Эра Дэн Сяопина: ограничение террора

Эра Дэн Сяопина: ограничение террора

В сентябре 1976 года скончался Мао Цзэдун, но его политическая смерть наступила раньше. Об этом свидетельствует сдержанная реакция народа на его смерть, равно как и его неспособность обеспечить преемственность. «Четверо», к которым он был идеологически близок, были брошены в тюрьму менее чем через месяц после смерти своего «крестного отца». Хуа Гофэну, надежному гаранту неизменности курса, намеченного Мао, пришлось в декабре 1978 года передать остатки своих полномочий «непотопляемому» Дэн Сяопину, объекту ненависти маоистов. Резкий поворот в развитии событий скорее всего произо-шел 5 апреля 1976 года, в день поминовения усопших, когда жители Пекина устроили массовую манифестацию в память умершего в январе премьер-министра Чжоу Эньлая. Власти пребывали в растерянности и страхе перед этой готовностью масс объединиться и противостоять им: она не вписывалась в обычную фракционную борьбу, не поддавалась контролю партии; некоторые речи, сопровождающие возложение венков на могилы умерших, содержали намеки на несостоятельность немощного председателя. Толпу теснили. На площади Тяньанмынь пока не стреляли (стрелять здесь будут в 1989 году), но на совести властей было восемь смертей самых непокорных, двести раненых, тысячи заключенных по всей стране, так как и провинция откликнулась на поминальные церемонии в Пекине. Было казнено около пятисот человек, из них около ста — арестованные демонстранты, велись дознания и следствия. К октябрю 1976 года следственными мероприятиями уже были охвачены десятки тысяч человек. Но наступила эпоха постмаоизма, и Центр больше не в состоянии был сдерживать народные волнения. «Если в 1966 году мы видели на площади Тянь-аньмынь доверчивых, потерявших свободу людей с блаженными лицами и слезами на глазах, то в 1976 году на том же месте стояла непробиваемая стена сопротивления, противостоящая тому же самому человеку».

Начиная с января 1978 года новую ситуацию символизирует Стена демократии (просуществовала до весны 1979 года), одновременно показывая ее пределы. С согласия Дэн Сяопина плеяда бывших хунвэйбинов демонстрирует у Стены свои реформаторские настроения, созревшие при маоизме. Самый красноречивый «бунтарь», Вэй Цзиншэн, держит дацзыбао «Демократия — пятая модернизация» и говорит о том, что правящая верхушка «феодал-социалистов» эксплуатирует народ, что демократия — это единственное условие стабильного процветания страны на долгие времена и, следовательно, успеха предложенных Дэном «четырех модернизаций» — экономических и технических. Вэй считает, что марксизм есть источник тоталитаризма, что следует взять на вооружение теории социалистической демократии. В марте 1979 года уверенный в своей власти Дэн отдает приказ арестовать Вэя и его соратников. Бывшего хунвэйбина приговорили к пятнадцати годам тюрьмы за «передачу информации иностранцу», что являлось «контрреволюционным преступлением». Освобожденный в 1993 году, так ни в чем и не сознавшийся Вэй, выйдя на свободу, опять резко выступает против режима и в 1995 году получает новый срок — четырнадцать лет тюрьмы — за «действия, направленные на свержение государственной власти». Власть все так же не выносит критику…

Однако при Дэне можно было критиковать и выжить — явный прогресс по отношению к эпохе Мао, когда за одно лишнее слово или надпись на стене могли расстрелять. Разумеется, в центре постмаоистских реформ стояла экономика, но не была забыта и политика. Всё, начиная с экономических преобразований, шло в направлении эмансипации общества и ограничения произвола власти. В 80-е годы под контролем КПК осталась всего десятая часть крестьянства. Произошел возврат к семейному типу хозяйствования. В городах начал разрастаться частный производственный сектор, освобождая из-под прямого партийно-государственного контроля значительную рабочую силу. Государственные структуры упростились, это привело к тому, что людям было предоставлено больше прав и свобод. В 1978 году была объявлена амнистия примерно для 100 тысяч заключенных, реабилитированы многие деятели культуры и науки (чаще всего посмертно). Жертва «чистки» 1957–1958 годов Дин Лин в 1979 году вернулась из деревенской ссылки и после долгих лет преследований возвратилась в Яньань. Стала зарождаться новая «литература раненых», писатели понемногу отвоевывали свободу творчества. В города вернулись две трети ссыльных времен «культурной революции». Новая конституция восстановила минимум легитимных прав личности и регламент прокурорского надзора за судопроизводством. В 1979 году первый Уголовный кодекс КНР (Мао Цзэдун предпочитал, чтобы у него были развязаны руки, и всячески тормозил его принятие), сохранив смертную казнь для совершивших особо тяжкие преступления, восстановил право обжалования приговора, с условием, что он не может быть усилен вышестоящей инстанцией. Судебная система вышла из-под партийного контроля.

