная лучше, чем прежде, в некоторой степени подтверждает точку зрения о продуманной последовательности операций.
Однако воссоздание всего репрессивного процесса в целом: всей цепочки, по которой передавались приказы, всех методов, какими они приводились в исполнение, факты проведения явно нелепых операций, — все это позволяет поставить под сомнение идею о четком, заранее продуманном замысле, осуществление которого держалось под постоянным контролем и было рассчитано на длительную перспективу. Если согласиться с предположением о заранее запланированных репрессиях, придется констатировать чересчур много случайностей, цепь следующих одна за другой неудач в осуществлении различных этапов операций. С этой точки зрения одним из наиболее показательных примеров может служить ссылка кулаков без конкретного места назначения, иначе говоря, депортация «в никуда» с лишением всяких прав, которая дает представление о мере непродуманности и хаоса. Отсутствие четкой координации подтверждают и «кампании по чистке» мест заключения. Если сегодня рассмотреть процесс передачи приказов сверху вниз и их исполнения, нельзя не заметить, какую большую роль сыграли тут «избыток рвения» или «искажение линии», которые проявлялись на местах.
Возвращаясь к вопросу о ГУЛАГе, необходимо отметить, что по мере развития исследований все сложней и трудней для понимания оказывается оправданность и целесообразность этой системы. Ставшие ныне доступными документы настойчиво свидетельствуют о многочисленных противоречиях, которые переживала «вселенная» лагерей. Регулярное прибытие туда различных репрессированных групп, похоже, чаще способствовало дезорганизации производства, а не повышению его эффективности; несмотря на четко определенный для каждой категории репрессированных статус, границы между ними часто оставались довольно размытыми, если не сказать — не существующими. Наконец, вопрос об экономической рентабельности такой системы эксплуатации по-прежнему остается полностью открытым.
Многочисленные факты, свидетельствующие о противоречиях, «импровизациях», случайностях, приводящих к цепи непредсказуемых последствий, породили немало гипотез относительно причин, которые вынуждали верхушку периодически активизировать динамику массовых репрессий, а также относительно самой логики террора и насилия.
В своих попытках обнаружить движущие силы, которые запустили в ход чудовищный маховик сталинских репрессий, историки выявили роль незапланированных экспромтов и забегания вперед в осуществлении «великого перелома на пути к модернизации». Динамика «перелома» сразу же приобрела такой наступательный, агрессивный характер, что власти решили, будто сумеют держать ее под контролем только при условии расширения практики террора. С этого самого момента начался поток беспощаднейшего насилия, механизмы которого, последствия, сам беспрецедентный масштаб не укладываются в сознании подавляющего большинства современников. Сами репрессии как ответ на возникшие конфликты и препятствия, в свою очередь, вызывают к жизни неуправляемые импульсы, ускоряющие раскручивание спирали насилия.
Это ключевое явление в социально-политической истории СССР ставит сегодня все более и более сложные вопросы. В представленных исследованиях, во всяком случае частично, проанализированы его основные положения, которые долгое время считались главными в области советологии. Не ставя целью дать всеобъемлющее, окончательное объяснение явлению, которое в силу своих чудовищных масштабов остается непостижимым для человеческого разумения, эти исследования направлены в основном на анализ механизмов и динамики насилия.
В силу этого обстоятельства многие аспекты интересующего нас феномена по-прежнему остаются в тени, наиважнейшие из них связаны с социальным поведением сторон, участвовавших в этом упражнении в насилии. Если все же задаться вопросом кто были исполнители? — то придётся без конца расспрашивать все общество в целом, которое было не только жертвой, но также и главным участником произошедшего.