1982 год был отмечен всплеском реабилитаций. Только в Сычуани были сняты обвинения с 242 тысяч человек. В провинции Гуандун 78 % тех, кто носил ярлык «контрреволюционера», восстановлены в правах и получили небольшую денежную компенсацию за каждый год, проведенный в тюрьме. Среди новых судебных дел политические преступления составляли 0,5 %. В 1983 году была ограничена сфера влияния Министерства государственной безопасности. Из его компетенции было выведено и передано в ведение Министерства юстиции Управление трудовых лагерей. Прокуратуры аннулировали аресты, рассматривали протесты против беззаконных действий органов милиции, рукоприкладство тюремных охранников стало наказуемым. Проводилось обследование условий содержания заключенных в трудовых лагерях. Было запрещено учитывать классовую принадлежность обвиняемого. С 1984 года идеологическое промывание мозгов в тюрьмах и лагерях заменили профессионально-трудовым обучением. Было предусмотрено смягчение наказания, уменьшение тюремного срока, если заключенный ведет себя примерно. Отбыв срок, он мог теперь вернуться к своей прежней семье. С 1986 года численность лагерно-тюремного контингента снизилась примерно до пяти миллионов человек и держится на этом уровне. Это вполовину меньше, чем в 1976 году, и составляет 0,5 % населения Китая (столько же, сколько в США, и меньше, чем бьшо в СССР в последние годы перед его распадом). Несмотря на значительные усилия процент от общего валового дохода, приходящийся на долю лаогай, остается в три раза меньше, чем в конце 50-х годов.

Поступательное развитие общества продолжилось и после «второй Тяньаньмынь»[111]. С 1990 года граждане Китая могут подавать судебные жалобы на органы власти. С 1996 года наказания за административные проступки не превышают одного месяца, а максимальный тюремный срок в лаоцзяо сокращен до трех лет. Выросла роль и самостоятельность адвокатуры, с 1990 по 1996 год число адвокатов в стране удвоилось. С 1995 года в муниципальных органах введена конкурсная система приема на работу новых сотрудников, тогда как раньше в их штате преобладали отставные военные или милиционеры.

Китаю, однако, еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем он станет правовым государством. Здесь пока нет презумпции невиновности, из уголовного кодекса не вычеркнуто такое «преступление», как контрреволюционный заговор, хотя его используют с осторожностью. В декабре 1994 года все исправительные заведения Китая вместо «лаогай» стали называться единым словом «тюрьма», хотя, как пишут в прессе, нужно уточнить, что «функции, характер и задачи тюремной администрации» остались без изменений. Судебные процессы остаются, как правило, закрытыми, приговоры не мотивируются и выносятся поспешно, без тщательного предварительного следствия. Общество насквозь коррумпировано, но по обвинению в коррупции в 1993–1995 годах было осуждено не более 3 % привлекавшихся к уголовной ответственности по этой статье. Члены коммунистической партии — их в стране 4 % от всего населения — в 80-е годы составляли 30 % всех лиц, привлекавшихся к суду, и только 3 % казненных. Единственное объяснение этому обстоятельству — продолжающиеся тесные дружеские связи между политико-партийными органами и работниками судов. В середине 90-х годов состоялся громкий судебный процесс над сотрудниками Пекинского городского совета, обвиненными в крупной растрате. Но он так и остался единственным событием такого рода. Коммунистическая номенклатура, все более вовлекающаяся в предпринимательство, остается практически неуязвимой.

В Китае продолжает широко применяться смертная казнь. Ежегодно к ней приговаривают сотни людей по обвинению в таких преступлениях, как контрабанда, нелегальный вывоз из страны произведений искусства, разглашение государственной тайны — последнее трактуется в Китае весьма свободно. С 1982 года председателю страны предоставлено право помилования, но на практике оно не используется. Ежегодно в Китае приводится в исполнение несколько тысяч смертных приговоров. Это больше половины всех казней, совершаемых на планете — слишком большая цифра по сравнению с концом 70-х годов и огромная по сравнению с последними столетиями Китайской империи. Эту легкость физического уничтожения людей можно объяснить периодами различных кампаний и кризисов. В 1983 году наблюдался всплеск преступности, было проведено свыше миллиона арестов и около десяти тысяч человек были казнены (многие казни были осуществлены публично в «педагогических» целях, что в принципе запрещено Уголовным кодексом). Многие судебные дела были преданы огласке, процессы походили на судилища 50-х годов. Официальная власть хотела расправиться со всеми, кто угрожал ей. В ходе кампании «борьбы с моральной нечистоплотностью» преследованиям подверглись неугодные деятели науки и культуры, священнослужители, иностранцы. После событий на площади Тяньаньмынь весной 1989 года Дэн Сяопин и его свита были так напуганы, что жестокостью расправ с восставшим народом превзошли маоистское руководство образца 1976 года. В Пекине насчитывалось более тысячи погибших, около десяти тысяч раненых и десятки тысяч арестованных. Всего по Китаю было арестовано более 30 тысяч человек. В провинциях сотни расстреляны, часто тайком, без суда и следствия, иногда арестованных судили как уголовников. Тысячи людей были приговорены к разным тюремным срокам, а нераскаявшиеся организаторы выступлений получили до 13 лет тюрьмы. Власти возродили давно забытые приемы расправы с неугодными и их семьями, публичное шельмование арестованного, требования перед вынесением приговора покаяться и признать ошибки. Политические теперь составляют лишь незначительную часть от общего числа заключенных: в 1991 году их насчитывалось 100 000, среди которых — одна тысяча диссидентов. Коммунистический Китай конца XX века — это более процветающая и менее жестокая страна, чем в эпоху Мао. Здесь простились с утопией и «очистительной» гражданской войной. Однако следует помнить, что пока мир не увидит истинного лица основателя китайской коммунистической деспотии, Китаю будет угрожать возможность реставрации коммунизма и как следствие — возрождение его зловещих методов насилия над людьми.